Текст книги "Криминальный Нижний. Расследовано прокуратурой Нижегородской области. 1992—2001"

Расстрел

Началось все со скучных ревизионных актов. Компания НОРСИ-ОЙЛ проводила ревизию в дочерней фирме и наткнулась на интересный факт – фирма проплатила за московскую нефть 50 тысяч долларов, однако нефть в Нижний из Москвы не пришла. Прежнее руководство сменили, назначили по конкурсу управляющего. Тот захотел вернуть либо деньги, либо нефть. Исчерпав все законные средства и методы, которые ни к чему не привели, решил вернуть добро старым испытанным способом: поручить это дело крутым ребятам, которые умеют выбивать «баксы» из должников. Любой бизнесмен знает таких. Знал и наш управляющий четверых молодых, подающих надежды парней. Все они состояли на спецучете в РУБОПе, нигде официально не работали, но были при деньгах, при машинах, крутились в основном рядом с дилерскими фирмами ОАО «ГАЗ», там, где пахло наличкой.

Сейчас трудно установить, где кончается бизнес и начинается криминал. Наверное, уже в порядке вещей, что служащий солидной компании обращается за помощью к криминальной бригаде.

Однако, вознаграждение было обещано, наверное, солидное, и четверка рьяно берется за дело. Обращаются к своему знакомому Катышеву, солидному предпринимателю, учредителю ряда фирм, в том числе охранной – «Ратибор». Об его уровне может сказать тот факт, что начальником службы безопасности у него был заместитель директора «Фонда ветеранов войны в Афганистане», бывший офицер ФСБ, в свое время успешно работавший в отделе внешнеэкономической контрразведки. Именно с его участием потом была разработана операция по ликвидации всех четверых вымогателей.

Катышев берется решить эту проблему и в свою очередь обращается к одному человеку в Москве. Тот соглашается, но просит пять тысяч долларов для так называемой раскрутки. Бригада собирает эти деньги, передает Катышеву, тот отвозит их в Москву, но ни денег, ни помощи от того человека он больше не увидит.

Возникает неприятная ситуация, мало того, единственная в своем роде – коммерсант, выходит, кинул крутых парней на пять штук баксов! Кто же их после этого будет бояться, как они дальше будут трудиться на вымогательском фронте? Весь город будет смеяться над такой бригадой!

Деньги Катышев, разумеется, вернул, но было поздно. Взбешенные бойцы вешают ему штраф в 200 000 долларов. Посчитали все – и урон деловой репутации, и моральный ущерб, и упущенную выгоду (они надеялись крупно заработать на нефти).

Директор «Ратибора», несмотря на своих охранников, перепугался. Хуже того, начал платить, по 200, 300 долларов, платил, зная, что ему до конца своих дней не погасить такую сумму. Влез в долги, но платил. Рано или поздно, но ситуация должна была зайти в тупик, рано или поздно у Катышева должны были кончиться деньги даже на карманные расходы.

17 и 18 июня 1999 года милиция находит две брошенных машины в Автозаводском районе, одну в Канавинском и еще одну в Ленинском. В одной из них на полу в салоне обнаружена кровь.

18 июня в милицию приходят четыре женщины и кладут на стол заявления одного типа – три дня назад мой муж ушел из дома и не вернулся. Был одет. На пэйджеры им сбрасывали сообщения: «Пожалуйста, позвони домой», – однако абоненты не отвечали. Да и никто бы не услышал сигнал пэйджера сквозь полутораметровую толщу земли…

Одна из жен рассказала оперативникам, что ее муж 15 июня собирался к семи часам вечера на встречу с неким Катышевым. Встреча должна была состояться на автобазе у Комсомольской проходной автозавода.

Это была серьезная зацепка, и оперативно-следственная группа, в которую помимо «оперов» УВД, УБОПа, Автозаводского уголовного розыска, входили несколько следователей Автозаводской прокуратуры и прокуратуры города, занялась разработкой этой версии. Выяснилось, что директор и его друзья уже были замечены в криминальных разборках. С некоей предпринимательницы Вознюк требовали вернуть 33 тысячи долларов. Требовали свое, однако Вознюк заупрямилась, и, в качестве наказания, у нее увели два довольно дорогих автомобиля.

