Текст книги "Китай у русских писателей"

Над головой Ворошилова реют самолеты, ниже нарисованы мощные танки, тяжелые орудия, линкоры.

В городе впервые демонстрируется советский фильм «Если завтра война». Все билеты закуплены еще с утра. Несколько полицейских тщетно пытаются водворить порядок у театра, двери которого штурмуют сотни людей. В зрительном зале люди сидят по двое на стульях, стоят и сидят в проходах. Гаснет свет. Фильм идет на русском языке. На маленький экранчик рядом с экраном проецируются диапозитивы с надписями на китайском языке.

Первый ураган оваций вспыхивает в зрительном зале, когда появляется на экране товарищ Сталин. А потом уже фильм идет под сплошные неумолкаемые аплодисменты и приветственные возгласы. Бурю восторга вызывают эпизоды, показывающие технику Красной Армии, разгром врага.

Фильм очень изношен. Он часто рвется, плохо звучит, экран темный, но, несмотря на это, успех колоссальный.

Китайский зритель очень любит советские кинокартины. Миллионы людей смотрели «Чапаева», «Мы из Кронштадта», «Волочаевские дни», «Петра I», «Балтийцев», «Цирк», «Ленин в Октябре».

К сожалению, в Китай все советские фильмы до сего времени приходили только в одном позитивном экземпляре, который прокручивался до полной амортизации. Однако зрители такой изношенный фильм предпочитают американскому фильму с участием кинозвезд, прекрасно звучащему, но бессодержательному.

Огромен интерес китайского зрителя к советской кинохронике и особенно к хронике, показывающей мощь Красной Армии. Очень часто фасады китайских кинотеатров, в которых идет американский сверхбоевик, украшены огромной рекламой не этого боевика, а трехсотметрового выпуска советской кинохроники, идущей в программе.

Невдалеке от кинотеатра расположен главный городской театр. В нем сегодня концерт молодежной музыкальной самодеятельности. Притихшая аудитория слушает ноктюрн Шопена. Играет парень в солдатской форме, играет прекрасно, полузакрыв глаза и склонив стриженую голову к скрипке – неразлучной спутнице его военных походов. После выступления скрипача школьные и студенческие хоровые кружки поют новые песни борющегося Китая. Эти песни о борьбе и страданиях народа – иногда тягучие, надрывные, иногда бодрые, заливистые. Детский хор звонко, голосисто поет партизанскую песню «Я-хэй!»:

 
Мы партизаны, я-хэй!
Отстоим свою родину, я-хэй!
Мы деревенские мужики, я-хэй!
Кто хочет быть рабом? Я-хэй!
Выгоним японцев, я-хэй!
Станем свободными, станем веселыми, я-хэй!
 

Театр переполнен, гремят аплодисменты. Через раскрытые окна песня вырывается на переполненную людьми улицу. Проходящая мимо театра одетая в военную форму гуансийская молодежь подхватывает:

 
Станем свободными, станем веселыми, я-хэй!..
 

Покидаю провинцию Гуанси. Мне предстоит длинный путь к берегам Янцзы в Чунцин.

На всем пути, до самой границы Гуйчжоу, мы то и дело встречаем отряды студенческой молодежи, которые в полном боевом снаряжении ведут тактические занятия, стрельбу, тренируются, проходят строевую подготовку.

Дорога уходит в горы провинции Гуйчжоу. Иногда далеко внизу, под ногами, остаются облака. Дорога построена несколько лет назад. На высокой скале воздвигнут обелиск – памятник строителям этой магистрали: рабочим, погибшим от зноя, болезней и обвалов.

Эти горы таят неисчислимые богатства. Крестьянин тащит на спине в корзине сверкающий синевой каменный уголь, пласты которого выходят из недр и выступают на поверхность земли.

Когда-нибудь здесь задымят домны, по тоннелям побегут поезда с рудой, углем, металлом. Горные водопады ударят в турбины электростанций. А сегодня горсть угля из этих многомиллионных запасов согревает убогую фанзу бедняка, обрабатывающего землю первобытной сохой.

Еще одна граница. Мы покидаем Гуйчжоу. С серых заоблачных скал спускаемся в плодоносные сычуаньские долины. Много фруктовых садов, бесконечные озера рисовых полей покрыты пеленой туманов. Мы проехали от Чанша уже две тысячи километров. Дорога круто спускается к берегу Янцзы, и за поворотом вырастает нависший над рекой, раскинувшийся по холмам большой серый город – столица Китая – Чунцин.

