Текст книги "Карта Памяти"

282

Еще про гауптвахту. Начальник политотдела велел мне ходить на гауптвахту фотографировать «губарей». Потом, чтобы солдату было стыдно, эти фотографии отправлялись родителям нарушителя воинской дисциплины. Это было золотое дно: отсидев, бойцы покупали у меня десятки отпечатков и рассылали всем знакомым: лучший сувенир, чем карточка «Я на Кубе на „губе“», придумать трудно.

283

В политеховской общаге на Лесном, 65, Барер, Шнеер и Долбер жили в одной комнате. Барер и Шнеер были евреи и этого не скрывали. Долбер тоже был еврей, но говорил, что он из русских немцев. «Долбер, ты посмотри на себя, ну какой ты в жопу немец?» – выпивая, говорили Шнеер и Баер. Как-то Долберу пришла передачка из Израиля. «Долбер, ну какой ты еврей? Посмотри на себя в зеркало!» – стали говорить Шнеер и Барер.

Сушка шерсти.

Россия, Кабардино-Балкария, 2008

284

Леша Белянчев рассказывал об исках к «Известиям». Первый – старушка затеяла ремонт в своей комнате. Принялась обдирать обои. Дошла до слоя газет 1961 года. Зацепилась взглядом за какой-то фельетон в «Известиях». Фельетон бичевал пьяниц и прогульщиков. В списке фамилий бичуемых бабуля нашла свою фамилию. Подала в суд на «Известия». Суть иска была «Вы мне всю жизнь поломали!». Чем кончилось дело – не знаю.

Второй суд «Известия» проиграли. Истцом выступал замечательный питерский фотограф, снимающий подростков. Фоторедактор отдела культуры распечатала его фотографии – готовила иллюстрации к статье о предстоящей персональной выставке мастера. А сидевшая за соседним столом фоторедактор искала картинки к статье о педофилах. Обнаружив стопочку фотографий петербуржца, она решила, что это именно то, что нужно. Газета с материалом о педофилах вышла перед самой выставкой. С иллюстрациями, конечно.

Третий иск: фотограф Коля Коробков был горьким пьяницей. Когда деньги кончались, приходил в «Известия» к Белянчеву. Белянчев денег просто так не давал, но давал работу. Пользуясь своими связями (Коля работал в милицейской газете), Коробков попадал в такие места, в которые обычному фотографу не попасть. Однажды Белянчев попросил Колю наснимать впрок картинок про вытрезвитель и выдал небольшой аванс. Коля купил две бутылки водки. На одну из них нанял друга – пьющего актера подходящей внешности. Вторую они с ним распили для правды жизни. Коробков провел друга через все мыслимые и немыслимые ситуации, случающиеся в вытрезвителе. Друг изображал буйного пьяницу и представлял тихого алкаша, с ментами ругался и на четвереньках ползал – в общем, отработали по полной.

Через год одна из картинок появилась в газете. Кто мог ожидать, что за это время в жизни актера произошли решительные перемены. Он влюбился, женился, подшился, больше не пил. И тут такое в центральной прессе! Актер подал на «Известия» в суд. Судья долго выясняла судьбу нераспитой бутылки водки. Когда было доказано, что бутылка была унесена нетронутой, судья сказала, что бутылка гонораром, труд модели оплачен, и претензии актера к газете не обоснованы.

285

Рут Эйхорн, глава фотослужбы немецкого GEO, перед началом работы над историей о Москве говорила:

– Твоя главная задача небанально снять вещи, которые кажутся тебе банальными. Когда в Москве рухнул аквапарк, мы в Германии удивились не тому, что он рухнул, а тому, что он там был.

286

За семь лет поездок туда-сюда на «Сапсане» (а езжу я не реже двух раз месяц) лишь однажды слышал, как машинисту удалось без ошибки произнести фразу «В пути следования скорость нашего поезда будет достигать двухсот сорока километров в час». Не дается народу склонение числительных.

287

Студентом ехал в «Красной стреле» из Москвы в Питер. Ночью стояли с приятелем в тамбуре, разговаривали и курили. А мимо сновала старушка – туда пройдет по поезду, потом обратно.

И так несколько раз. Спрашиваем: бабушка, что вы ищете, может, помочь чем? Бабуля объяснила, что батюшка за грехи ее тяжкие епитимью наложил строгую: пешком пройти от Троице-Сергиевой лавры до Александро-Невской лавры. Вот она и ходит.

