Текст книги "Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви"

Потёмкинский «ангел» графиня Скавронская после смерти своего супруга-меломана получила долгожданную свободу и вышла замуж по любви – за итальянского рыцаря Мальтийского ордена, графа Джулио Литту [52]. Младшая из сестёр Татьяна, вдова Михаила Потёмкина, сочеталась браком с князем Николаем Юсуповым, потомком татарского хана по имени Юсуф; супруг был значительно старше её и, по слухам, владел целой деревней любовниц-крепостных. Брак княгини Юсуповой оказался несчастливым, но подобно своему дядюшке она обзавелась большой коллекцией драгоценностей, в том числе приобрела серьги Марии-Антуанетты, алмаз «Полярная звезда» и диадему сестры Наполеона Каролины Мюрат. Последний представитель княжеского рода, Феликс Юсупов, участник убийства Распутина, гордился своим родством со светлейшим князем [53].

Образу жизни Потёмкина созвучны судьбы двух его внучатых племянниц. Дочь Браницкой Елизавета вышла замуж за князя Михаила Воронцова, сына Семёна Воронцова, потёмкинского недруга. Ранние годы Михаила прошли в Англии, и он вырос флегматичным и бесстрастным милордом. Он стал наместником Новороссии и Кавказа, как и двоюродный дедушка его жены. Ходили слухи, что Элиза унаследовала тайную брачную запись о венчании Потёмкина и Екатерины и якобы выбросила её в Чёрное море – что было бы как нельзя более подходящим жестом. «Милорд» Воронцов не смог обуздать нрав своей кокетливой и манерной княгини. У нее был тайный роман с одним из ее кузенов Раевских, когда в 1823 году она познакомилась с Александром Пушкиным, который прибыл изгнанником в Одессу. Родство с Потёмкиным усилило её привлекательность в глазах поэта: он был знаком с потёмкинскими племянницами и записал истории, которые они рассказывали. Он влюбился в княгиню Воронцову. В своих стихотворениях он намекал на их любовные встречи на черноморских пляжах. Существуют предположения, что она была прототипом многих его женских образов, в том числе и Татьяны в «Евгении Онегине». В стихотворении «Талисман» есть следующие строки: «Там, где море вечно плещет / На пустынные скалы / ‹…› Там волшебница, ласкаясь, / Мне вручила талисман». Этим талисманом было кольцо с гравировкой на иврите.

Воронцов положил конец этой любовной истории, выслав Пушкина из города. Поэт отомстил князю, написав на него эпиграмму; возможно также, что именно Пушкин был отцом дочери Воронцова Софии, которая родилась через девять месяцев после его отъезда. Таким образом породнились Пушкин и Потёмкин. Когда в 1837 году поэт погиб на дуэли, при нём всё ещё был тот самый талисман [54].

Дочь Скавронской по имени Екатерина приобрела скандальную известность во всей Европе. Её прозвали «обнажённым ангелом» за привычку носить прозрачные, похожие на вуаль платья, и «le Chat Blanc» – «Белой кошечкой» – за чувственные аппетиты. Она вышла замуж за героического генерала Петра Багратиона. Её лицо, подобно чертам её матери, была ангельски прекрасно, кожа белоснежна, глаза невероятной голубизны, а волосы спускались на плечи водопадом золотых локонов. В 1802 году в Дрездене она стала любовницей Меттерниха и родила от него дочь Клементину, которая таким образом оказалась родственницей и Потёмкину, и «кучеру Европы». Гёте повстречал Екатерину в Карлсбаде и был охвачен восхищением, а она тем временем завела роман с принцем Людвигом Прусским. После смерти Багратиона в Бородинском сражении она отправилась щеголять и баловаться политическими делами на Венском конгрессе в 1814 году. Она ввязалась в безрассудное соперничество с герцогиней Саган за благосклонность царя Александра I: женщины поселились в двух разных крыльях дворца Палм. Австрийские полицейские, шпионившие за ней даже в её венской спальне, сообщали, что её «практические познания» невероятны. Затем Белая кошечка уехала в Париж, где прославилась склонностью к беспорядочным связям, прекрасным экипажем и потёмкинскими бриллиантами. В 1830 году она стала супругой английского генерала и дипломата лорда Хоудена. Трогательная деталь: когда тридцать пять лет спустя она приехала навестить старого Меттерниха в его изгнании в Ричмонде, его дочь не могла удержаться от смеха, поскольку «Ангел», будучи уже в годах, всё ещё носила те же прозрачные платья, в которых когда-то покоряла сердца европейских принцев. Екатерина скончалась в 1857 году, но её дочь Клементина, которая росла в доме Меттерниха, умерла молодой [55].

