Текст книги "Распутник"

Она протянула руку, и тяжелый вес монет удивил ее.

Он засмеялся низким сочным голосом.

– Тридцать пять фунтов – весьма приличная сумма. Да еще и в рулетку? Вы очень удачливы.

– Ничуть я не удачлива. Во всяком случае, сегодня ночью.

– Будьте осторожны, возвращаясь домой. Здесь достаточно наличных, чтобы составить годовой доход грабителя.

Он повернулся, собираясь отойти. Пенелопа переложила кошель из одной руки в другую, взвешивая монеты, прислушиваясь к звону, который они издавали, ударяясь одна о другую. И торопливо, чтобы не передумать, окликнула:

– Мистер Кросс.

Он остановился, повернулся обратно.

– Миледи?

– Вы хорошо знаете моего мужа? – выпалила она в темноту.

Повисла пауза, и Пенелопа решила, что он не ответит.

Однако он ответил:

– Настолько хорошо, насколько можно знать Борна.

Она не удержалась, издала короткий смешок.

– То есть намного лучше, чем я.

На это ответа не последовало. Да он и не требовался.

– Вы хотите спросить о чем-нибудь еще?

Она хотела спросить о многом. О слишком многом.

Кто он? Что случилось с мальчиком, которого она когда-то знала? Что заставило его так отдалиться от всех? Почему он и гроша ломаного не хочет дать за их брак?

Ни один из этих вопросов она задать не могла.

– Нет.

Он подождал, не передумает ли она, и произнес:

– Вы в точности такая, как я и ожидал.

– И что это значит?

– Только то, что женщина, умеющая настолько вывести Борна из себя, должна быть поистине замечательной.

– Я не вывожу его из себя. Он не думает обо мне за рамками того, как я могу послужить его великим целям.

Теперь Кросс рассмеялся громко и дружелюбно.

– Вы само совершенство.

Пенелопа не ощущала себя совершенством. Она чувствовала себя полной идиоткой.

– Прошу прощения?

– За все те годы, что я знаком с Борном, я ни разу не встречал женщины, которая действовала бы на него так, как вы. И в жизни не видел, чтобы он сопротивлялся кому-то так, как вам.

– Это не сопротивление. Это отсутствие интереса.

Одна рыжая бровь снова взлетела вверх.

– Леди Борн, вы ошибаетесь.

Он просто не знает. И не видел, как Майкл ее бросил. Как держится от нее на максимально возможном удалении. Как она ему безразлична.

Пенелопе не хотелось об этом думать. Не сегодня.

– Скажите, вы не могли бы помочь мне нанять экипаж? Я бы хотела вернуться домой.

Он покачал головой:

– Борн меня убьет, если узнает, что я позволил вам уехать домой в наемном экипаже. Дайте-ка я его отыщу.

– Нет! – воскликнула Пенелопа, не успев удержаться, и тут же потупилась. – Я не хочу его видеть.

Он не хочет ее видеть.

Она больше не понимала, что важнее.

– Если не он, значит, я сам вас провожу. Со мной вы будете в безопасности.

Пенелопа прищурилась.

– Откуда я знаю, что это так?

Уголок его рта приподнялся в усмешке.

– Помимо всего прочего, Борн получит истинное наслаждение, разрывая меня на куски, если я причиню вам вред.

Пенелопа вспомнила, как чуть раньше Майкл, не дрогнув, швырнул Денсмора через все казино. То, как он стоял над бессвязно бормочущим графом, сжав кулаки, и голос его дрожал от гнева.

Если она и была в чем-то уверена, так это в том, что Борн никому не позволит ее обидеть.

Разумеется, за исключением тех случаев, когда будет обижать ее сам.

Глава 14

«Дорогой М.!

Я слышала про Лэнгфорда, эту скотину, а не человека, и про то, что он сделал. Конечно же, это чудовищно. Никто не верит, что он мог оказаться таким злобным, – никто, кроме Томми и меня. Что до Томми… он тебя разыскивает. А я молюсь, чтобы он тебя нашел.

Быстро.

Всегда П.

Нидэм-Мэнор, февраль 1821 года».

Письмо не отослано.

