Текст книги "Воспоминания"

Таким образом, долгом моей совести считаю отметить, что Его Величество, после некоторых колебаний по различным частным случаям, в конце концов, все-таки становился на сторону своих ответственных министров и лишь тогда, когда появился на сцену злополучный во всех отношениях министр Плеве, который стал на сторону авантюристов – во главе которых был Безобразов – и поощрял это направление, Его Величество склонился на сторону мнения статс-секретаря Безобразова и министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве.

За год до этого времени вопрос о том: какого направления держаться, – держаться ли направления, представителем которого был я, или держаться направления Безобразова – был резко поднят.

Как мне впоследствии сделалось известным от дворцового коменданта, генерал-адъютанта Гессе, Его Величество колебался как ему поступить: избавиться ли ему от меня, – так как Государь знал, что я от своих мнений и убеждений не отступлю, а, следовательно, буду делать всякие препятствия тому направлению, которого держался Безобразов – или же избавиться от Безобразова?

И, несмотря на то, что Безобразов был Государю весьма симпатичен, а я по многим соображениям уже сделался Государю не вполне приятным – Его Величество все-таки решил держаться моей политики, так как эту политику поддерживает и министр иностранных дел, – и избавиться от Безобразова.

Вследствие этого Безобразов должен был тогда уехать в Женеву к своей жене.

И только через год, когда я уехал на Дальний Восток, а Государь был в Ялте, Великий Князь Александр Михайлович опять выудил из Женевы Безобразова, и только тогда Безобразов вошел опять в силу и, будучи поддержан Плеве, довел дело до катастрофы.

Я это рассказываю в самых общих и не полных чертах. Потомство, которое, может быть, прочтет настоящую мою стенографическую запись, когда меня не будет в живых, найдет по этому предмету в моем архиве самые обстоятельные, фактические, подробные и вполне разработанные данные.

Во время моего министерства финансов наш бюджет окончательно укрепился, и не только в течение всего времени моего управления не было дефицита, но напротив того, всегда был значительный излишек доходов над расходами, что дало мне возможность всегда держать свободную наличность государственного казначейства в значительных размерах, доходивших до нескольких сот миллионов рублей.

Должен сказать, что Его Величество в отношении поддержания равновесия бюджета оказывал мне полное доверие, и только при таком, со стороны Государя, отношении я мог довести наш бюджет до такой прочности.

Вопрос о том, что я держал значительную свободную наличность, служил предметом постоянной критики; многие, в особенности газеты, находили, что это неправильная система и что лучше эту свободную наличность употреблять на производительные цели; говорили, что нигде такой системы накопления наличности не существует, причем ссылались, обыкновенно, на страны с вполне благоустроенными финансами – на Францию, Англию и даже Германию.

Я эти мнения никогда не разделял и нахожу, конечно, и теперь, что Российская Империя имеет такие особенности, что держать свободную наличность в несколько сот миллионов рублей не только всегда полезно, но часто и необходимо.

Те лица, которые критикуют эту систему, не принимают во внимание следующих обстоятельств, а именно, что, с одной стороны, Россия – страна исключительной иностранной задолженности; ни Англия, ни Франция, ни Германия в этом отношении несравнимы с Россией; это есть одна из слабейших сторон русской государственной жизни. И раз страна имеет столь громадную задолженность за границей – необходимо держать такой резерв, который, при неблагоприятных обстоятельствах, мог бы остановить паническое движение русских фондов, находящихся за границей и в России, а, следовательно, и падение русских фондов.

С другой стороны, Россия, к несчастью, до настоящего времени, представляет собою такую страну, которая в смысле земледельческом живет при самой низкой культуре. Главный фактор – ее урожай – заключается в стихиях – один или два дождя, которые упадут во время, могут дать прекрасные урожаи и несколько недель бездождия во время сильной жары – уничтожают все хлебные посевы и производят полнейший неурожай.