И наконец, дочь Самойлова София вышла замуж за сына графа Бобринского, таким образом смешав кровь Екатерины, Орловых и Потёмкиных [56].

В 1905 году в Одессе произошло восстание матросов на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический» – первый из вооружённых мятежей начавшейся революции. Эти события вдохновили Эйзенштейна на съёмки фильма, и сама фамилия Потёмкина, казалось бы, столь близкая к царской власти, стала символом большевизма[164]164
  Георг V был столь обеспокоен, что запретил демонстрировать фильм учащимся Итона: «Юношам не следует видеть мятежи, особенно матросские».


[Закрыть]. Одесская Ришельевская лестница была переименована в Потёмкинскую, и теперь памятник французскому герцогу смотрит на уходящие вниз ступени, названные в честь «выдающегося человека», которым он так восхищался. Таврическому дворцу суждено было стать «лоном, цитаделью и могилой русской демократии»[165]165
  В 1906 году Государственная дума – результат вынужденной уступки Николая II революционерам 1905 года – заседала в бывшем Зимнем саду дворца. После Февральской революции там располагались Временное правительство и Петроградский совет.


[Закрыть]. Именно там 6 января 1918 года прошло первое заседание Всероссийского учредительного собрания, первого по-настоящему демократического парламента в русской истории (следующий соберётся лишь в 1991 году). Члены собрания в присутствии Ленина и пьяных красногвардейцев встретились в первый и последний раз в Колонном зале дворца, где Потёмкин когда-то встал на колени перед Екатериной. Когда Ленин покинул собрание, красногвардейцы вышвырнули парламентариев и заперли Таврический дворец. В настоящее время во дворце проходят заседания Межпарламентской ассамблеи государств-участников СНГ, и в обители человека, который присоединил новые земли к Российской империи, теперь руководят процессами дезинтеграции [58].

И конечно же, в повседневный обиход вошла фраза «потёмкинские деревни».

Двадцать третьего ноября 1791 года в Херсон прибыли не все останки Потёмкина. Когда великих людей бальзамировали, их внутренние органы хоронили отдельно. Особенно важным было место захоронения сердца. В примеру, в начале того же года на торжественных похоронах Мирабо сердце покойного пронесли по улицам Парижа в свинцовом ящичке, украшенном цветами [59].

Считается, что внутренние органы Потёмкина захоронены в церкви Вознесения в монастыре Голия в Яссах. В самом храме нет никаких примет захоронения, однако даже спустя столетия, после того, как королевство Румыния сменилось коммунистическим режимом, а тот – демократическим, некоторые знающие люди всё ещё помнят, что останки Потёмкина покоятся в золотом ящике под покрытой ковром каменной плитой, лежащей перед обитым красным бархатом средневековым троном молдавского господаря. Мозг, замысливший королевство Дакию, нашёл своё пристанище под портретом бородатого молдавского князя Василия Волка, облачённого в кафтан золотого, белого и красного цветов и в шляпу с тремя перьями [60].

