Текст книги "Скандальное обольщение"

Глава 13

– Да, это самый восхитительный ужин в моей жизни!

Поднимаясь по высокой, продуваемой сквозняками лестнице, ведущей в их спальни, Изабелла тяжело облокотилась на перила, едва передвигая все еще трясущиеся ноги, погруженная в воспоминания о том, чем занималась с Блэком всего десять минут назад.

– Только представь себе, обсуждать подобные вещи! За столом не было абсолютно никаких ограничений, и как же мне это понравилось! Я никогда и не предполагала, насколько укрепляет свободный дух чувство избавления от социальных условностей. Думала, папочку хватит удар, когда Найтон и Блэк вызвали его на спор о низших сословиях.

Вполне удовлетворенная тем, что Люси поддерживала беседу, Изабелла полностью погрузилась в собственные мысли, восстанавливая в памяти сладостные мгновения, которые испытала в объятиях Блэка. Как он касался ее, целовал ее грудь. Она ощутила… такой восторг. Конечно, не стоило позволять подобного, она пошла на поводу собственных желаний. Всего один разок, умолял ее сидящий внутри демон-искуситель. Изабелла думала, будет достаточно всего лишь раз позволить себе почувствовать то, что ожидало ее в объятиях Блэка, если бы она поддалась его чарам. Однако, как и в случае с карамелькой из кондитерской, невозможно остановиться на одной.

– Разве сестра Сассекса не восхитительна? Представь себе, его сестра! – Люси покачала головой и улыбнулась. – Я вела себя с ней просто ужасно и улучила момент, когда мы оказались наедине, чтобы извиниться. Я… я не знаю, что на меня нашло.

Изабелла знала. Люси могла этого не понимать, но подсознательно ее влекло к герцогу. Достаточно ей было увидеть его с прелестной дамой, как это чувство вышло на поверхность, и кузина не смогла контролировать внезапно охватившую ее ревность.

Изабелла была счастлива за нее. Герцог мог составить замечательную партию. Прекрасную для Люси. В отличие от Блэка – полной противоположности Сассексу. Если герцог олицетворял безопасность, то Блэк являл собой воплощение угрозы. Герцог мог бы сдерживать порой чрезмерно живую натуру Люси – Блэк же провоцировал в Изабелле самое худшее.

В его объятиях она вела себя как распутница. Все, что не позволяла себе прежде, пробудилось к жизни от одного его прикосновения.

– Элизабет такая образованная, так умело поддерживает беседу. Интересно, почему она не показывается в свете?

– Возможно, ее смущает ее слепота, – предположила Изабелла.

Уж ей-то более чем кому-либо известно, что светское общество нетерпимо к слабым, тем, кто отличается от общепринятых стандартов. И хотя внешне Элизабет производила впечатление вполне приспособившейся к жизни и довольной своей долей, Изабелла знала, что у женщины может быть несколько личин. Одну она примеряет на себя на публике, ведя себя так, как все от нее ожидают, другую – подлинное лицо, отражающее настоящее «я», – обычно скрывает.

– Мы с Элизабет собираемся завтра пройтись по модным лавкам, – продолжала болтать Люси. – Ты ведь присоединишься к нам, не правда ли?

– Конечно.

Изабелла с великим удовольствием встретится с Элизабет снова, а прогулка по городу отвлечет ее мысли от Блэка и того, что произошло сегодня в библиотеке. Она открыла дверь в свою комнату, Люси проследовала за ней. Изабелла признавала, что уже несколько утомилась болтовней кузины. Сегодня вечером она была не настроена развлекать Люси. Вымоталась физически и духовно. Когда она лежала на коленях у Блэка, убаюканная его объятиями, погрузившись в исходящий от его тела жар, вдыхая мужской аромат, ей хотелось закрыть глаза и уснуть. Проснуться у него на руках. То, что он сотворил с ее телом, заставило чувствовать себя ленивой и вялой, словно лишенной костей. Когда же дворецкий постучал в дверь, эйфория моментально испарилась, сменившись ужасом. Что она наделала?

– Меня слепота леди Элизабет ничуть не беспокоит, Исси. – Люси облегченно вздохнула, опускаясь на кровать Изабеллы. – А тебя?

