Текст книги "Правда Za нами!"

– Эсфирь за тебя хлопотала, – усмехнулся Игнатьев, – так что спасибо ей. – И, выдержав паузу, добавил: – Чудачка. Пора бы уже понять: майор Игнатьев своих не сдает.

«Своих, – подумал Михаэль. – И давно я для него свой? Хотя… Ведь это он спас мне жизнь в лесу под Старой Руссой. Ну как понять этого человека?»

– Боюсь я за нее, только чем тут поможешь? – продолжал майор, и Михаэль увидел, что уверенный в себе, грубоватый Игнатьев – быть может, впервые в жизни – не знает, что делать. – Ладно, иди к комиссару. Получи свое назначение, а заодно переводчиком поработаешь. Какого-то немца разведчики привели. Говорят, сам сдался.

Комиссара не было на месте, и пленный, которого охранял часовой, вскочил, услышав немецкую речь. Часовой, несильно ткнув прикладом, вернул его на место.

Немец утверждал, что давно хотел сдаться в плен, и это вызывало сомнения. Кому сдаваться? Находящимся в окружении изможденным русским? Звали немца Иоахим Шлезингер. Выяснилось, что майор медицинской службы вермахта Шлезингер был разжалован и отправлен на фронт санитаром из-за брата, арестованного гестапо. Но оказалось, что держать врача в роли санитара – непозволительная роскошь на фронте, и Шлезингера продолжали использовать в прежнем качестве, хотя и не вернули звание.

– За что арестовали брата? – спросил не очень-то склонный верить немцу Михаэль.

– Он был антифашист, – живо ответил Шлезингер. – Выступал против Гитлера. Я тоже антифашист. Но меня как врача мобилизовали.

– А до фронта где вы служили?

– В Риге. Там я помогал евреям. Один замечательный врач работал у меня в госпитале, его жена убирала мою квартиру. Я всегда оставлял ей продукты.

– Врач? – поднял голову Михаэль. – А фамилию помните?

– Гольдштейн… Залман Гольдштейн. Жену звали Эстер.

Если бы в этот момент начался налет или гитлеровцы пошли в атаку, Михаэль не вскочил бы так стремительно с самодельной табуретки.

– Что вы знаете о них?! Говорите!

– Когда вермахт вступил в Ригу, – ответил удивленный реакцией Михаэля Шлезингер, – я хотел остановиться в квартире доктора, но выяснилось, что он – еврей. В еврейской квартире я мог остаться, только выбросив всех на улицу или расстреляв. Поверьте, это было несложно. С евреями не церемонились. Но я ушел, не причинив им зла. Доктор мне понравился, он прекрасно говорил по-немецки, и спустя какое-то время я вспомнил о нем и взял его в госпиталь…

– Это был мой отец, – прервал Михаэль немца.

– Ваш отец? – изумился Шлезингер. – Майн Готт! Теперь я понимаю, откуда у вас такой хороший немецкий язык. Но мне кажется, доктор говорил, что детей у него нет.

– Сын и дочь у него. О дочери рассказывал?

– Ни слова. Меня отправили на фронт в сентябре. Что было с ними потом – не знаю. Приказ пришел о переселении всех евреев в гетто. Наверное, ваши родители теперь там. А вы действительно очень похожи на мать.

«Кажется, не врет», – подумал Михаэль.

Появление комиссара полка Шевцова прервало допрос. Он был не один. Какой-то офицер вошел вслед за ним и, увидев Михаэля, заговорил первым:

– Я уполномоченный особого отдела дивизии лейтенант госбезопасности Юрьев. Кто вы такой?

– Зам политрука Гольдштейн. Мне приказали явиться к комиссару полка.

– Кто приказал?

– Командир полка. Майор Игнатьев.

– Зачем?

– Получить новое назначение и… – Михаэль замялся на секунду, – переводить…

– Понятно. А кто вам позволил самостоятельно допрашивать? Такого приказа не было.

– Не было, – машинально повторил Михаэль. Он еще не пришел в себя после разговора со Шлезингером и с трудом начал осознавать последствия своего поступка.

– А вдруг вы сговорились? Фамилия у тебя немецкая, немецкий язык…

– Но я же не немец, – почти простонал Михаэль.

– Да он, как видно, не понял, что от него требуется, – негромко сказал комиссар Шевцов, – вот и начал допрашивать сам. Молодой, неопытный…

– Может, и так, – не стал возражать лейтенант госбезопасности, – только я всех подозревать и проверять обязан. Должность такая. Что он успел сказать?