Родственники Потёмкина не забыли о том месте среди бессарабских холмов, где погиб светлейший князь, а казак Головатый вонзил в землю своё копьё [62]. В 1792 году Самойлов распорядился поставить там небольшой квадратный обелиск в классическом стиле и выгравировать на нём надпись с датой смерти Потёмкина. Белый камень, из которого был сделан обелиск, и весь его облик так напоминают фонтан в Николаевском дворце, что можно заключить, что обелиск делал тот же мастер – сам Старов. Позднее, в начале XIX века, наследники Потёмкина воздвигли десятиметровую пирамиду из тёмного камня со ступенями, ведущими на её вершину[166]166
  В дальнейшем сведения о месте смерти Потёмкина были утрачены, а мемориал, вероятно, разрушен: в течение всего XIX столетия нет ни одной записи о посещении этого места. Оно не было отмечено на картах, и о нём не знали даже местные учёные, однако его обозначение уцелело на одной австрийской карте 1913 года; впрочем, казалось маловероятным, чтобы мемориал дожил до наших дней. Но выяснилось, что он всё ещё стоит там, у сельской дороги на бессарабских холмах. О нём знают лишь местные крестьяне, которые проводили автора этой книги к «потёмкинскому месту», пережившему русское и османское правление, эпоху Румынского королевства, аннексию этих земель Сталиным в 1940 году, немецкую оккупацию, возвращение территорий Румынии, повторное присоединение их к СССР и создание независимой Республики Молдова.


[Закрыть].

Когда тело прибыло в Херсон, его похоронили не сразу: сперва оно лежало в специально сооружённой открытой раке в крипте [62], расположенной в центре Свято-Екатерининского собора. Императрица приказала спроектировать величественный мраморный памятник и воздвигнуть его на могиле светлейшего князя, но к моменту её смерти пять лет спустя памятник всё ещё не был готов. И князь – парвеню, ставший почти царственной особой, – остался незахороненным [63]. Молиться у его останков приходили и местные жители, и приезжие, в том числе и Суворов.

В 1798 году император Павел узнал об этих паломничествах и решил отомстить покойному: он пришёл в бешенство от того, что Потёмкин даже спустя семь лет после смерти умудрился бросить вызов приличиям и церковным традициям. Восемнадцатого апреля он отдал приказ вице-канцлеру князю Александру Куракину: поскольку тело не было предано земле, то «находя сие непристойным, [государь император] высочайше соизволяет, дабы все тело без дальнейшей огласки в самом же том погребу погребено было в особо вырытую яму, а погреб засыпан землею и выглажен так, как бы его никогда не бывало». Быть бесследно погребённым для человека потёмкинских масштабов – весьма печальный финал. Ходили слухи, что в устном распоряжении император велел Куракину уничтожить все памятные знаки в честь Потёмкина и выбросить его останки в расположенное неподалёку Чёртово ущелье. Под покровом ночи гробницу засыпали землёй и закрыли, но никому не известно, исполнили ли чиновники устный приказ Павла. Лежат ли кости на дне ущелья, тайно перезахоронены ли они в скромной могиле, или, быть может, их увезла графиня Браницкая? [64]. Долгое время это оставалось загадкой [65].

Четвертого июля 1818 года, когда могила снова подверглась тайному вскрытию, архиепископ Екатеринославский Иов Потёмкин, племянник светлейшего князя, поднял плиты церковного пола, открыл гроб и обнаружил, что забальзамированный труп всё ещё находится там. Оказалось, что как это зачастую и бывало, подчинённые уклонились от исполнения деспотических прихотей Павла. Однако они соблюли его приказ, представив всё так, будто бы могила действительно пуста. Говорят, что Иов Потёмкин, уезжая из этих мест, забрал что-то из захоронения и увёз в своей карете; считать ли это ограблением могилы? Или же он увёз с собой урну с останками покойного? Осталось ли тело князя в гробу после того, как туда заглянул архиепископ? [66]

С каждым новым полуночным вскрытием появлялись новые сомнения – такова природа секретности, темноты и могильного холода. В 1859 году государственная комиссия решила вновь проверить, на месте ли тело Потёмкина; когда они сняли пол в церкви, то обнаружили большой склеп, внутри которого был деревянный гроб с золотой бахромой, а в нём – свинцовый гроб. Местный чиновник Мильгоф прибрал склеп и снова закрыл его [67].

