Текст книги "Девять правил соблазнения"

Глава 10

Калли стояла в ложе Ривингтона в «Королевском театре», не в силах сдержать довольной улыбки, и оглядывала публику, отмечая, что множество театральных биноклей направлено в сторону мисс Джулианы Фиори.

Если подобное внимание могло считаться показателем успеха, то Джулиана дебютировала просто замечательно, и не важно, что эта девушка дочь падшей маркизы и не обладает никаким титулом.

Представление еще не началось, а ложа уже наполнилась визитерами. Солидные джентльмены заходили, чтобы якобы выразить свое почтение вдовствующей герцогине, и после пары ничего не значащих фраз просили представить их прелестной Джулиане. Светские щеголи, не обремененные подобной щепетильностью, довольно бесцеремонно входили в ложу и, коротко поздоровавшись с герцогиней, представлялись сами, очевидно, считая, что в театральной ложе можно позволить себе некоторое отступление от правил.

Вечер складывался как нельзя более удачно, и этот успех обеспечила именно Калли.

Джулиана прибыла на открытие театрального сезона в экипаже Аллендейлов и, к восторгу Калли, держалась с достоинством и настолько уверенно, словно выходить в свет под пристальные взгляды лондонской аристократии было для нее самым обычным делом. Войдя в театр, Джулиана сняла плащ и осталась в потрясающем атласном вечернем платье, которое этим утром посыльный модистки доставил в Ралстон-Хаус. Мадам Эбер превзошла саму себя – платье великолепного фасона было вышито золотыми нитями. Такой наряд, без сомнения, должен был стать предметом зависти всех присутствующих в театре модниц.

И затем в этот самый важный вечер лондонского театрального сезона ее сопроводили в личную ложу герцога Ривингтона как персональную гостью вдовствующей герцогини, герцогини будущей и молодого герцога. В этот вечер ложе Аллендейлов суждено было пустовать – граф Аллендейл, вдовствующая графиня Аллендейл и Калли были также приглашены в ложу Ривингтонов, демонстрируя свету, что Джулиану принимает одно из самых влиятельных семейств Британии.

Мало того – еще перед началом первого акта прибыли Ралстон и Сент-Джон, давая мамашам незамужних дочерей еще больше поводов для сплетен. Неуловимые близнецы редко показывались на подобных мероприятиях, еще реже их можно было увидеть вместе. Калли искоса поглядывала на братьев, которые стояли, словно часовые, в паре футов позади сестры и, выделяясь своим ростом и неотразимой внешностью, выглядели весьма впечатляюще.

Когда взгляд Калли падал на Ралстона, ее сердечко сразу же начинало биться быстрее. Идеально скроенный фрак как влитой сидел на его широких плечах, а черные, без единой складки бриджи плотно обтягивали узкие бедра. Пышный галстук был идеально накрахмален, ботинки сверкали. Словом, Ралстон выглядел безупречно, хотя внимательный наблюдатель мог бы заметить некоторое напряжение в его широких плечах, длинные пальцы, время от времени сжимавшиеся в кулак, и нервные желваки, волнами пробегавшие по скулам, когда его сестра лавировала среди сложных переплетений лондонской общественной сцены. По всему было видно, что он готов в любую минуту прийти на помощь Джулиане.

В какой-то момент, почувствовав на себе внимательный взгляд Калли, Ралстон обернулся и прямо посмотрел на девушку. Их глаза встретились, и Калли нервно вздохнула под проницательным взглядом его голубых сверкающих глаз. Ралстон пристально посмотрел Калли в глаза и коротко, почти незаметно поклонился. Она поняла, что означает это незаметное для остальных движение. «Спасибо».

Калли перевела взгляд на Джулиану, с гордостью наблюдая, с каким естественным достоинством та беседует со вдовствующей герцогиней, которая на виду у всего лондонского света искренне смеялась над остроумными замечаниями дебютантки.

– Вы явно гордитесь собой.

При первых же звуках этого богатого обертонами голоса ее мгновенно охватило непонятное волнение. Отчаянно стараясь сохранять спокойствие, Калли посмотрела в голубые глаза Ралстона и сказала:

– Так оно и есть, милорд. Ваша сестра оказалась на высоте, не правда ли?

