Текст книги "К возобновлению истины"

Канон

Канон социального знания – грубая вещь. Как договориться с другим человеком в мире, где господствует социальное отчуждение? Кроме Всевышнего нас ничто не объединяет. Но в той профанной реальности, где мы хозяйствуем и политиканствуем, бога нет. Он трансцендентен. Есть лишь канон – слепок случившихся в прошлом божественных озарений, чью подлинность с опозданием удостоверили как сумели институты идентичности.

Хотите содержательно договориться по поводу совместной деятельности? Канон – объективированная, фетишизированная благодать, это деньги духа. Смысл, система институтов идентичности – своего рода эмиссионный орган, центробанк. Канон – его разменная монета. Не более, но и не менее.

Канон – перечень имён «классиков» и названия их работ, ничего сакрального он сам по себе не содержит. За исключением одного: за ним стоит громоздкий смыслообогатительный комбинат, вырабатывающий агломерат идентичности из руды интуиций, откровений и вдохновений. А в сердцевине институтов идентичности, как плазма в ядерном реакторе, пульсирует Абсолют, Мировой Дух. Но имена тех, кто причастен ему сегодня, пополнят канон лет через сто, не раньше.

Однако мы не занимаемся здесь каноном как таковым, мы просто учимся им пользоваться. Нас интересует институциональная инженерия на его основе, неотложная помощь для социума, переживающего инсульт момента истины.

В современном обществе считается очевидным, что к выработке значимых решений положено привлекать экспертноаналитическое сообщество. При этом для интеграции спектра разнообразных позиций и компетенций в единую стратегию или концепцию считается хорошим тоном использовать специальные методики и технологии типа проектных сессий, оргдеятельностных игр, форсайтов, ТРИЗ и т. п.

Момент истины, подступая, не оставляет от мнимых очевидностей ни камня, ни песка.

• Общество, сталкиваясь с новой истиной, мгновенно расстаётся с иллюзией собственной «современности», выпадая из времени в обморок неадекватности. Да и сам эпитет «современный» оборачивается бессодержательной пустышкой. Идущий в ногу со временем? Но время идёт в сторону кладбища.

• Привычная нормативная модель «принятия решений» также оказывается конспирологической фикцией. В реалиях бытования социальных институтов ей практически ничто не соответствует. «Лица, принимающие решения» по документам налицо, но где решения? За редким исключением, происходящие процессы скорее складываются сами по себе, чем являются следствием чьих-либо решительных резолюций, масштабных планов или заговоров.

• При кажущейся разнонаправленности углов и векторов зрения штатных экспертов и аналитиков они мирно сосуществуют в плоскости общепринятой картины мира. Момент истины, меняя эту плоскость на ортогональную, обнуляет весь мнимый плюрализм, делает его беспредметным. Шнеки машин межведомственного синтеза прокручивают пустоту.

• Картины мира по происхождению трансцендентны, они приходят по каналам откровения, интуиции, вдохновения. Новая идея открывает и порождает новую предметность, а та немедленно востребует качественно иную экспертизу, отправляя прежних знатоков на пенсию. Никакими интеллектуальными ухищрениями невозможно из совокупности экспертных сведений о заготовке дров извлечь представления об углеводородной энергетике: геологоразведке, разработке нефтяных месторождений, буровых технологиях Халлибёртон.

Гегель

Да обретут мои уста

Первоначальную немоту,

Как кристаллическую ноту,

Что от рождения чиста.

Мандельштам

Налетая на глыбу гегелевской системы мироздания, стоит отложить до лучших времён попытки разобраться, что же философ «имел в виду на самом деле». Какое именно «дело» считать «самым»? Уж наверное не то, которым будут заняты далёкие потомки – они разберутся без нас и без подсказок Харари. Куда важнее понять: каково то непосредственно предстоящее дело, которого никто за нас не сделает? что грядущий момент истины потребует от нас самих, конкретно, здесь и сейчас? Не справимся мы – не будет ни будущих дел, ни потомков.

