Текст книги "Девять правил соблазнения"

Слезы набежали на глаза Калли, превратив их в темно-коричневые озерца.

– Нет, – прошептала она надломленным голосом и тут же отвела взгляд, потому что внезапно ее охватило отчаянное желание оказаться где угодно, но только не рядом с ним.

Увидев ее слезы, Ралстон выругался себе под нос. Он вовсе не собирался до такой степени расстраивать девушку. Он хотел просто попугать ее, так чтобы она оставила все свои глупости, но слезы – это уже слишком. Ралстон чуть смягчил тон:

– Тогда к чему все это? – Она ничего не ответила, и Гейбриел чуть возвысил голос: – Калли!

Девушка посмотрела на него, покачала головой и, глубоко вздохнув, прошептала:

– Вы этого не поймете.

Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга, потом Ралстон тоже сел на пол и положил ее поврежденную руку себе на колено.

– И все же попытайся объяснить, – достаточно жестко предложил он.

– Понимаете, это здорово… – начала Калли сбивчиво и будто оправдываясь. – Все дело в том, что даже в этот момент, когда моя репутация под угрозой, а вы так разгневаны, мне страшно, и рана немного саднит, хоть вы так хорошо ее перевязали… Так вот, несмотря на все это, сегодня один из самых замечательных дней в моей жизни.

Увидев замешательство в его взгляде, она попыталась объяснить:

– Сегодня я чувствую себя живой.

– Живой?

– Да. Двадцать восемь лет я делала то, чего ждали от меня окружающие… была такой, какой меня хотели видеть. А это просто ужасно – соответствовать тому образу, который составили в свете. – Она помолчала и добавила: – Вы правы, я действительно трусиха.

Взгляд Ралстона смягчился после такого искреннего признания.

– Я был идиотом. Мне не стоило этого говорить.

– Вы не… – Калли умолкла, не в силах повторить это слово вслух.

– Не уверен, что соглашусь. Продолжай.

– Я не жена, не мать и не столп общества. – Калли взмахнула рукой, словно давая понять, что жизнь, которую она описывала, находилась за пределами этой комнаты. – Я невидимка. Так почему бы не перестать быть незаметной девушкой у колонны и не начать пробовать все то, что я всегда мечтала попробовать? Почему бы не отправиться в таверну и не попробовать виски? Почему бы не взять в руки шпагу? Поверьте, это было для меня гораздо более интересным, чем балы, скучные чаепития и нудное рукоделие, которым я отдавала все свое время. – Она вновь взглянула в его глаза. – Вы считаете, что в моих поступках нет никакого смысла?

Ралстон серьезно кивнул:

– Смысл есть, поскольку ты пытаешься найти себя.

Она широко раскрыла глаза.

– В действительности, – добавил он, – мне весьма нравится эта беспутная женщина.

И тут он припал губами к ее губам, и Калли пропала. Она полностью отдалась во власть его губ и нежных ласк. Большим пальцем Ралстон поглаживал ее скулу, а его губы полностью захватили в сладкий плен ее уста, и волны пульсирующего удовольствия с головой накрыли Калли.

Она охнула от этого ощущения, и он, воспользовавшись тем, что губы ее приоткрылись, снова приник к ним глубоким, пьянящим поцелуем, от которого у нее закружилась голова. Калли потянулась к нему, к своему якорю в этом море чувственности, обхватив его руками за шею и запустив пальцы в его густые мягкие волосы. Ее объятие вызвало у него глубокий вздох удовлетворения, и своими влажными поцелуями он провел линию по ее щеке и вниз по шее, что вызвало во всем ее теле яростный взрыв удовольствия.

Спуститься ниже мешал высокий воротник ее фехтовального жакета, и Ралстон ловко расстегнул его, не прерывая своих ласк, опускаясь ниже по ее шее и еще ниже, насколько позволял ее костюм. Когда Ралстон расстегнул куртку, ему пришлось отстраниться, чтобы распахнуть защитное одеяние. Тяжелый взгляд Гейбриела упал на перетянутую грудь девушки, возбужденно вздымавшуюся под туго натянутым полотном.

