Текст книги "Живущие в нас (сборник)"

– И как же вы без горячей воды?

– Греем. Знаешь, сколько дерут за колонку? А зарплаты?..

Катя вышла, а Андрей закурил, отвернувшись к окну.

– Ты иди, ложись, – донеслось из коридора; щелкнула задвижка, зашумела вода.

…Могла б и не закрываться. Или она не знает, как классно заниматься сексом в ванне?.. Хотя откуда, если у них и горячей воды нет? Ничего, я тебе все покажу, особенно если завтра отдадут бабки… Андрей прошел в комнату и увидел разложенный диван с одеялом и двумя подушками; правда, одна была настоящей, в белой наволочке, а вторая – маленькая с вышитым цветком.

…Конечно, зачем ее тетке две полноценные подушки? Она ж не предполагала, что племянница будет тут придаваться разврату… Полностью раздевшись и сунув под подушку дежурную пачку презервативов, Андрей раскинулся на чистой простыне. …Нет, пожалуй, она не дозрела до откровенности… – укрылся одеялом и повернулся так, чтоб видеть дверь.

Прежде чем появилась Катя, он успел два раза зевнуть и трижды пересчитать грачей на висевшей прямо перед глазами журнальной репродукции картины Саврасова. Каждый раз результат получался разный, но это не имело значения – может, они, то прилетали, то улетали…

– Ты не уснул? – Катя остановилась, не дойдя до дивана.

…Во, блин!.. – Андрей увидел просвечивавшее под халатиком белье, – может, она еще и брыкаться будет?.. К ней со всей душой… никакой в людях романтики!..

– Куда это ты так вырядилась? – он подпер рукой голову.

– Тебе не нравится? – Катя смущенно поправила халатик.

– Нравится, но во сне тело должно ощущать свободу.

– А я и не хочу спать, – фраза получилась двусмысленной, но Катя поняла это, лишь когда Андрей приподнял край одеяла.

– А мы и не будем спать. Не бойся, все будет только так, как ты захочешь.

– Не врешь?.. Я тебе верю, – и она действительно верила, потому что в данный момент их желания, похоже, совпадали.

…Я ж пока еще замужем – нехорошо… – подсказало чуть просветлевшее после душа сознание, но даже оно понимало, что это картонная баррикада на пути танковой колонны.

– Сядь, – Андрей догадался, какие сомнения могли возникнуть у девочки из какого-то там поселка, но и времени было достаточно, поэтому он подвинулся к стенке; и Катя села, – людей держит друг подле друга не штамп в паспорте, так ведь? – он взял Катину руку, – ни клятвы, ни угрозы, согласна?

– Ну да… – Катя не понимала, к чему этот разговор, но, в любом случае, он давал ей отсрочку, чтоб еще хоть недолго остаться добропорядочной женой.

– Так вот, – Андрей придвинулся ближе, – женщина всегда сама подсознательно выбирает, с кем ей быть, а не мужики – кому она будет принадлежать. Мужики – кобели, они хотят всех и желательно сразу; они думают – я б сейчас, и эту, и эту, и эту!.. Но подходят к одной, конкретной, и потом с ней живут. А почему? Потому что она захотела его еще раньше, чем он обратил на нее внимание – флюиды от них какие-то исходят, независимые от штампа в паспорте. И только с тем человеком, а не со штампом, она может быть счастлива. Понимаешь, к чему я? Если жить по штампу, а не по флюидам, ты никогда не будешь счастлива… – он потянул Катю к себе, и она вдруг ощутила скопище этих самых флюидов, хотя минуту назад даже не подозревала об их существовании.

– Подожди, – прошептала она; встала, выключила свет. …Какая же я дура!.. Нет, я не дура – я знала, что все так и будет… я просто сошла с ума!..

Дальше Андрей довольно наблюдал, как стройный силуэт снял с себя халатик, потом лифчик, трусики.