Михаэль с трудом понял, что вопрос обращен к нему и касается Шлезингера. Голова разламывалась. Он дважды был в подобной ситуации – и опять под подозрением. А еще этот рапорт комбата. Знает ли о нем особист?

– Сказал, что антифашист и брата арестовали за антифашистскую деятельность, – не сразу ответил Михаэль. – Вообще-то он военный врач. Из-за брата разжаловали и на фронт отправили, а до этого в Риге служил. Давно пытался к нам перейти.

Словно в подтверждение, безучастно сидевший Шлезингер внезапно заговорил, сопровождая свои слова жестами.

– Что он говорит? – спросил комиссар.

– Именно это. Говорит, что искал в лесу наших, чтобы сдаться. Не хочет за Гитлера воевать. И еще, товарищ лейтенант госбезопасности, он говорит, что в Риге моим родителям помогал.

– В Риге? Твоим родителям? – не понял Юрьев. – Что это значит?

– Он помогал евреям, а это очень опасно.

– Назвал фамилии?

– Да. Это они. Отец у него в госпитале работал. Мать убирала квартиру. Говорит, что помогал им продуктами.

– И ты ему веришь? В плену они все антифашисты. Может, от страха сделал вид, что добровольно сдается? А если он твоих родителей убил, а тебе сказки рассказывает?

Михаэль не знал, что ответить.

– Вот видишь! Ладно, я сейчас сам его допрошу. Переводи.

Особист задавал вопросы, и Шлезингер с готовностью отвечал, всем своим видом стараясь показать, что говорит правду.

– Он утверждает, – перевел Михаэль, – что беседовал с офицерами и те уверяли: в ближайшие недели с нами будет покончено. Нацеленные против нас части получили подкрепление. Главная задача – закрыть проход у Мясного Бора и удушить.

Снаружи послышались голоса. Кто-то спрашивал о чем-то стоявшего у входа в землянку бойца. Михаэль узнал голос Игнатьева.

– А, майор! – оживился Юрьев, увидев вошедшего. – Кстати, весьма кстати. Это ваши указания замполитрука выполнял?

– А что он натворил? – вопросом на вопрос ответил майор.

– Пока нас тут не было, допрашивать начал. Это вы ему велели?

– Допрашивать начал? – равнодушно переспросил Игнатьев. – Ну и что? Комсомолец, политработник, немецкий знает. Кому допрашивать, если не ему?

– Переводить он должен был, – с нажимом сказал лейтенант госбезопасности. – И точка. И нам пора точку ставить. Что он еще сказал? – обратился к Михаэлю Юрьев.

– Просил отправить его к немецким антифашистам. Сказал, что с некоторыми знаком. Хочет бороться вместе с ними.

– Отправим в штаб армии. Там решат. Толку от него мало, знает немного.

– Подождите, – вмешался Игнатьев, – он же врач.

– И что?

– Врача у нас нет в медсанбате. То есть врач как бы есть, но работать не может. Вконец обессилела. Медсестра всем заведует, а опыта у нее – несколько месяцев. У других – и того меньше.

Лейтенант госбезопасности посмотрел на Игнатьева, и от этого взгляда Михаэлю стало не по себе.

– Вы что же, товарищ майор, – медленно, с расстановкой заговорил Юрьев, – серьезно хотите, чтобы этот немец лечил наших бойцов? Вы отдаете себе отчет в том, что предлагаете?

– Но ведь он антифашист! Желает нам помочь! – не выдержал Михаэль. Он верил Шлезингеру, хотя не мог объяснить даже себе, на чем основана эта уверенность.

– Помолчи! – повысил голос особист. – Тебя не спросили! Там женщины, девушки, а рядом с ними кто? Этот немец? – повернулся он к Игнатьеву. – Да он же их как кур перережет!

– А мы вот его, – майор указал на Михаэля, – комиссаром медсанбата назначим. Там давно комиссара нет. Заодно и немца будет стеречь. У него же немецкий как родной.

Это было настолько неожиданно, что Юрьев не сразу нашелся что ответить. Он только удивленно спросил:

– Это вы назначите? А комиссар дивизии? А начальник медицинской службы?

– Договоримся, – не моргнув ответил Игнатьев.