288

В Индию с группой участников моего мастер-класса поехали несколько человек, к фотографии отношения не имеющих. Знакомые знакомых, просто страну посмотреть. Было одно очень положительное семейство из Москвы: мама, папа и дочь – умница, студентка МГИМО. Студентка по утрам с нами не здоровалась, а когда я здоровался первым, с трудом выдавливала из себя что-то нечленораздельное. Мы с женой обсуждали: как же она, бедная, будет работать дипломатом, если такая беда с коммуникацией.

Однажды наши барышни пошли купаться на озеро. Купались кто в чем, а кто и без чего. Увидев вдали крестьян, кто-то сказал: «Люди идут, надо быстро одеваться!» «Да ладно вам, это не люди, это челядь!» – сказала студентка МГИМО.

289

Из всех стран, где я был, а их не так мало, самые красивые женщины в Боснии. А мужики там двух пород: одни похожи на Гойко Митича, другие на Луи де Фюнеса. А самые красивые мужики в Иране.

Чабаны возвращаются с утренней дойки.

Украина, Закарпатье. 2009

290

Как фотограф политотдела я обязан был реагировать на кадровые изменения в Политбюро и Генштабе, заменяя висевшие в ленинских комнатах фотографии усопших или опальных начальников фотографиями вновь назначенных. Изображения партийных деятелей я находил в бережно хранимой «Правде» с материалами последнего съезда КПСС. Там на первой полосе были маленькие портретики всего секретариата ЦК. Фотографии полководцев брал из «Военного энциклопедического словаря». Увеличивать газетный снимок 33 × 4 до размеров 18 × 24 дело непростое. Во-первых, лезет типографское зерно, во вторых, получается грязно-серый фон. Напечатав первый снимок, я вырезал из него и выбрасывал физиономию вождя. То, что оставалось, использовал как маску. Спроецировав при красном свете негатив с портретом лидера на фотобумагу, накладывал вокруг лица маску, защищая фон от ненужного света. Процедура требовала несвойственных мне терпения и аккуратности. По мере продвижения работы к концу маска ложилась все менее точно. Если снимки из первого десятка еще отвечали анатомическим особенностям модели, то на каждом последующем сходство становилось все менее уловимым. Маска ползла вверх и у лысого деятеля появлялась шевелюра, вниз – кучерявые начальники лишались волос вместе с частью черепной коробки. Если в бок – физиономию вело на сторону, а одно ухо исчезало. Удачные фотографии я расклеивал по ближайшим к штабу ленинским комнатам. Чем дальше от штаба, тем отдаленнее было сходство вождей с их изображениями. Одного из кош-мариков я отдавал художникам – казахам Нариману и Тимуру. Те вставляли картинку в эпидиаскоп и, спроецировав на холст, маслом писали портрет вождя размером два на три метра, придавая вождям (от натуры не уйдешь!) изрядную монголоидность черт. Портреты выставлялись на плацу. К концу службы (1987 год) начальники посыпались, как горох. Проверяющие из Москвы, видевшие их лично, радовались этому паноптикуму и просили меня сфотографировать их на фоне экспозиции.

КАК МЫ КОРМИЛИ ДУХОВ

Делали материал для «Афиши» о том, как в Туве на кургане Аржан-2 нашли 26 килограммов скифского золота. Непосредственным поводом для поездки послужило письмо жителей села Аржан в разные газеты, журналы и в ЮНЕСКО с требованием все золото закопать назад, поскольку разбуженные и злые с недосыпу духи за неимением в географической доступности кощунников-археологов повадились гадить в село Аржан, отчего в селе Аржан случилось одно убийство, две кражи сельхозинвентаря, угон скота и повальный алкоголизм, чего якобы сроду не было. Если же вернуть золото невозможно, писала от имени односельчан учительница географии, то народ согласен получить 20 % от найденного, чтобы компенсировать моральный ущерб, а на остатки нанимать шаманов для кормления духов. В настоящее же время, жаловалась учительница в ЮНЕСКО, аржанцы вынуждены кормить духов за свой счет, отрывая от детей малых те крохи, что еще не пропили их понукаемые к пьянству нежитью отцы.