…Другое дело, – подумал он, раскрывая объятия, – главное, объяснить бабе, что это она сама тебя выбрала; что она, типа, королева по жизни…

Катя юркнула под одеяло и отважно обняла Андрея, отыскивая губами его губы. То, что происходило потом, она видела лишь на кассетах у Таньки с Серегой; тогда это казалось немыслимым, а сейчас все это проделывали с ней! И ее дотошное сознание выключилось напрочь до того момента, когда тело ощутило холод – оказалось, она лежит без одеяла, раскинув руки и ноги, вся мокрая, и сил пошевелиться не было никаких; повернула голову – нет, ее самый великолепный мужчина не испарился, словно видение – он оставался рядом!

… Да, похоже, муж не особо тебя баловал, детка… – Андрей разглядывал темный потолок, – наверное, уже часа три, а завтра на работу – край, надо сдать пресс, чтоб получить бабки… Он закрыл глаза, готовясь провалиться в черную пропасть, но на полпути его сбил с курса жаркий шепот, щекотавший ухо легким колыханьем воздуха.

– Андрюш… Андрюш, ты меня слышишь?..

…Блин, ну, чего еще?.. Она ж уже рассказала, и почему сбежала от мужа, и какие у них отношения с матерью… на фиг, мне это было знать?.. На фиг, мне, вообще, что-то знать о ней?.. Трахнулись, и ладно…

– Андрюш, ты меня, правда, любишь?..

– Правда… – пробормотал Андрей, и сделав над собой усилие, добавил, – Кать, я тебя безумно люблю, но мне рано вставать. Давай немного поспим.

– Извини, любимый, – она поцеловала его в губы, – если б ты знал, как мне хорошо!.. – и вздохнула, – спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – Андрей повернулся на бок.

…Насколько он лучше Вовки – такой нежный, такой классный… Катя думала, что не уснет до утра, но перестав говорить, почувствовала, как уплывает на плавно покачивавшихся облаках. Мысли ворочались все медленнее, теряя восторженную окраску, и она тоже закрыла глаза. Время устремилось в бесконечность, название которой «миг» – один миг, который вбирает в себя все сущее, до самого пробуждения.

* * *

Утреннее бормотание соседского телевизора, шум воды за стеной и хлопанье дверей в подъезде они проспали. Первым звуком, который добрался до сознания Андрея, было тиканье настенных часов. Не делая резких движений, он скосил глаза.

…Двенадцать… неплохо вздремнули… Повернул голову в другую сторону и увидев разметавшиеся по подушке волосы и обнаженное плечо, попытался восстановить вчерашние ощущения, но они ничем не отличались от массы других, поэтому сразу затерялись в извилистых коридорах памяти.

…А чего я хотел? – он сладко зевнул, – ни у кого ведь не бывает поперек – у всех вдоль… а, вообще, что-то я вчера разговорился не по делу; головенка-то ее бестолковая закружится – вернется и вывалит мужу… как это у них, у деревенских – я, типа, полюбила другого. В городе бабы трахаются, получают удовольствие и молчат в тряпочку, и всем хорошо, а тут же чувства, блин!.. «Ты меня, правда, любишь?..» Муж пусть тебя любит… а, не дай бог, он явится сюда? Типа, мстить за поруганную честь жены. А ведь может – там же тоже чувства, твою мать!..

Осторожно выскользнув из постели, Андрей на цыпочках прокрался в ванную, где теплые упругие струи окончательно вернули его в реальность. …Интересно, эта электрическая бригада «ух!» сделала что-нибудь? Надо съездить, глянуть, – выйдя на кухню, он включил чайник, насыпал в чашку кофе, – чего тут сидеть? Сейчас проснется и начнет подводить базу под совместную жизнь, и жуй, блин, ее сопли. У таких одно на уме – любовь!.. Где ж ее только набраться-то на всех?..

Телефон зазвонил так резко, что Андрей вздрогнул; потом сообразил, где тот находится, а когда выскочил в коридор, чуть не столкнулся с Катей, которая, с трудом сдерживая зевоту, уже поднесла трубку к уху, но тут же протянув ее Андрею, поплелась в ванную.

– Андрей Николаевич, это Колесников.

– Какой Колесников? – не понял Андрей.

– Колесников – председатель кооператива «Автозапчасть». Мне сказали, что вы живете по этому телефону. Вы сегодня к нам собираетесь? А то электрики закончили – неплохо б крутнуть пресс и закрыть все наши вопросы, а то я уезжаю в Тольятти, и без меня деньги вам никто не выдаст. Так что, если хотите…

– Конечно! – радостно перебил Андрей, – я уже еду!

