Текст книги "Отстойник"

– Не пихайся! – каркнул Чарли возмущенно, мигом забыв о солнце. – Тут глубоко!

– Эл завещал прикрывать друг друга, – напомнил я, не оборачиваясь.

– Со всем тщанием, – заверил фон горячо. – Выплывай, черный брат, и приглядывай за Мейсоном. Он парень видный, на него того и гляди суккубы слетятся.

И очень даже просто. Слетятся, поглумятся и разбегутся. Интересно, поможет ли от них какое-нибудь народное средство? Пуля? Молитва? Предложение серьезных отношений?

– Здесь суккуб можно не опасаться, – расхолодил вредоносный проводник бодрым басом из туманной дымки. – Тут для них слишком некомфортно.

– Грязно? – уточнил Чарли с надеждой.

– Сожрать могут.

– А то еще и надругаться, – предположил Мик, не особо конкретизируя вопросительную интонацию.

Эл с сомнением хрюкнул в тумане, но, видимо, посчитал, что ему виднее. Да, Мик во всяк монастырь первым делом притаскивает тридцать шесть томов собственного устава, потом уходит, а насажденное им вечное (редко, когда доброе, и уж почти всегда неразумное) так и остается, вписанное выразительными кровавыми соплями. На месте суккуб я бы очень призадумался, прежде чем к нему приближаться. Надругательство в его понимании – материя исключительно тонкая и динамичная, запросто может свестись к наущению этих самых сексодемониц игре в «Маджонг», что, безусловно, их натуре должно быть противно донельзя.

– А нас сожрать не могут? – вцепился в свою упадническую линию поведения Барнет. – Чем это мы хуже всякой гадости?

– И нас могут, – успокоил его Эл. – Нас еще как могут! В основном, конечно, вас.

Чарли взволнованно засопел и – бульк – опять макнулся в спасительную жижу, на сей раз без слышимого Микова участия.

– Не делай так, – наставил его фон, с бодрым плеском восстанавливая статус-кво. – А то ни одна суккуба не польстится на такую свинью, и Мейсон на этом фронте перетрудится.

– Тяжело, – хныкнул Чарли горестно. – Я устал.

– Ой, заткнись, хиляк, – просипела Айрин и тоже завалилась в грязь. – Йорш твою!.. Это и есть та безопасность, что ты обещал? Далеко еще до твоей… [censored]… реки?!

– Мили две, – гороподобный Эл услужливо выплыл из тумана и одним рывком водрузил ее на ноги. – Мне так кажется. Возможно, дальше будет не так глубоко.

В это я охотно верю, хотя и не берусь предсказать, в какую сторону не так. Ну что ж, две мили – это вполне себе конкретный результат. Хаживали и не в таких условиях, и на дистанцию побольше, и против течения, и по дну, в которое ноги засасывает по колено, и со ста фунтами на закорках, и с гружеными лодками на буксире, и в постоянном ожидании минометного привета… подумаешь, Ад.

Подумаешь, когда нога выворачивается и с головой уходишь в плотную маслянистую жижу. Обидно! Особенно когда та жижа начинает обсыхать (в тумане-то?.. совсем что-то не так с тутошним пониманием законов природы) и стягивать лицо в карикатурную маску. Ружье тоже нырнуло, как я ни старался держать его над поверхностью, и немедля забилось склизкой илистой массой – случись нужда, выстрелить не рискну, ибо видывал, как разрывает ствол и от банальной земной водички, в него залившейся. Дойдем до реки – надо будет внушить Элу необходимость долгосрочного привала и вычистить все оружие до блеска… вот только чем? Уж не настолько я маньяк, чтобы таскать с собой набор для чистки. Что за гнусная привычка влипать во всякое дерьмо спонтанно, не давши благородному дону подготовиться и собрать джентльменский экспедиционный саквояж на 140 литров?.. Эл бы и не заметил такой профсоюзной нагрузки, а мне спокойнее было бы. А когда Мейсон спокоен, он не злится. И за суккуб можно не волноваться, и рогачей из нор выпускать, и даже эту самую хранительскую Цитадель… – бульк.

Мать, мать, мать.