Возможно, пара минут, проведенных с кузиной, – именно то, что ей нужно, чтобы избавиться от мыслей о Блэке и смущавших ее чувствах. Она казалась себе ненасытной, ее тело, однажды пробужденное к страсти, требовало еще.

– Конечно нет. Ее слепота мне совсем не мешает. На самом деле я считаю леди Элизабет очень красивой и отважной.

– Да, ее глаза так прелестны, серые и таинственные, как зимнее небо. Я бы никогда не догадалась, что она слепа, потому что ее глаза… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Насколько я помню, от рождения она не была слепой.

– Да, возможно, – согласилась Люси, падая на подушки, – для меня это не имеет значения. Уверена, Элизабет составит нам весьма приятную компанию и сможет стать прекрасной подругой. У меня не так много друзей, – тихо заметила Люси.

Так же как у Изабеллы. Они были лучшими подругами. И этого всегда вполне хватало Изабелле. Она внезапно подумала о своей кузине, смотрящей на нее, лежа поперек кровати, – такой прекрасной и светской. Богатой, титулованной. Та рождена стать королевой любого бала, любимицей общества. Иметь сотню друзей и подруг. Так не случилось. Лишь несколько юных леди их возраста можно было бы назвать ее знакомыми, но не более того.

– А как герцог? – поинтересовалась Изабелла. – Твои впечатления о нем не улучшились при более близком знакомстве?

Люси густо покраснела, и лицо ее приняло оттенок ее волос.

– Ах, этот герцог Очарование! – протянула она, припомнив прозвище, которым наградили Сассекса светские красавицы. – Сложно отрицать, что он весьма привлекательный джентльмен, но совсем не тот человек, который мне нужен. – Люси, нахмурившись, отвернулась. – Он слишком вежливый. Степенный. Я хочу кого-нибудь более естественного, непредсказуемого. Готового отдаться своим желаниям, что-нибудь предпринять, чем-нибудь рискнуть, чтобы быть со мной. Как твой лорд Блэк, Исси.

– Он не мой лорд Блэк, – раздраженно возразила она.

– Разве? Он определенно казался твоим, когда вы покинули библиотеку. Заметила ли ты, что твоя прическа растрепалась, а Блэк положил свою руку тебе на талию собственническим и очень личным жестом? Нет, Исси, боюсь, он именно твой, хочешь ты того или нет. И ты будешь полной дурочкой, если с этим не согласишься.

– Да как ты можешь говорить такое? Ты ничего не знаешь о Блэке! Я ничего не знаю о нем!

– А что тут знать? Он граф, богат, безумно влюблен в тебя. И желает тебя. Каждый его взгляд свидетельствует об этом. Он не может оторваться от тебя. Да он практически пожирал тебя глазами во время ужина.

– Я не знаю его, Люс. Ни его прошлого, ни будущего, ни его дум, ни мечтаний. Не представляю, какой он на самом деле человек. Между нами нет ничего, кроме странной и в достаточной степени тревожащей меня вспышки желания, – ответила Изабелла, кусая губы.

Не в силах устоять на одном месте, она принялась ходить по комнате. Люси внимательно наблюдала за ней с кровати, удивленно склонив голову.

– Исси, думаю, тебе лучше рассказать мне, что случилось в библиотеке.

Никогда! Ах, она никогда не признается ни единой живой душе, как бесстыдно вела себя. Боже, ей даже не пришло в голову отклонить его предложение. Он трогал ее там, и она не воспротивилась, наоборот, просила еще, ободряла его своими стонами, страстными вздохами, более подходящими портовой шлюхе.

Он обольщал неспешно, постепенно и ой как соблазнительно задирая юбки. Блэк дал ей кучу времени, чтобы отказаться, но она этим не воспользовалась. Ни разу. К тому моменту, когда он развернул ее к себе лицом, все ее нравственные самоувещевания испарились, и опасное немыслимое поведение подстегнул отчетливый голос желания. Она хотела его. И он дал ей это, и даже больше.

