Текст книги "Отстойник"

– Мы. То есть они. – Эльф осторожно указал пальцем на ближайший труп. – Таково было их задание. Но вы – не Хранители, вы такие же…

И забуксовал, нюхом почуял, что ступает на тонкий лед, рискуя невзначай оскорбить привередливых человеков сравнением с точно такими же. Как же, как же, мы такие, не умея как-то ярко обособиться, придумали себе богатый внутренний мир и различные оттенки красок для волос, а «ну ты прямо как этот» возвели в ранг несмываемого оскорбления. Хотя, если подумать, правда же все одинаковые – ни один еще не родился от почкования и не вышел в космос без скафандра.

– И кто вы такие? – полюбопытствовал Мик. – Почему это вы Хранителей бьете, а Мейсона за друга считаете? Он очень одиозная личность, к вашему сведению.

Ну спасибо тебе, то есть сам козел.

– Сперва вертолет, пока не улетел. Держи его, и не дай бог упустишь. Я пойду наверх, предложу почетную сдачу.

– Я могу! – подал голос эльф, не предпринимая, впрочем, попыток подняться. – Они не сдадутся без приказа.

– Их проблемы. Лежи и не рыпайся.

– Скажите им, что я приказал! Меня зовут Фирзаил, они должны мне подчиняться!

Какие страсти. Должны-то должны, но вот будут ли? Полагаю, что пистолет в таком деле будет поубедительнее любого фирзаила.

– А меня зовут Майкл Текки Ли, – отрапортовался фон. – Ты, уважаемый Фирзаил, можешь встать или лучше присесть, только лишних движений не делай. Я слыхал, ваш народ достиг великих успехов в боевом искусстве?

Ну вот, меряться начал. Я, по правде, сильно сомневаюсь, что эти пять футов с плешью смогут чем-то сильно удивить Мика – разве что достанет из рукава волшебную палочку и шарахнет из нее дезинтегрейтом, но того этим разве возьмешь? А если при демонстративном ката фон неосторожно зашибет Фирзаила – одной неразрешенной проблемой станет меньше. Не люблю я этих стремительно размножающихся сущностей – этот не враг, тот не враг, но все горазды друг другу шею мылить и требовать поддержки. Я себе в друзья наметил, как вовремя догадалась общественность, ренегатов с коряги. Не в последнюю очередь потому, что они ни с кем не собираются драться и вообще пофигизмом славны. Но они, в силу этой же славности и скромности, и не навязываются.

В целом, конечно, может получиться и так, что все мы друг другу не враги. Эл ведь сам толком не знал, кто и зачем охотился за Айрин. Может, они хотят ее возвести в аццкие королевы красоты. А натянутые отношения с Хранителями несложно объяснить местными традициями. В конце концов, за последними определенно не ржавеет. Судя по количеству крови в заклинательном чертоге, этот их Мастер боя не стеснялся в выражениях, да и мы, не разобравшись, приняли их сторону и уже прикончили пятерых… Бах, бах – шестерых. Что ж ты, болезный, на меня выскакиваешь, да еще и ружье наставляешь? У меня ведь рефлексы, инстинкты и вообще, как Мик изысканно выразился, одиозная я личность.

Здоровущий бугай, вынырнувший со стороны чердака, не носил бронежилета и вообще предпочитал рэмбо-стайл, нацепив черный разгрузочный жилет прямо на голый торс. Дабл-теп разворотил ему грудь прежде, чем он успел довернуть свое длинномерное орудие, обе пули вышли со спины, насколько я их знаю, по пути соорудив в грудной клетке зачетный винегрет с потрохами. Вот потому сведущие люди и стараются меня не злить – газую я быстро и резко, а торможу медленно. Мне на этом основании три раза отказывали в выдаче водительских прав. Да и на четвертый выдали только по большому блату – специально попросился к парню, у которого я был, в свою очередь, инструктором по огневой подготовке. Нет, рука руку не моет, я ему как раз халявных зачетов не ставил – он просто разумно посчитал, что парня, который так стреляет, раздражать не следует.