Лейтенант госбезопасности умолк. Создавшейся паузой воспользовался Шевцов:

– А что? Мне этот паренек нравится. В боях побывал, награжден. – Комиссар забыл, что совсем недавно назвал Михаэля молодым и неопытным. – Думаю, комиссар дивизии согласится. Поговорю с ним, вот только звание… Надо Гольдштейну младшего политрука присвоить. Павел Афанасьевич, – обратился он к майору, – как на это смотришь? А в первый батальон мы другого подберем.

– Я согласен, – отозвался Игнатьев, – если товарищ Юрьев не возражает.

– Возражаю, – заявил оправившийся от неожиданности Юрьев. – Как можно доверять врагу? И замполитрука слишком молод. Какой из него комиссар? Не справится.

– Без врача погибнут раненые. Оперировать некому. Этот немец – единственный шанс. А парень справится. Он к тому же сын доктора. С отцом работал, медицине учился. Сам мне рассказывал.

Юрьев задумался. Затем посмотрел на Михаэля:

– Это правда?

– Правда, товарищ лейтенант госбезопасности.

– Ну что же, – нехотя произнес Юрьев, обращаясь к Игнатьеву и комиссару, – возлагаю это на вас. Под вашу личную ответственность. И не дай вам бог, чтобы случилось что-то. Трибунал гарантирован.

Через несколько дней пробившийся к ним и каким-то чудом сумевший приземлиться военно-транспортный самолет привез муку, сухари, концентраты, которых могло хватить лишь на несколько дней, и забрал тяжелораненых, в том числе Бобровникова и Эсфирь. Несмотря на сопротивление кричавшего о перегрузке летчика, Игнатьеву удалось посадить ее в кабину. Теперь Михаэль, Клава и вытащившая Бобровникова из оврага санинструктор Маша, до войны учившаяся на фельдшера, втроем распоряжались в санбате, а военнопленный Иоахим Шлезингер сделал первую операцию: ампутировал кисть раненому при очередном налете сержанту. На какое-то время установилось относительное затишье, даже «юнкерсы» стали появляться реже, и только невидимый маятник 2-й Ударной армии, которому суждено было через три месяца окончательно остановиться, продолжал безжалостно отсчитывать время.

Лариса Джейкман

Родилась в городе Астрахани, где до сих пор витает дух старинных мифов и легенд. Мечтательная девушка после окончания института увлеклась написанием лирических стихов, некоторые из которых нашли свое признание: на их слова были написаны песни. Позже ее увлекла проза, начались пробы пера. И в 2004 году в свет выходит первая книга. С тех пор издано более десяти произведений автора. В 2020 году Лариса Джейкман награждена медалью Первой общенациональной литературной премии им. Пушкина. Но на достигнутом она не останавливается. «Широкий круг читателей, неиссякаемый интерес к жизни вдохновляют меня и поддерживают мой творческий потенциал», – признается Лариса Джейкман.

Зять

Да, не такого зятя мечтали видеть родители Алисы в своей семье. И где она его только откопала, этого простофилю Мирона? И имя-то несуразное какое-то, и одет не пойми как. Мужлан. А Алиса прямо светится рядом с ним!

– Наверное, в постели хорош, – авторитетно заявила старшая дочь Лия, на что родители отреагировали резким осуждением.

От шумной свадьбы молодые люди отказались, предпочли семейный круг, чтобы родственники могли получше познакомиться. Его родители приехали из небольшого провинциального городка, где отец работал крановщиком, а мама второй год была на пенсии.

Поэтому общих тем у них как-то и не нашлось. Отец Алисы был крупным функционером, а мама – искусствоведом. И все шумные реплики и тосты отца Мирона воспринимались как дурной тон: ни манер, ни воспитания. И сынок такой же. Благо хоть тихоня, ну и образование получил. Они с Алисой вместе университет окончили.

Дочь все время твердила родителям, какой он умный и перспективный. И если отец Алисы воспринимал это как большой плюс, то мама настаивала на том, что он их дочери не пара при любом раскладе: он ее недостоин, и рано или поздно она сама это поймет.

Старшая сестра Лия фыркала и говорила, что стоит ли тратить время и молодость на то, чтобы понять, что рядом с тобой обыкновенный серый провинциал. Это, мол, и так ясно!

Обстановка в доме была напряженной еще до свадьбы, так как Алиса заявила, что первое время они с мужем будут жить у них, пока не обзаведутся собственным жильем.

Родители Мирона обещали помочь с первым взносом в ипотеку, ну а дальше уж они сами. При этом Лия сразу же объявила, что съезжает к своему Эдику, который жениться не предлагает, но к себе зовет.