Чарли что-то гнусил за спиной – настолько жалобное, что прямо мелькнула мысль прервать череду его мучений. Оглянулся: на мгновение показалось, что даже Мик квасится на ходу, вместо правильной гориллоидной фигуры оплывши в бесформенную грушу. Хорошо, стало быть, идем… в рейде он тот еще лось, хрен загонишь. Да и тут встрепенулся чуть заметно, опять пустил плечи крутыми валунами, а на морду сдвинул сонно-невозмутимое забрало – и все-таки видно, что пробрало не на шутку. Чего уж тут говорить о сержанте! Не так чтоб Чарли был совсем хилым, но, как ни крути, а при всякой нагрузке роляет прежде всего опыт. А этот красавец даже магазин через две улицы иначе как на машине с детства не посещал.

– Замрем! – предложил возмутительно бодрый Эл с траверса и, правда, перестал булькать по болоту. – Мистер Микки, вы интересовались – вот… внушает?

Чарли с облегчением начал оседать в грязь, которой и так было ему по грудь, так что пришлось подхватить его под руку. Мик синхронно поднырнул с другой стороны, да так мы и замерли скульптурной группой «трое вне лодки, не считая Кинг-Конга». Оборотились к проводнику – чем там радовать собрался?

Эл поддерживал одной рукой Айрин, а другой, в которой был меч, тыкал в туман, из которого выступал краешек некоего сооружения, по первому впечатлению совершенно циклопического. По крайней мере, от поверхности болота оно уходило куда-то ввысь крутой стелой и терялось, но, очевидно, вовсе не кончалось на высоте в добрых пятьдесят футов.

– Внушает, – признал Мик покладисто. – Прямо цветы возложить хочется. А что это?

– Большой Рогач, – пояснил Эл. – Вам его, должно быть, плохо видно. Это – копыто.

Айрин тихонечко ойкнула.

– Что ж ты орешь, сволочь! – просипел мгновенно оживший Чарли. – Разбудишь!

– Да он не спит. – Эл озадаченно поскреб оголовком рукояти свой косматый загривок. – Он вроде вообще не спит… мне так кажется. И, гм, не ест?.. Вообще это странно, есть должны все. Никогда не задумывался.

– А он нас не затопчет? – Айрин опасливо сместилась за спину Хранителя. – Вон какой здоровый, ему раз плюнуть!

– Он нас и не заметит. Он слишком большой, а мы для него слишком маленькие. И мы очень удачно вышли к краю его копыта… Если бы уперлись в середину, пришлось бы обходить, а это надолго.

Да уж… если это разводка, то хорошо подстроенная. Сквозь гнилостный болотный дух, правда, не чувствуется никакого постороннего животного… А чем он должен пахнуть, если не жрет?.. А само копыто слишком уж неподвижно, чтобы реально принять его за часть живого существа, но каким-то образом с одного взгляда на краешек этого грандиозного монумента пробивает на уважительную дрожь. Египетские пирамиды отдыхают.

– Это он и есть дьявол? – уточнил Мик хладнокровно.

– Не думаю. Дьявол, насколько я знаком с вашим фольклором, суть существо, способное снизойти до людей… а Большой Рогач ни до кого не снисходит. Слишком он большой… ему неудобно. Мы даже точно не знаем, воспринимает ли он хоть как-то наш Отстойник. Если допустить, что дьяволы ваши культы, правда, позаимствовали из здешней фауны, то это, скорее всего, Малый Рогач. Он очень похож на Большого по общему строению… гм… копыт и ног, потому что других частей Большого Рогача нам не видно с земли, но намного меньше – всего футов двадцать в высоту. Довольно интеллектуальная тварь, способна к ограниченной телепатии, коварна, обладает экспансивным темпераментом, могла бы добиться очень многого, манипулируя сознанием примитивных… – Эл осекся и виновато поморгал, – то есть поддающихся влиянию существ, но зачастую вредит сама себе, срываясь на жестокие и отвратительные выходки. Малый Рогач, по вашей терминологии, патологический психопат, маньяк-садист.