Ружье, которое бедолага выронил, оказалось чудесной альтернативой моему забытому в спешке винчестеру – «Бенелли М3», в рекламных кампаниях его заученно обзывают «роллс-ройсом среди дробовиков». Ничего не знаю ни про какие роллс-ройсы, а ружье и правда достойное, у самого что-то такое есть там, дома. На прикладе сразу бросилась в глаза планка с шестью запасными патронами – непривычного бледно-желтого окраса, но, несомненно, подходящего двенадцатого калибра. Приберу я это ружье, если мой мертвый приятель не возражает: если предчувствие насчет этих странных желтых патронов меня не обманывает, с такой штукой в руках можно и вертолету высказывать свои пожелания. Побежал дальше наверх, по пути нащупал и скрутил шайбу управления режимами стрельбы в сторону ручной зарядки. Не будем полагаться на автоматику там, где можно передернуть по старинке. Хе-хе, это я смешно подумал, хоть в мировую копилку похабных афоризмов.

На чердаке было пусто, а бегать по нему взад-вперед, уворачиваясь от коробок, мне уже надоело. Будем надеяться, что это последний заход, по крайней мере, в таком неумеренном темпе. Дверь будочки вынес ударом плеча и тут же припал на колено, вскидывая ружье. Зря опасался, пилот не собирался отстреливать тому, кто прибежит, голову, он вообще был весь поглощен своими рычагами и тумблерами, то ли готовясь взлететь, то ли что еще… Короче, чтобы привлечь его внимание, я аккуратно выстрелил в ближайший к нему участок рамы, не имеющий очевидной смысловой нагрузки. Ух как шарахнуло! Дырка образовалась ровная и большая, обычный жакан, пожалуй, так не справился бы. Какие хорошие патроны, модные. Надо поближе познакомиться, чтобы знать.

Усатый дядька содрогнулся, обхватив голову руками, и опасливо ко мне поворотил свои здоровенные летные очки.

– Глуши мотор! – проорал я как мог, но едва ли был услышан за рокотом означенного мотора. Пришлось перейти на импровизированные жесты – удерживая правой рукой шотган, левой указал на винт и выразительно почикал себя по горлу. Чего тут, казалось бы, не понять? Но дядька затряс головой, словно бы отказывая. Это, право же, странно – когда я с ружьем, люди мне обычно стараются поддакивать, даже на эльфах, как давеча выяснилось, работает.

Пришлось, пригибаясь, чтобы не сбило с ног воздушным потоком, добежать до машины и вброситься в салон. Пилот не оказывал сопротивления, хотя на боку у него висела кобура, а рядом с собой я обнаружил небольшую оружейную пирамидку. Но и вырубать двигатель не торопился, задрал руки и зажмурился, вероятно ожидая грубости.

– Вырубай машину! – рявкнул я ему на ухо, содравши предварительно наушники.

– Не могу!

Вот тебе на. Как можно уметь летать, но не мочь выключить двигатель? Все норовят меня надуть, пользуясь моей честностью и неиспорченностью.

– Вырубай, тебе говорят! – Для убедительности я слегка треснул усача локтем в затылок, отчего его мотнуло вперед и шлепнуло лбом о приборную доску.

– Не могу! – завопил он с той же мажорностью, хорошо хоть ответно в морду не въехал. – Умру я тогда!

Вот еще новости. Какой-то он предубежденный.

– Фирзаил приказал!

На лицо дядьки живо вспрыгнула тень надежды.

– Сам Фирзаил? Так и приказал?!

– Так и приказал, а если не заглушишь, не то что умрешь – полный пинцет устрою!

Какой именно «пинцет устрою» – я толком не придумал и озвучивать не стал, и хорошо, потому что где-то на середине тирады внезапно проникшийся покладистостью усач вырубил-таки двигатель, и вопль мой в той части, что про пинцет, ничем более не заглушаем, разнесся далеко над адскими пейзажами. Вот так всегда: выдернется из контекста какая ни на есть фраза, да так и попадет в мировые хроники. Куда, мол, ни сунься – везде грубиян Мейсон громогласно сулит кому-то небывалый по красочности пинцет. А мне с этой репутацией жить приходится.

– Ты бы, мужик, начинал уже въезжать в реальность, – пожелал я пилоту не без сварливости. – Учти, еще раз мне такое закатишь – умрешь гарантированно.