Мы с Дмитрием Симановским рассчитывали кормить духов за счет своих командировочных. Чтобы нанять шамана, пришли в Школу шаманизма. Директор школы Ай-Чурек (Черная Луна) отправила нас за разрешением к Президенту тувинских шаманов. Рядом с калиткой служебного входа в музей на зеленом заборе под табличкой «Ул. Ленина, 12» – объявление: «Пожизненный Президент тувинских шаманов, 10 рублей. Вход со двора». Заходим во двор. Во дворе – избушка. На дверях – большой щит из ДСП и надпись синими буквами: «Человек года! Пожизненный президент тувинских шаманов! Член Нью-Йоркской академии наук! Доктор исторических наук! Народный писатель республика Тува! Человек-Солнце Монгуш Кенин-Лопсан! Вход 10 р.».

За дверью – предбанничек, народ ждет приема. На стене висит машинописный «Прейскурант услуг». Содержимое непонятно, потому что по-тувински, но каждая строка заканчивается одинаково – «10 руб.». Седьмая позиция прайс-листа по-русски: «Письмо запорожцев турецкому султану». И тоже – «10 руб.».

Россия, Республика Тыва, 2004

Подходит наша очередь. Секретарша записывает в приходную книгу наши паспортные данные. Сам Президент тувинских шаманов сидит за широким столом. Ватные штаны по грудь, клетчатая байковая рубашка, ватник. Поверх ватника – синие сатиновые нарукавники. Садимся перед столом, рассказываем, что мы, Митя и Сережа из Питера, хотим покормить духов, но сильный шаман находится в районе на выезде, а Черная Луна сама не может решить вопрос о посылке на курган Аржан другого шамана и требует от нас письменного разрешения Президента. Президент долго молчит. Затем, видимо, подумав, что из нас с Митей главный я, спрашивает:

– А ты знаешь, сколько стоит такая бумага?

– Знаю, – говорю я, – ей цены нет.

– А знаешь, почему я дам тебе такую бумагу?

– Наверное, – говорю я, – потому, что вы человек хороший?

– Нет! Я дам тебе бумагу, потому что вы из Питера! Я там диссертацию защищал!

Президент снимает чехол с пишущей машинки, прокладывает пять листов бумаги копиркой и начинает печатать. Вдруг поднимает глаза на Митю и спрашивает:

– А ты знаешь, что на твоем стуле Ельцин сидел?

– Не может быть?… – вежливо удивляется Митя.

Боюсь, шаман не понял интонации.

– Так вы что – мало того что с пустыми руками явились, так еще и не знаете, кто я такой?! Идите вон отсюда! Хоть бы ручку привезли из Питера!

Быстро достаю из сумки бутылку водки и коробку конфет. Президент смягчается, прячет подарки в ящик стола.

– Очень тронут, очень тронут…

Достает из машинки написанное. Первый экземпляр кладет в ящик стола, оставшиеся отдает секретарше.

– Сейчас пойдете в музей и напишете в «Книгу почета» мне похвалу. Потом придете, заберете письмо.

– А что написать-то?

– Ну, – говорит Человек-Солнце, подумав, – напишите, что за один час беседы со мной вы поняли столько, сколько не поняли за всю жизнь.

В музее просим у бабушки «Книгу почета». Бабушка зовет директора. Директор боится, что мы напишем в книге какие-нибудь гадости.

– Напишите, – говорит, – сначала на листочке, потом я вклею.

Так и делаем. Директор, внимательно прочитав написанное, звонит Президенту и говорит с ним по-тувински. Положив трубку, говорит нам, чтоб мы шли за письмом. Забираем у Кенин-Лопсана письмо, долго жмем друг другу руки. Говорят, что без одобрения Кенин-Лапсана в Туве не принимается ни одно правительственное решение.

Прочитав письмо, Черная Луна суетится, долго с кем-то совещается по телефону, наконец говорит:

– Поедете с Серым Соколом.

Серый Сокол оказался мужичком лет пятидесяти, с пузиком, сухая, крепкая рука. Представился коротко:

– Славик.

Выслушав задачу, спросил:

– Вам кормление с очагом или без очага?

– А как круче? – интересуется Митя.

– С очагом духам уважения больше. Но это дороже будет.

– Ну тогда с очагом, конечно. Чтоб с уважением.

Договорились выехать затемно, чтоб успеть к рассвету.