Какая милая компания. Двадцать футов роста, маньяк-садист с экспансивным темпераментом. Нет, если бы в сапогах так не хлюпало, а вместо забитого илом дробовика у меня была бы хорошая крупнокалиберная дурила типа «Гепард»… я бы от таких знакомств драпал с полным сохранением собственного достоинства. А в текущих условиях – это еще как получится.

– Мы можем от него пойти подальше? – Айрин подпихнула Эла в спину. – Что-то мне с ним рядом неуютно. Ну щас переступит!

– Он не может переступать. – Эл бесстрашно поскреб острием меча по копыту, черным монументом возносящемуся в неведомые дали. – Если он переступит, под ним продавится все что угодно. Он не ходит – он переносится… и, как правило, на расстояния, с нашей точки зрения, колоссальные. А не так, чтоб на пару футов. Это просто вне его системы координат.

– А если он сейчас перенесется, нас засосет в воронку из-под копыта? – Кто как, а я в школе учил физику.

Эл озадачился и даже осторожно выдрал собственную ногу из ила, дабы оценить мощь возникающего при этом феномена.

– Очень даже может, – признал он дрогнувшим голосом. – Как все-таки полезно быть провидцем! Я никогда бы не додумался до такой тонкости. Копыто у него большое… мили, думаю, полторы в радиусе.

– Сколько?! – ахнул Чарли.

– Если бы он тут не стоял, возможно, уровень болота был бы и пониже, – признался Эл почему-то виновато. – Нам, с одной стороны, очень не повезло. С другой же – напротив. В Отстойнике, как и у вас, есть свое понятие о чудесах… Оно несколько отличается от вашего, но тем не менее вероятность появления в одном месте сразу нескольких аномалий крайне низка. Вот он, – опять нагло поцарапал копыто Рогача, – как раз аномалия, и коль скоро он встречен здесь, шанс напороться на иную, еще менее приятную, аномалию понижается.

– А гаракх был аномалией? – уточнил педантичный (иногда) Мик.

– Нет, гаракх обретался в странном для него месте, но ничего эксклюзивного в нем нет.

– Что это, Мейсон – «эксклюзивное»?

– Это значит, гаракх тоже маньяк-садист. Как все. Обычное дело.

– Зато вонючий. Как марихуана.

Хорошие параллели. Чарли оживает на глазах. Еще немного – и арестует копыто Большого Рогача за парковку в не предназначенном для этого месте.

– И мы встретим еще гаракхов? – продолжал допытываться Мик. Попутно он выволок из-под ремня глок и попытался заглянуть в патронник. Затвор отъехал наполовину и увяз, как и следовало ожидать.

– У реки вряд ли. Они не любят сырости. И вообще, мистер Микки, у нас есть цель. Давайте выделим время под развлечения, когда она будет достигнута.

Уболтал, языкастый. Когда будет достигнута – непременно выделим. Вот так у нас всегда: собираешься, бывало, на отдых, запланируешь себе и море, и солнце, и девочек правильной эмоциональной конфигурации, и ловлю бабочек и, уж конечно, праздное лежание в гамаке под огромным щедрым солнцем, а в итоге – язык на плечо и давай бог ноги, потому что в тот самый момент, когда счастье уже стояло на пороге и наяривало в дверной звонок, фон Хендман мимоходом высморкался в чужой галстук от Луиджи Боррелли, и началось…

Эл убедился, что никто из нас не в состоянии привлечь внимание Большого Рогача бесконтрольной пальбой по копыту, непринужденным жестом подсадил Айрин себе на спину и невозмутимо двинулся дальше. Чарли рядом завистливо засопел, однако других филантропов в окрестностях не сыскалось – свои бы ноги не протянуть раньше времени. Поволоклись рядком, придерживая сержанта с обоих флангов. Оказавшись вблизи копыта, я не удержался – сунулся к нему поближе. Было оно, судя по всему, очень неновое, обросло несколькими неровными слоями различных отложений, частью напоминающих известняк, частью – кораллы… и вообще с большим трудом эта монолитная, уходящая прямо в туманное небо глыба воспринималась как часть живого существа. Синий кит, поди, случился бы чахлым мальком желтопузого полосатика, подаваемого Большому Рогачу к его пиву на чудесных высотах астрономического номинала, откуда миры просматриваются как на ладони и кажутся мельче, чем шахматные доски…

Бульк!