…Блин, все-таки бог есть!.. – подумал он безотносительно к Богу; подошел к двери, за которой шумела вода.

– Кать! Меня срочно вызывают на работу!

– Ну, подожди! Я сейчас выйду!

…Ага, конечно! Глядеть еще на твои слезы!.. Самое противное занятее – утешать кого-то; врешь, типа, когда-нибудь все будет классно… так, мало того, что «когда-нибудь» никогда не наступит, так оно вообще никому не нужно, потому что плохо-то именно сейчас. А говорить приходится – молчать, ведь, вроде, западло… При этом Андрей торопливо запихивал в сумку вещи, но когда в ванной загудел фен, успокоился – Катины волосы можно было сушить очень долго. Он обошел комнаты, проверяя не забыл ли чего; остановился у стола. …Черкнуть что ли пару строк, чтоб губенки-то закатала?.. Вырвав из записной книжки листок, он написал «Катя, я, скорее всего, сегодня уеду, так что будь счастлива», рядом положил ключ от квартиры. …Пожалуй, денег надо оставить – на бедность; не стоит быть жлобом; тем более, к вечеру у меня их будет целая куча!.. – достал из бумажника новенькую пятисотку, – хватит с нее; там еще в холодильнике, и выпивка, и торт…

– А вот и я! – Катя выпорхнула из ванной свежая, улыбающаяся, – Андрюш, ты где?

За ночь подсознание, как правило, успевает трансформировать желаемое в действительное, поэтому вчерашняя ситуация сделалась абсолютно правильной и логичной – теперь они будут вместе, и неважно, здесь или в Подмосковье; неважно даже оформят ли отношения юридически; все неважно, кроме самого главного!..

– Убежал-таки, – Катя увидела записку; радостно взяла ее, и буквы сначала заплясали перед глазами, а потом слились в размытую слезами полоску.

…Так не бывает! Он же говорил, что любит меня!.. – Катя метнулась в комнату, но вещи Андрея исчезли; осталась лишь недоступная на тот момент, зубная щетка. Катя схватила ее, не зная, что делать дальше – нет, не со щеткой, а с собой! Мертвая тишина придавила ее, заставив опуститься на табурет. Всего пять минут назад жизнь казалась счастливой и радостной, хотя они могли тоже сидеть в тишине, обнявшись, но то была б совсем другая тишина – оберегавшая целостность отношений; тогда Андрей мог махнуть рукой и сказать: – Пропади все пропадом! Никуда я не поеду!.. Или: – Я на работу, а ты пока собирай вещи и едем в Подмосковье!.. Сейчас же все рассыпалось, и случилось это так неожиданно и противоестественно, что Катя поняла – не вчера, а сегодня она сходит с ума. Непонятно зачем заглянула в холодильник; хотя понятно – это было единственное не осмотренное ею место; увидела так и не начатый торт. …Засунь его себе в жопу! Как ты мог?.. На дверце стояла вчерашняя бутылка. …А, вот, нажрусь сейчас!.. Катя вылила содержимое в стакан, который получился полным, и выпила до дна; ощутила во рту вкус малины, сразу напомнивший прошедший вечер; тупо взглянула на этикетку «Ликер. Креп. 42 град.» …Блин, теперь ясно, с чего я так уплыла… Она и сейчас почувствовала нечто похожее, поэтому пошла в спальню, но остановилась на пороге, поняв, что не сможет находиться в камере пыток, где даже разобранная постель напоминает о Нем. …А если поехать домой?.. И что я там буду делать?.. Я не там и не здесь – как говно в проруби… Упала в кресло и только тогда заметила, что плачет; сжала веки – в темноте все закружилось, даже возникла мысль, что это шутка, типа, Андрей проверяет ее, и надо только дождаться его с работы. …Не может он просто бросить меня! Да, надо привести себя в порядок, сходить в магазин, приготовить ужин, и ждать…