В канун Нового года на улицах Чунцина было тихо. Музыка доносилась только из окон иностранных миссий и «Интернационального клуба».

Музыка сплеталась с глухими взрывами. К этим ежеминутным громовым ударам город привык: в скалах готовят глубокие пещеры воздушных убежищ.

Вечером распространилась весть о предательском заявлении Ван Цзинвея.

«Синьхуа жибао» пишет:

«Ван Цзинвей, опубликовав свою изменническую декларацию, вписал свое имя в список предателей китайского народа. Предлагая вступить в мирные переговоры с Японией, Ван Цзинвей идет на сговор с врагом, который захватил наши территории, подрывает нашу независимость, уничтожает наших детей и насилует наших женщин.

Ван Цзинвей, соглашаясь установить «дружбу» с японцами и предоставив им право разместить японские войска во Внутренней Монголии и в важных китайских городах, тем самым превращает Китай в японскую колонию. Под предлогом экономического сотрудничества с Японией он хочет отдать Китай в экономическую кабалу Японии, превратить Китай в японскую колонию. Решение ЦИК Гоминдана об исключении Ван Цзинвея будет поддержано населением всего Китая. Оно является своевременным предупреждением всем последователям Ван Цзинвея. Мы уверены, что ликвидацией подобного предательства мы еще больше усилим фронт сопротивления японской агрессии, укрепим внутреннее единство, усилим мощь страны и обеспечим быстрейшее изгнание с китайской земли хозяев Ван Цзинвея – японских милитаристов».

1 января вечером улицы города наполнились тысячами людей, отрядами молодежи. С факелами шли колонны демонстрантов, распевая боевые песни и выкрикивая лозунги: «Долой подлых изменников и предателей народа, продающих врагу свою совесть и нашу кровь! Все силы на борьбу с врагом!»

Демонстрация затянулась до поздней ночи, остановив в городе все движение.

Огромный город Чунцин почти всегда окутан густыми влажными туманами.

Этой зимой уже много раз были сигналы воздушной тревоги. Жители прислушивались к гудению моторов. Японские самолеты не доходили до цели, мешали туманы.

Сирена гудит два раза. Опять идут?

После первого сигнала люди спешат к ближайшим убежищам. Ускоряют свой бег рикши и лимузины. Через двадцать минут, по второму сигналу, полицейские останавливают движение, улицы пустеют, и каждый человек, там, куда успел он добежать, ждет своей участи в лотерее, где выигрыш – жизнь, а проигрыш – смерть. У всех, кто не укрылся в убежище, шансы одинаковы: японцы будут бомбить без разбора. Известно, что военных объектов в городе нет, и главная задача такого рейда – «моральное воздействие».

Население переполненной столицы приближается к миллиону. Очень много в городе детей, школ, очень мало пока еще убежищ. Город беззащитен. Огромная территория не дает возможности жителям быстро уйти за его пределы. Здесь нет также международного сеттльмента, иностранных концессий. Впрочем, будут бомбить, я думаю, и «посторонних», вплоть до посольств.

Вчера утром туман рассеялся, а в полдень завыла сирена. По телефону сообщили, что на город идут двадцать семь тяжелых бомбовозов.

В мертвой тишине люди, неподвижно застыв, прислушиваются.

Больно смотреть на детей. Их целый щебечущий выводок в нашем дворе – маленьких моих друзей, одетых в одинаковые синие халатики. Убежищ поблизости нет. Спрятать детишек некуда. Сбившись в кучу, они прижались к каменной стене и тоже прислушиваются. Они очень хорошо понимают опасность, и в широко раскрытых детских глазах отчаянный страх перед надвигающейся беспощадной смертью.

– Идут!

Сначала отдаленный неуловимый рокот, потом все громче звенящий гул. Вот уже где-то над головой ревут пятьдесят четыре мотора. Их не видно сквозь ослепляющую легкую молочную дымку. А японцы прекрасно видят очертания большого города-полигона.

Как порыв ураганного ветра, пригибающего к земле высокие деревья, вдруг возникает завывающий вихрь: это бомбы несутся к земле. Громовым раскатом первый залп ударил в соседний квартал.