– Не спи, Мейсон!

Да не сплю я, не сплю. Хоть сейчас суккуб заводите. Таких садов понаобещаю, что мигом сбегут из Отстойника в какой-нибудь отсталый мирок с законченным грубым патриархатом.

Аккуратно, не сбиваясь, потому что тут уже не по колено, завалившегося Чарли так просто не выудишь. Не обращая внимания на что-то упругое, назойливо шкрябающее по голенищам и каждый раз энергично отдергивающееся в сторону… уж, наверное, Эл предупредил бы, кабы было надо. Меньше размышлять, больше и увереннее топать. Всегда помогает. Две мили – не край света, к тому же нет изнуряющей жары, которая всегда клубится над нашими тропическими реками, нет пиявок (если вот это дергающееся не есть местная пиявка, размерами под стать Рогачу), не кружатся орды гнуса – практически мечта поэта. Очень такого мрачного поэта, знаете ли. А кому легко?

Шаг. Утвердился, подтянул Чарли. Шаг. От сапога шарахается знакомое, невидимое сквозь толщу бурой тины. Шаг…

Оно кончилось, это гребаное болото, я даже не заметил как, просто вдруг стало легче идти. Приглядевшись, понял, что выбрались мы на плоское каменистое плато, где всей густой гадости – от силы по щиколотку, и по ней уже вполне можно волочься, подтаскивая ноги волоком, вместо того чтобы выдирать их из ила строго вверх и вновь погружать в него строго вниз. Эл и тот чуть сбился с дыхания, а в легких фона вовсю играл концерт для пилорамы с оркестром, да и сам я поймал себя на колоритном паровозном пыхтении. Чарли блаженно болтался в отрубе, продолжая механически сучить ногами, а Айрин всеми силами цеплялась за необъятную шею Эла, чтобы не сползти с его спины.

– Поздравляю, мы удачно миновали болото! – объявил Эл с той мажорностью, за которую я его однажды пристрелю. Можете считать меня самым малым из маньяков-рогачей, но меня действительно серьезно бесит, когда люди искренне радуются каждой хренотище. Видимо, это зависть. – Мистер Мейсон, вам мое очередное искреннее восхищение. Вы с выдающимся стоицизмом вынесли нападки болотного угря!

– Я такой, Эл. Из моего стоицизма можно штанги делать. Почему ты не упупил эту скотину, если все равно ее заметил?

– На ее кровь мигом собрались бы другие болотные твари, куда менее безобидные.

Возразить нечего. Долго, наверное, готовился, зубрил ответы на каверзные вопросы.

– Но мы могли бы ее сожрать! – ворчливо возразил Мик, который всю жизнь полагал правильным непрерывный цикл «подвигался – похавал». – Да и этих, менее безобидных, тоже. Я не имею ничего против экстремальных нагрузок, но требую подпереть их экстремальным же питанием!

Эл сконфуженно потупился.

– Извините, не подумал. Относительно питания…

– У вас с этим сложности? – насторожился Мик и сгрузил свою половину Чарли на почти уже совсем сухую землю. Вслед съехала и вторая половина, громоздившаяся доселе на моем плече. Я не такой жестокий жрун, как Мик, но что-то в его тоне и жестикуляции (может, вытащенная бита?) навело на мысль, что здесь и сейчас будет решаться вопрос, имеющий краеугольное значение. В самом деле, о каких минералах речь, когда вот-вот ласты склеишь.

– У нас и без этого сложности, – обескураженно признался Эл. – Поверьте, я напряженно размышляю, как нам обустроить питание… но ответа пока не нахожу. В Цитадели с этим никогда не возникает проблем – там есть и маг-трансмутер, способный сделать годной пищей многое, и охотники, добывающие непосредственно употребимое мясо, но я, к несчастью, едва ли способен отличить годное от негодного.

– Если бегает – можно есть, – поделился сакральным знанием фон Хендман.