Он лишь покачал головой, увидев эту маскировку, и вновь посмотрел ей в глаза.

– Это, – сказал он, пробежав пальцами по краешку полотна, – просто издевательство над природой.

Увидев желание в ее глазах, открытые в страсти губы и пылающие щеки, Ралстон вновь обхватил ее губы жадным поцелуем, а затем положил руки на полотно, нащупывая его конец. Найдя его, уверенными движениями начал разматывать ткань.

Немного нервничая, Калли наблюдала, как он следит за собственными движениями. Она заметила, что дыхание Гейбриела стало жестким, голубые глаза потемнели, и в этот момент она полностью осознала, что пребывает в объятиях Ралстона. В объятиях единственного мужчины, которого когда-либо желала. Единственного мужчины, о котором когда-либо мечтала. И теперь, когда он обнажил ее тело, она со всей очевидностью поняла, что и душа ее тоже принадлежит этому мужчине. Она никогда не перестанет хотеть его.

В то время как эти мысли проносились у нее в голове, последние части бандажа спали, освобождая ее груди из тугого заточения, и Калли негромко охнула от восхитительного ощущения. Глаза Ралстона еще больше потемнели, а Калли незаметно окинула себя взглядом и с сожалением отметила грубые красные полосы, тянувшиеся по ее обычно чистой белой коже. Она попыталась прикрыться, смущенная своей наготой, но он перехватил ее руки и произнес хриплым, притягательным голосом:

– Вы жестоко обошлись с этой красотой, и теперь она принадлежит мне как освободителю.

От этих слов по телу Калли прокатилась волна жара, который усилился, когда Ралстон отпустил ее руки и начал ласкать девушку. Его теплые сильные руки обхватили и начали нежно массировать освобожденную плоть, он успокаивал и гладил натертую кожу, а Калли отвечала на его ласки вздохами удовольствия. Он прикасался губами к красным рубцам, которые оставило полотно, и поглаживал языком чувствительную кожу.

Он долго омывал ее кожу, намеренно избегая касаться напряженных сосков, позволяя им с каждым его прикосновением становиться все более напряженными и чувствительными. Калли изгибалась под его ласками, все настойчивее прижимаясь к его губам своей разгоряченной плотью.

– В чем дело, императрица? – спросил он, и сами слова эти подействовали на нее как ласка, легко коснувшаяся ее горячей кожи. – Ты хочешь меня здесь? – Он провел одним пальцем по напряженному соску, и Калли вскрикнула от взрыва ощущений, вызванных этим легким, как перышко, прикосновением. Он перешел к другому соску, лаская и его. – Или здесь?

– Да… – произнесла она на сдавленном выдохе.

Ралстон улыбнулся, как коварный соблазнитель.

– Твое желание – закон.

И он обхватил губами ее набухший сосок, и Калли подумала, что может утонуть в этом море удовольствия. Он успокаивал ее кожу своим умелым языком, а она сжимала его голову руками, и Гейбриел то отпускал, то нежно посасывал ее сосок, вызывая в ней бешеные сполохи наслаждения. Она погрузилась в это новое и удивительное ощущение, когда он переключился на другую грудь, повторяя свои действия, на этот раз более настойчиво. Он покусывал сосок зубами, потом успокаивал его языком и губами, а она только громко вскрикивала, желая того, чему не могла дать названия.

Он, казалось, почувствовал ее желание и, слегка касаясь, провел по внутренней стороне бедра, осторожно дойдя до ее естества. Ралстон обхватил ее одной рукой, и ее пронзило ощущение удовольствия; она остро осознала, что ткань препятствует его доступу к той точке, которая так отчаянно жаждала его прикосновения. Калли изогнулась, пытаясь придвинуться к нему, и он, чуть отстранившись, поймал ее взгляд.

Крепко поцеловав девушку, Гейбриел спросил:

– Скажи мне, чего ты хочешь, моя милая.

– Я… – Она замолчала – слишком многое ей хотелось сказать: «Я хочу, чтобы ты трогал меня. Я хочу, чтобы ты любил меня», – и лишь неуверенно покачала головой.