Левый хук Темпла был свирепым и желанным.

И заслуженным.

Кулак врезался в челюсть Борна, голова его откинулась назад, и он налетел на деревянный столбик в углу ринга, расположенного в подвале «Ангела». Борн сумел удержаться на ногах, не рухнув на усыпанный опилками пол, посмотрел поверх канатов, ограждавших ринг, встретился взглядом с Чейзом, выпрямился и повернулся лицом к спарринг-партнеру.

Темпл приплясывал, глядя, как Борн снова на него надвигается.

– Ты болван.

Стараясь не обращать внимания на слова (и заключавшуюся в них правду), Борн нанес удар, который мог бы свалить дуб. Темпл легко уклонился и сверкнул ухмылкой.

– Ты болван, да еще и хватку теряешь. Может, и с дамами тоже?

Борн нанес короткий удар по скуле Темпла, с удовольствием услышав, как кулак соприкасается с плотью.

– Что насчет моей хватки сейчас?

– Так себе удар, – ухмыльнулся Темпл и качнулся влево, уходя от следующего удара Борна. – Но твоя жена уехала домой с Кроссом, так что тут я ничего определенного сказать не могу.

Борн выругался и набросился на друга, бывшего на несколько дюймов выше ростом и на полфута шире. Впрочем, Борн возмещал это разницей в скорости, проворстве, а сегодня еще и энтузиазме.

Он атаковал без колебаний, кулаки его, замотанные в полоски ткани, так и рвались соединиться с обнаженным торсом партнера. Сначала левый, потом правый. Каждое движение подчеркивалось короткими стонами Темпла. Впрочем, тот быстро уклонялся в сторону.

– Не дразни его, Темпл, – сказал снизу Чейз, перебиравший стопку документов и толком не обращавший внимания на схватку. – Ему и так выдался тяжелый вечер.

Бог свидетель, это правда.

Он отпустил ее домой, и это было самое сложное решение в его жизни.

Кулак Темпла безупречным прямым справа впечатался в его челюсть. Борн покачнулся.

– Почему бы тебе не поехать вслед за ней? – спросил Темпл, снова уклонившись от кулаков Борна и нанеся прямой удар ему в грудь. – Уложи ее в постель. Обычно это помогает им почувствовать себя лучше, разве нет?

Борн не мог объяснить другу, что именно постель, разделенная с женой, поставила его в теперешнее затруднительное положение.

– Когда найдешь жену себе, можешь давать любые советы.

– К тому времени необходимости не будет. Ты уже выгонишь свою жену навсегда. – Он отпрыгнул назад. – Мне эта девушка нравится.

Как ни печально, Майклу тоже.

– Ты ее даже не знаешь.

– А мне и не надо. – Правый хук Борна нокаутировал бы любого другого человека, а Темпл его как будто не заметил. К сожалению. Он продолжал наступать. – Любой, кто сумеет выбить тебя из колеи так, как это удается ей, заслуживает моего восхищения. Да она заслужила мою преданность одним своим участием в сегодняшних развлечениях. Полагаю, Кросс вернется наполовину в нее влюбленным.

Он намеренно подстрекал Борна, и ему это удалось. Зарычав, Борн кинулся на Темпла. Тот блокировал два быстрых удара, а затем нанес партнеру резкий удар в живот. Борн выругался и повис на Темпле, учащенно дыша и сильно потея. Секунда, другая. Пять. Наконец Темпл отодвинулся и прежде, чем Борн успел шевельнуться, ударил его раз, еще раз, и Борн отлетел на канаты. Из носа у него текла кровь.

На этот раз он никак не мог прийти в себя, упал на колени.

– Раунд закончен, – объявил Чейз.

Темпл поспешил помочь Борну подняться, но тот только выругался.

– Оставь меня! – рявкнул он, поднялся на ноги и направился к стулу в углу ринга, помеченному зеленым носовым платком.

– Тридцать восемь секунд, – сказал Борн, срывая платок со столбика, поднося его к носу и запрокидывая голову. – Готовься к контратаке.

– Что она тебе такое сказала, раз ты так нарываешься на трепку? – поинтересовался Темпл.

