Текст книги "Криминальный Нижний. Расследовано прокуратурой Нижегородской области. 1992—2001"

Золотое колечко

Поздним вечером тридцать первого октября в подъезде дома по проспекту Октября зарезали женщину, мать двоих детей. Один из жильцов из своей квартиры слышал, как чьей-то женский голос сказал, что нужно уходить; минут через десять он выглянул – на лестничном марше лежало в крови бездыханное тело.

Личность убитой удалось установить довольно быстро – Басманова Ирина Александровна, проживала в соседнем доме. Она выпивала. Довольно часто. Родственники показали, что с нее сняли норковую шапку и золотое кольцо. Красивое, в виде печатки с гладким рельефом и бледно-розовым камнем. Подарок ее матери, с которым она никогда не расставалась.

Один за другим потянулись свидетели в кабинет старшего следователя Автозаводской прокуратуры Ольги Маликовой.

Пересечение проспектов Кирова и Октября на автозаводе – место с нехорошей славой. «Пьяный» перекресток, так называют его жители. В то время там рядами теснились коммерческие киоски, стояли торговки зеленью, водкой, да чем придется… Так что вы представляете, что за контингент приводили к следователю работники уголовного розыска!

К тому времени было установлено, что потерпевшая и трое молодых людей, в числе которых была невысокая девушка, распивали водку в том злосчастном подъезде. Скорее всего, убийство было совершено кем-то из этой компании. Дело оставалось за «малым» – определить, кто был с Басмановой в последние минуты ее жизни.

Необходимые сведения добывались в ходе многочасовых опросов по крупицам. Один вроде видел похожую компанию, да точно не смог разглядеть, темно было; другая утверждала, что были двое парней и девушка с ними, покупали у старушки водку, потом к ним подошла женщина в возрасте, что-то говорила, а один из парней вытащил огромный нож, но «я сразу испугалась и забежала за киоск, опознать никого не смогу»; другая свидетельница, совершеннейшая «опойка», жалея молодую следовательшу, говорила:

– Доча, хочешь, научу тебя жить?

– Попробуй, – улыбалась Ольга Николаевна.

– Берешь стаканчик и выходишь на «пьяный» перекресток. Стоишь. Мужики водку возьмут, а стакана у них нет! Куда ж они без стакана? А тут я. Мало того, что нальют, еще пустую бутылку оставят. И сыта, и пьяна.

В деле о золотом колечке наметился просвет: удалось установить: компания такая была, за киоском выпили бутылку водки, взяли вторую и направились распивать ее в тот подъезд. Мало того, слышали, как одного из парней назвали по кличке Кот. Немедленно были подняты все лица с кличкой Кот в Нижнем Новгороде.

И вскоре Ольге Николаевне доставили Кота. Того самого, который тридцать первого октября в вышеописанной компании появился на «пьяном» перекрестке, с ножом. К вечеру были задержаны и его собутыльники. Был найден и нож. По длине и ширине клинка вроде бы соответствовавший характеру ножевых ранений. «Вроде бы» потому, что еще не было результатов экспертизы.

Казалось, круг подозреваемых лиц очерчен. Есть орудие преступления, есть свидетели, которые видели их в подъезде того дома, все задержанные с криминальным душком, судимые. А то, что ни Кот, ни его друзья не признавались, так это нормально, ложь – форма защиты подследственных. И еще одно: по мнению опытных следователей, существует закономерность – компании не меняют. Попросту говоря, с кем поведешься, от того и получишь.

Но к тому времени Ольга Николаевна отработала в прокуратуре всего лишь четыре месяца после окончания Саратовского юридического института и, к счастью, на эту закономерность просто не обратила внимания и к концу третьих суток выпустила из-под стражи Кота и его дружков.

Непростое решение. После него всегда остается тягостное чувство – а вдруг это убийца, уходя, машет тебе ручкой на прощание?

Следствие зашло в тупик. Всю работу пришлось начинать с нуля. С осмотра места происшествия, с опросов жильцов дома и тех, кто находился тем вечером на «пьяном» перекрестке.

Убийца и его преследователи все эти дни находились почти рядом.

Утром первого ноября протрезвевший Малахов сказал матери:

– Мама, я вчера человека убил.