Маркиз улыбнулся, продолжая ласкать ее сквозь ткань фехтовального костюма и наблюдая, как волны удовольствия окатывают ее.

– Невероятно, – прошептал он, уткнувшись ей в шею. – Ты так остро реагируешь. Продолжай…

– Я хочу… – Калли вздохнула, когда он вновь коснулся губами затвердевшего соска. – Я хочу… Я хочу тебя, – сказала она, и этих слов, таких простых и откровенных, казалось достаточно.

Он уверенно шевельнул пальцами, быстро найдя ту самую точку, и она охнула.

– Ты хочешь меня здесь, императрица?

Она в смущении закрыла глаза и закусила нижнюю губу.

– Ты хочешь меня здесь?

Она кивнула:

– Да.

– Моя сладкая бедняжка.

Быстрым движением Ралстон снял с нее куртку и, отодвинув защитный бандаж, добрался до пуговиц бриджей. Его теплая рука скользнула под ткань, и Калли громко охнула, когда его пальцы коснулись ее влажного естества.

– Здесь?

Она только всхлипнула и крепко схватилась за его плечо.

Гейбриел застонал от захлестнувшего его возбуждения и хрипло проговорил:

– Я думаю, ты хочешь больше, чем это.

Его пальцы начали двигаться внутри, а губами он обхватил напряженный кончик ее груди, и Калли окончательно потеряла способность соображать. Он нежно ласкал пульсирующую плоть, широко раздвинув ноги Калли. Одним пальцем он обвел вокруг самой сердцевины, и она, вскрикнув, резко выгнулась, не понимая охвативших ее ощущений. Движение его крепких умелых рук в идеальном тандеме с пьянящим действием губ толкало ее дальше и дальше – к краю обрыва. Удовольствие стало еще острее, когда он коснулся мягкой точки, в которой, казалось, сейчас сосредоточился весь мир, и Калли снова громко вскрикнула.

Когда волна доселе неведомого наслаждения омыла ее, Гейбриел сразу почувствовал это. Он отпустил грудь, жадно припал губами к ее губам, опьяняя своим поцелуем, потом отстранился и посмотрел ей в глаза. Там, в глубине карих омутов, плескалась необыкновенная смесь смущения скромницы и страсти зрелой женщины. Его палец вошел глубже, и она, охнув, инстинктивно подалась ему навстречу.

Он склонился над ее ушком и прошептал:

– Давай же, моя милая…

Затуманенным взглядом она посмотрела на него и увидела понимание в глазах Ралстона: он точно знал, что ей нужно и где необходимо его прикосновение. Она вскрикнула от нахлынувших чувств – ничего подобного она никогда не испытывала.

– Я поймаю тебя, когда ты будешь падать.

Эти слова, полные страсти, стали ее погибелью.

Ралстон удерживал ее взгляд до тех пор, пока она, судорожно цепляясь за него, не подошла к самому краю.

Она выгибалась ему навстречу, прося о большем, хотя и не знала, возможно ли большее. Его пальцы умело и нежно ласкали ее вагину, зная, как и где коснуться влажной от страсти плоти. И когда она обрушилась в бездну, он действительно поймал ее. Его сильные руки подхватили девушку и, благополучно вернув на землю, тут же обняли.

Он удерживал Калли, пока она приходила в себя. Его губы слегка касались ее виска, а руки нежно поглаживали ее тело, руки и ноги. Когда дыхание у Калли восстановилось, она сняла руки с шеи Гейбриела и вновь пристроила раненую руку на его колене. Ралстон громко скрипнул зубами и молча убрал ее.

Поняв только то, что он убрал ее руку, то есть явно постарался избежать прикосновения, Калли тотчас испытала чувство неуверенности. Однако Ралстон мгновенно понял ее сомнения и нежно поцеловал сжавшиеся в кулачок пальцы, перехватил ее испуганный взгляд и сказал:

– Довольно трудно наблюдать такое захватывающее проявление страсти и при этом оставаться невозмутимым.

Обеспокоенность сменилась смущением, когда он прижал ее руку к своим бриджам и она ощутила под пальцами горячую упругую выпуклость. Она все поняла и, несмотря на то что покраснела до корней волос, не отняла руку. Более того, пусть робко, но она все-таки огладила этот выступ, и Ралстон тихо застонал, плотнее прижимая ее руку к своему телу.