Борн не ответил на вопрос. Боль в щеке не помогала, не отвлекала его от мыслей о том, что сегодня ночью произошло между ним и женой. Как ее голубые глаза сверкнули, когда она обвинила его в том, что он использовал ее тело, обеспечивая свои интересы. Как она расправила плечи и кинулась в защиту своей чести – сделала то, что он обязан был сделать за нее.

Как она смотрела на него искренними, полными слез глазами и рассказывала, как ей его не хватало.

Она права. Он использовал ее. Относился к ней куда хуже, чем она заслуживает. А она защищала себя с достоинством и гордостью. Потрясающе.

И даже тогда, когда он пытался отпустить ее, оттолкнуть от себя, он знал, что хочет ее. Борн не пытался одурачить себя, убедить, что это желание только что возникло. Он хотел ее в Суррее, когда она стояла в темноте, имея при себе для защиты один только фонарь. Но сейчас… желание сделалось более серьезным. Более примитивным. Более опасным. Сейчас он хотел ее – свою сильную, умную, добросердечную жену, которая с каждым днем становилась все соблазнительнее, изменяясь и расцветая в новую личность, совершенно отличающуюся от той девочки, какую он встретил темной суррейской ночью.

И сейчас он был женат на ней, буквально обязан по закону Божьему и человеческому взять ее. Уложить в постель, поклоняться ей. Прикасаться к ней любым греховным способом, какой только мог вообразить.

Сделать ее своей.

А она не хочет иметь с ним ничего общего.

Он стиснул левый кулак, наслаждаясь жгучей болью под полосками ткани – ощущение только что прошедшего боя, обещание следующего, – и опустил носовой платок. Кровь из носа перестала течь.

Если бы она не решила оттолкнуть его сегодня, это бы все равно непременно случилось, но, возможно, слишком поздно, когда он уже не смог бы ее отпустить.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь за ней последил.

Чейз поднял глаза.

– Зачем?

– Оллес просил ее бежать с ним, когда я измараю его в грязи.

Его партнеры переглянулись, и Темпл сказал:

– И ты хочешь заплатить кому-нибудь, чтобы этого не произошло?

Он хочет верить, что этого и так никогда не произойдет. Что она выберет его.

Что она будет бороться за него так же, как борется за Томми.

Всплыло непрошеное, давно похороненное воспоминание – маленькая Пенелопа, широко раскинув руки, играет в саду в жмурки. Дети рассыпались в разные стороны, окликают ее, а она, пошатываясь, мечется то туда, то сюда и хохочет над глупой игрой. Они с Томми подкрались к ней и хором прошептали ее имя. Она резко повернулась к нему и легко его поймала, провела руками по щекам, улыбаясь широко и радостно. «Майкл, – негромко сказала она, – я тебя поймала!»

Он провел руками по лицу, уставившись на ступни, засыпанные опилками.

– Думаю, это лучше всего.

Первым ответил Чейз:

– Не думаю, что пустить за леди слежку – лучший способ вызвать к себе любовь, Борн.

Темпл ухмыльнулся и сказал:

– Почему бы не оставить ринг и не пойти к ней? Скажи ей то, что она хочет услышать, уложи девицу в постель и напомни, почему ты лучше Оллеса во всех имеющих значениях смыслах. – Он несколько раз качнул бедрами взад-вперед на канатах, грязно изображая половой акт. – Совсем другое сражение, но куда более приятное.

Борн нахмурился, потряс руками, покачался на уставших ногах.

Темпл провел черту в насыпанных на пол опилках, звук эхом отдался в темном, похожем на пещеру помещении.

– Подойди к черте, старик. Дай-ка я задам тебе трепку, которую ты давно заслуживаешь. Мы отправим тебя домой, к твоей маркизе, отчаянно нуждающимся в ее заботе и уходе.

Борн направился к центру ринга, не обращая внимания ни на слова партнера, ни на неприятное чувство, возникшее в сердце при мысли, что его маркиза больше не хочет заботиться или тревожиться о нем.

После еще одного раунда Борн сошел с ринга, почти ничего не видя одним глазом. Темпл остался, раскинувшись на канатах и глядя, как Борн берет кусок сырого мяса из ящика со льдом, стоящего у ног Бруно, садится рядом с Чейзом и прижимает мясо к распухшему глазу.