Это произошло так… освобождающе. Ей понравилось чувство быть желанной другим человеком столь яростно и безрассудно. Теперь же, после того как все закончилось, Изабелла испытывала ужас от легкости своего падения. И боялась не только этого. Ее пугало то, чем она стала. Страшило, что, подобно матери, способна думать лишь о следующей встрече с ним, о его обжигающих прикосновениях.

– Ох, Исси, – раздраженно заметила Люси. – Только посмотри на себя. Готова протереть своими ногами ковер до дыр. Ради всего святого, ты не отправишься в ад из-за нескольких поцелуев и невинных ласк.

Неуважительное высказывание Люси возмутило ее. Как она может так легко воспринимать то, что буквально разъедало ее изнутри?

– И не смотри на меня так! – воскликнула Люси, когда Изабелла присела, не сводя с кузины глаз. – Тебе вполне позволительно испытывать симпатию к лорду Блэку. Он красивый, таинственный мужчина. Осмелюсь даже назвать его мечтой любой женщины. И он желает тебя. Как можно это отрицать? Как можно от этого отказываться? Если бы какой-нибудь мужчина хотел меня с такой страстью, – продолжала Люси, – я бы не задумываясь приняла то, что он предлагает.

– Да, ты и тебе подобные способны на это. Другие нет.

– Что ты имеешь в виду, говоря «я и мне подобные»? – вскричала Люси, подскакивая на кровати. – Это настоящее оскорбление!

– Я говорю о свойственном аристократии пороке поступать так, как заблагорассудится, не задумываясь о последствиях. Однако простые люди, такие как я, не могут себе этого позволить, в противном случае все закончится очень печально.

– Ах, только не надо использовать в разговоре со мной этих оправданий, Изабелла. Ты сама ведешь жизнь аристократки, и она тебе по душе. Ты не имеешь права задирать на нас нос. А кроме того, какое это вообще имеет ко мне отношение – мы говорим о Блэке и том, что он делает с тобой. Ты всего лишь маленькая испуганная мышка, боишься взять то, чего тебе так хочется. Я в жизни бы так не поступила.

– Потому что ты испорченная! – разъяренно возразила Изабелла, сама не понимая, откуда взялся этот внезапный приступ гнева. Она лишь почувствовала, как что-то внутри ее взорвалось и выплеснулось, словно морской прибой о скалистые камни. – Ты думаешь только о себе, о своем собственном удовольствии. Тебя не заботит, что случится и что кто-нибудь может пострадать оттого, что ты потворствуешь своим желаниям!

– Да как ты смеешь! – воскликнула Люси. – Значит, вот что ты обо мне думаешь? Ругаешь меня потому, что я следую голосу своего сердца? Думаешь, я слепа в отношении Сассекса? Что же, тебе следует чаще смотреться в зеркало, Изабелла, ибо ты поражена той же слепотой! Блэк хочет тебя и ты хочешь его! Ты просто слишком напугана, чтобы позволить себе принять это. Ты все еще та бродяжка из Йоркшира, забившаяся от страха в свою норку, отказывающаяся наслаждаться жизнью из-за того, что твоя мать сотворила со своей собственной судьбой.

– И что дальше? – не сдерживаясь, крикнула Изабелла, когда они сошлись лицом к лицу, осыпая друг друга бранью. – Я уступлю ему, а он устанет от меня и бросит. Моя репутация будет запятнана. Нет, я не могу этого позволить. Мне не нужно то, что он предлагает. Лучше уж я останусь трусливой йоркширской бродяжкой. По крайней мере, я знаю ее. А та личность, которую ты хочешь из меня слепить, – жалкое создание, живущее исключительно ради собственного удовольствия, отдаваясь едва знакомому мужчине, – мне неизвестна.

– Ага, а то, что предлагает тебе Уэнделл Найтон, лучше? Да он даже не соизволил поприветствовать тебя надлежащим образом или сопроводить к столу! Ты растрачиваешь себя на мужчину, которому нужна только потому, что способна улучшить его общественное положение и открыть перед ним закрытые прежде двери.

Ее слова разили наповал, подобно удару острого кинжала прямо в сердце. И, несмотря на испытываемую боль, Изабелла сознавала, что кузина права. В каком-то смысле и Найтон, и она сама использовали друг друга.