Умывшись, Катя принялась красить заплаканные глаза, и только тут обратила внимание на деньги; взяла купюру, повертела в руках. …И что это?.. Ах, да, чтоб я сходила в магазин – кроме торта, вчера ж все съели… или это плата за ночь, как проститутке?.. Она уставилась в стену, пораженная жуткой догадкой, но в тишину ворвалась пронзительная трель звонка. …Господи, ну, нельзя же так шутить, Андрюш!.. – она кинулась в коридор, распахнула дверь… на пороге стоял Толик – тот, который в ее прошлой жизни обитал в соседнем подъезде. Катя попыталась совместить две столкнувшиеся реальности…

– Чо, не ждала? – он засмеялся и по-хозяйски прошел в квартиру; заглянул в обе комнаты, на кухню, – бухаем? – взял пустую бутылку из-под ликера, – дорогое у тебя бухло. И кто поил? Или сама заработала? Поехали домой, а то заждались тебя.

Если б он донес ту же мысль, но по-другому, без издевки, то, возможно, и Катя б ответила по-другому, но оскорбленное сознание взбунтовалось.

– Никуда я не поеду, козел!

– Вовка сказал, привезти тебя по любому. Мне что, вязать тебя? – Толик взял Катю за руку.

Она попыталась вырваться, но Толик даже не шелохнулся. …О, сука! Сдвинь такого!.. Конечно, Катя могла б закричать, как, например, планировала вчера; тем более, Толик – не мать и не муж, а совершенно посторонний мужик; могла б даже устроить потасовку – уж кусаться и царапаться она умела, но подумала: …И что я тут буду делать? Я с ума сойду – одна… с тортом!.. (почему-то она вспомнила, именно, о торте, а не об Андрее).

– Кать, – Толик вздохнул, – ты ж понимаешь – если Вовка попросил, то, как бы хорошо я к тебе ни относился, я это сделаю. Он мой друг, поэтому хватит выпендриваться. Идем.

Фраза прозвучала так уверенно, что даже возбужденное алкоголем сознание приняло ультиматум.

– Дай хоть накрашусь, – попросила Катя.

– Дома накрасишься.

Она успела только сунуть в карман ключ, прежде чем Толик вытолкнул ее на лестницу.

– Да погоди! – Катя вновь попыталась вырваться, – у меня ж там… – но он ногой уже захлопнул дверь.

– Вовка приедет, разберется, что у тебя там. Пошли.

…Вовка приедет! Зачем?.. Там же презервативы!.. Господи, что будет!.. Мысль устремилась по проторенному руслу, словно Катя все еще собиралась с ним жить; и вдруг поняла, что и правда собиралась! Где-то в глубине души он все-таки оставался ее «запасным аэродромом». …Он меня убьет!.. Нет, не убьет – не сможет; он даже ничего не сказал, когда мы с Витькой целовались на юбилее школы… хотя тут немного не та ситуация… совсем не та!.. Бросит он меня, точно! Вот и ладно! Вернусь сюда – не к матери ж идти жить; все и сложится само собой… Однако особой радости от такого завершения логической цепочки не возникло. …Все они твари, а Вовка был надежный; пусть он пил самогон и не кормил меня тортами… От формулировок в прошедшем времени стало ужасно тоскливо.

У подъезда ждали знакомые «Жигули», а рядом бегали незнакомые дети. …Они еще будут знакомыми, и две девки, что курят под деревом, может, станут моими подружками… Дура! Нельзя было так с Вовкой, но теперь уж ничего не вернешь… Толик открыл заднюю дверь, и Катя забилась в самый угол. …Сейчас расставим точки над «i» и поеду обратно…

Толик завел двигатель и решив, что миссия успешно выполнена, обернулся.

– Катюх, – он даже улыбнулся, – вот, чего ты начудила?

– Да пошел ты!.. – Катя отвернулась – уж ему она, точно, ничего не собиралась объяснять. …Пусть я – дура; да, купилась ни на чем, но ведь об этом никто не узнает, а в другой раз не буду губы раскатывать на первого встречного. Меня ж не изнасиловали – все было классно!..

– Ладно, разбирайтесь с Вовкой, – Толик обиженно вздохнул, и дальше они ехали молча.