Прошло несколько минут, прежде чем Чейз нарушил молчание:

– Почему она уехала без тебя?

Борн шумно выдохнул.

– Она на меня страшно разозлилась.

– Это бывает, – бросил Темпл, разматывая полоски ткани, которые намотал себе на костяшки до боя.

– Что ты натворил? – спросил Чейз.

У нее была сотня причин прийти в бешенство. Но значение имела только одна, и осознание этого пришло мгновенно и четко, как удар массивного кулака Темпла.

– Я скотина. В чем я преуспел? Только в грехах и пороках. А она – прямая противоположность всему этому. Она хочет большего. Она хочет… – Он замолчал.

Любви.

Того единственного, что он не в состоянии ей купить. Того единственного, что он не может ей дать, не может так рисковать.

Чейз зашуршал бумагами.

– А отсюда боязнь Оллеса.

Борн застыл.

– Никакая не боязнь.

– Конечно, нет, – отозвался Чейз голосом, полным насмешки. – Слежка за леди, Борн, – это не ответ. Решение в том, чтобы дать ей то, чего она хочет. Стать мужем, которого она заслуживает.

– Для жизни, какую она хочет, Оллес ей не нужен. Я все дам ей сам. Все, что она захочет.

– Все? – уточнил Чейз. Майкл не ответил. – Значит, дело больше не в земле и не в мести, так? Леди тебе небезразлична.

Этого не должно быть. Он потерял все, что когда-то любил. Погубил все хорошее, к чему прикасался. Его привязанность к ней – предвестник грядущего несчастья. Но вряд ли в Британии есть хоть один мужчина, который может провести с его женой день и не заинтересоваться ею.

– Ну, по крайней мере он ее хочет, – вмешался Темпл. – И винить его за это не приходится. Ее отвага сегодня ночью и святого бы ввела в искушение.

– Ввела святого в искушение, – отозвался Чейз. – Кросс повез ее домой.

Майкл закипел от бешенства.

– Кросс к ней не притронется!

– Разумеется. Но не потому, что она не искушает, а потому что он Кросс, – сказал Чейз.

– А если бы он не был Кроссом, – добавил Темпл, – он бы ее не тронул, потому что она твоя.

Воцарилась долгая тишина. Разумеется, это не так. Они не правы. Если бы он ею владел, он бы не боялся идти домой, к ней. Если бы он ею владел, он не сидел бы здесь, воняя потом и сырым мясом. Если бы он ею владел, она бы от него не ушла.

Наконец он произнес:

– Я на ней женат. Это не одно и то же.

– Ну, мне кажется, для начала это уже неплохо. – Чейз встал, взял свои бумаги и добавил: – Она твоя, купленная и оплаченная. И раз уж вы оказались связаны друг с другом – да поможет ей Бог! – может, тебе уже пора что-то сделать, чтобы ваш брак не закончился так же ужасно, как начался.

Мысль… возможность того, что в один прекрасный день он, может быть, станет ей небезразличен… явилась искушением более сильным, чем карты, сильнее рулетки.

Искушением стать тем мужем, какого она заслуживает.

«Дорогой М.!

Ее светлость герцогиня Лейтон. Кажется, избытка молодых и готовых к супружеству герцогов не потребовалось, хватило и одного. Герцог Лейтон выразил желание ухаживать за мной, отец согласился, а мама просто вне себя от счастья.

Разумеется, многое говорит в его пользу. Он привлекателен внешне и умен, богат и обладает властью, и, как мама напоминает мне при каждом удобном случае, он ГЕРЦОГ.

Конечно же, я выполню свой долг. Это будет брак века. Трудно поверить, что я стану герцогиней – это Святой Грааль для старшей дочери аристократа. Ура.

Я уже давно так сильно по тебе не тосковала.

Где ты?

Без подписи.

Долби-Хаус, сентябрь 1823».

Письмо не отправлено.

На следующее утро Пенелопа послала записку во вновь заселенный Долби-Хаус и пригласила Оливию и Филиппу присоединиться к ней днем – первым, когда она перестала ждать мужа и начала жизнь заново.