Обрадованная этой похвалой, Калли едва подавила желание по-детски захлопать в ладоши. Наконец театральный служка зазвонил в свой колокольчик, возвещая о начале представления. Замешкавшиеся зрители стали расходиться по своим местам, и Ралстон предложил Калли руку.

– Могу я проводить вас на ваше место, леди Кальпурния?

Калли взяла маркиза под руку, стараясь не обращать внимания на искорки, пробежавшие по ее телу, едва их руки соприкоснулись. Они встретились впервые после того вечера в таверне и в экипаже, впервые после того, как Ралстон держал ее в объятиях, он коснулся ее руки.

Как только Калли заняла свое место рядом с Бенедиктом, маркиз сел рядом с ней, и ощущение его близости целиком захватило Калли. Она была окутана его запахом, в котором чувствовался аромат сандалового дерева, лимона и чего-то еще, исключительно мужского. Калли с трудом удержалась от соблазна наклониться ближе и всей грудью вдохнуть этот волнующий запах. Так не пойдет.

Она попыталась найти тему для разговора, которая отвлекла бы ее от этого ощущения близости.

– Вы любите оперу, милорд?

– Не особенно.

В его тоне сквозило безразличие.

– Странно это слышать. У меня создалось впечатление, что вы любите музыку. Ведь у вас есть фортепиано… – Она внезапно умолкла и быстрым взглядом окинула ложу: не прислушивается ли кто-нибудь к их разговору, – ведь она не может знать о существовании инструмента, который находится в его спальне.

Маркиз поднял брови в ответ и сухо произнес:

– Я действительно люблю музыку, леди Кальпурния.

Похоже, он поддразнивал ее. Что ж, Калли сумеет сдержаться.

– Впрочем, фортепиано сейчас можно встретить во многих домах, – прошептала она, стараясь не смотреть на Ралстона. После недолгой паузы Калли продолжила: – Я слышала, что «Севильский цирюльник» – чудесная опера, а певица, исполняющая партию Розины, необыкновенно талантлива. Не помню ее имени… Мисс… – Она умолкла, довольная, что смогла перевести разговор на абсолютно безопасную тему.

– Критикос. Настасия Критикос, – подсказал Ралстон.

Как только прозвучало имя певицы, Калли вспомнила полумрак спальни и его слова: «Мне не хотелось усложнять и без того трудную ситуацию, Настасия».

О Боже: оперная певица – его любовница! Калли подняла глаза и встретила его спокойный непроницаемый взгляд.

– Ох, – выдохнула она еле слышно, не в силах сдержаться.

Ралстон молчал.

С пылающими щеками Калли наклонилась вперед и выглянула из ложи, но сразу поняв, что пути к спасению нет, снова обернулась и натолкнулась на его теперь уже веселый взгляд. Маркиз буквально наслаждался ее замешательством!

– Слишком высоко, чтобы прыгать, мне кажется, – с заговорщическим видом произнес он.

Боже, он просто выводит ее из себя!

К счастью, Калли не пришлось срочно подыскивать достойный ответ, так как подняли занавес. И она решительно сосредоточила все свое внимание на сцене, намереваясь перестать думать о Ралстоне.

Конечно, это было невозможно, тем более что, согласно либретто оперы, очень скоро на сцене появилась Настасия Критикос. Греческая певица исполняла партию Розины, красивой женщины, вокруг которой строился сюжет, основанный на путанице, переодеваниях и любви с первого взгляда. Эта женщина, несомненно, подходила для роли роскошной красавицы. Помимо своей воли Калли сравнивала себя с этой красоткой и никак не могла избавиться от унизительного чувства зависти.

А ведь помимо невероятной красоты эта женщина обладала и самым великолепным голосом, который когда-либо звучал на этой сцене.

Ну и какой мужчина смог бы устоять перед этим совершенным образцом женственности!