И едва только на оперативном совещании проходит эта информация, как тут же неизвестные лица подогнали эти две пропавших «тачки» к дому пострадавшей. Но информатор оказал медвежью услугу своим благодетелям. Подозрения в отношении Катышева и его группы превратились в уверенность.

В ходе дальнейших оперативно-розыскных действий Катышев, Болдырев и охранник Сурков были задержаны, и спустя 24 часа Катышев делает жуткие признания. Из его слов выходило, что все четверо молодых парней убиты и захоронены на лесной поляне под городом.

На указанном месте в сорокаградусной жаре начинаются раскопки и вскоре над зеленой травой поплыл тяжелый трупный запах – тела убитых к тому времени пролежали уже восемь дней…

Характер заказного убийства подтверждается: расстрелянные не ограблены, золотые цепи, золотые кресты в полпуза, личные вещи при них… часть вещей найдут в болоте, там, где указали задержанные. Начинается грандиозный обыск на территории автобазы площадью в тысячу квадратных метров! Здесь следователей и криминалистов ждал неприятный сюрприз – в кабинете, где, по словам Катышева происходил расстрел, был уже произведен ремонт. Прежняя мебель вывезена на свалку, новые обои, пол застлан новым линолеумом. Чисто. Не совсем: на батарее отопления находят засохшую каплю бурого вещества, в коричневых разводах ножка напольного вентилятора, то же вещество на дверном наличнике. Экспертиза покажет, что коричневое вещество является человеческой кровью.

В данном случае следствие сработало настолько тщательно, что арестованным ничего не оставалось делать, как говорить правду, правду и только правду. Куда выбросили гильзы, где спрятали номера от брошенных машин и так далее…

«Они заметались, как куропатки», – так хладнокровно говорил на допросе киллер Сурков, неоднократный призер городских и областных соревнований по пулевой стрельбе.

Начальник службы безопасности Болдырев в это время находился во дворе автобазы – он должен был включить сигнализацию в машине, чтобы заглушить звуки выстрелов и крики умирающих.

Ребят пригласили в кабинет, завели с ними разговор. Сурков вышел на минуту, снял предохранитель со своего «ТТ», вновь зашел и попросил выйти Катышева под предлогом, что тому позвонили. Едва директор пересек предполагаемую линию огня, как Сурков выхватил пистолет и открыл огонь на поражение.

С полутора метров пули прошивали несчастных насквозь. Стрелял киллер плохо. Когда прекратился грохот выстрелов, на полу остались трое тяжелораненых и один убитый наповал. Двоих выстрелом в голову прикончил Сурков, третьего выстрелом в затылок добил Катышев.

Окровавленные тела завернули в заранее закупленные парниковые пленки, погрузили в машину и вывезли за город.

Когда к делу допустили адвокатов, у них опустились руки – обвиняемые столько наговорили опытным следователям, что защита не смогла опровергнуть ни один из доводов обвинительного заключения.

На завершившемся в апреле 2000 года заседании областной суд вынес убийцам приговор – 20 лет лишения свободы Суркову, 16 лет – Катышеву, 8,5 лет – Болдыреву.

Казнить нельзя помиловать

Четверо обвиняемых в убийстве готовились в СИЗО принять суровый приговор. Спустя полгода прокуратурой Канавинского района была доказана их невиновность, несмотря на то, что двое из подследственных сделали признание и рассказали, как и где они убивали…

Начало этой невероятной истории уходит в темный вечер 17 декабря 1998 года, когда у своего дома по улице Березовской был зверски избит доктор технических наук, преподаватель Строительной Академии Алексей Бирюков. Два дня в реанимации больницы №39 дежурили оперативники, надеясь, что профессор придет в себя и сможет что-либо рассказать. Однако к исходу вторых суток пострадавший скончался, не приходя в сознание. В тот же день было возбуждено уголовное дело, которому суждено было стать одним из самых памятных в истории следствия нижегородской прокуратуры.

