Текст книги "Флешка"
Автор книги: Сергей Тепляков
Жанр: Политические детективы, Детективы
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Громов, видевший это, достал из-за спины пистолет и протянул его Плотникову.
– Я же спасатель, как мне людей убивать? – усмехнулся Плотников и отвел от себя пистолет. Набрасывая куртку, он быстро вышел из номера, слышно было, как стучат по лестнице его сапоги. Потом грохнула дверь.
– Вон он! Вон он! – раздался крик.
– Стой! Стой! – закричал кто-то.
После этого Жанна, Филипп, и Громовы выскочили в коридор. Там уже были и остальные. Филипп пытался рассмотреть, здесь ли Марьяна с Костей, но никак не мог этого понять. Яков Громов тихо и быстро проговорил:
– По лестнице ломиться смысла нет. Мы с Ванькой подождем их здесь, а вы давайте через окна. Семен, Андрей, у вас есть что-нибудь при себе?
Андрей показал помповое ружье. Семен только руками развел. Фомин тоже оказался с ружьем. Алферовы стояли мрачные – оружия при них не было.
– Хорошо… – сказал Громов. – Андрей, отвечаешь за Филиппа головой, он из нас всех самый важный человек. Остальные в рассыпуху, каждый сам за себя, но по мере возможности стремимся на стоянку! Все, пошли, пошли!!
9
Марьяна с Костей выскочили из номера и побежали влево по коридору, в общем-то наугад.
– Давай спрячемся, спрячемся! – бормотала в панике Марьяна.
– Найдут! Найдут! – быстро проговорил Костя. Он тащил ее за руку, но она упиралась, буквально встала ногами, собирая в складки покрывавшую пол толстую ковровую дорожку.
– Спрячемся! – снова пробормотала она.
Костя зло глянул на нее, но тут же ему стало стыдно за эту злость. «Знал, кого любил…» – быстро подумал он. Он и правда знал, в кого влюблялся и удивлялся про себя, как его угораздило влюбиться именно в нее. Он давно понял, что Марьяна боится жизни, что главное ее стремление – как-то обустроить свою норку и отсидеться в ней в надежде на то, что когда-нибудь наступят счастливые времена. (Так – словно раковины в пересыхающей реке, смыкая створки, чтобы сохранить внутри остатки влаги в ожидании дождей – уже много лет жили миллионы людей). Представление о счастливых временах она имела крайне неопределенное – главное, думал Костя, в счастливых временах снова должна быть жива марьянина мать. За ней Марьяна была как за каменной стеной, и только недавно поняла это. Костя замечал, приходя к Марьяне, что у нее на тумбочке лежат письма матери к отцу – Марьяна перечитывала их. Зачем, Костя не спрашивал, понимал и так: жила в этих письмах любовь и сила, которыми Марьяна пыталась подпитаться. По этим письмам Костя понял однажды, что творится у Марьяны в душе, понял, что вот появись мать сейчас, в ногах бы валялась у нее Марьяна, прося прощения за все те слезы, что пролила мать из-за нее.
Костя не знал, любит ли он Марьяну, но чувствовал, что ему без нее будет хуже, чем с ней, а уж она без него точно пропадет. Любовь это или жалость, или все вместе, он не знал и не раздумывал над этим – слишком живое это было чувство, чтобы им занимался патологоанатом. Когда к нему в квартиру ворвались бугаи с пистолетами, Костя понял в общем-то, что он не интересует их – только Марьяна. Но все же попытался защитить ее, а потом не отпустил ее одну. Костя считал, что так правильно, хотя, может, и неразумно.
Сейчас тоже надо было решить, что разумно, а что правильно. Костя понимал, что отсидеться в каком-то уголке, может, и разумно, но правильнее – вырваться из здания любыми путями. Вот только как объяснить это Марьяне? Он посмотрел на нее внимательно и быстро заговорил:
– Марьяна, я тебя люблю. Я тебя люблю. Все будет хорошо. Мы поженимся. Представь – у тебя будет огромное белое платье. Ты уже решила, каким оно будет?
Марьяна уставилась на него пустыми глазами. Костя с тревогой посмотрел на нее. Вдруг он увидел, что в глазах у Марьяны появилась мысль.