– Не виноват я, – тоскливо пробубнил усатый, ощупывая пострадавшую голову. – Не могу я выполнять чужие приказы… магия их сраная, чтоб ее! Условие договора!

Мне сразу припомнился грозный огнеметный перец, с подачи которого мы сюда и прикатили. С тем тоже вышла какая-то занятная история, связанная с наложенным на него заклинанием. Что ж, попробуем распросить Фирзаила, он тут, по всему, в статусе бугра.

– Пистолет отдать можешь, или тоже помереть опасаешься?

– Не знаю. – Дядька печально оглядел заляпанные кровью из носа пальцы. – Сам забери, так надежнее будет.

Я не стал его напрягать, рассказывая о судьбе того, памятного самоубийцы, – ему не пришлось выполнять никаких предательских действий, хватило и полной его беспомощности. Выволок из пилотской кобуры старую добрую «беретту», тут же в салоне ее бросил – спереть вроде некому.

– Вылезай и пошли побеседуем с Фирзаилом.

– А…

– А если хочешь, чтобы я тебя и на это собеседование доставил на своем горбу, то носить тебя я буду по частям, чтоб не надорваться.

– Ты чего, не понимаешь?!

– Я, блин, все понимаю, кроме математического анализа. Шевелись давай, и утешай себя мыслью, что умрешь прикольно, от магии, а не от засунутого в жопу ружья, которое случайно выстрелило. Между прочим, где тут у вас пиво?

– Нету тут. На базе есть.

– О, да у вас еще и база?

Пилот прикусил язык заодно с завидным своим усом и, кряхтя, выбрался из кабины. На земле он оказался совсем непредставительным – низкорослый, пузатый, за что только его наняли? Ах ну да – он умеет вертолетить, чему Мик при всей своей фактурности так и не научился.

– Пошли. – Я добавил ему решительности, подтолкнув стволом дробовика.

– Это, кажись, пушка Стиви, – вяло заметил пилот. – Всегда знал, что он нарвется.

– Да ты прорицатель.

– Был бы прорицатель, не стал бы связываться.

Возразить нечего. А по Стиви в принципе с первого взгляда видно было, что он все время нарывается – весь вопрос был в том, когда наконец нарвется по-крупному. Конечно, тяжелый жилет – снаряжение на любителя, да и полезность его сомнительна, но хоть бы майку какую надел, чтобы не пугать меня голым брюхом. Еще помогает сменить работу, например, на сантехника. Если верить кинопрому дружественной Германии, жизнь у этих ребят точно так же преисполнена сюрпризов, но существенно более приятного свойства.

Похоже, моему пленному не грозило помереть в результате ухода с рабочего места. От осознания этого он повеселел, тащился уже не так понуро, даже нахально задержался над телом Стиви, чтобы перекрестить его и прикрыть ему глаза. Дикие они все. Неужели не слыхали, что прыжок военнопленного на месте приравнивается к провокации?

Мик в колдунской комнате ругался с Фирзаилом. Эльф трагически заламывал руки и мотал головой, а при виде меня чуть на шею не бросился.

– Что еще случилось? – уточнил я устало, стволом сгоняя обоих пленных в уголок.

– Он хочет от меня странного! – Фирзаил опасливо указал на фона.

– Если для этого не надо снимать штаны, то дешевле уступить.

– Но я не хочу его бить! Да и не умею!

– Поступила информация из доверенных источников, что умеешь, и лучше всех… – Мик насупился. – Что даже старение победил.

– Окстись, Мик. То старение, а то ты.

– Мы победили старение, – с достоинством согласился эльф. – Но какое отношение это имеет к битью? Наше искусство касается созидания, увеличения и управления внутренними энергиями, это в вашем мире из него выкромсали рудименты прикладного плана и возвели их в абсолют.

– Дураком назвал? – уточнил фон обиженно.

– Не называл. Совершенно не желаю ссориться. Я друг!

– Да на фиг мне такой друг, который даже в морду стукнуть не может!

Фирзаил возвел на меня тоскливый взгляд.

– Я стукну, – прекратил я распри. – И за себя и за того парня. Могу даже подстрелить, чтоб дружба в кровное родство переросла.