Ложа Ривингтона была расположена таким образом, что сидевшие в ней зрители могли видеть небольшой участок закулисного пространства, и Калли была уверена, что в некоторые моменты Настасия Критикос пристально вглядывалась в Ралстона, словно ожидая его ответа на свой молчаливый призыв. «Возможно ли, чтобы они возобновили свои отношения?» Калли даже закрыла глаза от такой мысли, но тут же распахнула ресницы и украдкой бросила взгляд на Ралстона – казалось, его внимание целиком было приковано к сцене.

Когда в первом акте началась ария Настасии, его, как, впрочем, и всех зрителей, полностью захватил чарующий голос певицы. Слушая арию, Калли сразу же заметила некоторую иронию в ее словах: «Да, Линдоро будет моим! Я поклялась в этом! Я добьюсь этого! Если мне помешать, я могу стать змеей! Я способна на любые трюки, чтобы добиться своего!»

– Могу представить, какой змеей она может быть, – пробормотала Калли себе под нос, когда после окончания арии буквально весь театр от лож и партера до последних рядов галерки взорвался криками: «Браво! Брависсимо!» Это решило все. Калли никогда больше не сможет получать наслаждение от этой оперы.

Закончился первый акт, и упал занавес, возвестив об антракте. Калли со вздохом еще раз огляделась, мечтая оказаться где угодно, лишь бы избежать пытки вторым актом.

Позади нее послышался смех Джулианы, и Калли поняла, что не имеет права уйти. Она пообещала вывести сестру Ралстона в свет, пообещала, что выход будет успешным, и она это сделает.

Набравшись решимости, она встала, намереваясь вступить в разговор, который проходил бы без участия Ралстона, и едва не столкнулась с бароном Оксфордом, который появился в ложе почти сразу же после окончания первого акта.

Идеально наманикюренный красавец одарил всех присутствующих в ложе своей фирменной улыбкой, задержав взгляд на Калли. Барон шагнул к ней, явно стараясь обратить внимание графини на свой зеленый фрак и переливающийся атласный жилет цвета баклажана. Калли тотчас заметила, что цвет ботинок, как и цвет набалдашника трости, и на сей раз соответствовали цвету жилета. Неужели у него есть сапоги и трости всех возможных цветов? Эта мысль показалась Калли настолько нелепой, что она не сумела сдержать легкой улыбки.

– Милорд, – сказала она, пряча лицо в скромном поклоне, когда он низко склонился над ее рукой, – рада вас видеть.

– Я тоже очень рад. – Эти слова он произнес воркующим полушепотом, что вызвало румянец на щеках Калли, и она чуть отступила от назойливого барона. А тот, нимало не смутившись, продолжил: – Я взял на себя смелость заказать шампанское. – Он замолчал и указал на топтавшегося поблизости лакея с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. – В честь вас… и вашей компании.

Калли слегка склонила голову. Что ж, возможно, она неверно истолковала акцент, который он сделал на этих словах.

– Спасибо, милорд. – Она наблюдала, как лакей вносит шампанское в ложу, не зная, что сказать дальше. – Вам нравится спектакль?

– Весьма. Особенно меня впечатлило выступление мисс Критикос: она… совершенно… это что-то.

Оксфорд произнес эти слова с широкой улыбкой, поведя рукой в направлении сцены. Калли отчего-то стал неприятен этот жест. Оксфорд протянул ей бокал с шампанским, их руки соприкоснулись, и барон с намеком на интимность провел пальцем по тыльной стороне ее ладони, потом, склонившись к ней, произнес, опять понизив голос до воркующего шепота:

– Конечно, и от антракта я получаю также огромное удовольствие.

На этот раз она совершенно уверилась, что он пьян: иначе и быть не могло. Калли отняла руку, прервав неприличное прикосновение, и подумала о том, что необходимо поставить барона на место. Конечно, именно так и следует поступить, но она не могла не признать, что испытала некоторое удовольствие. Весь вечер она страдала от того, что любовница Ралстона вызвала восхищение всего общества, но все же и она, Калли, не осталась обойденной вниманием. Она искоса взглянула на Ралстона, который беседовал с братом. Он встретил ее взгляд и поднял свой бокал в молчаливом тосте. Калли резко повернулась к Оксфорду и широко ему улыбнулась:

– И мне доставляет удовольствие этот антракт, милорд.