Теперь, когда все убедились, что останки покойного на месте, было принято решение воздвигнуть грандиозное надгробие. Однако никто не мог припомнить, где именно расположена могила, поэтому с выбором места для памятника возникли трудности. Как ни странно, для пытливых любителей совать нос в чужие дела это стало поводом ещё раз вскрыть могилу. В 1873 году новая комиссия взломала церковный пол и обнаружила деревянный гроб, внутри которого покоился череп с треугольным отверстием, проделанным Массо при бальзамировании, и с прядями русых волос – остатками былой шевелюры, что славилась по всей России. Внутри также лежали три медали, одежда и шитые золотом лоскуты мундира. Комиссия вновь закрыла гробницу и примерно над ней соорудила подходящее надгробие [68]. Наконец Потёмкин, если это был он, упокоился с миром.

Затем пришёл черёд революции: большевики с ликованием раскопали кладбище при Свято-Екатерининском соборе, где были захоронены офицеры, погибшие при штурме Очакова. У местного священника до сих пор хранятся пожелтевшие фотографии, запечатлевшие эту зловещую революционную сцену: крестьяне в одеждах 1918 года показывают пальцами на высохшие скелеты с жалкими пучками волос, в остатках расшитых мундиров, штанах и сапогах екатерининских времён, а на заднем плане видны сапоги и кожанки чекистов [69].

Двенадцать лет спустя, в 1930 году молодой писатель по имени Борис Лавренев вернулся к себе на родину в Херсон, чтобы навестить больного отца. Он отправился на прогулку по крепости и возле Свято-Екатерининского собора увидел знак: «Херсонский антирелигиозный музей». Внутри он обнаружил пирамидальной формы витрину, в которой лежало «что-то круглое и коричневое». Подойдя поближе, он увидел, что это был череп; надпись рядом с ним гласила: «Череп любовника Екатерины II Потёмкина». В соседней витрине покоился ещё не до конца истлевший скелет с надписью «Останки любовника Екатерины II Потёмкина». В третьей витрине лежали клочки зелёного бархатного камзола, белых атласных панталон, чулок и обуви – костюм Потёмкина. Лавренев выбежал из церкви и отправил телеграмму в министерство, которое занималось охраной объектов искусства. Уже после того, как он вернулся в Ленинград, приятель написал ему, что «музей» закрыли. Останки Потёмкина сложили в новый гроб, опустили в склеп и замуровали его заново. «В 1930 году в Херсоне, – писал Лавренев, – фельдмаршал светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин, бывший ранее экспонатом Херсонского антирелигиозного музея, похоронен повторно» [70].

Одиннадцатого мая 1984 года местные чиновники вновь увлеклись тайной Потёмкина: глава Херсонского областного Бюро судебно-медицинской экспертизы Л.Г. Богуславский вскрыл могилу и обнаружил «31 человеческую кость… принадлежащую скелету мужчины, рост которого составлял около 185 сантиметров… а возраст – 52–55 лет», и этот мужчина умер около двухсот лет назад. Однако в гробу также были найдены эполеты британского офицера времён Крымской войны. Сам гроб был более современным, и на нём были начертаны два креста – не только православный, но и католический. Исследователи заключили, что останки несомненно принадлежат Потёмкину.

В июле 1986 года Богуславский вступил в переписку с Евгением Анисимовым, уважаемым специалистом по истории XVIII века, который счёл заключение экспертизы неубедительным. Анисимов задавался вопросом: если это и действительно Потёмкин, откуда появились католический крест и британские эполеты? Быть может, комиссия приняла желаемое за действительное вместо того, чтобы провести экспертный анализ? Даже если оставить в стороне волнующий вопрос о том, кем был британский офицер, владелец эполет, то хочется узнать о главном: принадлежат останки Потёмкину или нет?