Когда главный источник богатства страны – земледелие – находится в зависимости от стихии, является необходимым всегда иметь в резерве значительные суммы на случай неурожаев и опять-таки в этом отношении нельзя сравнивать Россию с Германией, Англией, Францией и прочими культурными странами.

Наконец, я всегда старался держать значительную свободную наличность и потому, что я все время со вступления на престол Императора Николая II чувствовал, что в ближайшее время должна вообще, в том или другом месте, разыграться кровавая драма.

Это происходило от стечения двух обстоятельств: с одной стороны, явились многие лица и преимущественно военные, среди них первую роль играл Алексей Николаевич Куропаткин, которые толкали Его Величество на создание таких международных отношений, которые могли получить разрешение посредством войны.

При таком настроении военных советчиков Государя было бы очень удивительно, если бы молодой Император, с темпераментом, если не воинственным, то, во всяком случае, не спокойным и не миролюбивым – не поддался искушению, особливо, когда лица, которые входили в его доверие, уверяли, что те затеи, которые они проповедывали, не повлекут к войне, ибо, в конце концов, будто бы все должны преклониться перед желаниями русского Императора.

В действительности, вследствие моей системы накопления наличности, когда я ушел, я оставил свободную наличность, приблизительно в 380 милл. рублей, которая и дала возможность Российской Империи, когда началась японская война, жить несколько месяцев без займа; эта наличность дала возможность сделать заем более спокойно и на более выгодных условиях, нежели это имело бы место, если бы видели, что Россия так нуждается в деньгах для ведения войны, что должна во что бы то ни стало экстренно, немедленно, сделать большой заем.

В течение моего управления министерством финансов я совершил громаднейшие конверсии русских займов, т. е. переход с займов с более высокими процентами на займы с меньшими процентами; кроме этих громадных финансовых операций, я совершил и несколько прямых займов, исключительно на нужды строительства железных дорог и увеличения золотого фонда при введении денежной реформы.

В этом отношении я также всегда встречал полнейшую поддержку и полнейшее доверие Его Величества.

В мое управление министерством финансов в значительной степени развилась наша железнодорожная сеть. После восточной войны с Турцией, в конце 70-х годов, сооружение железных дорог было временно приостановлено, и только в мое министерство я опять начал быстро строить и развивать сеть железных дорог.

В то время и эта мера подвергалась критике; уверяли, что я иду очень быстро. Ну, а теперь этих нареканий не слышно, так как все поняли, что эти вновь сооруженные железные дороги принесли и приносят государству значительную пользу, так что в последние годы начали опять довольно энергично строить еще новые дороги.

В мое время значительно возросла русская промышленность. Благодаря систематичному проведению протекционной системы и защите с моей стороны, и приливу к нам иностранных капиталов, промышленность у нас быстро начала развиваться и в мое управление министерством, можно сказать, прочно установилась национальная русская промышленность.

В этом отношении я также встречал поддержку Его Величества, но уже в меньшей степени. Я был и остаюсь сторонником не стеснения иностранных капиталов, идущих в Россию на пользу ее развития. Некоторые же, из-за узконациональной точки зрения, были не особенно склонны к притоку иностранных капиталов в Россию, и только тогда оказывали этому содействие, когда лично, в той или другой форме, были заинтересованы в создании этого или другого завода, или в той или другой эксплуатации наших натуральных богатств.

Эта заинтересованность большею частью выражалась в том, что эти господа получали места в правлениях частных обществ или получали выгоду в других формах.

Как один из тысячи подобных примеров, я вспоминаю следующий случай.