Оставим переживания матери за рамками нашего рассказа. К обеду пришли подельники – двадцатилетняя Марина и ее сожитель. На кухне за бутылкой водки вспоминали детали преступления. Потом пошли к знакомым, рассказали им все, затем гурьбой направились в тот подъезд, даже пытались расспрашивать жильцов, кто из них слышал о вчерашнем убийстве. На ходу сочиняли сказки о том, кому что говорить, когда их найдут, и почему самодельный тесак внушительного вида, с которым Малахов не расставался, находился у него с собой – говорите «следаку», мол, пошли его продавать за бутылку водки, но никто не купил.

Впрочем, последние деньки на свободе они проводили как обычно – в запое с утра до вечера, обкрадывали знакомых, друзей, сбывали вещи в киоски, магазины, сбывали за бесценок, лишь бы хватило на вино.

Многие знакомые знали, какой кровавый след тянется за этой компашкой, но по «02» никто из них, даже анонимно, даже шепотом не сказал, будто убийство сегодня такое же мелкое правонарушение, как курение в общественном транспорте.

Интуиция, основанная на неточностях в случае с Котом и его дружками, Маликову не подвела – была другая компания! Редчайший случай: в одно и то же время, в одном и том же месте тоже трое молодых людей с женщиной постарше выпивали, и по тому же странному совпадению пили в соседних подъездах одного дома!

Становилась понятной путаница в показаниях свидетелей с «пьяного» перекрестка – они описывали две разных компании. И в той и другой был нож, в той и в другой была молоденькая девушка.

Спустя семнадцать дней после происшествия на проспекте Октября Малахов был арестован.

Обиженная на то, что убийца столько дней заставил ее пробыть в подвешенном состоянии, – помимо дела о золотом колечке в работе еще около десятка дел, тоже требующих изнурительного труда, – Ольга Николаевна спустилась в подвал изолятора временного содержания, чтобы предъявить ему обвинение.

– Ты понял, за что тебя взяли?

– Понял, – ответил Малахов.

– За что?

И по тому, как он просто и буднично сказал, с нее вся злость слетела. А сказал он два слова:

– Бабу зарезал.

Басманову действительно зарезал Малахов, а Марина с дружком Игорем держали ее, пока Ирина Александровна не затихла. Зарезал за то, что добровольно отдать золотое кольцо она не захотела, зарезал за то, что, когда они повалили ее в том подъезде на ступеньки, сразу не смогли стащить кольцо с ее пальца.

Колечко продали за двадцать пять рублей случайному парню. Норковую шапку толкнули за гроши знакомым, и позже, тем же вечером, напились так, что Малахов очнулся в вытрезвителе.

Марину Боркину вызвали на допрос как свидетеля. Позже будет установлено, что именно она спровоцировала приятелей на то, чтобы отобрать у случайной подружки кольцо, именно она первой кинулась на Басманову.

Как она рыдала перед Ольгой Николаевной! Не закрывайте меня, пожалуйста; своего двухлетнего малыша соседке поручила, не вернусь домой к одиннадцати часам, соседка, такая злодейка, выбросит его на улицу.

Дрогнула неискушенная душа молодого следователя, отпустила она заботливую мамашу. И ближе к полуночи в кабинете раздался звонок из милиции. Сообщили, что Марина задержана.

– За что?

– Кража.

Молодая мама после допроса немедленно ударилась в загул с дружком. Пили у знакомой, а когда та уснула, скатали в трубку ковер и в одиннадцать вечера потащили его продавать. Представляете: ночь, снег и пьяная парочка тащит ковер.

Первый же патруль их остановил.

– Откуда вы, молодые люди?

Перепуганные воры ответили одновременно. Марина сообщила, что ковер несут выбивать, а Игорь – что они его купили.

Вот и все, пожалуй, по делу о золотом колечке.

Налетчики из Ханоя

Тихим августовским вечером к подъезду одного из домов по улице Луначарского свернула белая «Волга». В ней – четверка крепких худощавых азиатов. Нам, Фук, Хай и Бинь. Так называемая выездная группа. Старшим Фук. Он нередко бывал на московских оптовых базах, где брали свой товар вьетнамцы и затем развозили по российским городам. Напрасно думали некоторые торговцы, что, уходя с московских рынков, подавшись в какой-нибудь Ярославль или Нижний, они перестанут платить дань «своей» мафии. На то она и мафия, чтобы иметь длинные руки.

Ван Бака, который вместе с женой и приятелем торговал на Канавинском рынке, бандиты внесли в свой список «должников» давно. И план нападения был отработан. Заранее Фук прихватил с собой одного мелкого торговца, который послушно показал адрес будущей жертвы. Детали еще раз обговорили на квартире, которую снимал вьетнамец, приятель Нама.

