Текст книги "Карта Памяти"

112

Про цифру и пленку. В городе Павлово-на-Оке есть три «охоты». Охотами там называют традиционные способы проводить досуг. Первая – гусиные бои. Говорят, люди дома проигрывают, а хороший бойцовый гусь стоит тысячи долларов. Вторая охота – лимоны. В городе на пристроенных к домам стеклянных верандах растут лимонные сады. Местные смеются над магазинными испанскими лимонами, считая их жалкой имитацией настоящих павловских цитрусов. Но главная охота – канарейки. Утверждают, что именно павловские купцы впервые привезли канареек в Россию, сменяв их в Европе на знаменитые павловские замки – основу городской индустрии.

Однако восемь лет назад я застал местное канареечное комьюнити в состоянии тяжелейшего кризиса. «Охотники» разделились на два ненавидящих друг друга лагеря – аналоговых и цифровых канареечников. Аналоговые учили канарейку петь по старинке, с помощью свистулек-пищиков, имитирующих голоса разных птиц. А диджитал-охотники перешли на CD-диски, за что были презираемы пуристами. Канареечные чемпионаты разделились – мастерам аналогового свиста западло состязаться с держателями бездушных компьютерных канареек. Дошло до ужасного – мракобесы, со слов противников, подожгли годовую отчетную выставку ревнителей прогресса, загубив ценных птиц. Интересно, как там сейчас обстоят дела, победила глобализация духовность, или еще тягаются?

113

Старенькая кошка Клава почти уже не видит и совсем не слышит, но вполне бодро себя чувствует. Передвигается вдоль стен, их не касаясь, – так античные корабли плавали, стараясь не терять из виду берег.

114

Говорят, что нет разницы между постановкой и непостановкой – была бы картинка. Рассказываю, как делают картинки. Некоторые фотографы, конечно.

9 мая, встреча ветеранов. Маститый заслуженный-перезаслуженный еще с советских времен фотограф разбил группу старичков на три части.

– Вот вы, – говорит одним – разливайте по сто грамм на лавочке, вот я чекушечку принес и стопарики. Вы, дедушка, играйте на гармошке, а вы, бабули, пойте рядом. А вот вы, вы, вы и вы – танцуйте на заднем плане под «В лесу прифронтовом».

Снял с четвертого дубля – то водку уже выпили, а танец еще не пошел, то танцующие повернулись спиной, то гармонист смотрел в камеру. В результате, наверное, хорошая картинка получилась.

Снимаю купание выпускников в фонтане на Манежной площади. Приехал рано, еще никого не было. Наконец подтянулись тинейджеры, полезли в фонтан, сначала робко, потом по пивасику, стало весело, снимаю, свет еще хороший. Со стороны Тверской появляются три профессиональных фотографа. Все в разгрузках и проводах – чтоб никто не подумал, что не профи. Подходят – втроем! – к девочкам и дают установку:

– Залезаете в фонтан, становитесь, чтоб солнце сзади, макаете волосы в воду, а потом так резко назад, чтоб брызги.

Сняли и ушли. Красиво, наверное, получилось.

Нравится?

115

Про современную фотографию подумалось две вещи:

1. В «классической» фотографии отдельная картинка – фраза (куплет, строфа, абзац), некое законченное и связанное драматургически высказывание, где композиция выполняет роль грамматики в тексте. В фотографии постмодерна фотография – слово, а высказыванием является совокупность «слов-фотографий». Драматургия, грамматика и синтаксис высказывания выходят на «межфотографический» уровень.

Мужчина с желтым шлангом.

Узбекистан, Хива, 2008

2. Оценивая произведение «классической» фотографии зритель оперирует линейкой «безобразно – прекрасно»: безобразно – отвратительно – некрасиво – никак – мило – прелестно – красиво – восхитительно – прекрасно, etc. Ключевое слово – «красиво». В современной фотографии работает другая ось «скучно – интересно»: скучно – уже было – никак – прикольно – интересно – странно – удивительно – дико – немыслимо. Ключевое слово «интересно».

116

Когда я был директором, мне показалось, что моя контора могла бы работать и лучше. Позвали психологов, те провели тесты. Я тоже анонимно заполнил опросники, в том числе и тест на профориентацию, но забыл указать пол. В результате выяснилось, что мои ТТХ идеально соответствуют профилю стюардессы. Мне стало интересно, я попросил пересчитать, но уже для мужчины. Получилось, но уже не так уверенно: пилот гражданской авиации.

117

Сегодня мне говорили, пощелкивая пальцами: «Папаша, еще с Серым нас сфоткай!» Терпел. Старшего сына женил.