Люди падают на землю, жмутся друг к другу. Снова вихрем бьет в землю второй залп, третий, четвертый…

По невидимым сквозь дымку точкам бьют беспрерывно зенитные орудия. Вдруг они умолкают, и в гудение моторов вплетаются новые ноты. Это мотор истребителя. Звук его, нарастающий до буйного звенящего рева, заглушается густым треском пулеметных очередей.

По-прежнему все скрыто дымкой. Там, высоко, идет воздушный бой. На японцев ударила эскадрилья китайских истребителей.

Воздушный бой удаляется от города. Долго еще сирена не дает отбоя.

По официальным данным, во время этой бомбардировки было убито около четырехсот человек. На южном берегу Янцзы упал сбитый японский бомбовоз. На город было сброшено свыше пятидесяти бомб.

Из-под развалин домов еще сегодня продолжают извлекать изуродованные трупы. Среди убитых много детей.

Газеты сегодня сообщают подробности: одна бомба упала в общественную столовую, переполненную строительными и портовыми рабочими, кули. Этой бомбой было убито сорок человек. Шестьдесят человек погибло в тесном помещении кустарной мастерской, в центре города.

Кроме Чунцина, японские самолеты вчера бомбили города Куйсен, Тунгуань и Наньян, сбросив больше ста бомб.

Вчерашним налетом японцы нанесли первый воздушный удар новой столице Китая.

Сегодня утром было получено сообщение, что на Чунцин идет шестьдесят бомбовозов. Встретив на полпути густую облачность, они повернули обратно.

Китайская зима на исходе. Чунцин встречает вторую военную весну. Уже было несколько знойных дней, и люди изнывали от влажной жары; потом пошли проливные дожди, и город снова в густой пелене туманов, сквозь которые редко показывается расплывчатое белесое пятно солнца.

Чунцин прочно связан со всей страной. Людей, только что приехавших с самых отдаленных участков борьбы, вы можете встретить ежедневно. Еще не отряхнувшие дорожной грязи или пыли с френчей, они выкладывают свои впечатления о войне. Приезжают эти люди ненадолго. Их машины, окрашенные в защитные цвета, вымазанные глиной, появившись на шумных улицах Чунцина, через несколько дней уже мчатся по дорогам на север, восток и юг, к линиям фронтов.

Чунцин начал расти и развиваться еще до начала войны. Его называли «входом» в провинции Сычуань, Гуйчжоу, Юннань и Сикан. Теперь, когда он стал столицей страны, ее политическим и экономическим центром, этот рост принял небывалые для китайских городов размеры и темпы. В черте города строятся десятки новых домов, прокладываются новые улицы, расширяется и реконструируется система водопровода, пущена в эксплуатацию новая автоматическая телефонная станция.

Война не только не подорвала экономики Сычуани, но, наоборот, дала толчок к ее развитию. В связи с переводом сюда большого количества фабрик и заводов понадобилось сырье, появилась необходимость разработки естественных богатств провинции. Огромные залежи угля, металла до войны лежали нетронутые. Сейчас во многих уездах уже идет добыча угля и железной руды. Геологическая разведка обнаружила в нескольких пунктах провинции нефть, которую до сего времени в Китае не эксплуатировали. Сильно расширяются посевные площади хлопка и риса. Растет товарооборот. Шоссейные дороги связывают Чунцин с городами Чанша, Гуйян, Гуйлин, Куньмин.

В Чунцине функционируют десять университетов (Национальный Центральный университет, университет Фунтан, Национальный фармацевтический колледж и др.) и много всевозможных других учебных заведений.

Сделавшись политическим центром и будучи центром путей сообщения, Чунцин стал также центром торговли и промышленности, центром импортной и экспортной торговли страны. В городе двадцать один банк, в том числе Центральный банк Китая, Банк путей сообщения, Крестьянский банк. Кроме крупных банков, в городе имеются еще тридцать шесть банкирских контор, которые финансируют местную торговлю и промышленность.

Вчера я совершил поездку по пригородам Чунцина. Осмотрел и заснял несколько заводов. Глазу советского человека, привыкшего в нашей стране к заводам-гигантам, эти предприятия кажутся небольшими. Но это не мешает восхищаться изобретательностью, предприимчивостью и творческой инициативой, которая вкладывается китайским инженерно-техническим персоналом и квалифицированными рабочими в освоение производственных процессов.