И в семье наступил разлад. Родители не хотели отпускать старшую дочь к этому бесшабашному музыканту, у которого квартира как проходной двор. Но Лия заявила, что это не обсуждается.

– Жить в одном доме с чужим мужиком я не намерена, – высказала она сестре в присутствии родителей.

Мирон, поселившись у своей жены и ее родителей, сразу же предложил посильную помощь: может, что-то починить нужно или подремонтировать, он готов. Но теща лишь усмехнулась, заявив, что для этого есть мастера-профессионалы.

– Ты работу лучше найди и обеспечь свою жену по тому стандарту, к которому она привыкла, – высказалась Алла Дмитриевна.

А Мирон искал. Он разослал резюме сразу в несколько мест и ждал приглашений, которых пока не последовало. Алису отец пристроил к себе, в административный отдел, с перспективой роста. А Мирону там места не нашлось. Таких не берут в солидные организации.

Так прошло почти пол год а. Молодому мужу пришлось зарабатывать на жизнь разными подработками. Его диплом и светлая голова, казалось, никого не интересовали.

Тесть не помогал из принципа, причем не своего, а Аллы Дмитриевны, которая надеялась на то, что Алиса наконец поймет никчемность своего мужа и оставит его, пока ребенка не нажили.

Она мечтала вернуть в дом старшую дочь, а от зятя избавиться. И только радостная и счастливая Алиса сбивала ее с толку: ну что она нашла в этом Мироне?! Неужели мало симпатичных интеллигентных молодых людей, которые смогли бы составить ее дочери блестящую партию!

Но вскоре ситуация изменилась. Вновь нагрянули родители Мирона и заявили, что деньги на ипотеку у них есть и пора бы молодым обзаводиться собственным жильем. При этом сват выставил на стол две бутылки водки и потребовал накрывать на стол.

– Обмывать будем!

Алла Дмитриевна с недовольным видом выставила холодные закуски и поставила разогревать жаркое. Говорил за столом в основном отец Мирона, его жена иногда поддакивала ему, виновато глядя на родственников. Видимо, понимала, что они в этом доме не очень желанные гости.

Но, так или иначе, не прошло и месяца, как Алиса с мужем переехали в свою собственную квартиру, а тут новая радость: Мирон нашел работу.

Его взяли программистом в солидную компанию, где он сразу же завоевал авторитет. Умный, способный, знающий свое дело не хуже опытного коллеги, который внезапно уволился.

Все, казалось, встало на свои места. Но тут к родителям вернулась Лия, вся в слезах и в отчаянии. Эдик выгнал ее, узнав, что она в положении.

– Я не собираюсь рожать от этого ублюдка, – рыдала она, когда мама с папой предложили поговорить с ним, повлиять на его гражданскую сознательность.

– Это все из-за Алиски с ее Мироном! – продолжала Лия. – Если бы не они, я бы не сбежала из дома и не попала бы в такую ситуацию. А теперь у нее все в шоколаде, а я… – И снова рыдания.

Вопреки мнению отца Алла Дмитриевна устроила для старшей дочери все наилучшим образом. Знакомая врач-гинеколог, услышав сумму гонорара, пообещала, что все будет идеально, Лиечка ничего и не почувствует и вскоре забудет о своем прошлом. И психолога посоветовала хорошего, чтобы восстановить психику девочке. Все будет хорошо! Беспокоиться не о чем.

А вечером, перед самой операцией, в дом неожиданно заявился Мирон. Его никто не приглашал, разумеется, да он и не спрашивал приглашения, просто объявился на пороге и сказал:

– Мне нужно с Лией поговорить.

Алла Дмитриевна с мужем оторопело посмотрели на зятя, но в дом впустили. Разговаривал он с Лией тет-а-тет. И все, что родителям удалось услышать, – это истерические выкрики дочери: «Пошел вон, тебя тут только не хватало, не твоего ума дело, болван!»

Потом все резко успокоилось, и через четверть часа Мирон ушел, тихо попрощавшись.

Лия лежала в спальне, отвернувшись к стене, и разговаривать с родителями отказалась напрочь. Алла Дмитриевна места себе не находила. Она расстраивалась, жалела дочь и злилась на Мирона.

Но на следующее утро Лия шокировала мать тем, что заявила:

– Я решила оставить ребенка. – И снова знакомая фраза: – Это не обсуждается!