118

Каждому искусству присуща своя мера условности. Бабища весом 90 килограммов пищит за Ольгу Ларину, и это воспринимается нормально – в опере степень условности высока, певица и режиссер играют по правилам. Когда мы смотрим художественное кино, мы заранее согласны на кровь из клюквенного сока – таковы законы жанра, все по-честному. Но когда мне показывают поставленную «документальную» фотографию, я чувствую себя обманутым – так мы не договаривались. В фотографии правда – эстетическая категория. Фотография поля боя завораживает чудовищной красотой – и теряет все, как только вам скажут, что это кадр из фильма. Такие правила игры. Именно поэтому так важно, ставил Капа карточку или не ставил. Если не ставил – это шедевр. Если ставил – «фуфел», подделка. Поддельная монета зачастую красивее настоящей и сделана из того же металла. Только в руки противно взять.

119

В отличие от унылого европейского шопинга, покупки на тунисском базаре – дело увлекательнейшее, сродни спорту. Разница в том, что оба участника схватки покидают место дуэли уверенные в собственной победе. Приведу описание лишь одной из сыгранных мной партий.

1. Дебют

С. М. бродит по рынку в поисках подарков детям. Увидев лавку, где продаются глиняные барабаны, замедляет шаг, демонстративно не глядя на караулящего добычу Продавца.

Продавец: (бросается к С. М., хватает за рукав, тащит в лавку) Май фрэнд!!! Донт бай! Онли лук!

С.М.: (освободившись от захвата, с видимой неохотой соглашается войти. Зевая, осматривает полки с тамтамами.)

Продавец: (внимательно следит за взглядом, зафиксировав его остановку, хватает барабан и начинает самозабвенно стучать. Насладившись звучанием, сует барабан в руки С.М., приглашая разделить восторг.)

С.М.: (из вежливости ударяет, получается звонко.)

2. Миттельшпиль

С.М.: Бэд кволити (ставит тамтам на место, порывается уйти)!

Продавец: (потрясен; хватает барабан, забегает между С.М. и выходом) Зис из бэд кволити?! Зис из бэд КВОЛИТИ?! Лук (ставит барабан на место и хватает тамтам с другой полки)! Лук (стучит в другой барабан)!!! ЗИС из бэд кволити! (Возвращает неудачный экземпляр на полку, хватает хороший, вдохновенно стучит. Торжествуя, сует тамтам С. М.) Зис из ГУД кволити!!!

С.М.: (подавив зевок, просто так, из любопытства) Хау мач?

Продавец: Вич кантри а ю фром?

С.М.: Фром Раша.

Продавец: (похлопывая С. М. по плечу) О!

Хорошодобрыйденьперестройкапутин! (перейдя на интимный шепот) Онли фор ю. Нот фор джерман (делает брезгливое лицо)… Твенти!

С.М.: (ставит барабан на место, направляется к двери.)

Продавец: (хватает тамтам и снова забегает между С.М. и выходом) Прайс из нот проблем, прайс из нот проблем… Сэй е прайс!

Пляж.

Португалия, Порту, 2017

С.М.: Фо!

Продавец: (столбенеет, долго приходит в себя; начинает хохотать, сильно хлопая С. М. по плечу) А-а-а! Ай андестэнд! Ю джоук! Вери гуд джоук (утирая слезы)! Онли фо ю – фифтин!

С.М.: Файв!

Продавец: Лук эт май айз! Зис из гуд кволити (вырывает барабан у С. М., стучит)!!! Сетин (отдает барабан)!!!

С.М.: Сикс!

Продавец: О! Ноу! Ю джоук?! Аз мэн ту мэн! Ё ласт прайс?!

С.М.: Сетин фо ту!

Продавец: Ноу!!! (обиженно) Зис из гуд кволити (вырывает барабан у С. М. и ставит на место)!

3. Эндшпиль

С. М. выходит на улицу.

Продавец: (догоняет С.М., хватает за рукав, протягивая пакет с двумя тамтамами) Онли фо ю. Нот фо джерман (делает брезгливое лицо). Ай эгри. Фифтин фо ту.

С.М.: Гуд. Фотин.