– Могу… – Она сглотнула и попробовала выговорить: – Могу я что-нибудь сделать?

Уголок его губ дернулся в кривой улыбке, он привлек ее к себе и снова начал целовать не останавливаясь, пока она вновь не начала прижиматься к нему, задыхаясь от возбуждения.

– Я хотел бы, чтобы ты кое-что сделала, императрица, но, думаю, мы и так слишком многое себе позволили, учитывая, что сюда в любой момент могут войти.

Эти слова подействовали на нее как ушат холодной воды и моментально вывели из мечтательной задумчивости. Она испуганно взглянула на незапертую дверь, которая, казалось, только и ждала, чтобы распахнуться перед еще одним перепутавшим дверь фехтовальщиком.

– Ох! – Калли вскочила, едва не охнув от боли, которая тут же пронзила ее руку. Подхватив порванную куртку, она торопливо отошла в дальний угол комнаты, на ходу пытаясь застегнуть длинный ряд пуговиц. Боже, о чем она только думала?

А думала она, конечно же, только о нем.

– Похоже, вы забыли самую важную деталь вашей маскировки.

Она повернулась, услышав эти негромко произнесенные слова, и увидела, что он направляется к ней, держа в руках ткань, которой была спелената ее грудь. Ралстон подошел совсем близко и прошептал:

– Никто не поверит, что вы мужчина, увидев вашу роскошную грудь.

– Спасибо, – решительно произнесла Калли, принимая холст из его рук и стараясь не обращать внимания на жар, заливший щеки.

– Тебе понадобится моя помощь, милая.

Нет. Она не могла доверить ему такую интимную задачу. Что ж, значит, ей придется рискнуть. Сюртук Бенедикта все-таки мог немного замаскировать ее формы. Калли невольно оглядела себя, словно определяя, насколько явно выделяется грудь.

Очень явно.

Ралстон, казалось, прочитал ее мысли и забрал у нее полотно.

– Тебя раскроют моментально, императрица. Лучше позволь мне помочь. – В его взгляде появился порочный блеск. – Я обещаю вести себя как истинный джентльмен.

Калли удержала смешок, который вырвался у нее при этих его словах, – настолько они были неуместны. Маркиз широко улыбнулся, и через мгновение она сдалась.

Не отрывая взгляда, Ралстон обмотал ее тканью и заткнул конец полотна между уже почти не выступающими грудями, потом двумя пальцами приподнял за подбородок лицо и поцеловал. Этот поцелуй был нежным и сладким, его губы слегка касались ее губ в мучительно медленной ласке, заставляя сердце колотиться и вызывая головокружение.

Закончив, Ралстон шагнул к брошенному оружию, но остановился и поднял с пола листок бумаги. Калли тотчас сообразила, что это за листок, и быстро шагнула к Гейбриелу со словами:

– Подожди. Не надо.

Он замер, не успев развернуть листок, и с любопытством посмотрел на девушку. Она накрыла его руку своей и попыталась вытянуть бумагу из его пальцев, но он не отпускал.

– Почему нет? – спросил он с легким поддразниванием.

– Это мое.

– Похоже, ты спрятала его не в самом удачном месте.

– Я хорошо его спрятала, и если бы ты не стал распутывать мою… – Она умолкла, не желая договаривать.

Маркиз вопросительно поднял бровь.

– Да, но за это я определенно не собираюсь просить прощения.

Калли расправила плечи, постаравшись принять свою самую величественную позу.

– И все же это моя собственность, – проворчала она, вырывая листок.

Быстро повернув запястье, Ралстон тут же забрал у нее бумагу и принялся медленно разворачивать. Сердце едва не выскочило из груди Калли.

– Пожалуйста, Гейбриел. Не делай этого.

Может, от того, что она назвала его по имени, или из-за ее умоляющего тона, но Ралстон замер, посмотрел ей в глаза и спросил:

– Что это за бумага, Калли?