– Я знал, что на тебя можно рассчитывать. Пойти привести Айрин?

– Стоит ли?

– А что мы теряем?

– Ну а какой от нее толк все это время? С тех пор как она кормила нас рисом, одни проблемы с коммуникацией, да и Эла нету, чтобы не позволять ей меня пинать.

– Мейсон, ты все-таки ослиная задница. Мне кажется, что она, как целевая фигура всех этих событий, имеет право быть в курсе происходящего.

– А потом ты начнешь прислушиваться к ее мнению?

– А почему нет?

– А потом – проводить демократические голосования?

– А почему нет?

– Потому что демократия – это система не для эффективного решения проблем, а для распределения на всех ответственности за личный идиотизм каждого. Извини, брат, я не согласен подыхать только потому, что Айрин что-то не то решила.

– Предпочитаешь сдохнуть по итогам собственной монопольной глупости?

– Безусловно.

– Ну так и она тоже. Несравненное право – помнишь такое?

Я-то помню, а он что, тоже русских пиитов изучал? Фон как та карта: сколько ни размечай, всегда останется до хрена белых областей, где обитают странные звери.

– Ладно, тащи ее, и Чарли заодно. Да, раз уж там будешь, собери оружие и прочее.

– Они все убиты? – печально уточнил Фирзаил. – Что ж, жаль… но у вас не было другого выхода – полагаю, они при первой же возможности убили бы вас.

– А чего ж ты, раз уж друг, им не запретил?

– Я друг. Если бы я знал, что здесь мы встретим людей вашего мира, я бы запретил… но не уверен, что они послушались бы меня. Они всегда были плохо управляемы и чересчур агрессивны.

– А этот очень хорошо управляется, – кивнул я на пилота. Тот уселся в уголке, поджав под себя ноги, и печально хмыкнул, когда Фирзаил обратил на него внимание.

– Джаспер не солдат, – объяснил эльф охотно. – Он хороший водитель… винтокрылой машины, но ему чужда агрессивность бойцовых особей. Те, которые знают свою силу, всегда испытывают судьбу. К тому же Джаспер преувеличивает силу наложенного на них заклятия – оно срабатывает только в критических ситуациях, когда у пациента не остается ни единого шанса не нарушить приказ… это сложно объяснить в терминах вашего языка.

– Что-то ты мне этого никогда не уточнял, – обиделся усатый Джаспер. – Это я что же, зря трясся над каждым чохом?

– Тебе это только на пользу. – Фирзаил осторожно примостился рядом, аккуратно, как кузнечик, сложив ноги и руки. Фигура у него была, надо признать, вполне человеческая, вот только размерами маловата – ростом чуть больше пяти футов и сухощавая, в полную противоположность немереной туше Хранителя. Такое ощущение, что и весу в эльфе было от силы фунтов сто, и ему вполне хватало. На пальцах рук, как мне показалось, суставов было больше, чем положено человеку, а лоб отличался непропорциональной высотой. Венчик снежно-белых волос огибал блестящую лысину и, переходя в баки, сбегал по щекам до самой груди – козырные такие пейсы, Агасферу впору. Брови тоже белые, косматые, гораздо мощнее, чем обычно встречается у людей. Глаза же, то ли очень светло-серые, то ли грязно-белые, врезаны были в лицо под сильным углом внутрь, отчего лицо Фирзаила напоминало толстое лезвие колуна, на котором все элементы сбегались к кромке-носу. Тот еще красафчег.

Приступать к допросу в отсутствие кворума было как-то недемократично, так что я тоже уселся напротив пленных, положив ружье на колени, и полюбопытствовал для начала на нейтральную тему:

– Так ты, Фирзаил, весь из себя маг?

– Я много времени посвятил изучению магии, – согласился эльф уклончиво.

– Это, я полагаю, и делает тебя магом? – Черта с два, нас не запутать.

– Как сказать… Мы, видимо, говорим о разных вещах. Я эльф, а не маг. Маг – это отдельный вид, такой же, как наши. Эльф не может быть магом, человек не может быть магом… Понимаете?

– Как теорему Пифагора. Через раз. А колдуны – тоже отдельный вид?