– Большое… – сказала Марьяна. – Огромное платье с длиннющим шлейфом.
Костя увидел, что приступ паники у Марьяны прошел. «Разумная все же баба… – порадовался про себя Костя. – Выберемся».
– Очнулась? – спросил он.
– Очнулась… – кивнула она.
– Ну тогда пошли… – проговорил Костя и осторожно двинулся вперед по коридору…
В этот самый момент братья Алферовы и Фомин ползли по черепичной крыше. От мороза крыша была скользкой.
– И чего вас на крышу-то понесло?! – шипел Фомин.
– Да чего нас вообще сюда понесло?!
– зло проговорил Яков. – Братец Матвеюшка, ты уж ответь, в какую фигню ты меня втравил?!
– Яша, не гунди… – ответил Матвей. – Чем тебе плохо – растрясешь жирок…
Матвей знал, что бьет по больному.
– Ах ты… – задохнулся от злости Яков. Но дальше он полз молча, хотя и кипел.
– А что, господа из министерства по налогам и сборам… – проговорил Фомин.
– Слабо вам пойти сейчас да корочками помахать? Глядишь, бандюганы обкакаются, сядут в свои джипы и в панике покинут место событий… Или против бандюганов ваши корочки не канают?
Матвей недобро зыркнул на Фомина.
– Ох ты… – мотнул головой Фомин. – Прям прожог взглядом. А ты чего меня прожигаешь – ты вон спустись вниз, да этих ребят прожигай, а я отсюда посмотрю, в ком в первом дырки появятся…
Фомин негромко, но едко засмеялся.
– А ты чего такой веселый, Игорь Сергеич? – недовольно буркнул Матвей. – Мы влипли, так ведь и ты влип.
– Ну, ты же видишь, что мое ружье при мне… – сказал Фомин. Ружье и правда было при нем, как раз сейчас он вынул его из чехла и собирал. – А пока оно со мной, я не влип. Я в эту байку про охоту сразу не поверил, сомнительно что-то. Потому ружья в машине не оставлял. Как некоторые…
Он опять засмеялся.
– А если не поверил, так чего поехал?
– спросил Яков.
– Посмотреть… – ответил Фомин. – Интересно же. Приехала из Москвы баба с двумя морпехами, собирает бригаду куда-то ехать – и вы правда думали, что коз в степи стрелять?
– То есть, ты понимал, что мы можем влипнуть, и поехал? – уточнил Матвей.
– Ну, а что же? – пожал плечами Фомин. – В жизни все надо попробовать самому. Не в книжках про это читать, а лично руками потрогать. У меня вот в жизни все было – и большие деньги, и малые, и наркотики. Даже негритянку трахал. И на войне был. Вот только на правительство еще не работал.
– Теперь работаешь… – обнадежил его Яков.
– Ага… – хохотнул Фомин.
– Только я как-то иначе это себе представлял – работу на правительство… – пробормотал Матвей. – Думал, когда ты работаешь на правительство, то это не на тебя охотятся, а ты охотишься.
– Ну, вот такое у нас правительство… – разведя руками, опять хохотнул Фомин.
Они подобрались к краю крыши и глянули вниз.
– Наши джипы стоят… – проговорил Матвей.
– Болит душа-то? – поддел его брат. – Уже, поди, представлял, как девок по городу будешь на «Хаммере» катать, а тут из рук уплывает…
– Иди ты… – буркнул Матвей.
– Это тебе за жирок ответочка! – процедил Яков.
– Родственнички… – оборвал их Фомин. – Предлагаю вот что: вы спускаетесь к джипам вот по этой лестнице. А я вас, если понадобится, прикрываю отсюда. А потом мы все уезжаем на большой белой машине. Ключи-то, надеюсь, ты не забыл? – обратился он к Матвею.
– Не забыл… – ответил тот.
– Вот видишь… – нравоучительно заметил Фомин. – Оружие не взял, а ключи – не забыл. Не та у тебя иерархия ценностей. С такой иерархией ты в пищевой цепочке на самом низу, где-то с зайцами и мышами.
– А ты? – дернулся Матвей.
– А я, как и положено человеку – наверху… – солидно сказал Фомин. – Ну, так вы идете или нет?
– Идем! – зло сказал Матвей. – Яков, за мной!