Заезжаем за Славиком, он уже в шаманской одежде. Весь увешан бубенчиками, на голове шапочка с соколиными перьями, под мышкой бубен. Ехать нам 90 километров. В пути понимаем, что неправильно рассчитали время. Солнце уже на подходе, а нам еще ехать и ехать, да и дороги никто толком не знает. Делюсь тревогой с Митей. Митя говорит, что пофигу, где духов кормить, степь и степь, на картинке все равно никто не разберет. Я говорю, что так нельзя, мне журналистская совесть не позволяет. Славик предлагает выход – сейчас он на восходе поприветствует отца Солнце без очага, а потом уж покормит духов на Аржане с очагом. По пояс в снегу карабкаемся на какую-то сопку, с дороги она казалась существенно ниже. Ждем солнце. Холод страшный, – 30. У Мити ботиночки на тонкой подошве, и сам он уже весь синий и зубами стучит. Наконец Славик говорит, что пора. Становится на самую вершину, глядя в объектив, объявляет:

– Гимн отцу Солнце! Исполняет потомственный тувинский шаман Серый Сокол!

Бьет в бубен, поет песню страшным горловым голосом и вокруг себя кружится. Я снимаю лежа на снегу, чтобы Славик у меня в кадре на небо проецировался. Митя за спиной матерится и бегает кругами, пытаясь согреться. Пальцев я уже не чувствую, песня длинная…

К Аржану-2, дважды сбившись с пути, мы добрались только часам к десяти утра. Идеально ровная идеально белая степь. Лишь вокруг того места, где был курган, до того как его снесли археологи, сквозь снег проглядывают верхушки камней, которыми в древности курган был огорожен. Холод, похоже, еще усилился. Митя говорит, что он уже все видел, и из машины выходить отказывается. Говорю Славику, что если ему неважно, где именно кормить духов, то пусть он их кормит внутри каменной ограды, чтоб хоть какой-то рельеф у меня на картинке был. Славик ходит какой-то потерянный, говорит, что духи очень голодные. Внутри ограды камлать он отказывается, почему – не объясняет. Наконец выбирает место для очага. По-пионерски, шалашиком, складывает привезенные с собой щепки. Зажигает костерок, сыплет туда какую-то крупу, кладет сливочное масло. Начинает бить в бубен. Сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Кружится вокруг своей оси, прыгает и снова кружится. Глаза у Славика стекленеют, на губах пена. Похоже, он уже не здесь. Длится все это минут десять. Щепа прогорела. Славик падает на снег и лежит, не шевелясь, лицом к небу. Подхожу к нему – боюсь, не помер ли. Вроде жив, но глаза закатились. Тормошу – Славик долго смотрит на меня, кажется, он не очень понимает, кто я и что тут делаю. Потом приходит в себя, садится и долго качает головой, много раз повторяя: «Очень голодные духи…»

Мы едем в село, находим учительницу географии. Она просит передать ЮНЕСКО, что селяне подумали и в качестве жеста доброй воли согласны уже не на 20 %, а всего на ю. Митя обещает передать при случае. Потом мы обедаем в придорожной позной (позы – большие пельмени). Серый Сокол все еще не в себе, на вопросы отвечает невпопад и не сразу. Просит водки. Выпивает 300 грамм почти не закусывая, минут через десять падает вместе со стулом. Грузим тело в машину и в том же бесчувственном состоянии сдаем его уже в Кызыле Черной Луне. На вопрос, сколько с нас, та отвечает – сколько не жалко. Платим тысячу. По-моему, это больше, чем она ожидала.

Сушка сари.

Индия, Варанаси, 2013

Каменоломня.

Индия, Гоа, 200 8

291

Джеми Белфорд, директор фотографии «Ньюсвик», написал, что посмотрел мою книжку «Последняя империя». Среди прочего: «Запомнилась фотография, где солдат кричит на своего командира».

Россия, Санкт-Петербург, 2004

292

В Индии на мастер-классе дал девушке тему «Семья». Задача была внедриться в какую-нибудь семью и провести там как можно больше времени. В семействе, которое она нашла, папа немножко пил, а когда не пил, что-то шил на машинке. Мама из сил выбивалась, чтобы дать детям приличное образование – из школы в кружок, из кружка на спорт, потом уроки. Детки чистенькие и ухоженные. Очень понятная нам жизнь.

Девушка приходила к людям рано утром и уходила поздно вечером. История получилась замечательная. В последний день на общей презентации говорю студентам: вот, мол, смотрите, вы снимали как туристы (бежала через мосточек – ухватила кленовый листочек), а человек снимал как фотограф. Как пообщаетесь – так и снимете. В Индии-то проблем нет, люди говорят по-английски!

– У них хороший английский? – спрашиваю девочку.

– Они вообще по-английски не говорят.

– А как же ты с ними общалась?

– Да никак. Ну, так, приходила утром и снимала…

И тут я представил симметричную ситуацию: каждое утро в полдевятого ко мне в дом приходит индус с большим фотоаппаратом и молча все и всех фотографирует. И так десять дней. А я ему ни слова!