Она решила покататься на коньках.

Ей в самом деле очень требовалось провести хоть денек с сестрами, чтобы напомнить себе – у нее есть причины для ссоры с Майклом и для собственной досады, а также для того, чтобы придерживаться этого дурацкого обмана – утверждения, что ее брак настоящий, а не трагическое притворство, каким он на самом деле является.

Требовалось напомнить себе, что скандал мгновенно перекинется на сестер, если она позволит правде просочиться наружу, а Филиппа с Оливией заслуживают шанса на лучшую жизнь. На большее. Пенелопа стиснула зубы, вспомнив это слово и все то, что оно означало в ту роковую ночь, когда она попалась в брачную ловушку Майкла.

Выкинув мысль из головы, она кивнула камеристке, помогавшей ей одеться, затянуть шнуровку корсета, завязать ленты и застегнуть пуговицы. Пенелопа прекрасно знала, что за стенами «Адского дома» ее будут пристально изучать, поэтому оделась особенно тщательно – ради глаз лондонцев, по крайней мере тех, кто остался в городе в январе, тех, кто будет старательно выискивать малейшие бреши в доспехах новоиспеченной маркизы Борн.

Женщины, которая, по их мнению, пленила сердце самого порочного из владельцев «Падшего ангела», убедив его восстановить свой титул и вернуться в общество.

Женщины, которую он избегает любой ценой.

Пенелопа выбрала ярко-зеленое шерстяное платье, решив, что оно теплое и при этом достаточно нарядное, и дополнила его синим плащом, который надевала в ту роковую холодную темную ночь, когда вышла на земли Нидэма и Фальконвелла и встретила Майкла, ставшего Борном.

Отороченная мехом шляпка и перчатки завершили наряд, и как раз вовремя – спускаясь по широкой центральной лестнице «Адского дома», она услышала щебет сестер в холле. Их звонкие голоса вздымались к потолку, заполняя пустоту, царившую в доме ее мужа. В ее доме.

Когда она оказалась на площадке второго этажа, спеша скорее увидеть сестер и пойти на прогулку, дверь в личный кабинет Борна отворилась и оттуда вышел он – в руках куча бумаг, сюртук расстегнут, белая рубашка туго натянулась на широкой груди. Увидев Пенелопу, он резко остановился и начал застегивать сюртук.

Пенелопа замерла, приковавшись взглядом к его лицу, заметив сразу и распухший побагровевший глаз, и шрам на нижней губе. Она шагнула вперед, рука в перчатке поднялась сама по себе и притронулась к разбитому лицу.

– Что с тобой случилось?

Он отпрянул и окинул ее взглядом.

– Куда ты собралась?

Резкая смена темы не дала Пенелопе возможности решить, хочет ли она говорить ему правду.

– На каток. Твой глаз…

– Это ерунда. – Он поднял руку и потрогал синяк.

– Спасибо за заботу. – Повисло долгое молчание, и Пенелопе даже могло показаться, что Майкл чувствует себя довольно неловко, да только она понимала, что это невозможно. В конце концов он добавил: – Ты видела, что я принял приглашение на бал к леди Бифетерингстоун?

Пенелопа не удержалась:

– Видела. А тебе известно, что обычно все светские приглашения принимает или отклоняет жена?

– Когда мы привыкнем их получать, я с радостью передам эту обязанность тебе. Я удивлен, что нас вообще туда пригласили.

– Совершенно напрасно. Леди Би обожает скандалы больше всех. В особенности если они случаются в ее бальном зале.

Из холла раздался веселый смех, избавив Пенелопу от дальнейших объяснений. Майкл перегнулся через перила и посмотрел в холл.

– Юные леди Марбери, я полагаю?

Пенелопа изо всех сил старалась не смотреть на его разбитую губу. Честное слово, старалась.

Только у нее ничего не получалось.

– Они вернулись в город. – Она помолчала и добавила, не в силах скрыть язвительность: – Уверенные, что скоро найдут себе пару.

Борн снова взглянул на нее:

– На каток?

В его голосе прозвучало удивление.