Однако Яков не двинулся с места.
– Ты чего? – зло зашипел Матвей.
– Свалюсь я! Свалюсь! – забормотал Яков. Матвей и Фомин переглянулись – толстяк Яков и правда вряд ли спустился бы по металлической, малонадежной на взгляд, лестнице.
– И что делать? – спросил Матвей.
– Пристрелить! – беззаботно сказал Фомин.
Оба Алферовых уставились на него, выпучив глаза.
– А что ты думал, Яша?! – спросил Фомин толстяка. – Нянькаться здесь с тобой будут? Или ты спускаешься, или мы тебя здесь оставляем этим бандюганам на сувениры. Они, как узнают, что ты из налоговой, наварят из тебя холодца!
Яков покрылся потом.
– О! – удовлетворенно сказал Фомин.
– Начался резкий сброс веса. Вот ты посмотришь, Матвей, он сейчас на глазах худеть начнет!
– Игорь Сергеич, хватит! – одернул его Матвей. Брата ему все же было жаль. Он подумал даже, не вернуться ли им к слуховому окну, через которое они выбрались на крышу, но понимал, что выбраться на улицу через гостиницу у них не выйдет.
– Яша… – мягко проговорил Матвей.
– Давай. Я первый, ты за мной. У тебя получится. А так придется нам вместе здесь помирать… Мама-то наша не одобрит…
Фомин хотел что-то сказать, но промолчал, с интересом на это глядя.
– Давайте вы вдвоем… – заговорил Яков. – А я уж как-нибудь. Не до утра же они в этой гостинице будут… А помру, ну значит, отвечу за грехи.
Яков заплакал.
– Долбануться можно! – сплюнул Фомин. – Сколько времени болтаете – уже спустились бы. Так, одно из двух: либо ты, Яша, лезешь вниз, либо я в тебя тут же стреляю и сбрасываю. Ну?
Яков уставился на Фомина. Тот поднял ружье и помотал стволом. Матвей смотрел на Фомина, не в силах понять, то ли это педагогика, а то ли всерьез. Яков побледнел и задом пополз к краю крыши…
…Семен Каменев выбрался из гостиницы какими-то коридорами, найти и пройти которые, думал он, можно только спьяну, а он и был до сих пор пьян. Ему все время казалось, что он идет не туда, перед каждой дверью он думал, что она не откроется, за каждым поворотом коридора подозревал тупик. Однако двери открывались, и тупиков так и не было. В конце концов он оказался внизу, в подвальном этаже. Прихватив с полки для бодрости найденный наощупь молоток, он пошел по подвалу, надеясь встретить дверь или окно. Окно и нашлось. Он вылез в него и только собрался было дать деру, как позади раздался истошный женский крик:
– Это один из них! Это один из них!
– Руки! Руки подними! – закричал сзади какой-то мужик.
Каменев, успев сунуть молоток в рукав, поднял руки и начал медленно поворачиваться.
– Я просто шофер, водила, дальнобойщик! Вон стоит мой грузовик! – одновременно кричал он плаксивым голосом.
– А чего же ты бежал? – спросил его мужик, уставив прямо в грудь Каменева помповое ружье.
– Так стрельба… – несмело пожал плечами Каменев. – Кто хочешь побежит.
– Из ихних? – спросил мужик стоявшую рядом с ним женщину, в которой Каменев признал дежурную «Пеликана».
– Из ихних! – часто закивала бабенка.
«Вот паскуда!» – подумал Каменев, трезвея от ярости.
– Я водила… – повторил он. – Братан, чего ты слушаешь эту дуру?
– Пошли! – мужик ткнул его стволом в грудь. – Иди, иди. Сейчас с тобой разговор будет.
В ночи слышались крики и редкие выстрелы.
Каменев шел впереди мужика, спотыкаясь, так, чтобы тот к этому привык. В конце концов, Каменев споткнулся еще раз и упал.
– Пьяный что ли? – зло спросил мужик и нагнулся.
Каменев тут же ударил его молотком в голову. Мужик повалился на землю. Он был еще жив, а добивать его у Каменева не было времени. Подобрав ружье и нашарив в карманах пачку патронов и рацию, дав мужику по голове еще прикладом, Каменев пригнувшись забежал в тень и оглянулся.