В номере журнала «Логос», посвящённом наследию Гегеля и Павловского (знаковая параллель), на первой же странице приводится цитата из Эрнста Блоха:

Гегель труден, в этом нет никакого сомнения, он – один из наиболее неудобных среди великих мыслителей. Многие его предложения стоят перед нами как сосуды, наполненные крепким и обжигающим напитком, однако этот сосуд без ручек.

Язык Гегеля ломает привычную грамматику только потому, что Гегель должен сказать неслыханное, для чего у этой грамматики нет средств.

Собственно, Блох списал это у самого автора, который в предисловии к «Науке логики» свидетельствует об интеллектуальном одиночестве:

Сколько я ни старался после многолетних занятий этой наукой устранить это несовершенство, я все же чувствую, что у меня достаточно причин, чтобы просить читателя быть ко мне снисходительным. Право же на такое снисхождение дает мне прежде всего то обстоятельство, что для содержания я нашел в прежней метафизике и прежней логике преимущественно только внешний материал.

Гегель

 
Как бедный шут о злом своем уродстве,
Я повествую о своем сиротстве…
 

Гегель, возможно, самый непонятый философ в истории человеческой мысли. И проблема не в качестве переводов – на родине, в Германии с пониманием не лучше. Дело в ином: Гегель вообще-то не философ. Он – математик. Прежде всего «Наука логики» – чистейшая математика, только со словами вместо формул. Это платоновское «беспредпосылочное начало», последовательно развёрнутое в аксиоматическую систему. В известной мере её можно уподобить трактату Николя Бурбаки «Начала математики».

Причём Гегель полностью отдаёт себе в этом отчёт. Остаётся недоумевать, на что он вообще надеялся, публикуя свой зубодробительный трактат.

…Я слишком часто встречал чрезмерно ярых противников, не способных сообразить такой простой вещи, что взбредшие им в голову мысли и возражения содержат категории, которые суть предпосылки и которые сами должны быть подвергнуты критическому рассмотрению, прежде чем пользоваться ими. Неспособность осознавать это заходит невероятно далеко; она приводит к основному недоразумению, когда при рассмотрении какой-то категории мыслят нечто иное, а не самое эту категорию.

Часто мы встречаем выражение: неизвестно, что нужно мыслить под понятием; но при этом не нужно мыслить ничего другого, кроме самого понятия.

Это царство теней, мир простых сущностей, освобожденных от всякой чувственной конкретности. Изучение этой науки, длительное пребывание и работа в этом царстве теней есть абсолютная культура и дисциплина сознания. Сознание занимается здесь делом, далеким от чувственных созерцаний и целей, от чувств, от мира представлений, имеющих лишь характер мнения. Рассматриваемое со своей отрицательной стороны, это занятие состоит в недопущении случайности резонирующего мышления и произвола…

Гегель

Такой дисциплине учил нас Спартак Никаноров на семинарах по теории систем.

Центральный пункт системы Гегеля состоит в последовательно проведенном принципе троичности, в различении трех миров: Логики, Природы и Человека. И главная гегелевская интерпретация Логики остается в этом качестве фундаментально недооцененной толкователями; ее, скорее всего, принимают просто за фигуру речи. Гегеля интересует прежде всего не философия, а «чистая наука»:

Чистая наука… есть изображение Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа.

Гегель

Напомним: под «конечным духом» Гегель разумеет человеческую деятельность.

Бог у Гегеля – тот, кто развивается. И развивается сам по себе, имманентно, в своей чистой стихии, вне и до всякой Природы и Человечества. Развитие – способ существования Бога. Движение – способ существования Природы. Деятельность – способ существования Человека.

В новейшие времена объявились секты желающих поуправлять развитием и даже обещающих этому обучать. Это было бы кощунственно, если бы не было глупо. Но да простится им, ибо не ведают, что хотят натворить.