– Превосходно. – Он сделал большой глоток, затем произнес с несколько нечеткой артикуляцией: – Вы интересуетесь искусством?

Слегка ошеломленная этим вопросом, Калли ответила:

– Я… ну да, милорд.

Оксфорд заменил опустевший бокал на полный и, несколько выпятив грудь, произнес:

– Не хотели бы вы посетить выставку Королевской академии искусств? Она откроется на следующей неделе.

Сдержав желание поинтересоваться мотивами предложения барона, Калли поняла, что нет возможности избежать этого приглашения, поэтому, опустив глаза, тихо ответила:

– Это было бы замечательно, милорд.

– Что было бы замечательно? – Медленная тягучая речь указывала на приближение Ралстона, но Калли никак не отреагировала на его вопрос.

Однако Оксфорда, похоже, нисколько не смутило вмешательство маркиза.

– Леди Кальпурния позволила мне сопровождать ее на открытие выставки Королевской академии, – нарочито медленно произнес он, и Калли не могла не заметить победной нотки в тоне барона.

– Это правда? – спросил Ралстон.

Вовсе не обязательно было произносить эту фразу с таким удивлением.

– Действительно, милорд. Мне очень хочется посмотреть выставку этого года. – Калли слегка коснулась рукава Оксфорда. – Мне повезло иметь такого сопровождающего.

– Мне повезло еще больше, – ответил Оксфорд, не отрывая взгляда от Ралстона.

Калли не успела задуматься над странной интонацией, с которой были сказаны эти слова, как театральный служка прозвонил в свой колокольчик, возвещая об окончании антракта. Оксфорд покинул ложу, прежде низко склонившись над рукой Калли и прошептав:

– До свидания, миледи. С нетерпением буду ожидать следующей недели.

– Я тоже, барон Оксфорд, – ответила она с неглубоким реверансом.

Барон, широко улыбаясь, повернулся к Ралстону, все еще стоявшему неподалеку с совершенно каменным лицом:

– Честь имею, маркиз.

Ралстон молча смотрел на молодого франта, который, рассмеявшись в ответ на его пристальный взгляд и слегка коснувшись его локтя набалдашником трости, дерзко кивнул и вышел из ложи.

Калли проследила за ним взглядом, затем сказала:

– Не стоило быть с ним таким неприветливым.

– В голове барона нет ничего, кроме зубов, – ответил маркиз невозмутимо.

Не думая о том, что ту же фразу она сама произнесла всего лишь несколько дней назад, Калли промолчала и опустилась в свое кресло. Ралстон сел рядом, но она делала вид, что не замечает его, и лишь пристально смотрела на сцену, ожидая, когда поднимут занавес.

В какой-то момент краешком глаза она заметила лакея, который вошел в ложу с серебряным подносом, на котором лежал сложенный листок бумаги. Ралстон, кивком поблагодарив лакея, взял адресованную ему записку и сломал маленькую восковую печать.

Не удержавшись, Калли бросила быстрый взгляд на листок, но и этого хватило: записка была столь коротка, что Калли успела ее прочесть.

«Приходи ко мне.

Н.»

Ралстон и Настасия все еще были любовниками.

Калли сдержала тихий возглас и, резко отвернувшись, сделала вид, что целиком поглощена только что начавшимся представлением.

В течение первых двух сцен второго действия в ее душе боролись печаль и гнев. Когда в начале третьей сцены Ралстон поднялся и быстро вышел из ложи, гнев одержал победу.

Нет. Она не позволит ему испортить первый выход сестры. Сколько усилий приложила Джулиана, чтобы добиться этого успеха! Сколько сделала для этого Калли! Не говоря уж об остальных, о тех, кто тоже оказывал поддержку его сестре.

Как смеет он рисковать всем этим? И ради чего?

Ее возмущение росло. Калли расправила плечи. Кто-то должен подумать о Джулиане. Повернувшись к Бенедикту, она произнесла шепотом:

– Похоже, шампанское ударило мне в голову. Я пойду отдохну в дамской гостиной.