Оперативно-следственная группа быстро вышла на след предполагаемых убийц. Профессора хорошо знали в том районе, где он жил. Была у него странная для нынешних времен причуда – любил ходить в народ. Наберет закуси, водки и пьет с любым, кто нуждался в ста граммах. Местные бомжи очень его уважали. Трое свидетельниц видели с ним двоих молодых ребят и даже точно запомнили, как зовут одного из них – Миша. Продавец коммерческого ларька, которая также хорошо знала Бирюкова, за несколько минут до убийства видела его в обществе четырех молодых людей. Он купил водку, пиво, лимонад, крабовые палочки. Рядом с киоском выпили, закусили, профессор, который и так был «под шафе», покачиваясь, пошел к дому. Молодые ребята тут же пошли вслед за ним. Продавец честно предупредила, что в лицо опознать никого не сможет, было очень темно.

Оперативным путем вычислили одного из ребят – Дмитрия. Задержали, но он пошел в отказ. Вскоре задержали и его друга, затем и третьего. Ни у кого на тот вечер не было алиби. Вскоре доставили в милицию четвертого, ранее судимого, имя которого было – Миша. Ростом и телосложением чрезвычайно похож на того Мишу, о котором упоминали свидетельницы. И тоже ничего не смог толком рассказать о том, где был вечером 17 декабря.

За парней взялись всерьез. У Дмитрия в кровь были сбиты костяшки пальцев. Эксперт установил, что повреждения задержанный получил в то же время, когда произошло убийство. На брюках другого обнаружили кровь, кровь также была найдена в рантах его обуви. Кровь совпадала с кровью потерпевшего. Вышли на местного алкоголика Парамонова, который показал, что в ту ночь, которая последовала за убийством Бирюкова, эта четверка пила у него на квартире. Они хвастались, что избили профессора. Парамонов еще тогда сказал им:

– Зачем били хорошего человека? Теперь вас точно поймают.

Допросили младшего брата одного из подозреваемых, двадцатиоднолетнего Егорова. После того, как отсидел сутки в клетке, он стал давать показания. Он уверенно рассказал, что избивали Бирюкова его старший брат, и трое его приятелей, при выезде на место происшествия показал, как били, чем, где.

Под тяжестью предъявленных доказательств двое признались во всем. Двое подельников продолжали отпираться.

Спустя десять дней всем было предъявлено обвинение в умышленном убийстве. Довершить следствие поручили следователю Канавинской пролуратуры Дмитрию Ходаку.

Все было хорошо и казалось, что вот-вот правосудие восторжествует. Ходак еще и еще раз просматривал дело, даже не столько просматривал, так как все оно – от постановления об аресте до беседы с незначительными свидетелями – было у него в голове, сколько пытался разрешить те неувязочки, которые мешали ему направить дело в суд.

Первое – где похищенная с убитого шапка? Хорошая, кустарного производства, такую ни с чем не спутаешь. Обвиняемые дали аж десять адресов «шинков», куда они якобы ее продали. Все десять адресов были отработаны – шапки не было. Не было как раз той самой единственно возможной улики, которая развеяла бы все сомнения.

Второе – не верилось в искренность младшего брата Егорова. Труслив, на него стоит голос повысить, как он тут же во всем признается, даже в покушении на папу римского. И уж больно уверенно он валит своего брата, с которым он не был особенно дружен. Проверка личности показала, что Егоров был уволен из армии из-за попытки суицида. Ходак свозил его на экспертизу, но психиатры признали его вменяемым.

Третье – киоскерша никого не могла опознать, ни в профиль, ни в анфас. Она вспомнила, что у одного из них была собака, то ли питбультерьер, то ли дог. Проверили, точно, у одного из парней была собака.