«Логика» по Гегелю – саморазвивающаяся математика. Она представляет собой универсум становления идей. «Бытие», «сущность», «понятие» – не просто разделы гегелевской «Логики», но и сами по себе виды развития, объемлющие, в свою очередь, целые подмножества таких видов.

Единственно лишь абсолютная идея есть бытие, непреходящая жизнь, знающая себя истина и вся истина. Она единственный предмет и содержание философии.

Гегель

Вот ответ Гегеля Пилату.

Беда в том, что со времён Тредиаковского место философии у нас занимает филология.

Но менее всего было бы уместно сейчас продолжать разбирательства с философскими субстанциями. Этому посвящена первая часть «После коммунизма» С. Платонова, книжка «Смысл», статья «Порог истории» из первого тома «ИНОЕ». Минуло сорок лет умственного антракта, время для дискуссий утекло.

На что может оперативно опереться социальный инженер в каноническом наследии Гегеля, на какие инструментальные модели и представления?

Ниже эскизно очерчена понятийная схема оснований гегелевской «математики»[12]12
  https://www.youtube.com/watch?v=liunugDoF68&list=PLJO_shSeA_Z3GXgnX7wkL7MzE-HxESsRu&index=9.
  Выступление в качестве гостя Летней школы по методологии в Юрмале 23.08.2017


[Закрыть]. Все именования – временные, условные, рабочего характера. В момент их введения они должны быть, по Гегелю, десемантизированы, очищены от взбредающих ассоциаций и наполняться смыслом шаг за шагом, строго по мере взаимного доопределения и конкретизации.

Увы, нет царских путей к геометрии. Гуманитариям эту страницу лучше пропустить из соображений гуманности.

Бытие (Вселенная) по Гегелю имеет три ипостаси:

Неизменность – Единство – Изменчивость.

Каждая из них имеет три аналогичных аспекта.

(«Неизменная Неизменность» – «Единая Неизменность» – «Изменчивая Неизменность» и т. д.).

Назовём их соответственно формы – типы – виды.

Аспекты ипостасей Бытия будем именовать следующим образом:

• аспекты (формы) Неизменности:

Материя – Общество – Идея

• аспекты (типы) Единства:

Природа – Человек – Бог

• аспекты (виды) Изменчивости:

Движение – Деятельность – Развитие

Универсумом будем именовать тернарное отношение на подмножествах форм, типов, видов

• Тройка аспектов Материя – Природа – Движение образует универсум Эволюции

• Тройка аспектов Общество – Человек – Деятельность образует универсум Истории

• Тройка аспектов Идея – Бог – Развитие образует универсум Становления

Таким образом, во Вселенной гегелевского Бытия со-бытийствуют три универсума: Эволюция, История и Становление.

Дополнительно упрощая и без того грубое упрощение, можно сказать, что в гегелевской Вселенной сосуществуют три субъекта, и каждый «занят своим»:

Эволюция: Природа Движет Материю

История: Человек Делает Общество

Становление: Бог Развивает Идею

Введём ещё одно полезное понятие.

Эон – проекция Бытия на актуальный универсум

Эон – то, чем является Бытие «внутри» каждого из Универсумов.

Эон актуальной Эволюции – Пространство

Эон актуальной Истории – Время

Эон актуального Становления – Вечность

(Иными словами:

Природа движется в пространстве.

Человек действует во времени.

Бог развивается в вечности.)

Из гегелевского понимания Истории вытекает важное представление:

Эволюция имманентна Истории; Становление трансцендентно Истории

Иными словами, «на пальцах»:

Движение Материи недоступно человеческому мышлению, но частично доступно человеческому восприятию. Мы наблюдаем (в доступных нам диапазонах восприятия) крохотный фрагмент Пространства. И даже пытаемся присвоить отдельные виды движения материи в качестве своих производительных сил.