Теперь пришла пора действовать.

Посидели в машине, выждали минуту, когда во дворе никого не окажется, и по одному скрылись в подъезде. Первый этаж, квартира номер один. Тихо вывернули лампочку, натянули на лица черные маски и прижались к стене.

Ждать пришлось недолго, дверь открылась, и вышел Шиу, приятель Ван Бака. Бедолаге потребовались гвозди, и по русской привычке он пошел по соседям. Он и понять ничего не успел, как в одну секунду, оглушенный, оказался лицом вниз на бетонной площадке. В одно мгновение налетчики внесли его обратно в квартиру и бесшумно закрыли за собой дверь.

Ван Бак в это время был на кухне и готовил ужин. Скоро должна была подъехать жена, поэтому он не особенно встревожился, когда услышал шум в прихожей. Но решил проверить, вышел в коридор, где тут же получил удар рукояткой ножа по голове.

Когда его втащили в комнату, последнее, что он успел увидеть – связанный Шиу, который лежал на полу с заклеенными липкой лентой глазами.

Ван Бака тоже связали, заклеили глаза.

И первый вопрос:

– Где деньги?

Вымогатели всего мира, как бы они ни назывались – «мафией», «триадой», «бригадой» – удивительно схожи. И то, что затем произошло по улице Луначарского, было и в Нью-Йорке, и в Гонконге, и в Питере, и в Москве.

Их стали методично избивать, руками и ногами. И снова вопрос:

– Где деньги?

Шиу и Ван Бак молчали.

Тогда Фук приказал сорвать с них одежду и найти утюг. Включили и раскаленной подошвой стали прикладывать к их спинам. По комнате стал распространяться удушливый запах горелого мяса. Если бы у жертв не были заклеены рты, то крики истязаемых разносились бы по всему дому.

Невероятно, но из уголовного дела следует, что ни торговец, ни его приятель, каким бы бесчеловечным пыткам их ни подвергали, так и не сказали вымогателям, где они хранят деньги. То ли восточное терпение, то ли беспримерная жадность, то ли у них действительно не было крупной суммы.

Шиу и Ван Бак молчали. Когда с их губ срывали ленту, то говорили, что нет у них ничего.

Бандиты обыскали всю квартиру, но нашли в тумбочке всего лишь полторы тысячи долларов.

Тогда взяли провода, сунули в розетку и принялись пытать электротоком. Видно, знали, как и куда надо приложить напряжение, чтобы человек не умер сразу, а долго бился в мучительных конвульсиях.

Одного международные преступники не учли суровой российской действительности. Это на Западе сорвал какой-нибудь электрошланг и можешь даже электросварку в квартире устраивать, у нас – нет! И, к счастью для пытаемых, перегорели все пробки в предохранительном щитке.

Но бандитов, которые уже были знакомы с условиями российской глубинки, это не смутило. Зажгли газ, на пламени раскалили свои ножи и продолжили пытку.

Наверное, Ван Бак молился своему Богу, чтоб жена его, которая должна была сегодня приехать, задержалась в Москве, чтобы опоздала на поезд, что угодно, лишь бы она сейчас не оказалась в этом страшном месте!

Бог молитвы не услышал.

Минь Ха подъехала к дому уже в десятом часу. С помощником-вьетнамцем и русским водителем.

Женщина поднялась по ступенькам. Дверь была немного приоткрыта, но на цепочке.

– Почему вы не закрылись? – с беспокойством спросила она, просунула руку, сбросила цепочку и вошла.

Ну, а дальше было все как в страшном сне. Тени в масках, удар по голове, и когда ее связанную и с заклеенным ртом втащили в комнату, то увидела жуткую картину: окровавленного обожженного мужа и его друга в таком же состоянии.

Кто знает, что дальше пришлось бы им пережить, но одно обстоятельство спасло их. Бандиты из окна увидели, что Минь Ха приехала не одна, и если спустя несколько минут она не выйдет с помощниками разгружать товар, то те поднимут тревогу.

Но эти несколько минут они использовали полностью.

Тот же вопрос про деньги Фук задал и ей. Минь Ха сказала, что все, что у них есть, лежит в тумбочке, что больше ничего нет, что деньги вложены в товар… Ее избили и бросили в картонную коробку.