– Нет, колдуны, насколько я понимаю, – это род занятий. Я не считаю себя колдуном, но готов признать, что владею некоторыми из свойственных им навыков.

– Ихние колдуны как наши программисты, – вставил свои пять копеек Джаспер. – Эти вот, эльфы которые, они тоже вроде программистов, только на своем отдельном языке, я так понимаю. И маги тоже, так что их все время путают.

– Не знаю, кто такие «программисты», но Джаспер прав: наше эльфийское волшебство можно назвать также магией, хотя, конечно, подлинная магия доступна только магам, а можно и колдовством, хотя обычное колдовство гораздо ниже уровнем и возможностями.

– Уразумел. Ну а ты, Джаспер, как попал в эту плохую компанию?

– Семью кормить надо, вот и попал. – Джаспер с вызовом вскинул голову. – А чего? Они платят честно, с полицией, как там у нас, никаких проблем не было, а что катать приходилось этих вот… – Он дернул головой в сторону двух трупов, которые Мик не поленился оттащить в дальний угол. Похоже, старина Джаспер не питал нежной симпатии к своей компании. – Так работа и похуже бывает.

– Так я тебя не осуждаю, я интересуюсь, как попадают на столь интересную работу.

Джаспер одарил меня удивленным взглядом.

– Ты, считай, как раз собеседование прошел. Не захотят, а заинтересуются.

– Да я как бы пытаюсь разобраться, почему бы мне не явиться в совет директоров этой чудной компании и не устроить там небольшой холокост. А если не там, то еще где-нибудь. Тебя вот пригласили, как белого человека, и честно платят, сам признался, а меня с самого начала все, кому не лень, имеют в мозг. Еще вот и друзьями прикидываются.

– Я друг, – уже привычно напомнил Фирзаил.

– А Хранители, скажешь, враги и сволочи?

– Враги не бывают просто так. Бывают враги чему-то. Хранители не питают к вам антипатии, не стараются вас убить, не замышляют ничего против вас. Этого достаточно, чтобы вы считали их друзьями?

– По мне, так да. У тебя свое мнение?

– О да. Я считаю друзьями тех, кто хочет помочь.

– И ты, стало быть, хочешь помочь? Вот прямо нам? А почему тогда Мика треснуть отказывался? Он очень просил, ему, правда, надо.

– Это зачем? – поразился Джаспер.

– Страстный коллекционер. Хочет быть ударен всем, что ни есть на свете.

– Иди ты. Бывает же.

– Разумеется, я не собираюсь никого бить, – раздраженно отмахнулся эльф. – И до вашего личного удовольствия мне дела нет. Так уж вышло, что, только помогая вам, я могу надеяться помочь себе… нам, эльфам, нашему миру. Только поэтому я здесь, в Отстойнике. Только поэтому я вступил в… как это сказать… конклав, который разрушает здешние правила, чтобы позволить спастись нашим мирам. Только потому я сотрудничаю с представителями иных миров, непонятными и зачастую отвратительными мне. А Хранители в своем вечном стремлении сохранить незыблемость миров намерены и впредь бесстрастно созерцать их рождение, расцвет и гибель. Враги ли они мне? Я скажу – да. Враги ли они вам? Я скажу – да. Могу назвать несколько миров, для которых политика Хранителей – истинное благо, ибо они самодостаточны и структурно совершенны. Но ни мы, ни вы не сможем продержаться сколь-либо долго… Пробили уже Великие Часы, взошло Белое Солнце, а у вас… я не уверен, что у вас – кажется, какая-то Печать снята?

– Погоди-погоди. За вас не скажу, ничего про вас не знаю, а вот у нас, того гляди, и правда все накроется тазом. Так, я бы сказал, сами и виноваты, нечего быть такими козлами. Не надо на меня так смотреть. Да, я ни хрена не патриот, каких-то витаминов в детстве недопринял.

Фирзаил, однако, смотреть на меня округлившимися глазами не оставил, словно абы какую подкованную блоху узрел.

– Тогда зачем ты здесь?

– Ну как тебе объяснить… заскочил, раз уж случай представился. Всегда мечтал с эльфом познакомиться, ну и с ребятами твоими в войнушку неплохо срезались.