Продавец: А-а-а (с интонацией «была – не была!»)! Онли фо ю, май фрэнд! Нот фо джерман (брезгливое лицо)! (Меняют пакет на деньги, улыбаются, жмут друг другу руки…)

В гостинице С. М. обнаруживает, что второй барабан из тех, что «бэд кволити»…

Сейчас оба тамтама стоят у меня на окошке. Тот, что похуже, жена использует как вазу для сухих цветов. За окном воробьи топчут мокрый снег на жестяном подоконнике, не подозревая о том, что бывают страны, где средняя температура в январе +16. Смотрю на них и думаю: почему бы питерским воробьям не собраться в стаю да не улететь в Африку. Глядишь, за месяц бы добрались. Лететь-то – всего ничего…

120

Наткнулся в чужом ЖЖ на фотографии наводнения в Вилково (коллекция Михаила Ерского. Вилково – это Одесская область, украинская часть дельты Дуная) в феврале 1969 года. Это наводнение – мое первое детское воспоминание, мне было четыре года и три месяца. Странно, мне казалось, что люди помнят себя с более раннего возраста.

Стояли 30-градусные морозы, зачем-то стали бомбить лед. Обломки собрались в огромные торосы и закупорили протоки – ерики, как там говорят. 23 февраля вода буквально за пару часов поднялась на два метра. Дома в Вилково стояли на высоких сваях, в городе не было улиц – только ерики и деревянные тротуары над ними. Украинская Венеция.

Родители попали в Вилково по распределению – отец преподавал заключенным английский в вечерней школе при зоне общего режима и подрабатывал в городской школе. Мама преподавала украинский язык и литературу. 23 февраля у нас были гости. То, что мы тонем, первым обнаружил я – выглянул в сени (мы снимали половину саманного дома) и увидел плавающие дрова. Отец посадил нас в лодку и отвез в школу – двухэтажное каменное здание на высоком фундаменте. Помню, как выли собаки.

Собрались мужики-добровольцы, стали свозить народ в школу. К утру первый этаж нашего дома был уже под водой. Отец, как рассказывала мама, героически спас нашу кошку, прыгнув в воду. Днем приехали амфибии, и нас эвакуировали в Измаил, потом оттуда мы с мамой уехали в Кодыму (это север Одесской области) к маминым родителям. Отец остался в спасательной бригаде.

Вернувшись, обнаружили, что наш дом просто растворился. Из вещей отцу удалось собрать несколько подмоченных книг – они сейчас у меня, с разводами дунайского ила. Нас поселили на дебаркадер, и несколько месяцев мы прожили в каюте, пока не истекли три года, в течение которых молодой специалист не имел права покинуть место работы. Потом переехали в Керчь к родителям отца.

121

Не раз бывало так: показываешь студенческую работу, и вдруг появляется человек и роняет через губу что-то вроде «говно» или «жуть». До подробностей не опускается. Предполагается, видимо, что само имя говорящего должно придать вес диагнозу. И фамилия вроде знакомая, все-таки я много лет в фотографической тусовке. Фамилия знакомая, а ни одной карточки не помню.

Лезу искать, «какой это Сухов», и обнаруживаю, как правило, человека за пятьдесят и набор серо-серых изображений, похожих или на Виденина, или на Мухина, или на Слюсарева. Но нет ни пронзительности первого, ни куража второго, ни остроумия третьего. Так, неработающие копии. Из комментариев становится ясным, что человек как минимум начинал читать Лапина, а высшее его творческое достижение – выставка в кафе.

И хочется спросить (я даже пробовал, но не получил ответа): а зачем ты это делаешь уже 20 лет? Долбишь и долбишь один и тот же унылый мотив. Чтобы что? Чтобы еще одну выставку в дешевых рамках под соляночку и еще три десятка серых карточек на интернет-форуме, где такие же инвалиды духа вяло похваливают друг друга? Студенту 20 лет, он может себе позволить искать и ошибаться, у него еще много чего в жизни будет, а этот-то сноб на что надеется? И почему злой-то такой?

Уличная сцена.

Куба, Гавана, 2017

UPD. Разумеется, про мои карточки, равно как и про меня лично, говорить можно, что хочется и кому хочется.

122

Когда-то Марата Гельмана в интервью спросили, как понять, что картина (фотография, книга, перфоманс, спектакль) удалась. Для галериста умение понять это – вопрос выживания в конкурентной борьбе. Гельман ответил: «1) Я должен понять, глядя на картину, что эта картина (фотография, etc) написана сейчас, является продуктом и отражением нашего времени. 2) Я должен понять, глядя на картину, что человек, который создал эту картину, знает, что до него были Джотто, Рафаэль, Давид, Малевич, etc. Писать так, как будто „Война и мир“ еще не написана, могут только графоманы».

Про отношение олдскульных фотожурналистов к современной фотографии: моя робкая собака Зося, проходя мимо лошади, смотрит в другую сторону. Если не смотреть на лошадь, ее не видно. А если не видно, то и не страшно.