– Если бегает – поди догони, – уныло ответствовал на это Эл. – Кроме того, тут все не так просто. Помните гаракха? Вы, конечно, можете заткнуть нос и мужественно есть его мясо – нисколько не сомневаюсь в вашей, мистер Микки, способности обглодать даже Большого Рогача, – но я практически уверен, что организм ваш не будет за это благодарен.

Мик нахмурился и опустил взор на организм, обтянутый грязнючей «гавайкой», словно ждал решительного возражения. Организм, однако, еле слышно квакнул областью живота и подавленно стих – видимо, помнил еще гаракховы эманации.

– В общем, жрать не дадут, – заключил фон с легкими паническими нотками. – Вот так засада. Ты б хоть там, на месте, предупредил… Мы бы парня с сосисками прихватили, как Айрин и советовала.

Или вовсе бы не ввязывались. Айрин похудеет – только краше станет, если, конечно, выражение «краше» применимо к этой Кариатиде. А из Мика на первом же этапе похудения удаляется самобытный шарм мышцастого колобка, к тому же он начинает отнимать еду у окружающих, а на это не все и не всегда адекватно реагируют.

– Ну я постараюсь что-нибудь изобрести, – совсем уж стушевался Эл. – Если вдруг увижу знакомое… правда, опасаюсь, что ваши желудки все-таки не такие прочные, как наши.

– Если оно жуется, я это сожру, – заверил Мик с мрачной решимостью и огляделся, но ничего, что можно было бы сжевать, не углядел и вздохнул тоскливо: – Ну ладно, где тут река? И на чем мы собираемся плыть?

– Что-нибудь придумаем, – просиял Эл, возвращаясь из темного угла провинности к свету авторитетного лидерства. – Река, по счастью, течет в нужную нам сторону, и нам не понадобится двигаться против ее течения… Это было бы очень некстати.

С этим можно согласиться, однако подмечу, что он не ответил на прямой вопрос – на чем собираемся плыть? Честное слово, даже по течению не очень приятно плыть без какой бы то ни было лодки, плотика, катамарана, байдарки… Как-то не укладывается в голове мысль, что Эл возьмет и наколдует лодку, а на вырубание транспортного средства из подручных материалов даже его чудо-мечом уйдет немало времени, за кое Мик иссохнет, Чарли помрет, а Мейсон, совершенно понятно, рассердится.

Эл повел плечами, поудобнее пристраивая на спине Айрин, и бодренько ломанулся в прежнем направлении: сперва чуть вниз, под откос, а потом обратно наверх, на следующую насыпь. К слову, никаких особых деревьев, за исключением редких и весьма чахлых, здесь и не водилось. Из чего же он собирается извлекать плавсредство?..

Чарли слегка встрепенулся, когда мы с Миком подобрали его и снова нагрузили на свои плечи. Ох, он у меня отработает это кантование. Пусть еще только попробует мне на вид поставить хоть одно негуманное деяние в родном городке!

– Приехали? – осведомился Барнет, не открывая глаз.

– Ага! – радостно засвидетельствовал Мик. – Видишь тетку с цветами?

Чарли неохотно разлепил веки, сосредоточил взгляд на Айрин, по-прежнему сжимающей в охапке здоровенную кипу стеблей для очистки, вяло плюнул – точнее, уронил клочок слюны – Мику под ноги и снова обвис безвольной тушкой.

– На крайняк, если ничего бегающего не будет… – философски рассудил фон, оценивающе его встряхнувши. – А чего, фунтов сто семьдесят… до Цитадели хватит, а там повар этот… трансмутер.

– Но-но-но-но! – возразил Чарли запальчиво. – У меня гастрит, я невкусный!

И даже попробовал рывком уйти вперед, но не преуспел – пробуксовал обносками элегантных еще нынешним утром туфель по болотному наследию и остался висеть, как национальный флаг в безветрие. Доверие, конечно, лестно, а гастрит отвратителен, но еще такой денек – и я вполне пойму прагматичного фона.

Одежда стремительно цементировалась на открытом воздухе, штаны сразу покрылись ломкой грубой корочкой и застыли, словно из сотен дощечек составленные, тащиться было неприятно, но, на счастье, мучиться пришлось недолго. Едва Эл втащился со своей ношей на гребень насыпи, как ноша издала ликующий вопль и попыталась покинуть седло.