У нас на Камчатке и в других местах Азиатской России есть золото и многие иностранные или русские же фирмы при иностранных капиталах желали бы получить концессию на обработку этого золота. Против этого возражали все и именно с точки зрения национальной: «Нужно, мол, чтобы русские богатства разрабатывались русскими людьми и на русские деньги» (которых, между прочим, было, да и теперь – сравнительно мало). Под этим флагом некий отставной полковник Вонлярлярский, как истинно русский человек, который должен разрабатывать национальные богатства руками русских людей и посредством русских капиталов, получил, в конце концов, по желанию Его Величества, концессию на разработку золотых приисков на Чукотском полуострове. Через несколько месяцев после того, как эта концессия была дана Вонлярлярскому, он ее продал иностранцам, получив, таким образом, в свой карман совершенно незаслуженную прибыль.

Я бы мог привести тысячи таких примеров.

Его Величество всегда был более склонен поддерживать тех, которые препятствовали мне в создании обществ для разработки наших национальных богатств при помощи иностранных капиталов и иностранцев.

Собственно говоря, никто не препятствовал тому, чтобы иностранные деньги на различные предприятия к нам шли, но наивно желали, чтобы иностранные деньги шли, но чтобы распоряжались этими деньгами россияне и распоряжались, не имея в деле никакого интереса, со свойственным русским дельцам новейшей формации денежным распутством.

С одной стороны, тенденция эта шла от крупных русских промышленников, которые вообще не желали иметь в России в различных промышленных производствах – конкурентов.

С другой стороны, эту мысль – препятствовать водворению в России иностранных капиталов постолько, посколько они связаны с иностранцами, – поддерживали все лица, входящие в торговлю и промышленность после того, когда они профершпилились[2]2
  Проигрались (нем.).


[Закрыть].

Этот контингент людей – в большинстве случаев – составляет наше дворянство.

Я несколько раз принципиально ставил вопрос о том, что необходимо признать, что водворение в России иностранных капиталов для развития торговли и промышленности есть вещь желательная, которую нужно поощрять. По этому предмету были разные совещания в Зимнем дворце под председательством Императора Николая II.

Мне прямо не говорили: «нет» и главным образом потому что не могли представить надлежащих доводов. Все доводы, которые мне представляли, всегда были мною разбиваемы. Но Государь Император, под чьим влиянием не знаю, всегда как будто бы не сочувствовал этой идее. Мне представляется, что это несочувствие происходило прямо от того, что Государь Император – близко не знакомый ни с финансовой историей, ни с финансовой наукой – боялся того, чтобы посредством этого пути не внести в Россию значительного влияния иностранцев.

Вообще я никогда не слышал серьезных доводов против иностранных капиталов; но это было всегда и теперь остается для многих чем-то вроде Островского «жупела».

Конечно, большинство членов финансового комитета и членов комитета министров вполне сознавали всю неправильность воззрений о вредности иностранных капиталов. Но чувствуя, что иностранные капиталы не в особенном фаворе наверху, боялись категорически по этому предмету высказаться.

Вследствие этого, хотя я во все время моего министерства и не покидал мысли об иностранных капиталах для русской промышленности и в значительной степени вводил их, но это происходило исключительно благодаря моему личному влиянию, причем я большею частью всегда встречал те или другие препоны в комитете министров.

Затем, в области чистого управления министерством финансов, которое в мое время было и министерством торговли, я тоже не встречал поддержки Его Величества во всем, что касалось организации и функций фабричной инспекции.

Фабричная инспекция была основана при министре финансов Бунге и всегда находилась в подозрении, как такое учреждение, которое, будто бы, склонно поддерживать интересы рабочих и против интересов капиталистов; хотя это была, да и в настоящее время есть совершенная неправда.

Фабричная инспекция как прежде, так и в настоящее время относилась и относится к интересам рабочих и фабрикантов вполне объективно, и только в надлежащих случаях поддерживает рабочих от несправедливой эксплуатации их труда некоторыми фабрикантами и капиталистами. А так как многие из фабрикантов и капиталистов принадлежат к дворянским семьям и имеют гораздо больший доступ в высшие сферы, нежели рабочие, то они распространяли и распространяют легенду о том, что будто бы фабричная инспекция – есть институт крайне либеральный, имеющий в виду лишь поддержку рабочих и их либеральных стремлений.