Рост и возраст покойного и датировка смерти соответствовали историческим данным. Старые гробы, будь то свинцовые, позолоченные или деревянные, а также ордена, иконы и одежда исчезли после революции. В католический гроб, который был короче скелета, вероятно, останки положили в 1930 году. Британские эполеты случайно попали сюда из другого захоронения по невежеству большевиков. Итак, в 1986 году князь Таврический был вновь предан в земле – в восьмой раз, если принять в расчёт погребение внутренностей в Яссах и все остальные эксгумации, – и вновь позабыт [71].

Сегодня Свято-Екатерининский собор снова полон верующих. Первое, что увидит наблюдатель, заглянув внутрь сквозь старовскую классицистскую колоннаду, – это деревянное и железное ограждение вокруг одиноко стоящего белого мраморного надгробия. Надгробие длиной семь футов и шириной три фута располагается под куполом церкви, в самом её центре. Под большим позолоченным крестом на камне выбита надпись:

Фельдмаршал

Светлейший князь

Григорий Александрович

Потёмкин-Таврический

Родился 30 сентября 1739 года

Умер 5 октября 1791 года.

Похоронен здесь 23 ноября 1791 года

По краям мраморной плиты – семь позолоченных розеток, на каждой из которых выгравированы названия военных побед Потемкина и его городов[167]167
  В верхнем ряду – «Очаков 1788, Крым и Кубань 1783, Херсон 1778». В среднем ряду – «Аккерман 1789» и «Екатеринослав 1787». Внизу – «Бендеры 1789» и «Николаев 1788».


[Закрыть]. У входа в церковь старушка продаёт свечи. Потёмкин? «Подождите священника, отца Анатолия», – говорит она. Отец Анатолий, длинноволосый блондин с голубыми глазами, невозмутимый, как многие представители духовенства провинциальных городков, принадлежит к новому поколению молодых православных священников, выросших при коммунизме. Он рад показать иностранцу могилу Потёмкина. Никто не открывал склеп уже несколько лет, и чужестранцы никогда не заходили внутрь.

Отец Анатолий зажёг шестисвечник и открыл незаметную деревянную дверку в центре церкви. Вниз вели крутые ступени. Отец Анатолий, указывая путь, прилепил горячим воском к выступу стены первую свечу. Она осветила узкий проход. Идя вперёд, он прикреплял к стене остальные свечи, пока не подошёл к маленькой комнатке: когда-то в ней было множество икон и покоились гробы Потёмкина – серебряный, свинцовый и деревянный; «всё это было украдено коммунистами». Посреди склепа стоял на возвышении простой деревянный гроб с начертанным на нём крестом. Священник расставил остальные свечи, чтобы осветить помещение. Затем открыл крышку гроба: внутри лежал небольшой чёрный мешок, в котором хранился череп и немногочисленные кости князя Потёмкина. Вот и всё.

Нам остаётся лишь одна загадка: его сердце. Его не захоронили в Голии вместе с внутренними органами и мозгом, а поместили в золотую урну. Но где же она? Самойлов писал, что её разместили под престолом Екатерининского собора, однако отец Анатолий не видел никаких следов урны. Самым вероятным представляется сценарий, в котором сердце увёз архиепископ Иов Потёмкин в 1818 году. Куда же? – в имение Браницкой или в Чижово, где светлейший князь желал быть похоронен? По сей день чижовские крестьяне уверены, что сердце князя погребено у семейной церкви, где он когда-то учился петь и читать.

Это было бы прекрасным финалом: сегодня империя, которая стольким обязана Потёмкину, рассыпается на части, и большинство земель, завоёванных им, уже не принадлежит России. Если его внутренности покоятся в Румынии, а кости – на Украине, то, пожалуй, его сердцу самое место лежать в русской земле.