…А чего разбираться?.. Стакан ликера, словно ватный ком укрыл обнаженные эмоции – это был не сон, а, скорее, забытье, в котором смешались жутко нервный предыдущий день, радостный вечер, фантастическая ночь, счастливое утро и разом убивший все это новый день. Катя нырнула в эту гремучую смесь и ей стало абсолютно не важно, куда ее везут.

Неожиданно вернулся сон, о котором она успела забыть, только вместо барака, куда она вошла, выходила она теперь из странного сооружения, похожего на храм, причем, это ее не удивляло; да и не только ее, но и всех остальных людей.

Толпа вынесла ее к прежнему водоему. Вода там стала еще чище и прозрачней; она завораживала. Как другие могли проходить мимо, просто гуляя по набережной, присаживаясь в маленькие кафе и на низенькие скамейки?.. Катя подошла к краю, взглянула вниз – высота была огромной, но почему-то она не страшила. Пока никто не успел среагировать, Катя забралась на парапет и не задумываясь, прыгнула вниз – ласточкой, очень красиво. Она парила над слепящей голубизной, над редкими белыми бурунами, но неожиданно увидела, что летит прямо в черный скользкий валун, выступавший из воды. Ужас возник мгновенно, но так же мгновенно исчез, когда на валуне проступило Вовкино лицо. Ударившись о валун, Катя подпрыгнула, словно мячик; потом еще и еще, и наконец плавно закачалась на волнах. Течение подхватило ее, резко мотнув влево… спросонья Катя испуганно вскинула голову и поняла, что это Толик слишком резко вписался в поворот, сворачивая с трассы на узкую дорогу, ведшую непосредственно к поселку.

Немного она все-таки поспала, и «ватно-ликерный» ком рассыпался, но Вовкино лицо осталось, такое доброе и печальное; в памяти, одним мгновением, пронеслась их недолгая совместная жизнь, в которой, по большому счету, не было ведь ничего плохого. Ей даже расхотелось, чтоб Вовка выгонял ее. …Ой, что сейчас будет!.. – содрогнулось трезвевшее сознание в то время, как мимо пронеслась стела с названием поселка, – но я не хочу гнить в этой дыре!.. Даже с Вовкой!.. Катя снова закрыла глаза. …Я ведь убила быка и отвезла туфли – или все это ерунда, и ничего нет, кроме жизни от рождения до смерти?.. Стало очень обидно. …Сейчас мне ведь тоже, типа, снился сон – вот, посмотрим, значит все это что-нибудь или нет; во сне-то все закончилось очень даже здорово!..

Машина сбросила скорость, и Катя, взглянув в окно увидела площадь, от которой до дома было рукой подать. …А нечего гадать – сейчас все узнаю…

Толик остановился у подъезда.

– Удачи. Ох, Вовка вчера злой был, так что держись.

…Тогда выгонит. Ну, так, значит, так… Катя вылезла из машины и оглядев пустой двор, подумала:…Это в моей жизни произошел миллион событий, а здесь все гребаная картофельная страда… нет, я, точно, хочу обратно. Пусть выгоняет – уеду, все забуду и стану жить по-другому… Она быстро вошла в подъезд – хотелось побыстрее закончить выяснение отношений, чтоб выспаться, а утром сходить в больницу – открыто, никого не боясь, забрать трудовую книжку и уехать обратно в мир, который, оказывается, был не только радостным, но и опасным, хотя от этого не менее манящим.

Открыв дверь, Катя включила свет в темном коридоре. …Может, он на работе?.. Знакомый запах, знакомые вещи обступили ее, и сразу внутри защемило – как можно просто покинуть то, что делалось с любовью и, вроде, навсегда? Это позавчера она летела, ничего не замечая, потому что внизу ждала Галка. …А так и надо! Разревусь сейчас… а чего себя мучить, если решила?.. Завтра же надо валить!..

Из комнаты появился Володя, но не подошел, а остановился, внимательно разглядывая жену. Катя растерялась – надо ж было что-то сказать, но никакие особые слова, подходившие к ситуации, не находились; ей, например, захотелось обнять мужа, но тогда, как потом сказать, что она все-таки уезжает?.. А если сразу сказать… нет, язык не поворачивался, глядя ему в глаза, потому что смотрел он так… так… Катя не могла определить этот взгляд словами.