Развитие Идеи недоступно человеческому восприятию, но частично доступно человеческому мышлению. Мы понимаем (в доступных нам образах) крохотный фрагмент Вечности. И даже пытаемся присвоить отдельные виды идей для нужд своей идентичности.

Гуманитарии могут вернуться.

Система Гегеля обладает мощным эвристическим потенциалом для социальной инженерии вообще, и в частности – для выстраивания матрицы неотложных действий в момент истины.

Марксу принадлежит известный тезис: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Этим афоризмом младогегельянец Маркс подводит итог своего погружения в систему Гегеля и её критического освоения в 1843–1845 гг.

Смысл тезиса вовсе не в том, что все философы до младогегельянцев были недогадливы, ленивы либо ничего не хотели менять. Речь об ином.

Предшествовавшие философские системы были неполны, неадекватны задаче сознательной трансформации общества, не обеспечивали для неё концептуальный фундамент. В их теле зияли пустоты, плодящие глупые псевдопарадоксы («Почему Всевышний допускает существование зла?» и тому подобное). Философская математика Гегеля впервые даёт целостную теоретическую основу для социальной инженерии.

Рабочим понятием для социального инженера становится событие – такое человеческое действие в универсуме истории, в котором три бытия совмещаются в одном: действие, направленное на общество, сопряжено с движением социальной материи и с развитием социальной идеи. Примерно это Маркс имел в виду, говоря про «действительное коммунистическое действие», Ильенков – про «конкретно-всеобщее», а Никаноров – про «систему, решающую проблему».

Инженерам легче понять этот тезис на привычном материале энергетических машин.

Инженер, во-первых, должен, сконструировав и запустив турбину, обеспечить её рутинное функционирование.

Во-вторых, материальное тело турбины подвержено различным видам эволюционного самодвижения. Инженер воспринимает их как отклонения её характеристик от заданных параметров, как неисправности, подлежащие ремонту и шире говоря – поддержанию. Талеб использует для таких случаев метафору «чёрных лебедей».

В-третьих, идеальная модель турбины претерпевает саморазвитие. Инженер воспринимает появление новых идей и открытий как «моральное устаревание» вполне исправно функционирующей машины прежнего образца, которой по разным причинам становится необходима модернизация, и шире говоря – совершенствование. Талеб использует для таких случаев метафору «белых лебедей».

Таким образом, деятельность инженера, чтобы быть профессионально адекватной и успешной, должна состоять из событийных актов. Используя терминологию системного анализа (по Никанорову), инженер обеспечивает комплексное функционирование, поддержание и совершенствование машины, отталкиваясь при этом «от проблем» (прилёт чёрных лебедей) либо «от возможностей» (прилёт белых).

Можно добавить, что универсум Эволюции, самодвижение материи (в частности, экономической) проявляется в Истории как источник рисков для человеческой деятельности.

Аналогично универсум Становления, саморазвитие идеи (в частности, экономической) проявляется в Истории как источник неопределённостей для человеческой деятельности.

Мыслители-дихотомисты не преминули бы отождествить чёрных лебедей со злыми демонами, вредителями, которые портят турбину, подсыпают песок в подшипники и подстраивают аварийные ситуации. Белым лебедям они отвели бы роль добрых ангелов, кои самоотверженно несут инноваторам благодать венчурного финансирования, подсказывают патентопригодные идеи изобретателям-рационализаторам и удерживают главного инженера от запоя.

Гегелевская троичность проливает новый свет на дуализм ветхозаветных представлений об аде и рае, об извечной борьбе полчищ зла с воинством добра.

В троичной вселенной с Человеком со-бытийствуют два иных субъекта. Утрачивая сопричастность к одному из них, в состоянии этой оторванности он переживает одностороннюю причастность к оставшемуся как ад или рай. Но это не более чем слепота, испытываемая в момент полного затмения.