– Зачем ты портишь себе жизнь? Боже мой, – гневно продолжала Люси, – ты получила то, что доступно совсем немногим в этом мире. Тебе дали второй шанс, и ты готова растратить его на нечто холодное, расчетливое и безопасное!

– Нет ничего плохого в том, чтобы стремиться к безопасности.

– Это неправильно, Исси, – убеждала ее Люси. – Нельзя продавать свою душу за комфорт и безопасность вместо того, чтобы дарить ее мужчине, которого ты хочешь.

– Ты можешь думать так, потому что никогда не беспокоилась ни о чем более существенном, чем сумма денег «на булавки» и возможность ее увеличения, чтобы купить все, что угодно. Ты можешь отдать тело и душу ради удовлетворения своих чертовых прихотей, потому что глубоко внутри осознаешь, что твой отец обладает влиянием и властью. Он может сделать любого мужчину твоим. В моем случае все совсем иначе.

– Неправда, и ты упрямо отказываешься это замечать. Ты предпочитаешь трусливо прозябать в своей фальшивой безопасности, а не жить в полную силу. Да ты чуть не погибла и вот получила еще один шанс, который отказываешься использовать. Тобой управляют страхи прошлого.

– Возможно, если бы ты знала, что такое нужда, а не получала все блага мира на серебряном блюдечке, представляла бы, каково это – не иметь ничего, и поняла бы мои чувства. Однако ты в своей обычной манере переводишь разговор на то, что бы сделала на моем месте, что чувствовала бы, если бы была мною. Пойми, ты – не я, и никогда-никогда не узнаешь, что значит расти так, как росла я.

– Так вот что ты действительно обо мне думаешь! По-твоему, я испорченное, избалованное, эгоистичное и неблагодарное существо.

– Да! – выкрикнула она и немедленно захотела взять свои слова обратно. – О нет, Люси, не совсем…

Разъяренное выражение лица кузины заставило Изабеллу потянуться, чтобы успокоить ее, однако Люси, сверкнув изумрудными глазами, отмахнулась от нее и побежала к двери.

– Знаешь что, Изабелла, ты ведь тоже совсем не понимаешь меня. Ты гораздо более избалованная и испорченная, чем я, потому что отказываешься от того, к чему я стремилась всю жизнь, от того, что предлагает тебе Блэк. И послушай меня, я почти ненавижу тебя за то, что ты готова отбросить это ради равнодушного уважения и едва заметного влечения со стороны Уэнделла Найтона. Тебе достался бесценный дар, который невозможно купить ни за какие деньги, – подлинное желание, осмелюсь сказать, любовь. Мой дорогой папочка, – яростно прошипела она, – не способен купить мне этого.

Изабелла аж подпрыгнула на месте, когда Люси с силой захлопнула за собой дверь, и в отчаянии упала на пол, отдавшись нахлынувшему на нее потоку слез.

Люси не права. Она ничего не понимает, особенно Блэка, и ее страх перед неукротимой страстью. Страсть погубит женщину, у которой нет ничего за душой. Она уже насмотрелась подобного. Жила в таких условиях. Люси всячески оберегали, богато одевали и кормили. Если ей было холодно, слуга разжигал камин. Когда же мерзла Изабелла, ей ничего не оставалось, как попытаться укутаться ветхим одеялом. Они не могли позволить себе зажечь огонь в жалком очаге, потому что очень часто у них оставался лишь один или два кусочка угля, которые надо приберечь, чтобы приготовить еду.

Нет, Люси не знала, что значит долго испытывать нужду и страдания. Утирая слезы, Изабелла думала о своей кузине, о боли, пустоте и одиночестве, затаившихся в глубине ее изумрудно-зеленых глаз. И внезапно осознала, что за праведным гневом скрывалась боль глубоко страдающей молодой женщины. Она всегда присутствовала в ее взгляде, порой неявно, мимолетно, Изабелла подмечала ее не раз, а сегодня вечером все встало на свои места.

Люси действительно понимала, что такое грусть. И боль. Отчаянное стремление достичь того, что не суждено обрести.