«Втравили в историю однополчане! – думал он. – Знали и не сказали!»..
– Брать того, что в желтой куртке! – вдруг закричали в рации.
– Я вижу его, вижу! – заорал в рацию Семен. – Он возле мусорных баков.
Этим Каменев хотел освободить себе дорогу к стоянке, которая была по другую сторону гостиницы. Но в тот момент, когда он, довольный своей шуткой, приготовился короткими перебежками миновать освещенный двор, он вдруг увидел в свете уличных фанарей, как мимо мусорных баков бежит человек в желтой куртке! За ним бежало трое молодых парней.
Каменева обдало жаром. «Да как же это?! Твою мать! Ну, я же не специально!». Каменев вскинул ружье, положил палец на спуск и… не нажал на него. Спустя мгновение момент был упущен – Плотников и его преследователи скрылись в темноте.
«Что же это я? – растерянно подумал Каменев. – Ну да, не выстрелил. Ну так у меня задача – добраться до стоянки, выбраться отсюда». Но Каменев чувствовал, что не по этому не нажал на спуск. «Какая на хер задача? – зло подумал он.
– Обосрался. Магазинчика тебе жалко». Он вдруг понял, что и в самом деле ему, чуть не впервые за прожитые годы, было жаль барахла, жаль жизни.
Тут вдруг он снова увидел Плотникова – тот перебегал дорогу, надеясь, видимо, уйти в аллею. Два человека бежали за ним, стреляя из пистолетов. Каменев снова вскинул ружье, и опять не выстрелил. «Он же сам велел нам уходить»… – сказал себе Каменев. Однако уговорить себя не получалось. Спрятав ружье под куртку, Каменев, горбясь, пошел прочь от гостиницы, стараясь не попадать в свет фонарей.
Метрах в ста от гостиницы он оглянулся и вдруг увидел мчащийся по дороге огромный черный «Хаммер». «Наши…» – счастливо подумал Семен. Он поднял руку. «Хаммер» остановился, дверь распахнулась и Яков Громов закричал:
– Давай, быстрей!
Едва Семен вскочил в машину, она сразу рванулась с места.
Они гнали прямо по трассе в полной тишине. Семен оглянулся – машина была набита под завязку: здесь был Андрей, Филипп, Фадеев, оба Громовых и Жанна.
– Ну что, Сема, живой? – спросил Семена Андрей. – Как же ты выбрался?
– Да выбрался уж… – мрачно, но весело, сказал Семен, и добавил: – Это нам, морпехам, для разминки!
Яков Громов оглянулся со своего места и заметил, что Семен при оружии.
– Ого, Сема, где ты эту штуку раздобыл? Ты же был пустой…
– Да дал тут одному по башке… – довольно сказал Каменев.
– Орел! – одобрил Яков. Семен хотел было ответить что-то, в красках рассказать о своем подвиге в сражении, но осекся – вспомнил, как видел убегавшего Плотникова и не выстрелил в его преследователей. От воспоминания стало так больно, что Семен, неожиданно для себя, закричал Жанне, сидевшей здесь же, на заднем сиденьи:
– Если ты работаешь на правительство, то кто же это такой смелый, чтобы на тебя нападать?
Жанна уставилась на него и явно не знала, что сказать. При этом она чувствовала, что ответ на этот вопрос хотели бы знать и остальные.
– Ну так у меня же на лбу не написано, что я работаю на правительство! – отрезала она, оскалив зубы.
– Хватит, не орите! – прикрикнул на них Громов. Оба умолкли. Жанна заплакала.
– Жанна, может, имеет смысл позвонить твоему начальству и сказать, что у нас некоторые проблемы? – сказал Яков.
Жанна, шмыгая носом и совсем перестав быть той командиршей, какой она была все эти дни, не замечая, что все стали говорить ей «ты», пробормотала усталым голосом:
– Может, и имеет…
Они свернули в какой-то проулок, Громов выключил фары. Жанна вытащила тот самый секретный телефон и начала звонить. Но никто не брал трубку…
10
– Десятого их было сто тысяч, а двадцать четвертого, несмотря на все предпринятые вами действия, – сто пятьдесят тысяч! – зло проговорил Хозин. – Эдак к моим выборам они всей Москвой будут ходить протестовать! Это что? Как это?!