Она покачала головой, отвела глаза и пробормотала:

– Да так… в общем, глупость… но это очень личное.

– Скажи мне, в чем дело, и я не стану читать.

Она бросила на него быстрый взгляд.

– Тогда у тебя и не будет необходимости читать, – заупрямилась она.

Маркиз молча вертел в руках листок. Калли раздраженно вздохнула:

– Хорошо. Это список.

Она протянула руку, будто ожидая, что он вернет ей листок и на этом дело закончится.

В его взгляде мелькнуло непонимание.

– И что же это за список?

– Личный список, – ответила она, пытаясь придать своему голосу пренебрежительное высокомерие, надеясь, что этот тон заставит его почувствовать свое неджентльменское поведение и позволит прекратить досадное противостояние.

– Персональный список покупок? Список не совсем приличных книг, которые вам хотелось бы прочитать? Список мужчин?

Она покраснела от такого предположения, и Ралстон замолчал, широко раскрыв глаза.

– О Боже, Калли! Неужели это список мужчин?

Она раздраженно топнула ногой.

– Бог мой! Нет! Совершенно не важно, что в этом списке, Ралстон. Важно то, что он принадлежит мне.

– Не слишком хороший ответ, императрица, – сказал он и начал разворачивать листок.

– Подожди! – Она вновь коснулась его руки. Ей невыносима была мысль, что он узнает ее тайные желания. Отведя глаза в сторону, она сказала: – Если вам так необходимо это знать, это список… того… что я хотела бы попробовать.

– Прошу прощения?

– Занятия. В основном такие, которые доступны только мужчинам и которые запрещены женщинам якобы из-за того, что могут повредить их репутации. Я решила, что, поскольку моя репутация почти никого не заботит, у меня нет причин сидеть всю жизнь за рукоделием в компании старых дев. Мне надоело, что меня считают никчемной и бездеятельной.

Маркиз поднял бровь.

– Ты можешь быть очень разной, императрица. Но я бы никогда не назвал тебя никчемной и бездеятельной.

Калли потянула к себе краешек листка.

Обдумывая слова девушки, Ралстон задумчиво смотрел на ее изящные пальцы. Он был чертовски заинтригован.

– Значит, это список занятий, которые, по мнению леди Кальпурнии, являются частью настоящей жизни?

Еще совсем недавно Калли не задумываясь ответила бы на этот вопрос утвердительно, но после того, что произошло несколько минут назад, все изменилось. Те несколько бесценных минут, проведенных в объятиях Ралстона, полностью изменили Калли. В его объятиях она по-настоящему жила, наконец попробовав той жизни, о которой мечтала с самой первой встречи с Ралстоном десять… сто лет назад. И теперь приключение в таверне поблекло настолько, что стало казаться глупой детской шалостью. Но, конечно же, она никак не могла сказать ему это.

– Это мой список, сэр. И я буду вам очень признательна, если вы вернете его мне не читая. Этот разговор ставит меня в очень неловкое положение.

Он ничего не ответил, по-прежнему удерживая листок, Калли собравшись с духом, взглянула Ралстону прямо в глаза. И Гейбриел, поняв все, выпустил из рук свой трофей. Кальпурния быстро сложила листок и нервным движением засунула в карман куртки. Ралстон проводил его взглядом, немного помолчал, потом спросил:

– Догадываюсь, что в этом списке есть фехтование.

Она кивнула.

– И скотч?

Еще один кивок.

– Что еще?

«Поцелуи».

– Игра в карты.

– О Боже! И?..

– Курение сигары.

Он фыркнул.

– Пожалуй, это будет трудновато. Даже я не позволил бы вам курить сигару. А мои моральные принципы весьма гибки.

Его слова, произнесенные таким надменно-снисходительным тоном, разозлили Калли.

– Вообще-то, милорд, я уже вычеркнула этот пункт из моего списка, поскольку выполнила его.

– Каким образом? Кто же дал вам сигару?

– Бенедикт.

– Какая безответственность! – Ралстон едва не закричал от изумления. – Я ему голову оторву.

– Именно это он сказал о вас, когда узнал про скотч.

Ралстон хохотнул.