Ну все против них, все… Даже одна из характеристик, выданная подследственному – «…мерзкий тип, для него ничего святого нет, единственно, что есть в нем положительного, так это водительские права».

Следователь вновь и вновь навещает киоскершу – она единственная, кто хотя бы мельком видел убийц.

– Может быть, еще раз вспомните, – чуть ли не умоляет ее Дмитрий.

– Нет, вроде бы все сказала, – пожимает плечами она.

Шел пятый месяц следствия, все начальственные инстанции давили – давай, закругляйся с этим делом. По закону оставался последний месяц для проведения следствия. Дальше, либо продлять срок в Генеральной прокуратуре, либо направлять в суд.

– Ты же невиновен, – говорил Ходак подследственному, – зачем берешь на себя срок?

Даже адвокат не выдержала:

– Ты в третий раз подписываешь признательные показания, по опыту знаю, что бы ты в суде ни сказал, будет поздно!

– Убивал, – упрямо говорил арестант.

И вновь следователь едет к киоскерше, наверное, в двадцать первый раз. И не зря!

– Видела я одного из тех парней, которые тогда пили с профессором. Недавно опять с собакой гулял, – сказала продавщица.

Вскоре взяли того любителя собак, Ляпунова, благо что он жил в двухстах метрах от места происшествия, в малосемейном общежитии.

– Да, пил с профессором, – неохотно признался Ляпунов, – брали на закуску крабовые палочки, лимонад, водку. Со мной были двое ребят, я их вообще не знаю.

Предъявили ему на опознание группу, которая уже пять месяцев «парилась» в СИЗО. Нет, не они. По всем городским РУВД провез следователя, уверяя, что сразу же опознает собутыльников. Безрезультатно. Впоследствии выяснится, что Ляпунов прекрасно знал, где находятся те двое – один из них муж его сестры, другой – его приятель Шеблов, сидел в Городецком изоляторе за жестокое убийство своей сожительницы. Оба из Городца. Свояка Ляпунова звали Миша.

Взяли Мишу, который, оказывается, отсидел за разбои и грабежи шесть лет. На свободе недавно. Миша пошел в отказ. И лишь спустя несколько суток «поплыл» – стал давать частичные показания, хотя валил все на Шеблова, на того, который уже находился под следствием. Редчайший случай – в одно и то же время две группы подследственных добровольно признавались в убийстве одного и того же человека!

Надо было делать выбор. Брать Ляпунова под стражу, значит, надо выпускать тех четверых, хотя вина Ляпунова и его компании не доказана. А выпустить придется тех, чья вина формально полностью обоснована! Вот с такими вопросами и пришел Дмитрий Ходак к прокурору Канавинского района Юрию Ивановичу Андропову. И хотя Андропов двадцать два года прокурор, но впервые столкнулся с подобным казусом. Неизвестно в деталях, о чем говорили тогда в кабинете прокурора, но Андропов поверил молодому следователю и под свою ответственность подписал два постановления – одно о прекращении уголовного преследования в отношении ранее обвиняемых, другое – о взятии под стражу Ляпунова.

И прокурор и следователь понимали, что вскоре последует за таким поворотом в деле об убийстве Бирюкова. Многочисленные проверки из вышестоящих инстанций будут досконально проверять профессионализм следователя, обоснованность его решений, законность методов проведения следствия и так далее. Вообще-то ЧП – продержать невиновных под стражей!

И такие проверки пошли волна за волной. Мало того, прокуратурой города было возбуждено уголовное дело в отношении работников милиции, которые проводили оперативно-розыскную деятельность. Может, они пытками вынудили парней взять на себя чужую вину?

Нет, не пытали. Давление, конечно, было, но один из подследственных так рассказал, почему он признавался в убийстве:

– Я подумал, что все равно ничего не докажешь и поэтому стал оговаривать как можно больше человек, чтобы на суде потом разобрались!

Выяснили потом, откуда кровь на брюках, в рантах ботинок – в тот вечер эти ребята тоже кого-то избили, а вот кого – не помнят, пьяны были. Так что, не совсем зря сидели, получается.