Какие выводы сделал Володя, неизвестно, но сказал:

– Заходи, – и подойдя к телефону, набрал номер.

– Зашла, – Катя закрыла за собой дверь.

– Зинаида Петровна, Катя приехала… да, хорошо, ждем, – Володя положил трубку, – сейчас теща придет.

– Зачем?!..

– Она ж тоже переживает, – Володя пожал плечами, – или ты только о себе думаешь?

…Да ни о чем я не думаю!.. Господи, ее еще не хватало! – матери Катя боялась больше мужа, но вдруг сообразила, – хотя теперь-то чего? Шмотки уже там, ключ я ей не отдам… да пусть орет, хоть оборется!..

У них оставалось несколько минут тишины, пока мать, колобком перекатится через площадь, и Володя спросил:

– Ну, как ты?

– Нормально… – Катя пожала плечами – не могла ж она признаться, что переспала с другим мужчиной? Прошла в комнату и села на диван, а Володя устроился на подоконнике; закурил, не зная, какие еще задать вопросы, если все было нормально.

Взгляды их столкнулись; Катя почувствовала, что ее, как во сне, притягивает светлая прозрачная гладь, в которую просто необходимо прыгнуть! …Глаза – зеркало души, – вспомнила она одно из скудных знаний школьной программы, и подчиняясь внутренней потребности прошептала одними губами:

– Я люблю тебя…

– Неужели? – Володя усмехнулся; на светлой глади возникли искорки, только было это совсем не солнце, и в это время в дверь позвонили.

…Ну, сейчас начнется, – подумала Катя; но подумала равнодушно, без страха, ведь самое страшное творилось у нее внутри – она ставила себя на место мужа и знала, что не простила б, и в то же время безумно хотела, чтоб простили ее саму; и как совместить такое в одной голове?.. Катя закрыла лицо руками, да так и осталась в слепой темноте.

– Зинаида Петровна, а это зачем? – послышался из коридора удивленный Володин голос.

– Очень полезная вещь, зятек.

Катя опустила ладони, чтоб увидеть «полезную вещь», и сразу внутренние противоречия отступили на второй план; глаза ее расширились, рот приоткрылся.

– Хорошо погуляла? – мать подняла три ровных гибких прута, – я ж тебя предупреждала совсем недавно.

– Но, мам… – Катя перевела растерянный взгляд на мужа, – Володь, скажи ей!..

– Что я ей должен сказать?

Катя сама не знала, что говорят в подобных случаях; мысли ее судорожно заметались, только выглядели они как-то совсем неубедительно.

– Мам, я уже большая девочка, чтоб… ну, это… – фраза получилась ужасно глупой, но разве мало она наделала глупостей за последние дни – одной больше, одной меньше…

– Снимай штаны! – коротко приказала мать.

– Мам, ну, ты что?.. Я ж взрослая…

– Снимай штаны, взрослая!

– Мам, – Катя заплакала, – пожалуйста… я больше не буду…

– Чем дольше ты препираешься, тем для тебя же хуже.

Катя поняла – спорить бесполезно, а будет, действительно, хуже, потому что помощи ждать неоткуда; она встала и жалобно всхлипывая, расстегнула «молнию». …Стыдобища-то какая… есть ведь другие методы – зачем же сразу пороть?.. Хоть бы не узнал никто – о, смеху будет!..

Она медленно вылезла из джинсов и бросила их на стул.

– Ложись задницей кверху!

…А Вовке меня даже не жалко… мог бы заступиться – он же не знает, что я ему изменила… значит, не любит… Однако воспоминание об измене разбудило затаившееся, было, чувство вины, и Катя послушно улеглась на диван.

– Трусы спусти.

– Мам! Зачем!.. – взмолилась Катя, вроде, узенькая полоска ткани имела такое уж решающее значение.

– Володь, помоги. И подержи, чтоб не вертелась, паразитка.

Видя, как муж с готовностью направился к ней, Катя не стала дожидаться помощи; сама стянула трусики с ягодиц, тут же покрывшихся стыдливыми мурашками…Вот и допрыгалась, коза… блин, быка она победила, туфли отвезла… Самой-то не смешно? Сейчас тебе, дуре, мамка мозги вправит… ох, а розгами, небось, больно будет…

– Зинаида Петровна, – видя, что вмешательство не потребовалось, Володя остановился на полпути, – дайте, я сам с ней разберусь.