Шурков сидел напротив, через стол.
Весь онегинский лоск слетел с Шуркова еще в начале этого разговора. Шурков уже давно изнемогал от этой экзекуции. Хозяин и без политтехнологов знал много злых слов, и в частной беседе совершенно не стеснялся в выражениях. Как иголкой, Шуркова кольнула мысль о том, что разговор могут записывать, а это значит, что какие-то ребята в серых костюмах сейчас слушают, как Хозяин распекает его, Шуркова, и, вполне вероятно, бьются от смеха головами об столы. Шурков как-то особо ярко это себе представил.
– И что это за интервью? Какие на хрен лучшие люди страны вышли на площадь?! Вы их еще куда-нибудь лизните!! – закричал Хозяин. – Охренели совсем. Заманеврировались! То вы мне поиграть в Горбачева предлагали, то теперь эту шваль, бандерлогов этих, лучшими людьми страны называете! А мы тогда кто?!
Хозяин откинулся на спинку кресла и уставился на Шуркова. Тот понял, что Хозяин ждет от него каких-то слов.
– Пока слова действуют, надо действовать словами… – начал Шурков. – Они митинг – мы митинг. Ну да, у них народу больше, но кто по России это знает? Телевидение пока у нас…
– Пока?! – Хозяин аж захлебнулся какими-то словами, которые просились наружу. – Пока?!
Шурков вспотел – оговорка была дурацкая, машинальная, из тех, что не воробей.
– У меня иногда возникает такое чувство, будто вы полагаете, что незаменимы… – едко сказал Хозяин. – Более того, у меня такое чувство, что вы считаете себя главным. Я интернет-то читаю. Ишь, серый кардинал!
– Вы же понимаете – всякую чушь пишут в интернете, может, специально, чтобы вас позлить, нас с вами разругать.
– Одни пишут, а другие – верят! – жестко сказал Хозяин. – Какой же я нацлидер, если всем, оказывается, руководит Серый кардинал!
Шурков промолчал – а что тут сказать?
– Кто мне обещал наладить контроль за интернетом? – угрюмо буркнул Хозин.
– Кто обещал армию троллей, которые напишут столько говна, что нормального слова и видно не будет?
– Ну так пишут!
– А чего же тогда нормальные слова видать?! Мало значит пишут! Что это за хрень про мои рейтинги, это вы мне можете объяснить? Что это за падение?!
– Ну так надо же иногда говорить правду, полуправду – тогда и вранье проскальзывает. Это технология такая. Как детский парацетамол – сладкое, чтобы легко глоталось горькое. Да и хоть какая-то политическая жизнь должна быть в стране… – заговорил Шурков.
– Вот только не надо мне втюхивать детский парацетамол! После моих выборов будет политическая жизнь, я им ее устрою! А пока – не дышать и не пердеть без команды!
Хозяин помолчал.
– Велено было организовать митинг в мою поддержку… – начал он, засопев.
Шурков молчал – он уже понимал, что будет дальше.
– Видел я этот митинг… – свирепел Хозяин. – Три жида в два ряда! Даже по Первому каналу не смогли его нормально показать. Сколько денег было отпущено, на сколько человек?!
– На двадцать тысяч… – проговорил Шурков.
– И где же там было двадцать тысяч?! Шурков хотел было сказать, что двадцать тысяч было, но спохватился – уж лучше молчать.
– Не пришли? Разбежались? – Хозяин навалился грудью на стол. – А знаете, что это означает?
Оба помолчали.
– Ни в хуй они не ставят ни вас, ни меня! – тихо и злобно сказал Хозяин. – На тебя, Шурков (он впервые сказал ему «ты») мне и самому насрать, а вот на себя – нет. Ты мне какие сказки сочинял? Ты сколько обещал мне стабильности? Годы? А тут с каждым днем народ все шальнее. Так и до революции дойдет.
– Так. может, и хорошо, чтобы быстрее дошло? – невозмутимо сказал вдруг Шурков.
Хозяин оторопело уставился на него.
– Пусть народ сейчас, именно сейчас, восстанет, пока армия и полиция вас еще слушаются… – пояснил Шурков.
– Постреляют, накостыляют, пар с обоих сторон выпустится – и будем дальше строить суверенную демократию. Лет на двадцать урока хватит.