– А ты не помнишь, как мы в детстве катались на озере? – Это вырвалось прежде, чем она успела прикусить себе язык.

Пенелопа круто повернулась и направилась к лестнице, не ожидая больше ничего от него услышать. Ему так хорошо удается молчание – она уже отказалась от надежды, что он когда-нибудь выскажется самостоятельно, без того, чтобы она его подтолкнула. А подталкивать ей уже надоело.

Поэтому раздавшийся за спиной голос Борна ее потряс.

– Пенелопа.

Она мгновенно обернулась.

– Да?

– Можно мне пойти с вами?

Пенелопа моргнула.

– Прошу прощения?

Он глубоко вздохнул.

– На каток. Можно пойти с вами?

Она прищурилась.

– Зачем? Надеешься, что если нас увидят рука об руку, скользящими на коньках по Серпентайну, газеты уделят леди и лорду Борнам несколько строчек?

Он провел рукой по темным кудрям.

– Я это заслужил.

Он не заставит ее почувствовать себя виноватой!

– Да, заслужил. И даже больше, чем это.

– Мне бы хотелось помириться с тобой.

Глаза Пенелопы округлились. А это еще что такое?

Опять пытается манипулировать ею и их будущим? На этот раз она не поддастся. Ее больше не одурачить, потому что она все понимает. Она устала от ноющей боли, возникающей в груди всякий раз, как он оказывается рядом – и когда он далеко, тоже. Устала от сражений, игр, фальши. Устала от разочарований. Она отвернулась и снова направилась к лестнице и ждущим внизу сестрам.

– Пенелопа.

Он остановил ее, назвав по имени – из его уст оно прозвучало так прелестно.

Пенелопа снова невольно обернулась.

– Да?

– Что это будет стоить? Чтобы пойти с вами? Назови свою цену. – Он помолчал. – Полдня, проведенные с женой, без призраков прошлого или будущего. Во что мне это обойдется?

Пенелопа ответила без промедления, серьезно и прямо:

– Не губи Томми. Не трогай его по крайней мере одну неделю.

Он согласился не сразу, и Пенелопа заставила себя снова повернуться к лестнице, разочарованная тем, что у нее нет вообще никакой власти над ним. Поставила ногу на первую ступеньку, и тут Филиппа ее заметила.

– Пенни! – воскликнула она. – И лорд Борн!

Пенелопа оглянулась на Майкла и прошептала:

– Совершенно не обязательно меня провожать. Заверяю тебя, я вполне в состоянии найти дорогу к парадной двери.

– По рукам, – негромко ответил он где-то у ее локтя. – Одна неделя.

Ее охватил восторг успеха, головокружительный и жаркий.

Они спустились до самого низа, а Пенелопа все еще не смогла ничего ответить, и тут на них набросилась Оливия:

– Вы читали сегодняшний «Скандальный листок»?

– Какая жалость – еще нет! – поддразнила ее Пенелопа, делая вид, что не замечает неуютной близости Майкла. – И что за искрометные сплетни вы там вычитали?

– Весь Лондон завидует вашему великолепному, невероятно романтичному браку! – воскликнула Оливия.

Потребовалось какое-то время, чтобы сказанное до нее дошло.

– А мы и не знали, что вы встретились на День святого Стефана, Пенелопа, – упрекнула ее Оливия. – Не знали даже, что лорд Борн приезжал на Рождество в Суррей!

Пиппа с очень серьезным видом встретилась взглядами с Пенелопой.

– Нет, мы не знали.

Пиппа вовсе не была дурочкой, но Пенелопа заставила себя улыбнуться.

– Прочти, Пиппа! – потребовала Оливия.

Самая младшая Марбери поправила на переносице очки и подняла газету.

– Конец января редко бывает урожайным на сплетни, но в этом году у нас есть особенно заманчивая новость – возвращение маркиза Борна! – Она подняла глаза на Майкла. – Это вы, милорд.

– Подозреваю, он об этом знает, – заметила Оливия.

Не обращая внимания на сестру, Пиппа продолжила:

– Разумеется, наши проницательные читатели уже слышали, что маркиз нашел себе жену. – Пиппа посмотрела на Пенелопу, но прежде, чем успела что-то сказать, Оливия застонала и выхватила у нее из рук газету.