Не устаю цитировать Заболоцкого:

 
…Лодейников прислушался: над садом
Шел смутный шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей.
Жук ел траву. Жука клевала птица.
Хорек пил мозг из птичьей головы.
И страхом перекошенные лица
Ночных существ глядели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок. Но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее.
 

Что касается рая – от Глеба услышал впервые о праведниках, которые плачут от земной юдоли, даже творя благие дела, окормляя паломников, исповедуя и проповедуя. Потом узнал о преподобном Силуане Афонском, при жизни познавшем мгновения рая, но принужденном оттуда непрестанно возвращаться в обитель скорбей.

На месте архаического мифа об извечной борьбе сил света и тьмы Гегель воздвигает гениальную концепцию отчуждения (EntauRerung) и его преодоления/снятия (Aufheben).

Узловая проблема с наследием Гегеля – в том, что его базовые тексты (прежде всего «Науку Логики») не читает никто кроме филологов, а толкователи, адепты и ниспровергатели ограничиваются поверхностным знакомством с его необязательными интерпретациями.

Имело бы смысл поместить сочинения Гегеля в спецхран и выдавать только по предъявлению читателями свидетельства о сдаче курса математики в объёме мехмата МГУ и справки о наличии собственного предпринимательского опыта. Это не только шутка. Полжизни назад с моим учителем Раушенбахом обсуждали вопрос о том, каким минимальным набором компетенций должен обладать читатель для понимания Гегеля[13]13
  http://www.ckp.ru/biblio/c/chernyshev/sa/5RAUSHEN.htm#_Toc510776156


[Закрыть]. К тому, о чём тогда говорилось, добавил бы мысль одного предпринимателя из Екатеринбурга: человек может понять что-либо новое, только переосваивая собственный опыт. Для этого минимум нужно иметь полноценный практический опыт плюс способность учиться не только на собственных ошибках, но (что труднее) и на своих успехах.

Другая часть проблемы с гегелевской Логикой – его собственные авторские интерпретации.

Во-первых, основными слушателями берлинского профессора были тогдашние студенты и преподаватели. Социальный опыт у них – как и у самого философа – практически отсутствовал. В формуле «понимание через переосвоение опыта» второй сомножитель был близок к нулю.

Во-вторых, наряду с непостижимой «Логикой» имелась «Философия природы», содержательные интерпретации которой упирались в младенческое состояние естествознания двухвековой давности.

Положение с «Философией духа» было ещё более безнадёжным. Социальная практика тех лет пребывала неосмысленной, ещё не появились на свет такие профессии, как экономический эксперт, политтехнолог, практикующий социолог, не существовало ни прикладной науки, ни публицистики на сей счёт, ни плеяды плодовитых футурологов типа Тоффлера – Нейсбитта – Рифкина. Заумно-занудные рассуждения философа о роли прусского государства могли заинтересовать разве что цензоров.

Прижизненную популярность Гегеля не стоит переоценивать. Заветное место на кафедре философии Берлинского университета, которое ему в конце концов досталось скорее «на безрыбье», до этого пустовало четыре года после ухода знаменитого Фихте. Гегелевские лекции по эстетике, философии религии, философии права и истории философии были изданы лишь посмертно, на основе записей его студентов (так что их лучше не читать). На склоне лет он наконец-то дослужился до поста ректора и премии от короля за усердную службу и почти сразу же умер – в чём можно усмотреть мудрость Мирового духа.

В окологегельянской литературе популярны рассуждения о том, что философию Гегеля надобно перевернуть с головы на ноги, дабы придать ей «материалистическую» либо иную основу. Дело в том, что сконструированный им гениальный математический объект пронизан множественными симметриями и отражениями, и в процессе освоения его не только можно, но и нужно переворачивать вокруг всех трёх осей как кубик Рубика. (Где, кстати, у кубика «основа»?)