– Будьте серьезнее! – укоризненно предложил ей Хранитель, придерживая волосатой своей лапищей от соскальзывания. – И осторожнее. Вода таит немало опасностей… будет лучше, если я первый в нее войду и посмотрю, что может угрожать.

– Ты войдешь – после тебя воды не останется! Пусти, тебе говорят!

До чего все-таки скандальная баба. Понятно, почему трезвомыслящие адские силы даже не попытались с ней по-хорошему договориться. Правда, непонятно, почему сразу не дали веслом по макушке… подумаешь, откаты, зато дешево, надежно и практично.

Эл неспешно перевалил через насыпь, а мы, напротив, полезли на нее по его стопам.

Туман здесь был более разрежен, нежели на болоте, вид открывался пространный, но безрадостный. Река действительно шелестела в прямой видимости: дальний ее берег терялся в дымке, ближний же, наш берег, спускался к воде полого, но на пляж нисколько не походил, ибо завален был самым фантасмагорическим нагромождением каменных обломков. Или не каменных? Все тут не как у нас, не разберешь… какое-то крошево, словно стояла тут гора, а потом Большой Рогач походя задел ее своим мегакопытом. Плыть, во всяком случае, не на чем, как мне показалось.

Эл остановился внизу у самой воды, ссадил Айрин на большую глыбу рядом и теперь неспешно вступил по колено в реку. Судя по образовавшимся у его ног бурунам, течение тут было весьма приличное – против не очень-то и выгребешь. Хранитель неспешно зашел еще глубже, по бедро, и остановился, почесывая освободившейся рукой поясницу с озадаченным видом.

– Могу я уже почиститься? – сварливо напомнила о себе Айрин. Волосы ее превратились в очень грязную паклю, по всей физиономии и прочим неприкрытым частям тела расплылись изобильные иловые разводы, а костенеющие джинсы, похоже, крепко натерли всякое разное, причем инстинкт самосохранения – до полного исчезновения.

– Минутку. – Эл нацелил в воду клинок и присел, погрузившись сперва по грудь, потом по плечи. – Я чувствую здесь… что-то неприятное. Сейчас прогоню, и можно будет…

– Я пока с краешку! – категорично отрезала Айрин и полезла с глыбы вниз, на каменное крошево.

– Мисс Ким, это не шутки! – встревожился Эл. – Я готов поручиться, что тут нет никаких следов сил, которые вас преследуют, разве что какие-то случайные местные обитатели, лично к вам никаких претензий не имеющие, но поверьте, не очень-то много и надо вашему хрупкому организму!

Мисс Ким с выражением лица а-ля загнанная лошадь объяснилась с ним демонстрацией единственного немытого пальца и приступила к исполнению заветной мечты фон Хендмана – оголению вышеупомянутого хрупкого организма. Мик радостно хрюкнул и опять уронил свои полсержанта.

– Что происходит? – возлюбопытствовал тот, не открывая глаз.

– Попрание норм нравственности, – предположил я и удостоился переадресации жеста, которым только что наслаждался Эл. – Чарли, нас обижают.

– Лишь бы не били.

– А если будут?

– Имеешь полное право стрелять на поражение.

Я бы, пожалуй, и пострелял. Да только едва ли получится. Выволок из-за пазухи пистолет; в своей кобуре с закрытым дулом он пострадал куда меньше всего остального нашего арсенала, разве что из-под курка вычистить набившуюся грязь… но неужели это все, на что мы можем рассчитывать? Хотя вон у Эла была еще пара таурусов, которые, вполне возможно, он ухитрился не утопить насмерть. Но он очень уж старается… сейчас с головой нырнет в речку!

Нырнул.

Потом вынырнул, с гордостью воздев над головой меч с надетой на клинок бесформенной массой размером с футбольный мяч. По краям массы шевелились то ли щупальца, то ли водоросли.

– Я же говорил! – Эл с гордостью развернулся в сторону Айрин. – Совершенно гнусная штуко… ой, приношу свои извинения.