 
Шуми, шуми, о водопад!
 

Г.Р. Державин. «Водопад»

От автора

Когда речь идёт о личности, вокруг которой ещё при жизни было сочинено столько злонамеренных мифов, представляется важным сказать об источниках. Мне посчастливилось обнаружить много доселе неизвестных и не опубликованных документов в различных архивах. В XIX веке многие архивные материалы были опубликованы в СИРИО и ЗООИД, а также в исторических журналах (РА и РС) и собраниях документов, например, «Бумаги Потёмкина» Дубровина (СБВИМ). Одним из важнейших источников также послужил опубликованный «Архив Князя Воронцова». Во всех упомянутых источниках удалось найти сведения, на которые раньше не обращали внимания или попросту позабыли о них. Например, в СИРИО опубликован «Дневник моего путешествия в Германию» Ришельё и рассказ Екатерины о потёмкинском бале – тексты, крайне редко принимавшиеся во внимание западными учёными. Все эти источники бесценны и, как правило, весьма точны, хотя при всякой возможности я старался сверяться с оригинальными документами.

Недавно опубликованная В.С. Лопатиным переписка Екатерины и Потёмкина представляет собой титанический исследовательский труд, плод двадцати лет работы, и я часто обращался к этому изданию. Без него теперь нельзя обойтись ни одному специалисту по этой эпохе. Но даже в этот том, вмещающий в себя более 1000 писем, вошли не все материалы, и некоторые записки партнёров ещё подлежат каталогизации. Лопатинское собрание переписки Суворова и Потёмкина и его рассказ об их взаимоотношениях также достойны обязательного прочтения, поскольку его исследования позволили пересмотреть устоявшуюся позицию историков по этому поводу. При всём вышесказанном повествование Лопатина порой излишне романтизировано – к примеру, он полагает, что Екатерина действительно была матерью Елизаветы Тёмкиной и родила её в Москве в 1775 году, а также, что императрица посетила Чижово по пути из Могилёва. Его датировка писем всегда аккуратна и правдоподобна, но в некоторых случаях – как, например, с письмами, упоминающими Калиостро, – данные западных учёных свидетельствуют, что их следует датировать более поздним временем. С восхищением и благодарностью за проделанный Лопатиным монументальный труд я позволил себе скорректировать датировки или по крайней мере высказать свои сомнения.

В архивах (а именно в московских РГАДА, РГВИА и АВПРИ, петербургском РГИА и AGAD – Центральном архиве исторических актов в Варшаве) хранится ещё множество неопубликованных материалов. К примеру, в РГАДА я обнаружил кипу неопубликованных писем Потёмкину и от него; они касались государственных вопросов, финансовых и любовных, и среди них было много анонимных любовных записок и писем Александры Браницкой. РГВИА, Военно-исторический архив, хранит документы потёмкинской канцелярии и ряд занимательных государственных и личных бумаг, которые я использовал в работе над этой книгой. В РГИА хранятся неопубликованные письма Фридриха Великого и личные документы. В Варшаве пока ещё недостаточно исследованным остаётся огромный архив Деболи, а также там удалось найти много писем Потёмкина к Станиславу Августу. Таким образом, в этих четырёх архивах хранится обширная неопубликованная корреспонденция, к которой я часто обращался при работе над книгой: в их числе письма, написанные императором Иосифа и адресованные ему; письма принца Кауница; Фридриха Великого; короля Швеции Густава III; короля Польши Станислава Августа; принца Генриха Прусского; потёмкинских племянниц графини Александры Браницкой и княгини Татьяны Юсуповой; его племянников графа Скавронского и графа Браницкого, а также польских союзников и агентов Потёмкина; его арт-дилеров, например, лорда Кэрисфорта; иностранных путешественников – леди Крейвен, Реджинальда Пола Кэрю и Сенака де Мейлана; графа Семёна Воронцова и других русских государственных мужей; принца де Линя; графа де Сегюра; графа Малмсбери; герцога Лидса; Иеремии и сэра Сэмюэля Бентамов; принца Нассау-Зигена; Джона Пола Джонса; Льюиса Литтлпейджа; Франсиско де Миранды; тайных дипломатических агентов Потёмкина и русских послов в Вене, Париже, Константинополе; его банкиров, в том числе барона Ричарда Сутерленда; а также множество подлинных жемчужин, таких как его список покупок в Париже. Фрагменты некоторых переписок, например, со Станиславом Августом и Сутерландом, оказались рассердоточены по всем четырём архивам.