Когда от Гегеля хотели услышать хоть что-нибудь «содержательное» в плане естествознания и социальных наук, он, не будучи в них ни особо сведущ, ни заинтересован, просто «отзеркаливал», опрокидывал любимую и понятную ему одному Логику в справочники природоведения и обществознания наполеоновских времён. Результаты подобного умозрения получались маловразумительные.

В книжке «Смысл» принцип зеркальной симметрии используется для конкретизации гегелевского тезиса «всемирная история есть не что иное, как развитие понятия свободы» на более современном материале классификации «структурных уровней материи»:

Человек стоит на вершине колоссальной пирамиды форм движения, уровней сложности материи. Но эта пирамида в линзе человеческого хрусталика переворачивается, превращается в пирамидальную бездну. И со дна ее, из глубины взывает человек к своему Господу в «песне восхождения»[14]14
  Псалом CXXIX.


[Закрыть]. Природа отчуждает человека от Бога, выступает гегелевским ветхозаветным отчуждением. Она воспринимается как иерархия форм порабощения чуждыми природными силами, степеней человеческой несвободы. При этом ближайшими, наиболее очевидными формами несвободы оказываются высшие формы движения, непосредственно предшествующие человеку на «эволюционной» лестнице. Популяционно-видовой пласт форм движения первым предстает перед ним как царство социальной несвободы, общественных форм закрепощения человека. Человек здесь – всего лишь разменная монета истории, особь в людском стаде: живая сила на охоте и возведении пирамид; подневольный участник ритуальных плясок и исполнитель чуждых ролей человеческой трагикомедии; шаблонный ум, обреченный воспринимать других и выражать себя через социальные стереотипы «понятий».

Царство экзистенциальной несвободы образуют онтогенетические формы движения. Человека несет безжалостный поток, который выплескивается на свет гейзером рождения и втягивается холодной воронкой смерти. Тело гнетет его отчужденной физиологией своих отправлений, архаикой рефлексов, фантомными болями в отнятых конечностях. Он терзается безотчетными страхами и предчувствиями, испытывает неконтролируемые эмоциональные взлеты и спады, в моменты решающих испытаний его внезапно может оставить воля. Его мучают прорывы и провалы памяти, посещают нежданные откровения, пугают вещие сны.

Мир отчуждения венчает царство космической несвободы, образуемое генетическими формами движения. Человек отягощен проклятьем материи, адом ее эволюции, тайна которой запечатана в генетическом коде и замурована, как чума в склепе, в каждой клетке его тела. Единое человечество рассечено на поколения – узкие пласты толщиной в человеческую жизнь, и непроницаемые пластины времени навсегда отрезают потомков от предков, любящих от любимых, учеников от учителей. Люди разделены безднами пространства, да и сама Земля затеряна на периферии пустынного архипелага бессмысленно мерцающих звезд, и вся Вселенная подобна дороге в город Градов: «Уныло гудели маломощные паровозы, готовясь к одолению скучных осенних пространств, полных редкой и убогой жизни».

Гегелевская система – основа для менделеевской классификации, соотнесения и упорядочения всевозможных миров, доступных видению наиболее продвинутых футурологов и фантастов.

К примеру, предстоящая эпоха преодоления социального отчуждения нашла фрагментарное воплощение в «Туманности Андромеды» Ефремова, в Мирах Полудня Стругацких, в романе Азимова «Конец вечности» (который незаслуженно затерялся в тени графоманской эпопеи «Основание»).

Таинственная постсоциальная эпоха борьбы с экзистенциальным отчуждением – тема «Соляриса» Лема, повести Стругацких «Малыш».

Кое-что об эпохе преодоления космического отчуждения, о реинжиниринге Вселенной можно узнать из лемовской «Суммы технологии», повести Альтова «Порт каменных бурь», эссе Толкиена «О волшебных сказках».

Можно и нужно продолжать, и пополнять эту классификацию озарений и откровений грядущих смыслов человеческого бытия.