– Да, могу себе представить. Так, значит, он знает о вашем нелепом списке?

– Вообще-то нет. Знает только моя горничная. – Калли сделала паузу. – И теперь вы.

– Интересно, что скажет ваш брат, когда узнает, что вас ранили в фехтовальном клубе?

Этот вопрос, произнесенный совершенно невозмутимым тоном, заставил Калли бросить на Ралстона быстрый взгляд.

– Вы этого не сделаете! – воскликнула она потрясенно.

– Ну, я не знаю, – ответил он, поднимая с пола перчатки и передавая их Калли.

Она взяла перчатки и принялась в волнении теребить их в руках.

– Вы не можете так поступить!

– Отчего же?

– Подумайте о том… – Она в раздумье замолчала. – Подумайте о том, как это будет характеризовать вас!

Он улыбнулся и стал натягивать свои перчатки.

– Это лишний раз подтвердит, что я безответственный повеса и человек, не отягощенный моральными принципами. Думаю, мы уже установили, насколько это соответствует истине.

Он произнес эту фразу тоном, лишь подчеркивающим ее правоту, и у Калли загорелись уши, когда она вспомнила, что всего несколько дней назад именно эти слова она в гневе бросила ему в театре.

Ралстон продолжал гнуть свое:

– Не говоря уж о том, что еще предстоит выйти из клуба так, чтобы вас не узнали другие джентльмены, которые будут рады поведать вашему брату – и много кому еще – о столь опрометчивом поведении леди Кальпурнии Аллендейл. Вы могли бы оказаться здесь в более спокойное время, императрица, но сейчас уже почти шесть часов вечера и в коридорах, должно быть, полно джентльменов, которые хотят размяться перед возвращением домой или вечерними развлечениями.

Этого Калли не учла. Она была так сосредоточена на своем стремлении попасть в фехтовальный клуб, что совсем не подумала о том, что выйти из него будет тоже совсем не просто. Теперь, когда Ралстон упомянул о возможном наплыве посетителей, она услышала взрывы мужского смеха и обрывки громких разговоров других членов клуба, которые проходили мимо зала. Она вновь покраснела при мысли о том, что кто-то из этих джентльменов запросто мог войти несколько минут назад и застать их за чрезвычайно неподобающим занятием.

– Конечно, я никому не скажу ни слова, – начал он, прервав ее размышления, – и помогу вам выбраться из того трудного положения, в котором вы сейчас оказались. Но за определенную плату.

Она сдвинула брови и настороженно посмотрела на него.

– За какую плату?

Ралстон поднял фехтовальную маску и протянул ее Калли.

– Я спасу вашу репутацию сегодня, если вы, продолжая реализовывать ваш список, позволите мне оставить за собой роль телохранителя.

От удивления челюсть у Калли слегка отвисла.

– Ага, – добродушно произнес он. – Вижу, вы меня поняли. Да. Если я узнаю, что вы реализовали еще один пункт вашего списка без моего сопровождения, я все расскажу вашему брату.

Несколько секунд Калли молчала, все внутри у нее кипело.

– Это шантаж.

– Отвратительное слово. Но если вам хочется назвать это так, будь по-вашему. Уверяю вас, так будет лучше. Вам, несомненно, нужен наставник, и во имя блага обоих наших семейств я предлагаю свои услуги.

– Вы не можете…

– Оказывается, могу, – невозмутимо парировал он. – А теперь вы можете надеть свою маску и позволить мне вывести вас из клуба. А впрочем, можете рискнуть сделать это самостоятельно. Что вы выбираете?

Калли долго смотрела ему в глаза. Ей так хотелось оставить этого самодовольного маркиза и самой найти выход из возникшего тупика, но она понимала, что его предложение – это самый быстрый и самый легкий способ выбраться из клуба.

Калли надела фехтовальную маску и, не торопясь, тщательно заправила под нее волосы, так чтобы не видно было ни одной прядки, а закончив, сказала:

– Похоже, у меня нет выбора. – Из-за густой проволочной сетки голос ее звучал глухо.

Ралстон порочно улыбнулся, и по ее телу опять пробежала волна возбуждения.

– Превосходно.