– Мой мир, мир эльфов, умирает. Мы истощили магическую сущность, бездумно пользуясь заклинаниями, но совершенно не разрабатывали те ресурсы, которые бывают востребованы в техногенных мирах. Виноваты ли мы в этом? О да, не виновен никто, кроме нас самих, эльфов! Мы на протяжении многих эонов были неосмотрительны, да и не могли бы иначе… По сути, всякий иной способ существования был бы для нас сплошной войной за выживание, но не жизнью, какой мы жили до сих пор. Мы жили и своей жизнью приблизили себя к смерти. Но мы уже победили, как верно заметил твой странный друг, естественную смерть от старения, и мы намерены драться с ней дальше, до того самого момента, пока она не сомкнет свои крылья над последним из нас.

Тут бы мне рыгнуть или пукнуть, чтобы малость сбить пафос, но на заказ не умею.

– И, чтобы спасти свой мир, ты намерен как-то поколебать местные Устои?

– Я не один, я только примкнул к группе, разрабатывающей этот план уже очень давно. Дело не в Отстойнике и его Устоях. Я уважаю их и больше, чем вы, люди, когда-либо осознаете, ценю гениальность замысла, позволившего сосуществовать в едином пространстве бесконечному множеству миров. Но сейчас получилось так, что косность Устоев мешает нам спасти наши миры. Хранители стоят на страже своих… даже не интересов, тогда их можно было бы понять, но косных Устоев, и не позволят вмешаться силам, которые могут спасти миры от страшной гибели.

По большому счету его истина ни в чем не противоречит истине Эла. Тот деликатно скруглил вопрос до пресечения вредоносных выходок, но никак не обработал тему спасения миров. И хотя Фирзаил еще не убедил меня, что я так уж хочу спасать мир, где признанный предел мечтаний – заработать столько бабла, чтобы в жизть не потратить, где за героев почитаются нагло врущие телепроповедники и слабомузыкальные горлопаны от шоу-бизнеса, а за модную машину или квартиру в престижном районе чем только не готовы пожертвовать, он все же задел больную струну. Я уж сам решу, что мне делать, а от чего воздержаться. Будет плохо – буду точно знать, кто виноват. А до правил чужих, воспрещающих то или это, мне как-то дела нет – мы как будто обсуждаем регламент нашего собственного монастыря.

Вот кстати…

– А почему же Хранители вам враги? Мы тут с одним поручкались – так он клялся, что ни до нас, ни до вас и вообще ни до каких жителей миров им дела нет. Так что спасать наши миры они совершенно не мешают.

– Это так. Но то, что должно быть проделано, неминуемо затронет и сам Отстойник, а также подразумевает привлечение некоторых его обитателей.

– Которые не могут нарушить Устои?

– Устои меняются. – Фирзаил пожал худосочными плечами. – Я не посвящен во все тонкости плана, я всего лишь, как у вас сказали бы, начальник отдела. С этими Устоями все не так просто, как с обычными правилами или инструкциями. Они постоянно развиваются, адаптируясь к обстоятельствам, многие величайшие умы почитают их величайшим из достижений неведомых нам создателей – самообучающийся свод алгоритмов, способный интегрироваться с собственной биологической натурой носителя. Эта работа столь сложна, что к ней непонятно даже, как подступиться. Но я знаю, что немало гениальных умов над этим работают, улавливают закономерности и рычаги воздействия. Но сейчас нет времени разбираться с ними доподлинно – это может занять бессчетные тысячи лет, а мы живем на той кромке, которая определяет, будем ли дальше мы сами. Для некоторых миров уже слишком поздно, а другие еще балансируют на грани, из-за которой их уже не вернуть, но долго это продолжаться не будет.

– Да чтоб я сдохла и облезла, как вшивая выхухоль, – не удержалась от комментария Айрин.

Фирзаил недоуменно глянул на нее.

– Это деликатная девушка Айрин, – представил я посетительницу и, поправив на коленях ружье, осторожно добавил: – За которой, между прочим, ваша революционная ячейка гонялась не жалея сил и средств. Если, конечно, наш приятель Элинхарт не придумал всю эту историю, чтобы заманить ее сюда и тут совратить.