Снова становится модным поминать философию «русского космизма», работы Соловьёва, Фёдорова, Бердяева, ставшие её вехами. Но «русским», собственно, является тут только внимание к волнующей теме преодоления смерти, достижения всеобщего бессмертия, при непременном условии воскрешения всех предков.

 
А у этих господь – ого-го какой!
Он-то и впрямь владыка земной!
Но наш-то, наш-то – не плачь, сынок —
Но наш-то на ослике цок да цок
Навстречу смерти своей.
На встречу со страшною смертью своей,
На встречу со смертью твоей и моей!
Не плачь, она от Него не уйдет,
Никуда не спрятаться ей!
 

Что касается философских оснований космизма – они универсальны, это система Гегеля.

Космисты-филологи препираются о частностях на уровне необязательных интерпретаций (типа того, как технологически изловить в космосе частицы праха усопшего дедушки и пересобрать его). Куда важнее понять, что весь космизм – одна из возможных интерпретаций «Философии Духа». Что приземлённая работа по овладению отношениями собственности лежит на одной шкале с «общим делом», нацеленным на достижение бессмертия, и деятельностью космического разума по реинжинирингу разбегающейся Вселенной. Это звенья единой цепи, а математическая модель их становления и сопряжения содержится в гегелевской системе.

Русский «космизм», русский «марксизм», русский «либерализм» далеко разошлись, потеряли друг друга, но растут из одного корня. Это разрозненные побеги на мировом древе смыслов, в котором находит воплощение саморазвитие гегелевской Идеи.

Пред чистым светом этой божественной идеи, которая не является только идеалом, исчезает иллюзия, будто мир есть безумный, нелепый процесс.

Это добро, этот разум в его конкретнейшем представлении есть бог. Содержание его правления, осуществление его плана есть всемирная история. Философия хочет понять этот план, потому что только то, что из него осуществлено, действительно; то, что не соответствует ему, представляет собою лишь гнилое существование. Задача философии заключается в том, чтобы вопреки рассудку показать, что истинное, идея, не состоит в пустых общностях, а в некоем всеобщем, которое само в себе есть особенное, определенное. Если истина абстрактна, то она – не истина. Здравый человеческий разум стремится к конкретному.

Гегель

Иными словами, тот, кто не хочет обречь себя на «гнилое существование» в мире, представляющем из себя «безумный, нелепый процесс», должен стремиться понять всемирную историю как осуществление плана Мирового разума, принять конкретное участие в его воплощении в жизнь. Но для этого истинное понимание тоже должно быть предельно конкретным.

Считалось, что молодые советские граждане авансом получают здесь фору. Они рождаются и живут в стране, которая уже преодолела «безумный, нелепый» конфликт производительных сил с производственными отношениями и строит общество по плану Мирового разума, воплощённому в линии партии. А «гнилое существование» – удел тех, кто остаётся пока по ту сторону границы социалистического лагеря.

Признания Юрия Андропова с трибуны Пленума ЦК КПСС в июне 1983 года обрушились как астероид среди ясного неба.

Всевидящий (15 лет во главе КГБ – самого компетентного в мире органа), он признал: «Мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся».

Всезнающий (генсек партии, монопольно владеющей теорией марксизма-ленинизма), он признал: мы «не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические».

Всесозидающий (глава государства, планово строящего общество нового типа), он признал: мы «вынуждены действовать… эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок».

Это было предвестье момента истины. Сфинкс с лицом генерального секретаря задал стране всё ту же роковую загадку о ней.

Новый Эдип в лице Михаила Сергеевича не стал обременять себя поиском ответа. Он проигнорировал сам вопрос. На судьбоносной партконференции в декабре 1984 г. грядущий председатель похоронной комиссии выступил с докладом под симптоматичным заглавием «Живое творчество народа». В нагрузку к конституционной роли носителя суверенитета на многострадальный народ были возложены бремя оракула Истины и полномочия Мирового духа.