Они собрались на хорах небольшого масонского храма, куда не доходил свет горящих свечей и где притаились мрачные тени. Серые кольца дыма от воскурения церемониальных благовоний клубились в воздухе, пропитывая одежду и волосы. Под ними простиралось основное помещение храма, где находились члены ложи, окружавшие кандидата, которому предстояло пройти посвящение и получить свой первый градус.

Распорядитель церемонии подошел к тому месту, где, в черных брюках и белой рубашке, стоял Уэнделл Найтон. Его уже лишили сюртука и галстука, в данный же момент изъяли все наличные деньги. Его рубашка была распахнута, грудь обнажена. Потом ему надели повязку на глаза и затянули на шее веревку. Прямо к сердцу приставили острый меч, и Найтон поклялся свято хранить секреты Братства, никому не рассказывать о тайных церемониях, рукопожатиях и паролях.

Блэк помнил, как сам приносил свою клятву. Его отец был мастером церемоний и в действительности проколол лезвием меча кожу на груди своего сына. Блэк явственно ощущал, как теплая кровь течет по его груди и животу. Его посвящение стало не просто торжественным получением первого градуса. Принятие в ложу – символическое отражение обетов и клятв, взятых им на себя. Он был обязан не только хранить тайны ложи, ему предстояло гораздо большее.

Позднее его отвели в древнюю пещеру, в которой некогда собирались на свои тайные встречи рыцари-тамплиеры. Здесь его раздели по пояс и положили на каменную плиту. Его обступили братья, среди которых был отец, старый герцог Сассекс и маркиз Элинвик. Подле маркиза стоял его сын Иэн, наблюдавший за предстоящим действом. Он уже прошел церемонию посвящения в первый градус и был заклеймен.

Когда отец повернулся, чтобы взять рукоятку клейма с раскаленным докрасна металлическим наконечником, Иэн наклонился вперед, делая вид, что шепчет вслух слова священного вступительного ритуала Братства Хранителей.

– Оно припечет твою кожу, как дьявольский язычок, – едва слышно пробормотал он. – Лежи спокойно и молча терпи. Все быстро закончится. Если будешь сопротивляться, они специально затянут церемонию. Они хотят сделать из нас мужчин, могучих душой и телом.

Иэн вернулся к остальным, и Блэк продолжал смотреть на него, не сводя взгляда с голубых глаз Синклера, который в свои шестнадцать был уже крепко сбитым парнем с мускулистой мужской фигурой. В этот момент Блэк понял, что Иэн боролся, возможно, даже кричал и пострадал от того, что сделали с ним трое убеленных сединами мужчин, полных абсурдной решимости исполнить древний варварский ритуал.

– Кандидат готов, – громко и отчетливо провозгласил Иэн.

Он не смотрел по сторонам, продолжая удерживать зрительный контакт с Блэком, оказывая молчаливую поддержку в предстоящих испытаниях. Пятнадцатилетний юноша – он был на год младше Синклера – сомневался, что тот сильнее. Во взгляде Иэна было нечто одновременно успокаивающее и пугающее. Блэк не дернулся и не закричал, когда клеймо с шипением коснулось его груди. Не поморщился, не отворотил нос от запаха поджаренной плоти и горящих волос. Как и Синклер, который был приучен к боли.

Блэк стиснул зубы, продолжая смотреть Иэну в глаза, и взгляд его друга был тем якорем, за который он держался, чтобы вытерпеть ужасную боль клеймения.

– Еще раз, – торжествующе заявил старый герцог Сассекс, проклятый садист. – Он не кричал. Он ведет себя так, будто выше нас, выше боли, выше Бога.

Взгляд Синклера впервые затуманился. Иэн кричал во время испытания и был наказан. Думая спасти Блэка от мучений, выпавших на долю его самого, он предупредил друга, а теперь осознал, что стоящие рядом с ним истуканы в белых мантиях с красным крестом накажут испытуемого за то, что тот не кричал и скрыл боль.

Блэка заклеймили еще раз, на этот раз отец его самолично приложил раскаленный металл к его обнаженной груди и удерживал несколько невыносимых секунд. Лишь когда Джуд вскрикнул и попытался избавиться от пут, стягивающих его запястья и плечи, отец опустил клеймо.