И давай, друг мой Фирзаил, только мне дернись необдуманно, только блесни зловещим глазом. Пока адреналиновый счетчик не обнулился, во всем теле ощущается легкость и даже переизбыток силы, а глаза еще не перестали лихорадочно косить по сторонам в поисках новой опасности, я тебя успею пристрелить, прежде чем ты развернешься в Малого Рогача.

То ли Фирзаил почувствовал мое добродушное отношение, то ли просто ему было не до попрыгушек, но он дергаться не стал, а всего лишь прицельно оглядел Айрин с ног до головы. Она по случаю успела переодеться в свои готишно-черные шмотки, так что выглядела эффектно и броско, но под ощупывающим взором эльфа стушевалась и даже отступила за мою спину.

– Мейсон, чего он таращится? Какого хрена столько нормальных людей ты поубивал, а этого урода пожалел?

– Люблю я уродов. Они мне по духу близки. А людей, напротив, не люблю.

– А от меня ему чего надо?

– Вот его и спроси.

– Он что же, и по-нашему понимает?

– А ты оформи запрос на письменном греческом.

– Я обладаю знанием языка, который называется английским, и готов в течение двух дней освоить любой другой диалект, – похвастался Фирзаил. – Это одна из тех сфер, где наше искусство обработки волшебного волокна очень пригождается. Нужен лишь человек, который владеет нужным языком.

– Ну и, – Айрин нервно переместилась мимо меня к дальней стеночке, – чего вам от меня надо было, адские сволочи?

– Я не адская сволочь, я эльф.

– Черт-те что ты, а не эльф. Эльфы маленькие и с крылышками.

– Любезная дама, прошу не учить меня тому, каковы эльфы. Уверяю, я представляю именно тот народ, который испокон веков называли эльфами. Если какой-то сочинитель из вашего мира, злоупотребив галлюциногенами и пренебрегши изучением общедоступных источников, назначил эльфами фейри, пикси или спрайтов, то это сугубо его проблемы.

Ай молодца. Так ей. Надо не забыть уточнить, каковы на самом деле гоблины, а то развелось врунов, гораздых на этой теме спекулировать.

– А цвета такого почему? Отродясь про серомордых эльфов не слыхала.

– А я вот слыхал. Когда я был маленький, была такая игрушка – Might&Magic, что-то там про мир Ксин, так вот там эльфы были как раз такие, только волосы, кажется, зеленые. По крайней мере, не надо в запарке уши измерять, чтобы разобраться, какого рода товарищ.

– Это моя персональная фишка. – Фирзаил пригладил пейсы. – Зеленый действительно более популярный цвет. У нас тоже есть различные игры, где фигурируют представители иных миров. Ваша Айрин сошла бы за персонажа-варвара.

– Потому что сильная?

– Потому что грубая.

– Ты и представить не можешь, – то ли возразила, то ли согласилась Айрин. – Хватит вертеться вокруг да около! Твои были Тени, которые ночью появились? А тот чудик с факелом в руке?

– Пытаюсь понять, – объяснился эльф. – Не двигайся хоть минутку, я пытаюсь увидеть, что в тебе такое, ради чего мы могли бы задействовать радикальные меры. Я могу сделать пару пассов, не опасаясь, что меня убьют?

– Это смотря каких!

– О, совершенно безобидных. – Фирзаил покосился на меня, как держателя самой грозной громовой палки, и я пожал плечами. В конце концов, не думаю, что меня кто-то осудит, если я вдруг посреди процесса передумаю и таки его пристрелю. Кроме Джаспера разве что, но осуждение Джаспера меня не волнует, потому что его я с большой вероятностью пристрелю следующим.

Эльф немедленно расплел свои конечности и принялся ими манипулировать. Пальцы его и впрямь отличались гибкостью, хотя, что характерно, их было по-прежнему пять на каждой руке, и большой, хотя и несколько смещен относительно нашего, примерно так же противопоставлен. Из пальцев Фирзаил соорудил что-то типа рамки, поймал в нее Айрин и неприятно, по-паучьи, засучил свободными перстами, словно настраивая радио.