Когда на следующий день бывшие подследственные пришли за паспортами, все они были «под мухой». Один вообще еле на ногах держался. Я, говорит, как вышел из СИЗО, двадцать километров по городу отшагал, так ходить хотелось.

Неопровержимой уликой в обвинении Ляпунова и его компаньонов оказалась профессорская шапка, та самая, кустарного производства. Шеблов дал адрес городецкого механизатора, которому они ее продали. С Канавинского рынка принесли шесть похожих шапок, хотя для чистоты эксперимента хватило бы и трех. Пригласили вдову профессора, и та сразу же опознала шапку своего мужа, которую она подарила ему на день рождения!

Областным судом разбойники были приговорены от семи до восемнадцати лет лишения свободы. Что же касается невиновных, то один из них уже сидит, тоже за разбой.

Подвальный властелин

Восьмилетнего Мишу Лаптева нашли спустя пять дней после его исчезновения в подвале дома по улице Южное шоссе в коматозном состоянии, голого, связанного проволокой, с разбитой головой.

Неизвестные садисты подвергли ребенка чудовищным пыткам, изнасиловали, затем бросили умирать. Двадцать дней он был на грани жизни и смерти. Лишь невероятными усилиями врачей больницы №40 удалось вытянуть его с того света. На вопросы следователя ничего не мог ответить, только плакал и говорил: «Это Степа, он бил меня кирпичом по голове!».

Кажется, чем еще можно поразить следователя прокуратуры, который едва ли не каждую неделю сталкивается с кровавыми порождениями криминального беспредела, который творится в квартирах и на улицах города. Обезглавленные, расчлененные, застреленные. Статья 105 (умышленное убийство) одна в уголовном кодексе, но какое творческое разнообразие вносят в нее убийцы! Как бы ни гордился следователь своей выдержкой и хладнокровием, бывают преступления, от которых холодеет сердце. Особенно, когда жертвой становятся дети.

При чтении заключения медицинской экспертизы становится не по себе – ушиб головного мозга тяжелой степени, множественные переломы костей свода черепа, порезы, ссадины туловища и рук, ожоги головы и промежности. Да что за изверг мог сотворить такое с восьмилетним ребенком!

И вот, в кабинет старшего следователя прокуратуры Автозаводского района Татьяны Гурьяновой ввели это чудовище.

Маленького росточка хрупкий мальчишечка, которому и четырнадцать лет не дашь. Красивые голубые глаза, круглое личико. Тот самый Степа, который «бил кирпичом по голове». Приличная семья, папа и мама хорошие работящие люди, сам Степан Дмитриев, ученик 9 класса на учете в ИДН не состоял, в кражах и в хулиганстве замечен не был.

Однако на ангела Степа тянул только внешне. Еще за три месяца до описываемых событий на него было возбуждено уголовное дело по факту неоднократного совершения насильственных действий сексуального характера в отношении одного восьмиклассника.

Мерзкая, отвратительная история. Некий Алеша тринадцати лет убежал из дома от родительской строгости. Жил в подвале. Подружился с этим Дмитриевым и его компанией. У Дмитриева дружки были будь здоров. Одному пятнадцать лет, второму, шестнадцать, а третьему и вовсе семнадцать. Здоровые, рослые ребята. Но силой влияния на них Степа обладал просто магической. Боялись они своего крохотного лидера пуще ножа, и всюду следовали за ним, выполняя все его приказания.

Вначале Степа даже опекал Алешу, продукты подбрасывал беглецу. А потом стал за провинности избивать, унижать. Властью над своими дружками он и так обладал огромной, но чего-чего, а власти, как и денег, всегда мало. Его извращенное воображение требовало большего. И тогда он стал насиловать своего подданного. Насиловал сам, заставлял своих компаньонов насиловать Алешу. Вряд ли можно говорить об удовлетворении именно сексуальных притязаний, поскольку в силу своего возраста и физического развития их в полной мере у Дмитриева еще быть не могло. А вот поставить на колени, ощутить дикий страх жертвы и вдоволь насладиться безграничным унижением человека – этот мотив и был определяющим в черных похождениях подвального властелина!