Брат, который тоже обратил внимание на неожиданный уход Ралстона, склонился к Калли и прошептал:

– Никаких приключений, Калли.

Она выдавила улыбку:

– Никаких приключений.

И вышла из ложи.

Торопливо шагая по слабо освещенным коридорам театра, она продолжала лихорадочно гадать, успеет ли отыскать Ралстона, прежде чем тот своим легкомысленным поступком уничтожит даже малейший шанс на успех Джулианы. Калли готова была поспорить хоть на сам Аллендейл-Хаус, что он и раньше не раз уходил со спектакля, чтобы встретиться со своей любовницей прямо в театре. Вполне вероятно, что ему известен самый короткий путь к гримерной мисс Критикос. От этой мысли ее передернуло.

Калли завернула за угол к верхней колоннаде и увидела Ралстона, который поднимался по широкой роскошной лестнице. Быстро оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, Калли окликнула его:

– Маркиз Ралстон! Остановитесь, сэр!

Мужчина замер на верхней ступеньке и удивленно оглянулся. Увидев едва ли не бегущую Калли, Ралстон сразу же догадался о ее намерении, и удивление сменилось гневом. Он быстро спустился вниз, и через несколько секунд они оказались лицом к лицу.

Не дав девушке вымолвить ни слова, он схватил ее за руку и буквально затащил в затененную нишу коридора, где, развернув лицом к себе, гневно прошипел:

– Вы сошли с ума?

Тяжело дыша от быстрой ходьбы и раздражения, Калли выдернула руку и прошипела в ответ:

– Могу задать вам тот же вопрос!

Он проигнорировал ее слова.

– Что вы здесь делаете? Если вас увидят…

– Ох, прошу вас, – прервала она его. – Это публичное место. Что может случиться, если меня здесь увидят? Мне подскажут, как пройти в дамский салон, и все, а вот если увидят вас…

Он посмотрел на нее как на безумную.

– О чем вы говорите?

– Вы не слишком-то осторожны, лорд Ралстон, – произнесла она с презрением. – Человеку, который заботится о репутации своей сестры, следовало бы быть более осмотрительным. – Она ткнула сложенным веером в его белоснежную манишку. – Я ведь видела переданную вам записку и знаю: вы здесь для того, чтобы встретиться с вашей… с вашей…

– Моей кем? – спровоцировал он ее.

– С вашей… любовницей!

Произнеся это слово, она еще раз ткнула веером ему в грудь.

На сей раз Ралстон резко отвел ее руку, его голубые глаза опасно сверкнули.

– На каком основании вы осмеливаетесь обвинять меня? Вы смеете ставить под сомнение мое поведение? Да кем вы себя возомнили?

– Женщиной, которую вы выбрали, чтобы ввести вашу сестру в общество. Я не позволю вам сорвать ее выход одним скандальным свиданием…

– Вы не позволите мне? А разве не вы без стеснения кокетничали с пьяным щеголем на виду у всего зала?

У Калли отвисла челюсть.

– Ничего подобного!

– Но впечатление создалось именно такое, миледи!

– Как вы смеете! – возмутилась она. – Как вы смеете говорить мне о бесстыдном кокетстве! Это ведь не я бросала томные взгляды на актрису в течение всего спектакля!

– Ну хватит, – произнес он, едва сдерживаясь.

– Нет! Я так не считаю. – И не в силах контролировать себя, Калли продолжила гнуть свою линию. Шлюзы открылись. – Это не я сбегаю на тайное свидание с размалеванной любовницей в момент первого появления на публике своей сестры. А ведь для нее это едва ли не самая сложная ситуация в жизни! Вы хоть представляете, что с ней сделает свет, если ваша любовная связь откроется, вы… бесчувственное животное?

Последние слова она произнесла пронзительным высоким голосом.

Ралстон прикрыл глаза, его лицо стало каменным. Он сжал кулаки так, что побелели суставы, и произнес с едва сдерживаемым раздражением:

– Если вы все сказали, леди Кальпурния, полагаю, мы можем закончить наш разговор. Думаю, моя сестра больше не нуждается в вашей помощи.