124

В «Сапсане» за мной сидели депутат с депутатицей. Усы, пиджак и депутатский значок у прохода и тетка типа Валентина Матвиена у окна. Из стены вагона растут два крючка. На одном – депутатское кашемировое пальто, на другой я повесил свою куртку. После Вышнего Волочка за депутатской четой образовалась свободная пара кресел. Я взял куртку и пересел. На подъезде к Питеру соседи засуетились. Матвиена смотрит на меня пристально и говорит:

– Молодой человек, у нас пропала кепка!

– Вы думаете, это я взял?

– Ну вы же куртку брали?

– Брал.

– Ну вот. Чудес же не бывает!

– Я не ворую кепок! – говорю строгим голосом и направляюсь к выходу. Вслед слышу:

– Точно он. Больше некому!

125

Русскую икону убил мастеровитый Ушаков. Он ничего плохого не хотел, хотел только, чтобы красиво было. Гениальную греческую архаику, изрядно потрепанную классицизмом, прикончили эллинистические рукоделы, разменяв образ на завитки и локоны. Мощное драйвовое барокко, само себя отравившее стремлением к мнимому совершенству, уткнулось в рококошную розовую попу Буше. Мне кажется, что пошлость в искусстве – это украшать красивое.

126

Однажды искал определение понятия «информация». Оказывается, некоторые умные люди относят это понятие к разряду принципиально неопределяемых. Среди множества попыток больше всего мне запомнилась такая: «Информация – это сигнал, которого ждут».

127

Пришла студентка Юля на занятия, держит на руках младенца Василису и говорит:

– Я, наверное, не смогу ходить, я ничего не успеваю, я переоценила свои возможности, с двумя маленькими детьми трудно быть фотографом.

– Ну отлично, – говорю, – вот и снимай себя и младенцев, если других не успеваешь.

Через месяц Юля приносит первые картинки, снятые на телефон с помощью селфи-стика. Подумали вместе, решили еще поснимать. Лишнее выкинули – получилась прикольная история. История за три дня облетает весь инет и публикуется во множестве важных и не важных СМИ. Взрослым фотохудожникам обидно – у нас камеры по шесть килодолларов, у нас объективы с ведро, мы умеем белку в глаз, мы экспозицию без экспонометра чуем, мы с рук две секунды держим, мы книжки по композиции сами пишем, а нас смотрят 15 человек. А тут телефон, карточки не то чтобы совсем резкие – и такой успех. А знаете почему? Потому, что Юля сделала историю для людей, а не для фотографов. Историю про то, что накипело, а не изощренные натюрморты из человечков.

Уличная сцена.

Куба, Тринидад, 2009

Уважаемые взрослые фотохудожники, все очень просто: на хрен уже не нужно ваше (наше) мастерство и высочайший профессионализм. За 150 лет сделано столько красивых карточек, что красота в понимании fine art больше не работает. Время уже – постпостпостмодерн. Ремесло – путы на ногах, все уже это поняли, даже упоротые живописцы, а фотографы многие – никак. Плохо нарисованный член на Литейном мосту стоит многих совершенных холстов. Если вам есть, что сказать, вы скажете и телефоном на палочке. А если нет – не помогут трехлитровые объективы и сложные композиционные схемы. Снимайте и дальше друг для друга и друг друга лайкайте в нежные места.

«Если вам есть, что сказать» – главные слова в этой писульке.

128

До поезда два часа, ложиться поздно, еще напишу. Вот был Серебряный век. Брюсов, Сологуб, Мережковский, Белый, Гиппиус, etc. Умнейшие люди, аристократия духа. Начинаешь читать – первые десять страниц на ура. Так мило, так умно, так тонко! А потом как-то забываешь про книжку. Не то чтобы она не понравилась, но руки не доходят. И пылится она месяц на тумбочке, пока жена на полку не поставит. А была Цветаева и был Маяковский, которые стены ломали. Потому, что драйв был. Вот всякие клячкины-кучкины были милые и тонкие, а Высоцкий был драйвовый. Редчайшее качество – драйв. Думаю, что врожденное. Это я про фотографов, если вы не поняли.

129

В Тотьме городскому центру культуры (дому культуры по-старому) на проведение Масленицы выделили 3000 рублей. Три часа зажигали, в бюджет уложились.

Народный театр Тотьмы, существующий, как говорят, уже 140 лет, ставит «Волки и овцы» Островского. Постановка стала возможной благодаря меценату, давшему на спектакль 10 000 рублей. На эти деньги пошили костюмы всей труппе. Я снимал примерку.