И столь стремительно отворотился, что добыча сорвалась с клинка и усвистела куда-то на туманный центр речки. Фига себе, Хранитель. Она ж еще даже раздеться толком не успела, только из штанов выдралась. А если таки налетят суккубы – он и от них будет панически рожу воротить?! Очень надеюсь, что они как раз такие, как описывают легенды… легкомысленные. И легковесные все из себя, воздушные эдакие, потому как мышцастые ноги Айрин впечатление производят самое расхолаживающее… Вообще не понимаю, чего я на них уставился.

– Извинения! – фыркнула Айрин и, подобравши камушек несерьезного калибра, отоварила им стеснительного Эла вдогонку по меховому загривку. – Ты лучше принеси чего посущественнее. Лодку, например.

– Или пожрать, – поддержал Мик. – Или ты там собирался подмогу вызвать.

– Да, подмогу, – согласилась Элова спина стесненно. – Как раз размышляю… Мне надо сплавать через реку – могу я рассчитывать, что без меня вы ничего необдуманного не предпримете?

– Это в порядке холодного душа, что ли, сплавать?

– Мистер Мейсон, если тут и есть лодка… а она вполне может тут быть… то на той стороне, да и некоторые другие полезные предметы тоже можно там обнаружить.

Ну вот опять я его, чувствуется, задел подозрениями. Так, боюсь, на моей могильной плите и напишут: «При жизни он был глуповат и опрометчив».

– Лады, сплавай, если утонуть не боишься. Необдуманного делать не будем… но если сильно задержишься, можем чего-нибудь предварительно обдумать.

Эл не стал дожидаться дальнейшего развития темы – закинул меч за плечо, без всплеска погрузился в воду и в три гребка ушел из зоны видимости. Судя по тому, как ровно торчала из воды его голова, течение его нимало не беспокоило, а я бы при таком не то что плавать – вброд идти поостерегся бы. Вот же здоровый бугай! Того гляди, для разрядки и лодку там сам выгрызет, как бобер, из первого попавшегося столетнего дуба.

Айрин меж тем с остервенением выковырялась из своих тряпок, вызвав у Мика восхищенный присвист и не забыв продемонстрировать ему через плечо все ту же несложную универсальную фигуру из среднего пальца. Ну что тут сказать? С некоторой натяжкой готов признать, что ожирение, поразившее две трети американской (да и только ли?) нации, все-таки портит фигуру несравненно сильнее, нежели старое доброе железо. С другой стороны, зачем было делать такого мышцастого монстра из восточной женщины, ни к какому ожирению не склонной? Вот через два дома от меня живет милое семейство Вилкинсонов, которым мне периодически хочется подарить парочку тренажеров – может, тогда из двух гектаров жира, занимаемых в обычной ситуации их тремя юными дочками, удастся извлечь нескольких стройных нимф, мысль о которых не будет сама собой перетекать в гамбургерную плоскость. Они, однако, истово презирают любые виды фигурообразующих нагрузок, предпочитая читать и хором осуждать за несостоятельность книги по популярной диетологии. А вот Айрин совершенно очевидно вместо сидения за столом с книгой и пончиками предпочитает приседания… так что, если абстрагироваться от круто закачанных крыльев спины, сделавших бы честь любой королеве варваров, и мощного голеностопа, но грамотно выполнить кадрирование по той части, которая у Мика называется «задницей», получится очень даже милая картинка. Можно над обеденным столом вешать – для аппетита.

Айрин совершенно очевидно нисколько не волновал полет моей мысли, а главное – его, полета, развитие… а то бы могла покрутиться или даже станцевать чего-нибудь такое, вдохновляющее. Она деловито прошлепала в реку и с коротким взвизгом подломила колени, плюхнувшись в воду по плечи.

– Холодно, мммать!

Почему-то я так и подумал. Сложно заподозрить в подогретости реку, на которую не светит солнце и в которую (пока) не сбрасываются теплые фекалии.

– Щас Эл обратно спасать приплывет, – предположил Мик. – Уж этот, пожалуй, согреет.

– Да уж, пожалуй, – согласилась Айрин с какой-то неизъяснимой тоской в голосе. – Бррр! Ну будем надеяться, все-таки не с концами…

– А нечего было провоцировать честного юношу!