Увы, я смог использовать лишь часть найденной информации: такие объёмные сюжеты, как деятельность Потёмкина в Польше или его военные приказы, предназначены для других книг; данные из писем де Линя и Малмсбери просто добавляют некоторые любопытные детали к взаимоотношениям, которые и без того неплохо описаны. Иные документы слишком подробны или туманны.

В региональных музеях Украины и России часто хранятся лишь копии документов, оригиналы которых давным-давно отправлены в московские РГАДА и РГВИА, но мне и там повезло обнаружить несколько раритетов – например, оригинал приглашения на потёмкинский бал в Одесском историко-краеведческом музее, вероятно, сохранившийся в единственном числе. Там накоплено огромное количество фактов и легенд, систематизацией которых никто не занимался целое столетие, а также много уникальной информации о наших героях – к примеру, данные о М.Л. Фалееве в Николаеве.

В Британии PRO (Государственный архив) хранит неопубликованные депеши Фицгерберта и Фокенера, которые проливают свет на последние месяцы, проведённые Потёмкиным в Петербурге, но при этом толком не введены в научный оборот. Часть документов из архива Бентама в Британском музее уже опубликована, но он всё ещё скрывает много невиданных сокровищ. Чрезвычайно полезными также оказались неопубликованные дневники Реджинальда Пола Кэрью, хранящиеся в архиве города Антони в Корнуолле; в этих записях Кэрью рассказал о своих визитах в Россию и о времени, проведённом с Потёмкиным. AAE (Архив Министерства иностранных дел на набережной Орсе) содержит множество интересных документов, в том числе неопубликованных, а также бесценный полный архив бумаг графа де Ланжерона. Некоторые тексты Ланжерона были опубликованы в России, и в настоящее время готовится к выпуску полное собрание его сочинений.