Сушка сари.

Индия, Пури, 2013

293

Однажды я прикоснулся к Неведомому. Летом 1985 года в составе стройотряда «Квант» я строил коттеджи для совхозников в поселке Мичуринское. Понадобилось отвезти в Питер какую-то отчетность, плюс у меня образовались дела в городе. Взяв у командира Паши Беляева 30 рублей аванса, я поехал, пообещав вернуться следующим утром.

Быстро расправившись с делами, шел по Невскому. Погода чудесная, целый день безделья впереди, в кармане тридцатка, гигантская по тем временам сумма, – в общем, настроение «Иду, шагаю по Москве». На мосту через Мойку стояла стайка цыган. Женщина с грудным ребенком подошла ко мне. Задрала ребенку распашонку, а у того весь живот язвами покрыт.

– Дай ребеночку на лечение!

Не считая, отдал всю мелочь из кармана.

Цыганка говорит:

– Надо же, какой ты щедрый, давай я тебе за это бесплатно погадаю.

– Ну давай, – согласился я и протянул руку.

Цыганка водила пальцем по руке и рассказывала, что я с виду веселый, а про себя грустный, что блондинка меня любит, а я ее нет, но все будет хорошо. А раз все будет хорошо, дай денег, сколько не жалко, чтоб все было как по гаданию.

«А, не жалко!» – подумал я и отдал цыганке пятерку.

– Ух ты, – сказала цыганка, – да за такую твою доброту я тебе сейчас самое заветное гадание погадаю! От бабки научилась, русским никогда не гадаем, только своим, и то по особым случаям. Вот, зажми в кулак самую большую деньгу, которая у тебя есть.

Я вытащил из кармана четвертной. Дальше была фантастика. Цыганка правой рукой выхватила у меня купюру, той же рукой несильно ударила меня кулаком по лбу, раскрыла передо мной кулак – на ладони ничего не было.

– Отдай деньги! – сказал я.

А она:

– Какие деньги, нет денег, иди быстро домой, а домой придешь, они в кармане будут, а не уйдешь, у тебя х… отвалится, давай, давай, ребенку на лечение…

– Деньги давай! – наступал я, уже понимая, что денег не видать. Цыгане обступают меня, подняли крик:

– Милиция, милиция, к женщине пристают!

Плюнул я и без копейки денег пошел в общагу спать. Нашутил абитуриенткам шуток про студенческую жизнь, они меня за это супом накормили. Целый день проспал, проснулся в полночь, лежал на матрасе без простыни – книжку читал.

Общага на Лесном, 65, была построена в 1930-е годы, Видимо, с тех пор и висел у нас в комнате эбонитовый репродуктор. Никто никогда не слышал ни одного звука из этого изделия. Когда комнату белили, его поленились снять, так он и висел под потолком, слившись со стеной. И вот наконец про Неведомое.

Ровно в четыре утра репродуктор бодрым советским голосом сказал: «Уважаемые радиослушатели, сейчас вы услышите песни о студентах!». И запел «Хорошо на московском просторе». Полчаса я в тупом изумлении слушал песни. Потом репродуктор сказал: «Уважаемые радиослушатели, вы прослушали песни советских композиторов о студентах». И замолчал. Навеки. Я закрыл комнату и пошел на станцию Кушелевка.

294

31 декабря 2014 года. Год был плохим. Потерял кучу друзей. Для українських друзів я був не достатньо українцем, для русских – недостаточно русским. Эта ужасная, дикая, никому не нужная война прошла через мою семью. Следующий год ничего не обещает. Хочется прожить его с минимальными потерями. Будем надеяться. С Новым годом, друзья. Счастья, здоровья и удачи.

295

Больше всего в новогодних торжествах я люблю утро i января, когда гостей уже нет, а салаты еще есть.

296

Детство я провел в Крыму. Снег у нас держался дня три за зиму. А «Дневник наблюдений над природой» был один на всю страну Советов, его нужно было заполнять. И мы заполняли. Измеряли толщину снегового покрова. Писали, когда реки встали и когда начался ледоход. Отмечали прилет снегирей. Снегиря я впервые увидел уже после армии.

297

Знакомого шведского журналиста везу на такси. Швед прилетел из Москвы. Москва ему не понравилась. Едем по Дворцовой набережной. Указывая на решетку Летнего сада, швед говорит:

– Ну вот, смотри: такого ровного забора в Москве не найдешь.