Взяли все ценное, не погнушались ни карманными деньгами, ни часами, забрали кожаную куртку.

Водитель, уже теряя терпение, вдруг увидел, как четыре черные фигуры выскочили из подъезда и бросились в сторону Московского вокзала.

Однако вьетнамские торговцы не выходили. Заподозрив неладное, он подошел к окну квартиры и почувствовал резкий запах газа. Разбив стекло, бросился вызывать милицию.

Скажем сразу – по горячим следам налетчиков из Ханоя задержать не удалось. Действовали профессионалы, предусмотревшие все, или почти все. Но один из них, Нам, прокололся. Отпечатки его пальцев остались на месте преступления. За дело взялся следственный отдел уголовного розыска Канавинского РУВД. Нашим сыскарям было как-то все равно – из пекинской ты мафии, ханойской или из тамбовской. Статья 162, часть 2, пункты а, в, г, и дело пущено в производство. Сложность оно представляло неимоверную. Ты преступников по России-матушке ищешь, а он где-нибудь в пекинском ресторане собачатиной лакомится. Запуганные вьетнамцы молчат, а русским свидетелям все азиаты на одно лицо.

Но были зацепки, были. Нам проходил по подобному же делу в Ярославле, но свидетелем. Тогда его привлечь к уголовной ответственности не удалось, но как персону «нон грата» выдворили из страны. Так что кое-какая информация на него была.

И еще одно. Удалось вычислить любовницу Нама – Ань Тует. Они жили вместе в московском общежитии, затем она уехала в Нижний. Но его не забыла. Звонила ему в Ханой, и по телефону он ей сказал, что вряд ли они увидятся, так как он провернул в этом русском городе одно криминальное дельце. Речь шла как раз о налете на Ван Бака.

Но, увиделись.

То ли бандитская любовь тому причиной, то ли дела позвали в дорогу, но Нам вернулся в Россию. Нелегалом, через Пекин. В Москве сделал себе новые документы и вскоре оказался в Нижнем. Их встреча с Ань Тует оказалась последней. 26 марта он был арестован нижегородскими оперативниками. И теперь у него впереди семь лет в колонии строгого режима.

Третий лишний

Он с детства боялся ножей. У него была какая-то особая неприязнь к узким длинным холодно сверкающим лезвиям. Может быть, в детстве кто-то его напугал ножом, может, вынес это чувство из просмотра кинофильмов – нож самое распространенное орудие киноубийств – неизвестно. Его мама потом говорила старшему следователю прокуратуры Советского района Наталье Прокофьевой, что ее сын питал к ножам суеверное чувство страха.

Он – это Михаил Сказин, добрый симпатичный мужчина лет тридцати, которому немножко не повезло в личной жизни. В прошлом – два развода, в настоящем – хорошая подружка Катерина Измайлова. Он познакомился с ней в июне прошлого года и с той поры они часто встречались. Катя жила с мамой в доме по улице Нартова; веселая, общительная, талантливая – на музыкальные вечера, которые она устраивала, собирались все ее друзья. Многие знали о той трагедии, которую ей пришлось пережить – совсем молодым погиб ее муж.

В нашей стране нет рецептов, как переживать подобное горе. Это на Западе предложат немедленно пройти курс психотерапии, сделают все, чтобы восстановить вашу психику, подлечат пошатнувшуюся нервную систему. У нас единственная психотерапия – водка. Молодая женщина стала выпивать, опустилась, стала неразборчивой в своих связях. Однако пела и играла на фортепиано по-прежнему прекрасно.

Был и третий, тот самый, который должен был уйти. Павел Соколов, девятнадцатилетний рослый красавчик, сын довольно состоятельных родителей. У него была любимая девушка, правда, ей не было еще восемнадцати, но они довольно серьезно обсуждали свою предстоящую свадьбу. Отец-коммерсант денег на свадьбу не давал, сказал, сам должен заработать. Свадьбу Саша хотел сыграть настоящую, а где ему столько денег найти?

Вот с такими проблемами наши герои дожили до теплого сентябрьского денечка 1998 года, который разом решил многие вопросы. Одному теперь никогда не понадобиться жена, у второго свадьба отложена на много-много лет.

Катя шла домой от Сказина, у которого провела ночь, и решила зайти в кафе, чтобы пропустить там стаканчик винца. За стойкой увидела Соколова. Они как-то раз встречались в какой-то пьяной компании. Катя пригласила его к себе. Или домой одной было возвращаться скучно, или была другая причина, по которой она затащила девятнадцатилетнего юнца к себе в гости, об этом мы не знаем. Паша охотно воспользовался ее приглашением посидеть у нее дома за бутылочкой красного вина.