Публикации о Потёмкине делятся на предвзятые и непредвзятые – или, по меньшей мере на мифологизированные и документальные. Естественно, я счёл враждебно настроенными или недостоверными все источники, связанные с сочинениями Гельбига и его адаптациями (изданием «Жизнь генерал-фельдмаршала князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического» и книгой Ж.Э. де Серенвиля «Жизнь князя Потёмкина, служившего российским фельдмаршалом в правление Екатерины II»), а также текстами Сен-Жана (чья личность до сих пор остаётся загадкой). Однако труд Кастеры оказался весьма полезным. Даже обращаясь к рассказам о совершенно нейтральных событиях, следует помнить, что тексты Чарльза Массона, Сен-Жана и Гельбига написаны «мифотворцами», а не историками. Однако сложившаяся вокруг Потёмкина мифология тоже представляет определённый интерес и может сообщить нам много ценного, хотя я, разумеется, старался проверять все данные по историческим источникам. Массон ненавидел императора Павла, и его «Секретные записки», опубликованные ещё при жизни, обрели популярность, но некоторые из его рассказов о Потёмкине являются правдивыми. Очевидцы событий жизни князя – иностранцы де Линь, Сегюр, Корберон, Ришельё, Миранда, де Дама и Ланжерон и соотечественники Ростопчин, Цебриков, Рибопьер, Державин, Безбородко, Воронцов, Завадовский, Вигель, Энгельгардт и Самойлов, – были предвзяты и судили субъективно, но по всей вероятности, они были убеждены в правдивости того, о чём говорили. Некоторые высказывались откровенно недоброжелательно – например, Ростопчин и Воронцов; Долгоруков не только недоброжелателен, но и склонен к фантазиям; другие, подобно Самойлову, являлись сторонниками князя. Многие находились где-то посередине между двумя полюсами. Скажем, Безбородко в своих высказываниях был неожиданно точен и справедлив. Исторические произведения А.С. Пушкина – «Table-talk» («Застольные беседы»), «История Пугачёва» и исторические заметки – тоже были незаслуженно обделены вниманием исследователей. Поэт был очарован фигурой Потёмкина, знаком с его родственниками и приближёнными и бережно записывал их рассказы, и я рассматриваю его сочинения как ценные сборники устных историй, полученных напрямую от тех, кто знал Потёмкина лично. Что же касается иностранцев, то критические высказывания де Линя и Ланжерона о потёмкинских военных достижениях безнадёжно испортили его репутацию в глазах всех последующих поколений. Однако они тоже представляют ценность, особенно если принять во внимание более поздние тексты Ланжерона, где он отдаёт Потёмкину должное. В случае с де Линем неопубликованные письма из потёмкинского архива позволяют нам объективно оценить степень его предвзятости. Ришельё, Стедингк и Миранда оставили куда более положительные заметки о тех же временах, однако их свидетельства часто упускали из виду, тем самым нарушая баланс мнений.

За уточнениями я обращался к публикациям следующих западных историков: Изабель де Мадарьяга, Джон Торндайк Александер, Марк Раев, Дэвид Рансел, Роджер Бартлетт («Human Capital» – «Человеческий капитал»), Джон Ледонн («Ruling Russia» – «Управляя Россией»), Энтони Кросс (о британцах в России), Лорд и Замойский (о Польше), Кинросс и Мензел (о Константинополе). Из биографов Потёмкина наиболее весомым представляется труд Брикнера, а книга Соловейчика представляет интерес, но в ней отсутствуют ссылки на источники.

Даты приведены по старому стилю, или юлианскому календарю, который тогда отставал от используемого на Западе григорианского (новый стиль) на 11 дней. В некоторых случаях приводятся оба варианта.

Деньги: в одном рубле содержалось 100 копеек. В 1780-х годах 4 рубля приблизительно равнялись 1 фунту стерлингов или 24 французским ливрам. Английский джентльмен в это время мог прожить примерно на 300 фунтов в год, а русский офицер – на 1000 рублей.

Меры расстояния и площади: верста равнялась 0,663 мили или 1,06 км. Десятина равна 2,7 акра.

Имена и названия: для большинства имён собственных я использовал наиболее узнаваемые формы, а потому абсолютная последовательность в их передаче была невозможна. Так что я заранее прошу прощения у тех, кого может оскорбить мой выбор. Герой этой книги – Potemkin, хотя по-русски его фамилия произносится скорее как Patiomkin. В большинстве случаев я использовал русские формы имён, кроме тех, которые более известны в англизированном варианте: так, цесаревич Павел Петрович обычно именуется Grand Duke Paul; Семён Романович Воронцов – Simon Vorontsov; императрица – Catherine, а не Ekaterina. Личное имя Пётр и ряд других я пишу по-английски, как Peter (а не Piotr), и т. п. Я использую русские женские формы фамилий: например, Dashkova, а не Dashkov. Польские фамилии, такие как Браницкий (произносится Branitsky), я оставляю в польском написании: Branicki. Таким образом, в женском роде я использую русское Skavronskaya, но польское Branicka. Если кто-либо известен титулом или почётной приставкой к фамилии, я стараюсь использовать их, так что А.Г. Орлов именуется Орловым-Чесменским с того момента, как он получил эту фамилию.