– Мне это не нравится, – пробурчала Айрин, но, к чести ее, наутек не пустилась. – Как на рентгене, а это, говорят, для жизни опасно.

– Ничуть не опасно, – отрезал эльф. – То есть за ваш рентген не знаю, а это элементарное заклинание. Оно тебя даже не касается, только позволяет мне лучше видеть различные токи ауры и сопутствующих полей.

– А есть заклинание, позволяющее видеть сквозь одежду? – Пока Мик отсутствует, я за него с подростковыми придурковатостями.

– Боюсь, что нет. Незачем использовать заклинания там, где можно обойтись без них. На этом, чтоб вы знали, наша цивилизация и погорела. О!..

Похоже, что-то он увидел в Айрин, что шарахнуло его как кувалдой по лбу, даже рамку свою расцепил и глазки выпучил. Пользуясь явной эльфийской ошарашенностью, я аккуратно поднял ружье, нацелив его Фирзаилу в пузо, и высказался, как мог внятно:

– А теперь ты нам объяснишь, что такое увидел, без ужимок, прыжков и фразы «вы себе и представить не можете». Поверь, это в большинстве случаев плохая фраза.

– Она – Камертон, – послушно объяснил Фирзаил и умолк, очевидно предполагая выданную им информацию самодостаточной.

– Насколько мне известно, она Ким.

– Камертон. – Эльф раздраженно глянул в мою сторону и неуютно поежился, разглядев ствол. – Не надо на меня наставлять оружие, я уже много раз сказал, что я друг. «Камертонами» называют уникальные биосигнатуры, вокруг применения которых строится вся операция «Прорыв», о которой я вам рассказывал.

– Применения? – недобро засопела Айрин.

– Да, с этим заминка. Видишь, Фирзаил, как она накачалась, чтобы только отмазаться от применения?

– Мейсон, я тебя… – Айрин сжала было кулаки, но оценила мою безмятежную позу с ружьем на изготовку и закончила донельзя деликатно: – …ненавижу всеми фибрами души.

– Это бывает. Излечивается одним выстрелом.

– Под «применением» я не имею в виду ничего плохого, – спешно встрял эльф, очевидно смекнув, что эдак слово за слово – не только камертоны, но и кападастеры поломаем, струны порвем, а колки так закрутим, что кроме «до» ни одной ноты вовек не услышится. – Это… сложно объяснять особям вашего вида, не умеющим работать с биополями, но я попробую. Если я брошу в тебя что-нибудь материальное, оно отскочит и отлетит.

– Если не воткнется. – Айрин попятилась. – Не надо в меня ничего бросать.

– Не собираюсь. От толстого существа отлетит иначе, чем от худого, от рыхлого – иначе, чем от крепкого. Логика понятна? Есть некоторые особи, достигшие законченной интеграции с боевой формой, те вовсе отобьют брошенное.

Это он прав, знаю такую особь. Как-то он мастер-класс давал – в него кидали бутылки, а он их дробил на лету. Сейчас придет сюда с собранным вооружением и подтвердит для неверующих.

– То же самое явление властвует и в области магии. Среди нас, эльфов, а также среди магов и некоторых других народов нет и не может быть Камертонов, потому что мы активно работаем с биополями – той частью нашей структуры, что отвечает за восприятие волокна магического плетения. А вот среди других видов бывают. Хотя и крайне редко. Пожалуй, даже на правах аномалии – такой, как нарушение пигментации, или аллергия на самые банальные воздействия.

– То есть теперь я больной стала, и меня пристрелить надо?!

Ну до чего шумная баба, а? Вроде про «пристрелить» речь не шла. То есть шла, но от меня, а со мной считаться не надо, я всех пристрелить норовлю, никого не дискриминирую. Тем более что не со зла, а по запарке. Посттравматический синдром, если угодно.

– Ни в коем случае не пристрелить, – отрезал Фирзаил самым решительным образом. – Аномалия отнюдь не означает ущербность. Бывают, например, люди аномально сильные или аномально умные. Камертон же не имеет ни преимуществ, ни недостатков, в жизни его особенность практически не имеет шанса проявиться. Кроме случая, подобного нашему, когда с Камертонами работают мощнейшие мастера магии.