Посидели они славно. Шутили, смеялись, она играла на пианино, он слушал. Дома была лишь мама Измайловой. В жизнь дочери она не вмешивалась, считала ее взрослой, сама только следила за порядком и чистотой в доме.

Быть может, этот вечер завершился бы так же хорошо, как и начинался, но тут в прихожей прозвучал звонок.

Пришел Сказин. Не один, с друзьями. Можно понять его недоумение, когда у своей любовницы, с которой он расстался всего лишь несколько часов назад, он видит какого-то молоденького паренька!

Трое – классический любовный треугольник. Выходить из него интеллигентно, с достоинством не все еще научились.

– Тебе чего здесь надо? Ты кто такой? – с порога налетел Сказин на Пашу.

Катя заверила, что между ними ничего нет, просто в гости зашел, сказала то, что обычно говорят женщины, попавшие в такую неловкую ситуацию. Тут бы Соколову надо было немедленно ретироваться, да какой там, мужское самолюбие не позволило. Катя могла подумать, что он испугался. И Паша остался.

Друзья Сказина сидели недолго, выпили и ушли. Они остались втроем. Третий, как вы понимаете, всегда лишний. Кто-то из мужчин должен был уйти.

Мирной обстановка была недолго. Мама Катерины услышала шум ссоры, на пол полетел журнальный столик с закусками. Пару раз они врезали друг другу. Сказин остановился и предложил выйти на улицу, там во всем разобраться, чтобы не устраивать бардак в квартире.

Но дойти ему было суждено только до прихожей.

Когда мама Измайловой, не вытерпев, бросилась в прихожую на шум странной возни, все было кончено. Михаил сидел на корточках, безвольно склонив голову, над ним с окровавленным ножом стоял тяжело дышащий Соколов. Женщина отняла у него нож и вызвала милицию.

Миша Сказин не зря всю жизнь боялся ножей. Несколько ударов оборвали его жизнь! Третий должен был уйти, и он ушел – в очень далекий от нас мир.

Родители заплатили бешеные деньги, чтобы нанять дорогого адвоката. Как же так, парень только жизнь начинает, и ее лучшую часть должен провести в тюрьме?!

Павел Соколов пошел в суд почти ангелом. Никакого убийства, занимался исключительно самообороной. Взбешенный Сказин стал избивать его на глазах Измайловой, затем предложил разобраться на улице, и когда Паша одевался, тот заскочил на кухню, схватил там нож и бросился на парня. Спасая свою жизнь, Паша смог выбить из рук нападавшего нож, взял его и стал размахивать перед собой. Как в известном анекдоте, злодей бросился на лезвие, и так семь раз.

Адвокат, умело строя защиту, утверждала, что так оно и есть, что Соколов, придя в незнакомое место, не знал расположения комнат и поэтому не мог в горячке сбегать на кухню за ножом и умышленно убить Сказина. Основной пункт был в местонахождении ножа. Утверждали, что находился он на кухне. Но кто его оттуда взял?

У судьи Доброгорской, у государственного обвинителя Чекмачевой возникли серьезные вопросы и поэтому было решено обратиться к фототаблице, прилагаемой к протоколу осмотра места происшествия. И там привлекли внимание бурые пятна на паласе, которым был застлан пол в зале. Немедленно назначили физико-техническую экспертизу.

Результаты были ошеломляющими: «Пятна, обнаруженные на паласе, являются каплями крови и образовались в результате свободного падения с высоты 50 сантиметров и более». Вывод – человек, которому были нанесены ранения, передвигался!

То есть, Павел напал на Сказина прямо в зале, едва тот позвал его на улицу. Парень перепугался, что сейчас тридцатилетний мужик начнет его мутузить, поэтому схватился за нож в комнате. Уже смертельно раненный, Михаил бросился вон из комнаты, Соколов догнал его и в прихожей добил!

Образ светлого ангела растаял в зале судебного заседания. Молодой убийца пойдет на много лет в лагерь особого режима. За ним еще две судимости. Одна за кражу, вторая за угон автомобиля. И тут третья – за особо тяжкое преступление. Невеста его не дождется. Паша просил следователя разрешить ему свидание с ней, но, когда получил отказ, настаивать не стал.