Россия, Тотьма, 2017

Пенсионеры считаются в Тотьме состоятельными людьми, поскольку средняя пенсия выше средней зарплаты. При этом в городе абсолютно не чувствуется уныния. «Левиафан» – точно не про Тотьму. Вчера, например, старушки радостно бегали на лыжах и стреляли из воздушки. Биатлон для тех, кому за восемьдесят. Никогда такого не видел. Из крана течет вода желтого цвета, пить ее нельзя. За водой ходят к артезианским скважинам. Набрав воду в пластиковые банки, везут на детских саночках. Сегодня был посвященный 8 марта концерт самодеятельности. Аншлаг, пришли все нарядные, цветы и овации. Собаки у входа в клуб (бывшая церковь, потом кинотеатр) терпеливо ждали хозяев. Такси по городу – 70 рублей вне зависимости от расстояния. Хор ветеранов поет: «Знают Штаты, знает НАТО: нам чужой земли не надо!» Еще там что-то про «от Надыма и до Крыма». Промышленность померла, работает только маслозавод, хлебозавод и крохотный цех по разливу лимонадов при райпо. В краеведческом музее украшенный искусственными цветами портрет Сталина. Месячная плата за обучение в музыкальной школе 400 рублей. Тем, кому не по силам, разрешают платить сколько могут.

Россия не «Фейсбук», конечно. Умом не понять.

130

Мой пост про неактуальность ремесла в постмодернистскую эру пробудил к жизни какие-то тектонические силы доисторического зла. Я думал, что говорю очевидные, граничащие с банальностью вещи, ведь Роберт Франк снял своих «Американцев» почти 60 лет назад. А теперь я себя чувствую Перегрином Туком, бросившим камешек в колодец Мории.

Посмотрел работы фотографа, большого пропагандиста «красивых» фотографий. Вспомнил рассказ одной комячки (в языке коми нет звука «х»).

– Муж, – жаловалась женщина, – короший. И окотник. И козяин. Одна беда – куй мягкий!

Рыбный рынок.

Гонконг, 2012

132

Сын Митька сегодня улетел в Париж учиться. Сын Федька уже год как живет отдельно. Остро чувствую свою биологическую ненужность. Миссия выполнена.

133

В Великом Устюге мы с Леонидом Рыжиком пришли в художественную школу. Рта не успели открыть, как на нас налетел директор и потребовал документы. Схватил членский билет Союза фотохудожников, ровно на такой случай носимый, и редакционное удостоверение, когда-то по дружбе мне выписанное хорошим русским журналом. Быстренько отсканировал ксивы и тут же («У нас антитеррор, должны понимать!») полез в интернет меня пробивать.

– Так, фотограф, понятно, «Известия», понятно, а вот это настораживает, очень подозрительно: «Сотрудничает с немецким агентством». А вот еще: публиковался в журналах «Тайм», «Штерн»… Даже прямо не знаю, пускать вас или не пускать, даже прямо и не знаю… Антитеррор, должны понимать.

Без энтузиазма, но пустил. Уходя, я предупредил директора, что завтра придет еще одна моя студентка Наташа, очень хорошая девушка, она снимает тему «Самодеятельность», ей тоже нужны фотографии из художки. На следующий день приходит СМС от Наташи Корытовой: «Директор очень напуган и требует от меня гарантийное письмо, что мы не являемся агентами Фонда Сороса».

134

В Великом Устюге все затейливо: не стоянка, а «Услуги автостоянки», не туалет, а «Услуги туалета, 10 рублей». Собственно пописать бесплатно, а вот за услуги нужно заплатить.

135

Я рассказываю чешскому журналисту:

– Советские школьники должны были к моменту окончания получить рабочую специальность, для этого мы ходили в УПК – учебно-производственный комбинат. Там можно было выбирать профессию, и мальчики хотели быть автослесарями, а девочки – швеями-мотористками. Но я был влюблен в девушку, которая захотела стать фотолаборанткой. К сожалению, на фотолаборанта я так и не доучился, поскольку нашу преподавательницу посадили – на керченском базаре она торговала контрабандными колготками.

Переводчик переводит на чешский, редактор редактирует, потом кто-то переводит получившееся на русский и публикует в «ИноСМИ». Получается вот что: «Во времена моего детства мальчики хотели быть автомеханиками, а девушки – швеями… Я учился в техническом вузе, и там от нас хотели, чтобы мы ближе познакомились с жизнью рабочих. А я как раз был влюблен в девушку, которая хотела стать фотолаборантом. Поэтому я вошел в группу лаборантов. Тогда я ничему не научился: нашего преподавателя посадили за торговлю на черном рынке…»