– Имела я тебя, Мейсон.

Почему-то все всегда к этому сводится. И никогда я ничего подобного не помню. Правда, в большинстве случаев это даже успокаивает.

Лезть в воду я побрезговал… Ну да, холодная же, сказано ведь. Зато присел на самом краешке, стащил сапоги и вытряс из них все, что начерпал за время путешествия через Гримпинскую Трясину. Вылилось этого всего фунта по три из каждого, что-то некрупное даже панически упрыгало в недружелюбную холодную реку, а сапоги, буде сполоснуты в относительно чистой воде, настойчиво «запросили каши». Вот тебе и пожизненная гарантия, вот тебе и греющие душу обещания продавца, что будут у меня еще внуки, которым тоже носить это удовольствие не сносить. Не всякая обувь все-таки подходит для шляния по болотам… впрочем, в таких условиях помог бы разве что костюм химзащиты.

Мик исследовал разбросанные Айрин стебли, надломил один, выдавил из него кусочек пористой массы, напоминающей арбузную мякоть. Завоняло чем-то вроде ацетона, фон размял добычу в руке и неуверенно потер штаны – в закаменевшей грязи образовалась широченная свежая просека. Однако удачная находка… а то отстирывать все это дело без мыла и даже без песка, которого тут не видать, насколько хватает глаз, было бы донельзя утомительно. Мы никак герои, покорители Ада. Герои стирают штаны ничуть не чаще, чем принцессы, простите, какают. Настоящий герой штанов не пачкает в принципе. И не рвет. Чарли – ненастоящий герой, нечего на него кивать. Когда все реальные пацаны играли на гитарах, а фон колотил в барабан (или бубен, теперь не дознаешься), он дудел в гобой д’амур. И в полицейскую академию подался, когда понял, что дыхалки ему ни в жисть не хватит, чтобы удирать с краденым ящиком пива по крышам.

Итак, мы с Миком наскоро оттерли штаны, потом я стащил жилет, сполоснул в воде и, расстелив его на берегу, вытащил «вилсон» для разборки на этом импровизированном верстаке. Повезло – грязи в него практически не попало, а то небольшое (с полфунта) количество, что таки налипло, панически отступило перед очистительным стеблем. Мик немедленно выложил на жилет свой глок, следом за ним второй, поменьше, и еще какое-то время шарил по карманам, но не нашел больше ничего, кроме швейцарского армейского ножа с обломанным давеча о чемодан основным лезвием. Или, по крайней мере, не захотел больше ничего показать. Основной пистолет крепко забился илом, так что пришлось подключать нож, и под шумок я чуть было не прозевал, как Айрин, пошедшая от холода гусиной кожей, выбралась из воды и во всей красе прошлепала к сваленной на берегу одежде, декоративно камуфлируя возмутительную свою мышечную массу трясущимися грабками. Не, а вы знаете, все-таки очень даже тетка. Невзирая ни на какие мускулы. Если бы еще не замерзшая, как Маугли, а мы перед этим не трюхали две мили по болоту, каждые сто ярдов которого стоят самого бурного секса с бешеной овцой, – я бы прямо даже не знаю, как бы себя чувствовал. А тут только и хватило, чтобы одобрительно поаплодировать. Мик поддержал. Айрин, стуча зубами и не в силах потому оскорбить нас вербально, выразительно наподдала ногой россыпь мелких камушков, развеяв ее условно в нашу сторону, подобрала груду своего шмотья и несколько стеблей и уковыляла, припадая на обе ноги сразу, за двухметровую глыбу – видимо, приводить себя в порядок.

– Чаки, проснись! – воззвал Мик, заметив, что Барнет свернулся калачиком и намерен дрыхнуть прямо на камнях. – И так все прозевал!

– Ну маааам, – возразил Чарли отвлеченно, – я уже большой. Я сам умоюсь!

– Ух ты! – восхитился фон. – И давно это с тобой?

– С двадцати семи лет. – Чарли открыл один глаз. – Что там? Долго еще? Можно, я пока посплю? А потом проснусь, и этого ничего не будет… а будет… я просто заснул… на работе… как всегда.