Все эти тяжелые станки, которые из-под носа врага были увезены из Шанхая, Нанкина, Ханькоу на джонках, проделали тысячекилометровый путь по Янцзы, на плечах перетаскивались в эти новые корпуса. Свыше трехсот больших предприятий было перевезено таким образом в глубь страны. Половина из них приходится на долю Сычуани. Не все удалось вывезти. Многого не хватает, и недостающее создается здесь же, на месте, собственными силами. На одном заводе мы видели две электрические печи, дающие по шесть тонн стали в сутки. Обе печи построены инженерами и рабочими этого же завода. Американская печь, послужившая образцом, осталась в Шанхае. Но эти печи работают не хуже американских. Рельсы, которые так необходимы сейчас стране, прокладывающей новые железнодорожные пути, на этом заводе, за неимением прокатного стана, отливаются. На этом же заводе сделали своими силами точнейший и сложный строгальный станок.

Потребность в металле заставила немедленно приступить к использованию местной руды. Инженер с гордостью показывает нам чугун, выплавленный из руды, несметные запасы которой находятся недалеко в горах.

В цехах, на станках, совсем недавно освоенных, работает много способной молодежи, дающей замечательные производственные показатели.

* * *

Мы продолжаем свой путь по дорогам Китая. На редких остановках в городках и деревнях машину окружает толпа детей и взрослых. Разглядывая, молчаливо ощупывая со всех сторон запыленную машину, они хотят удовлетворить свою неутоленную жажду познания техники. Хмуро поглядывают на европейца. Но стоит мне улыбнуться, заговорить с ними – и лица расплываются, бесследно улетучивается угрюмая недоверчивость, пытаются завязать беседу, детвора шумно издевается над моим китайским языком, а старики, одобрительно поднимая большой палец, говорят: «Хэн хао» («Очень хорошо»).

На утрамбованных земляных площадках около деревень проходят учебу новобранцы. Это – большей частью строевая подготовка, которой в китайской армии придается большое значение. Строевая выучка бойца доводится до совершенства, но зачастую за счет овладения боевой стрельбой, за счет тактической учебы. В свободное от военных занятий время бойцы играют в волейбол, баскетбол.

Очень много людей обучается военному делу. Много крестьянской молодежи – новобранцев – идет по дорогам, направляясь на сборные пункты.

Продвигаемся к северу. Мы еще находимся в Сычуани, но постепенно и пейзаж и облик городов меняются. Это – уже Северный Китай. Рисовые озера уступили место полям пшеницы. Ветер несет по бескрайним равнинам облака пыли. Пыль клубится над дорогами, над редкими, построенными из глины селами. Города далеко отстоят друг от друга. Они обнесены высокими глиняными стенами. У массивных, окованных железом, ворот стоят караулы. Среди колосящейся пшеницы одиноко возвышаются каменные обелиски – древние могилы.

Мимо этих могил, в облаках знойной пыли, которую несут навстречу нам сухие степные ветры, мы въезжаем в провинцию Шэньси.

* * *

Приближается день возвращения на родину. Последние встречи с китайскими друзьями – журналистами, кинематографистами, писателями, военными. Они просят передать привет великой дружественной стране, они полны решимости продолжать борьбу, отдать все свои силы делу освобождения родины. Они строят реальные планы творческой, созидательной работы в освобожденной от врага стране.

В Чунцине начался период лунных ночей. Теперь японцы совершают ночные налеты на столицу.

В полночь вой сирены загоняет людей в убежища, выдолбленные в каменных скалах. Японские самолеты идут сюда с ханькоуского аэродрома. Это далекий воздушный рейд, и после сигнала тревоги долго длится томительное ожидание.

На высоком холме города развевается красный флаг советского посольства. Днем, когда подлетаешь на самолете к Чунцину, флаг виден издалека. Отсюда, с балкона посольства, город виден как на ладони. Он погружен во мрак и притих в ожидании удара. Большая круглая луна озаряет бледным светом холмы, на которых раскинулся город, широкий изгиб реки Янцзы, покрытой пеленой тумана.

Где-то в тишине пронесся по городу грузовик, слышны окрики полицейских, прозвучал издалека одиночный выстрел. Над головой мечутся, словно встревоженные чем-то, летучие мыши.

Город не спит уже третью ночь. Тысячи людей сидят три ночи в сырых пещерах воздушных убежищ. Там негде повернуться, измученные люди лежат буквально друг на друге, с детьми, стариками; держатся молча, терпеливо. Почти все население обеспечено убежищами. Но никто не знает, найдет ли он утром свой дом или вместо дома будут дымящиеся развалины.