Не раз и не два повторялась эта мерзость, а целый год с апреля 1998 года по апрель 1999 года. Избивал, заставлял красть из дома вещи, продукты. В уголовном деле около двадцати эпизодов вымогательства. Мальчик каждый раз сопротивлялся, и тогда к его горлу приставляли нож, грозили вилкой выколоть глаза.

До суда несовершеннолетних оставили на свободе. И напрасно.

Родственники Дмитриева на следствии признались, что и дома Степа был неограниченным деспотом. Желания Степы для его родителей были законом. Он вообще не терпел противления своей воли, что и привело его к следующему преступлению, тому самому, последствия которого ужаснули очевидцев.

10 августа 1999 года пьяный Степа в час дня зашел к своему другу, и теперь подельнику, но того дома не оказалась. Открыла мать. И высказала ему все, что думала о нем!

Разъяренный Степа, неограниченный властелин подвалов и подворотен своего квартала, в долгу не остался. Ответил матом. Его даже не смутило то, что перед ним мать его друга. Как ошпаренный выскочил из своего подъезда – его посмели обозвать! Да и что он мог сделать против здоровенной тетки. Нет, кое-что он может сделать! Он не стерпит оскорблений, она за все ответит. У нее есть еще и младший сын, восьмилетний Миша. Вот будет беситься, когда я его замочу…

И этот дьяволенок немедленно привел в действие свой план мести. Миша как раз вышел поиграть со своей подружкой, трехлетней Ириной.

– Пойдем в подвальчик, поиграем! – предложил он ничего не подозревающему мальчику. Миша часто видел его со своим старшим братом и поэтому доверчиво пошел за ним в подвал.

А дальше, как сухо сказано в обвинительном заключении, он «раздел М., связал его проволокой и, действуя с особой жестокостью, выразившейся в причинении большого количества телесных повреждений в течение длительного времени, а также желая сокрыть совершаемое преступление путем убийства потерпевшего, стал наносить М. множественные удары руками и ногами по голове и телу, прижигал ему голову и промежность, затем взял строительный кирпич и нанес множественные удары по голове. Потом Дмитриев оставил обнаженного и беспомощного М., находившегося в коматозном состоянии, в холодном подвале, полагая, что он мертв».

В тот же день родители пропавшего мальчика забили тревогу, вместе с ними искал своего младшего брата и лучший друг Степы. Пять дней мучительной тревоги, пять дней ада, которых и врагу не пожелаешь. Затем его нашли. План Дмитриева удался. Отомстил. Мишу выписали из больницы через полтора месяца, но лечить его придется всю оставшуюся жизнь.

Когда Степу привезли из СИЗО в прокуратуру на допрос, следователь разрешила ему увидеться с мамой. Та спросила:

– Степа, как у тебя дела?

Круглое лицо мальчика светилось от радости.

– Мне так в тюрьме понравилось! Там такие братаны сидят! Вот если бы еще гулять пускали, вообще было бы классно!

Перспектива провести следующие десять лет на зоне его вообще не пугала. Он попал в свою родную среду, в настоящую семью. У старшего следователя Гурьяновой было такое впечатление, что Степа достиг наконец и цели и смысла своей жизни. Родители его страдали, наняли платного адвоката, таскали огромные передачки, а сын их был счастлив, вот если бы еще «гулять пускали».

Областной суд «пошел навстречу» желаниям Степана Дмитриева – десять лет лишения свободы, максимальный срок наказания, предусмотренный для несовершеннолетних. Старший брат жертвы, проходивший почти во всех эпизодах насилия и вымогательства, получил восемь лет. Еще двое их подельников были приговорены в соответствии со своими заслугами к шести и четырем с половиной годам лишения свободы.