– Прошу прощения? – Калли была в ярости и не сразу уловила смысл сказанного.

– Скажу проще: я не хочу, чтобы вы находились подле Джулианы, поскольку представляете слишком большую опасность.

Калли потрясенно распахнула глаза.

– Я… опасность? – повторила она, и ее голос задрожал от гнева. – О нет, я буду встречаться с вашей сестрой, милорд. Я не допущу, чтобы вы лишили ее шанса выйти в свет. И более того, – она торжественно, словно перед клятвой, вскинула по-прежнему сложенный веер, – я не позволю, чтобы мне указывали, что делать. Тем более человек, пользующийся весьма дурной славой и, как теперь совершенно ясно, настоящий распутник.

И тут маркиз, утратив над собой контроль, схватил Калли за руку и быстрым движением привлек к себе.

– Если на мне ставят такое клеймо, то мне незачем себя сдерживать.

И с этими словами он поцеловал ее.

Калли пыталась сопротивляться, отчаянно извиваясь, пытаясь уклониться от поцелуя, но он настигал ее – нельзя было спастись от этих сильных рук и жестких, но таких чувственных губ. Она заколотила кулачками в его широкую грудь, но маркиз быстро обхватил ее обеими руками за талию и приподнял. Калли ничего не оставалось, как вцепиться в его плечи. И тут Ралстон подался вперед и крепко прижал ее к стене. Кальпурния охнула от неожиданности, и мужчина, воспользовавшись моментом, обхватил губами ее губы, похищая дыхание и лишая воли.

Она отзывалась на его движения губ и языка, подсознательно не позволяя ему одержать верх даже в этом. Движение в ответ на движение, касание на касание – она следовала за ним во всем. Он ловил ее вздохи своим ртом; она наслаждалась его негромкими стонами удовольствия. После нескольких напряженных секунд чувственной борьбы его губы стали мягче, теперь он ласкал ее губы: то своими губами, то языком, – и их поцелуй закончился гораздо нежнее, чем начался.

От ласк Калли тихо застонала, и он, улыбнувшись, запечатлел последний нежный поцелуй в уголке ее губ. Потом маркиз слегка отстранился, и их взгляды скрестились. В фойе не было слышно никаких звуков за исключением их затрудненного дыхания, и это напомнило им о том споре, который предшествовал поцелую.

Ралстон вопросительно изогнул бровь, словно спрашивая девушку, признает ли она свое поражение.

Эта дерзость вновь пробудила ее гнев.

Калли решительно выпрямилась и сказала:

– Я не одна из тех ваших женщин, которых можно тискать в публичном месте. Вам следует это хорошенько запомнить.

– Простите, – произнес он насмешливо, – но мне показалось, что вы не слишком возражали.

Калли не смогла сдержаться, и ее рука взлетела помимо воли в направлении его щеки. Она сама испугалась этого движения, но остановить себя уже не могла. Маркиз перехватил ее руку железной хваткой буквально у самого своего лица. Калли охнула удивленно, посмотрела ему в глаза и тотчас увидела в них гнев.

Она перешла границы. О Боже, она пыталась его ударить! Что на нее нашло? Она постаралась освободить руку, но его хватка стала еще жестче.

– Я… Мне жаль.

Он прищурился, но ничего не сказал.

– Мне не следовало…

– Но вы это сделали.

Она помолчала.

– Но я не хотела.

Ралстон покачал головой, отпустил ее руку и стал поправлять фрак.

– Невозможно, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, леди Кальпурния. Если вы и дальше намерены действовать без учета последствий, то я рекомендовал бы вам научиться нести ответственность за свои поступки. Вы намеревались ударить меня. По крайней мере найдите в себе смелость признаться в этом. – Он помолчал, ожидая ее ответа, но, так и не дождавшись, покачал головой. – Поразительно. Я считал вас более смелой.

Румянец возмущения окрасил щеки Калли.

– Держитесь от меня подальше, – сказала она дрожащим от возмущения голосом, развернулась и побежала в освещенное фойе и дальше, к ложе Ривингтона.