– Отлично. Я сама прочитаю. Говорят, лорд и леди Борн так поглощены друг другом, что их редко видят по отдельности. О, и восхитительное дополнение! Похоже, что лорд Борн не может оторвать от жены не только глаз… но и рук, и губ! Причем на людях! Как это чудесно!

– Последнее предложение – комментарий Оливии, – вставила Пиппа.

– …и мы можем только надеяться, что появление завершающего дуэта барышень Марбери…

Филиппа поправила очки и сказала:

– Это мы.

– …будет достаточно волнующим, чтобы мы не замерзли в эти холодные дни. Ну разве это не самая сладострастная статья на свете? – спросила Оливия, а Пенелопа с трудом подавила желание разорвать нелепую газетную статейку на мелкие кусочки. Ей даже в голову не приходило, что сестры тоже не знают правду.

Что их брак – подделка.

Борн обнял ее за талию. Сестры проводили взглядами его руку, то, как она скользнула, теплая и уверенная, по ее телу и улеглась на изгиб бедра так, словно тут ей самое место. Словно ему тут самое место.

Словно место Пенелопы рядом с ним.

Она отошла в сторону, и его рука соскользнула.

Пусть она согласилась врать половине христианского мира, но сестрам она врать не будет!

Пенелопа открыла рот, чтобы опровергнуть все, написанное в статье, и рассказать им правду.

И закрыла его.

А Майкл уже вел свои сладкие речи:

– Из-за появления этой статьи вам потребуется защита от наплыва кавалеров, которые наверняка сразу нахлынут.

– Вы должны пойти с нами! – воскликнула Оливия, и Пенелопе захотелось завизжать, так легко сестры играли ему на руку.

Его взгляд метнулся к ней, и ей отчаянно захотелось, чтобы он отказался, чтобы вспомнил, что она сказала ему наверху.

– Боюсь, я не смогу.

Пенелопе следовало бы обрадоваться, но когда дело касалось ее мужа, все слишком часто переворачивалось вверх ногами, и она вдруг поймала себя на том, что его уважительное отношение к ее просьбе так приятно ее удивило, что ей внезапно захотелось, чтобы он согласился. Разумеется, это просто смехотворно.

Мужчины все-таки страшно раздражают.

Особенно ее муж.

– О, пожалуйста, – настаивала Оливия, – будет так чудесно познакомиться наконец с нашим новым братом.

Пиппа тоже не промолчала:

– В самом деле. Вы поженились так быстро… мы просто не успели заново с вами познакомиться.

Взгляд Пенелопы метнулся к сестрам. Что-то тут не так. Пиппа знает. Просто не может не знать.

Борн снова покачал головой:

– Прошу прощения, леди, но у меня даже коньков нет.

– У нас есть лишняя пара в карете, – сказала Оливия. – Теперь у вас просто нет причин отказываться.

У Пенелопы мгновенно вспыхнули подозрения.

– Зачем это вам понадобилась лишняя пара коньков?

Оливия счастливо улыбнулась:

– Никогда не знаешь, когда встретишься с кем-то, кто тоже захочет покататься.

Пенелопа обратила удивленный взгляд на Майкла. Похоже, тот с трудом сдерживал ответную улыбку. Она вскинула бровь, когда он произнес:

– Превосходная мысль. Похоже, у меня просто нет другого выбора, как только стать вашей дуэньей. И признаюсь, я с радостью снова покатаюсь на коньках со своей женой. Мы не делали этого так давно!

Ложь.

Он не помнит, как они катались на коньках в детстве. Он фактически признался в этом там, наверху.

Пенелопа боялась, что не выдержит этой прогулки со всеми ними, когда он будет постоянно прикасаться к ней, спрашивать, как она себя чувствует, дразнить ее, искушать ее.

Только не после прошлой ночи, когда она смогла быть такой сильной. Такой уверенной в себе.

В том, чего хочет.

А сейчас, днем, она вряд ли сможет противостоять этому доброму, кроткому Майклу. Чудеса, да и только.

И это по-настоящему плохо.