Озабоченная Алла Дмитриевна позвонила зятю. Она долго допытывалась, что он сказал Лии, почему она резко изменила свое решение и не безумие ли это – оставить ребенка и стать матерью-одиночкой. Мирон отвечать на ее вопросы не стал, отделался лишь фразой: «Я хотел как лучше».

Пришлось раздосадованной Алле Дмитриевне сообщить своей знакомой о решении дочери. Та, поняв, что теряет солидное вознаграждение, процедила сквозь зубы: мол, как хотите, но у нее теперь ВИП-палата простаивает из-за них, и отключилась.

А на следующее утро по телевизору прогремели страшные новости: пожар в больнице ночью, унесший десятки жизней. Погибли беременные женщины и часть медперсонала. Именно в той больнице и в том крыле, где должна была находиться Лия.

Алла Дмитриевна позвонила своей знакомой, но та, к счастью, была жива, ночью она не дежурила.

– Бог спас твою дочь, – нервно сказала она. – Пусть рожает. Неспроста это все.

«Что же такого сказал Мирон дочери, что она отказалась от своего решения?» – недоумевали мать с отцом. И пригласили Алису с мужем на обед. Нужно было поговорить, так как Лия не была расположена к беседам.

Зять долго отнекивался, ничего не объяснял, краснел и смущался. Но, когда за столом появилась Лия и сказала ему, чтобы выложил все как есть, он наконец сдался. Да и скрывать особо было нечего.

– Я человек не суеверный, – начал он неуверенно. – Но в ту ночь я увидел во сне мою бабушку, которая умерла шесть лет назад. Мы все вот так же сидели за столом вместе с вами. И переглядывались, понимая, что ее давно нет в живых. Вдруг она встала, поблагодарила за угощение, подошла к Лии, взяла ее за руку и увела за собой. А мы остались. Они как будто растворились в каком-то огненном тумане. И вы, Алла Дмитриевна, громко зарыдали. Я проснулся в холодном поту и понял, что Лии туда нельзя. Во всяком случае, в этот день. Я почувствовал, что ее не станет, понимаете?

Все за столом притихли, глядя на Лию. А она вдруг вскинула голову и сказала:

– Я оставляю ребенка. Спасибо, Мирон. Если бы не ты, нас бы уже не было в живых, скорее всего. Спаслись немногие.

Через девять месяцев в семье родилась девочка, которую Лия назвала Мирой. А зять стал самым желанным и любимым гостем в доме вместе с обожающей его Алисой.

Екатерина Евстигнеева

Екатерина Евстигнеева (Козлова Наталья Фёдоровна) родилась в старинном городе Городце Нижегородской области. Автор искренне любит свою родину и посвящает ей произведения в прозе и стихах, статьи в области краеведения и генеалогии. Она имеет немало достижений. Среди наиболее значимых считает то, что ее книги были приобретены в Библиотеку семейной истории США. А из наград – медаль и диплом за участие в конкурсе «Георгиевская лента» 2019–2020 годов, которые посвятила своему прадеду. Кандидат ИСП, лауреат и победитель областных, всероссийских и международных конкурсов.

Зиночка и шлейф из небылиц

Родилась Зиночка морозным декабрьским утром и очень громко кричала, заявляя всему миру, что она появилась на свет. Ее папа был безмерно счастлив. В детстве он всегда хотел сестричку, но был единственным ребенком в семье. Родилась дочка, и он отдавал ей всю свою любовь и заботу. Молодая мамочка не могла налюбоваться на маленькую принцессу и умилялась на ее крошечные пальчики.

Зиночка подрастала. Родители не могли нарадоваться на свое творение. Они тогда и подумать не могли, что ждет дальше и какая чудачка и озорница будет их девочка. Что ж, начинаем рассказ о шкодной девчушке, которая поражает своей находчивостью, увлечениями и неординарным мышлением.

Большим счастьем для Зиночкиного семейства была покупка машины. Теперь они ездили на охоту, на рыбалку, в деревню на личном авто. Когда с главной дороги сворачивали на проселочную, Зиночка начинала проситься за руль:

– Папа, дай порулить, ну пап, папа, дай… пожалуйста, папочка, любименький!

Папа держался как мог, но чадо не унималось.

– Беги скорей, водитель мой неугомонный.

Он сажал дочь на коленки, она вцеплялась ручками в рулевое колесо и от счастья и восторга визжала на весь салон:

– Ура! Я еду на машине, ура!

Скажу вам по секрету: когда Зиночка выросла, она стала прекрасным водителем.