Когда в последние годы прошлого столетия и в первые годы этого столетия брожение между рабочими значительно увеличилось, и в среду русских рабочих начали постепенно проникать идеи социалистические, которые так сильно завладели умами всех рабочих за границей, что это вынудило заграничные страны пойти на целый ряд капитальнейших мер для большего обеспечения рабочих, мер, которые были проведены все в законодательном порядке, как законы: о страховании рабочих, о рабочем дне, о рабочих ассоциациях, об обязанностях фабрикантов по отношению лечения рабочих и помощи им в случае происшедших с ними несчастий – когда все эти законы и меры начали проводиться в иностранных государствах и такими несомненными консерваторами, как, например, князь Бисмарк, то и в России явилось движение не только между рабочими, но и другими классами – между интеллигентами и либералами, которые видели необходимость проведения более или менее аналогичных мер и в России.

Но все подобные меры встречали в реакционных кругах решительный отпор. Так, например, мне с большим трудом удалось провести в Государственном Совете закон о вознаграждении рабочих в случае увечий и несчастных случаев. Но закон этот был весьма урезан сравнительно с подобными же законами, существующими за границей.

Подобное положение вещей служило значительным поводом к обострению отношений рабочих и фабрикантов у нас в России и к развитию и распространению между рабочими крайних воззрений с социалистическим, а иногда и революционным оттенком.

В мое управление я значительно расширил в департаменте торговли отдел образования коммерческого и во главе этого дела поставил бывшего члена совета министра просвещения Анопуло.

Я провел через Государственный Совет положение о коммерческом образовании, благодаря которому последовало значительное расширение сети коммерческих училищ.

По этому положению я возбудил инициативу между самими промышленниками и коммерческим людом, дав им значительную инициативу, как в учреждении коммерческих школ, так и в их управлении. Вследствие этого они охотно начали давать средства на устройство и поддержание своих коммерческих училищ.

Анопуло по образованию был технолог. Я познакомился с ним, как только я сделался министром финансов, потому что он в это время был директором ремесленного училища Цесаревича Николая, а когда я после смерти Вышнеградского был назначен министром финансов, то я в то же время занял должность председателя дома призрения и ремесленного образования бедных детей в С. Петербурге, находившегося под особым покровительством Императора Александра III, так как по уставу этого дома почетным председателем его считается Государь Император.

Таким образом, я занимался этим домом, в котором было 2 училища: ремесленное училище Цесаревича Николая и женская школа Императрицы Марии Александровны.

Вот этими двумя училищами я занимался весьма ретиво и с большим удовольствием, и так как в это время директором ремесленного училища был г. Анопуло, то я тогда с ним и познакомился.

Развив сеть коммерческого образования в Россия, у меня явилась мысль устроить высшие заведения коммерческие и технические университеты в России, в форме политехнических институтов, которые содержали бы в себе различные отделения человеческих знаний, но имели бы организацию не технических школ, а университетов, т. е. такую организацию, которая наиболее способна была бы развивать молодых людей, давать им общечеловеческие знания, вследствие соприкосновения с товарищами, занимающимися всевозможными специальностями.

Мною был создан при помощи моих сотрудников устав С. Петербургского Политехнического Института, который ныне составляет одно из главных высших учебных заведений Петербурга. Этот устав был проведен не без затруднений через Государственный Совет.

В этом политехническом институте в Петербурге имеются отделения: экономическое и техническое. Это техническое отделение длится на различные отделы: на механически, отдел кораблестроения и химический.

Я относился к этому делу с полным увлечением; вследствие этого мне удалось устроить политехнический институт в смысле помещения – прекрасно. Будучи министром финансов, мне было конечно, легче, чем другим министрам иметь средства на устройство этого Института.