– Ну, слава богу! – радостно воскликнула мать, – а то я уж и не пойму, муж ты или нет? Взрослый мужик, а сопливую девчонку распустил – дальше некуда. Слов она не понимает…

– Я понимаю… – с глупой надеждой проскулила Катя.

– Понимала б, не вела себя так! Тебя насильно никто замуж не выпихивал! Сама рвалась! Так вот и будь теперь женой!

– Я буду!.. – Катя дернулась, собираясь встать, но мать мигом вернула ее на место.

– Ну-ка лежи! Будет она… Ты ж, паршивка, и сейчас еще пьяная со своих загулов – я ж вижу!

…Господи, и зачем я допивала ликер?.. – Катя уткнулась в покрывало, потому что возразить было нечего.

– Короче, Володь, глядя на ее поведение, я тебе так скажу – никакая она пока не взрослая, хоть и дожила до двадцати двух лет. Одна дурь в голове, поэтому, если хочешь иметь жену, а не проститутку, поменьше объясняй ей – все равно, как об стенку горох, а, например, не слушается она тебя, молча юбчонку-то задери, да всыпь ремня; хорошенько, чтоб прочувствовала! Глядишь, и умнеть начнет, понял?

– Чего ж не понять? – Володя забрал у тещи розги.

– Давай, воспитывай беспутную жену, а я пойду.

…Ну, и кранты мне! – не поднимая головы, Катя громко заревела, сразу представив свою дальнейшую жизнь, – буду, как Танька, за поросятами, да коровами ходить… не вякнешь ведь, если мамка сама разрешила меня драть… И не сбежишь теперь – с такими полномочиями он же и в город припрется!.. Так что прощай, моя квартирка… Она попыталась вспомнить ее, ставшую почти родной, но вместе с этим вернулся и весь прошедший день. …А реально ж вела себя, как проститутка – напилась, переспала неизвестно с кем… Ну, за это и получу…

Шаги матери стали удаляться; хлопнула дверь и стало тихо. Катя вцепилась зубами в покрывало; сжала ягодицы, зажмурилась. …Не орать бы громко, а то Валька, небось, дома; если услышит – завтра весь поселок будет обсуждать, как меня муж порол; тогда хоть на улицу не выходи!..

Прошло несколько минут, но в комнате по-прежнему было тихо, и Катя робко подняла голову – муж сидел на подоконнике, задумчиво изучая ее голую попу, будто видел впервые.

– Люблю я тебя, дуру… – сказал он, переводя взгляд на заплаканное лицо жены, – короче, позвонил я другу – учились вместе; берет он меня механиком в автосервис, – повернувшись, Володя выбросил розги в открытую форточку, – одевайся.

– Ты… – мигом натянув трусики, Катя села, растерянно хлопая мокрыми глазами, – ты решил ехать в город?

– Блин, а что ж – ты будешь там, а я здесь? Вон, два дня пожила и уже куда-то вляпалась – я ж не слепой, – Володя достал сигарету, но прикурить не успел, потому что Катя, вскочив, бросилась ему на шею; из глаз полились такие потоки слез, какие мамка никогда б не сумела выбить.

– Но учти… – преследовавшие его соленые губы не дали Володе закончить фразу.

– Я согласна, – Катя счастливо улыбнулась.

– Ты дослушай, соглашалка! – муж зафиксировал ее голову и уставился в глаза строго, как никогда за все время их совместной жизни, – чего лыбишься? Шутить не буду!

– Я знаю, – Катя с восторгом смотрела в суровое лицо мужа.

– Короче, сразу предупреждаю – мне плевать на всякие «так получилось», «я не подумала»; начнешь косячить, будет как теща велела – возьму ремень…

– А я не боюсь, – бесстрашно перебила Катя; обхватила шею мужа, и замерла, наконец ощутив, что такое любовь, которую так часто, но совсем не правдиво показывали в сериалах, – а, знаешь, почему не боюсь? Потому что я тебе повода не дам; никогда-никогда!