Хозяин отвалился на спинку стула. Эту позу – вполоборота, одна рука на подлокотнике согнута, другая вытянута на стол – посоветовал ему когда-то Шурков. Хозяин привык к ней. При такой позе никому не надо было пояснять, кто в доме хозяин, и кто в стране нацлидер. При такой позе всегда получалось, что собеседник рапортует барину. Шурков давно заметил, что эту позу Хозяин полюбил – он и на встречах с западными лидерами, в Белом доме, усаживался так, что непонятно было, кто же тут гостеприимный хозяин. Шурков понял, что идея про пар понравилась Хозяину.
– Думаешь, надавать им по головам? – спросил Хозяин.
– А разве это не есть ваш план? – осторожно спросил Шурков. Хозяин хмыкнул.
– Ну, может пока не в Москве… – заговорил Шурков. – Начать с какой-нибудь провинции. И не бить – так, потаскать по милициям, пусть в дежурке посидят. Может, этого и достаточно будет.
– Что мне с провинции? – вдруг опят нахмурился Хозяин. – Они там пусть хоть замитингуются – их не видать. Москва! Надо, чтобы в Москве было чисто. Ты же говорил, что все оппозиционеры у тебя на ниточках. А, Карабас Барабас? Взбунтовались твои буратины?
Это был удар под дых. Шурков и впрямь не раз говорил, что все лидеры оппозиции у него под колпаком и на каждого есть управа. Это было вранье, но до поры оно действовало. Разные акции оппозиции можно было толковать как необходимость имитировать хоть какую-то политическую жизнь в стране, как театральные постановки. Митинг же на Болотной за имитацию выдать было нельзя. И точно также ни на кого в этом митинге не было у Шуркова управы. И даже соврать он не мог осмелиться.
– Вот они на 24-е митинг собирали, еще больше пришло. Грозятся и дальше протестовать, а потом и мои выборы сорвать.
Хозяин уставился на него своими белыми глазами. Шурков понял, каких слов ждет от него Хозяин. Но не мог набраться духу, чтобы эти слова сказать.
– Как думаешь, на понт берут? – спросил Хозяин.
– Конечно, на понт….
– Это твое мнение или ты ручаешься за это?
Шурков почувствовал, что промок до трусов. Как и за что он мог ручаться – с тоской подумал он. Вдруг он вспомнил о Жанне. Она могла сделать чудо.
– Ручаюсь! – твердо сказал Шурков.
– Ну, ладно… Ладно… – сказал Хозяин, отваливаясь от стола на спинку кресла и принимая все ту же свою позу – одна рука на подлокотнике, другая – на столе.
– Смотри. Но кажется мне, что за годы стабильности не тем порошком ты гражданам нашей великой страны мозги промывал. Все равно много у них оставалось в мозгах этой демократической плесени. И видишь – зацвела!
– Промоем! – сказал Шурков. Он никогда так не говорил с Хозяином и с тоской подумал, что Хозяин, кажется, это заметил. К тому же, по лицу катился пот, это тоже было впервые, и Хозяин, кажется, заметил и это.
Собрав последние силы, Шурков вышел из кабинета. Дорога до своего кабинета показалась Шуркову бесконечной. Там он упал в кресло. Помощница в приемной, проводившая босса недоуменным взглядом (никогда его таким не видела), приоткрыв дверь, осторожно просунула голову в кабинет.
– Коньяку! – проговорил осипшим голосом Шурков.
Помощница через минуту появилась с подносом, на котором был бокал и полная бутылка – видать, понимала, что минимальной дозой не обойтись.
Шурков налил, хлебнул. Потом вспомнил про телефон и полез в карман – не звонил ли кто? Увидел, что звонила Жанна, и тепло потекло по жилам – то ли и от коньяка, а то ли от того, что Жанна сулила чудо. Шурков подумал, что не худо бы, если это и правда какая-то там машина времени, отгогнать все назад, к тому времени, когда Ельцин решал, кого оставить на царстве. И уж теперь Хозяина не было бы в списке кандидатур!
«Может, все уже срослось?» – подумал он, мечтая об этом так, как не мечтал ни о чем в жизни.
Он нажал кнопку вызова.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.