Гудят моторы эскадрилий бомбардировщиков. Их не видно еще. Шарят по небу прожектора. И когда первый самолет попадает в луч прожектора, начинают бить зенитные батареи. Гром выстрелов смешивается с разрывами бомб первой волны бомбардировщиков.

Японцы бомбят окраины Чунцина, целят в индустриальные предприятия. Зенитки смолкают. В бой ринулись истребители. Бомбардировка продолжается, теперь гул разрывов сопровождается треском пулеметных очередей. По звездному небу протягиваются светящиеся нити трассирующих пуль; эти нити паутиной затягивают участок небосвода, где идет воздушный бой.

Японцы создают вокруг своих кораблей густую огневую завесу. Китайские истребители уже начали осваивать технику ночного воздушного боя. Внезапно на черном небе вспыхивает огненный клубок и, как комета, мчится к земле. За холмом, куда свалился воспламенившийся бомбардировщик, вспыхивает яркое зарево. А над головой гул. На город идет новая волна воздушных кораблей врага.

Это была последняя ночь, проведенная мной в Чунцине.

Утром пассажирский самолет китайской авиационной компании поднялся с продолговатой отмели на реке Янцзы, против центральной части города. С самолета, сделавшего низкий круг над городом, видны последствия ночной бомбардировки – дымящиеся развалины на окраинах. Дорого обошелся японцам вчерашний налет: они потеряли три бомбардировщика, сбитые китайскими истребителями.

Самолет начинает медленно набирать высоту: впереди на нашем пути большие горные перевалы. Холмы Сычуани, амфитеатры рисовых озер уходят далеко вниз, погружаясь в знойную воздушную дымку.

Завтра исполняется год моей работы в Китае. Сейчас, сидя в кресле, глядя на уходящие холмы, на виднеющиеся далеко впереди очертания гряды снежных гор, я не перестаю думать об этой стране, мысленно подвожу итоги своей работы: одиннадцать провинций, двадцать пять тысяч километров, десять километров снятой кинопленки.

Из всех моих киноэкспедиций последних лет это была самая трудная, самая сложная. Война раскинулась на огромных территориях незнакомой страны, нужно было одновременно со съемкой изучать страну, ее обычаи, методы борьбы, предвидеть развитие событий, изучать неподатливый, трудный язык. <…>

Где-то внизу, в просвете между облаками, мелькнула тонкая полоса.

Великая китайская стена!

Глядя на нее сейчас, я понял, что именно так нужно озаглавить фильм о Китае: «Великая стена». Это фильм не о груде кирпичей, раскинувшейся на тысячи километров. Стена не оберегла и не защитила великую нацию от унижений и нищеты, от вторжения полчищ колонизаторов, ростовщиков, торговцев живым товаром, авантюристов и вооруженных бандитов.

Ныне поднялся весь китайский народ и объединил свои силы. Великой стеной, плечо к плечу, стали миллионы людей на борьбу за будущее своих детей, за право на жизнь и независимое существование.

Уже давно скрылась из глаз извилистая линия Великой китайской стены. Через несколько часов самолет коснется колесами Советской земли. Из кабины пилота открываются далекие голубые дали. Пилот протягивает руку вперед, и в глубокой долине я вижу тонкую серебристую ленту реки и серый домик.

Самолет медленно покачивает крыльями, салютуя советским пограничникам, посылая привет долгожданной моей Родине.

Сентябрь 1938 – сентябрь 1939.

К. Симонов

Поэт, прозаик, драматург, журналист, политический и общественный деятель Константин (Кирилл) Михайлович Симонов (1915–1979) был в Китае осенью 1949 г., поначалу в составе первой делегации деятелей советской культуры, а затем как военный корреспондент газеты «Правда». Он присутствовал при торжественном провозглашении Китайской Народной Республики 1 октября 1949 г. Принимал участие в завершающих операциях 4-й полевой армии на юге Китая, о чем писатель рассказал в книге «Сражающийся Китай» (М., 1950), откуда взяты публикуемые фрагменты. Книгу иллюстрировали рисунки художника К. И. Финогенова, к альбому которого «В новом Китае» (М., 1952) Симонов написал предисловие. Сочинения Симонова в свое время были популярны в Китае, но в годы «культурной революции» 1966–1974 гг. его имя, как и многих других советских писателей, подвергалось поношениям (см., например, «Женьминь жибао», 1968, 19 января).