Должен сказать, что устройство этого Института было мною осуществлено не без различных затруднений и только благодаря моему влиянию, которым я в это время пользовался, как у Его Величества, так и в Государственном Совете, мне удалось провести это великолепное учреждение.

Явился вопрос: кого назначить директором этого Института. Нужно было назначить человека, который не возбуждал бы в высших сферах каких-нибудь сомнений, ибо, как я уже сказал, я встречал затруднения в организации и устройстве этого Института не только в смысле денежных затрат, ибо мне указывали, когда я задумаю что-нибудь такое сделать, то нахожу деньги, а когда другие просят у меня деньги на свои потребности – я скуплюсь; но кроме того я встречал затруднения и политические: мне указывали, что я устраиваю такое заведение, которое впоследствии может внести смуту; говорили: разве мало у нас университетов, и с университетскими студентами мы не можем справляться, постоянные беспорядки, а тут Витте под носом желает устроить еще новый громаднейший университет, который будет новым источником всяких беспорядков.

При таких условиях мне приходилось выбирать директора Института, относительно которого не встречалось бы сомнений. Я остановился на князе Гагарине.

Князь Гагарин – артиллерийский офицер, кончивший курс в артиллерийской академии. Он был склонен и до сих пор остался весьма склонным по своей натуре к ученым техническим исследованиям; он считался по артиллерийской части одним из лучших специалистов. Князь Гагарин человек идеальной чистоты. Мать его была статс-дамой при Императрице Марии Александровне и пользовалась самым большим почетом при дворе. Женат он на княжне Оболенской.

Жена князя Гагарина – сестра членов Государственного Совета Александра Дмитриевича и Алексея Дмитриевича Оболенских и генерала свиты Его Величества Николая Дмитриевича Оболенского, состоящего ныне при Императрице Марии Феодоровне.

На князя Гагарина, как на человека, имеющего, так сказать, ценз знаний, мне указал генерал Петров (ныне член Государственного Совета и почетный академик).

Казалось бы, все эти данные безусловно не могли бы возбуждать никаких сомнений.

Перед самым назначением Гагарина вечером был у меня Сипягин. Я сказал ему, что имею в виду просить Государя о назначении директором Политехнического Института кн. Гагарина и спросил Сипягина, какого он мнения о князе Гагарине.

Сипягин сказал мне, что Гагарина он знает близко, знает его с самого детства и про него ничего, кроме самого прекрасного, сказать не может. Одно только – это, что по натуре князь Гагарин собственно «блаженный» и поэтому, – сказал мне Сипягин, – он боится, чтобы это качество князя не повредило ему.

Князь Гагарин был утвержден Его Величеством в должности директора Политехнического Института с полной охотой. Он действительно был прекрасным директором Политехнического Института и пользовался всеобщим уважением, как среди профессоров, несмотря на то, что эти профессора имеют всевозможные ученые цензы и гораздо старше князя Гагарина, – так и среди студентов.

Вообще князь Гагарин такой человек, который не может не пользоваться уважением. Но тем не менее, даже такого человека все-таки убиенный председатель совета министров Столыпин почел нужным сделать революционером. В конце концов, его судил Сенат, и он был уволен от службы без прощения. Конечно, такое решение было заранее подсказано.

Жена князя Гагарина, близкая родственница Столыпина, весьма почтенная женщина. Как она мне говорила, она знала Петю Столыпина с детства, и когда это случилось – она мне сказала: «Вот никогда бы не думала, чтобы Петя, в конце концов, сделался таким подлецом».

Семейство кн. Гагарина, когда Столыпин выказался во всем его полицейском блеске, конечно, прервало с ним всякие сношения.

Кроме С. Петербургского Политехнического Института, в то время, когда я был министром финансов, приблизительно по тому же принципу мне удалось основать еще два политехнических института: один в Варшаве, а другой в Киеве.