– Он благороден, – провозгласил отец.

– Клянись! – прорычал Сассекс, и Блэк с трудом смог произнести слова, прорваться сквозь окутывающую его черную пелену боли.

– Никогда не рассказывай о том, что знаешь. Никогда не говори, кто ты. Никогда не теряй веры в свое предназначение, ибо Грядущему Царствию понадобишься ты и сыновья твои.

Символ этих слов больше не обжигал его плоть, хотя они горели у него в голове. Блэк не мог и представить, что ему придется провести через это сына, отдать его в руки высокородной шайке лучших английских фамилий. Он не мог даже предположить, что Изабелла добровольно доверит ему своего ребенка, чтобы того мучили раскаленным железом, – да одобрит ли она вообще саму идею того, чтобы ее сын, ее плоть и кровь, вступил в Братство Хранителей.

– Им обошлось все очень легко, да? – пробормотал Элинвик, наблюдая за посвящением Найтона. – Если бы они имели хоть малейшее представление о том, что пришлось вынести нам, бежали бы прочь без оглядки. – Элинвик презрительно фыркнул. – Все они трусы. От них не стоит ожидать ни верности, ни веры. Масонство превратилось в еще один великосветский клуб, повод встретиться, закурить сигару и побаловать себя хорошим ужином. От старых традиций ничего не осталось. В Братство вступают ради того, чтобы разнообразить досуг. Дилетанты.

– Думаю, как раз они вполне нормальны, – возразил Блэк. – Это мы трое сумасшедших. Наследие наших отцов.

– А Найтон из них самый большой дилетант. – Элинвик с отвращением сплюнул. – Он здесь только потому, что нам необходимо не сводить с него глаз. Пришлось пойти на это.

– Как случилось, что Найтон настолько угрожающе близко подошел к правде? – пробормотал Сассекс.

– Не знаю, – ответил Блэк, прислушиваясь к тому, как Найтон повторяет свои клятвы.

– Надеюсь, ты не болтал языком, Блэк?

– Если ты намекаешь на то, что я рассказал обо всем Изабелле, катись-ка ты к черту, Элинвик. Возможно, мне и не нравится делать то, что я вынужден делать. Может, я и не верю в эти чертовы реликвии, но я дал слово. И уж точно верю в свою клятву чести. Я не говорил с Изабеллой ни о чем из того, что мне известно.

– Тогда откуда Найтон узнал об этом?

– Повторяю, не знаю. Кто убил Алису Фокс? Не знаю. Кто написал ей письмо на масонском бланке? Не знаю! – прорычал Блэк.

– Мы не можем медлить, – потребовал Элинвик. – Нам надо найти чашу и медальон. Будь я проклят, но мне очень хотелось бы узнать, откуда Найтон разнюхал столько о медальоне и том, что в нем спрятаны зернышки яблока из садов Эдема.

– А мне гораздо больше интересно, откуда он взял, что зерна, смешанные в чаше с кровью девственницы, даруют всеобщие знания и бессмертие, – негромко заметил Блэк. – Только подумайте о последствиях того, что может произойти. Человечество навсегда изменится и будет погружено во тьму и грех змеем, соблазнившим Еву на грех.

– Что ты узнал от Люси, Сассекс? – поинтересовался Элинвик.

– Ничего. Она истово отрицала, что ей известно о «Доме Орфея». Кого-то защищает, – проворчал он. – Кого-то, о ком сильно заботится, поскольку держит его тайну столь близко к сердцу.

– По крайней мере, свиток в безопасности, – напомнил им Блэк. – Это дает нам преимущество во времени, пока мы будет искать замешанных в похищении лиц. – Взглянув на дюжину братьев масонов, столпившихся внизу, граф внимательно осмотрел каждого. Лорды и политики, врачи и адвокаты, они принадлежали к разным сословиям, и, в отличие от Стоунбрука, Блэк сознавал, что за всем этим черным делом вполне мог стоять аристократ. Но почему? Каковы его мотивы? В головоломке не хватало ключевого звена.

– Я собираюсь пойти в музей, – сообщил всем Элинвик. – У меня такое чувство, что Найтон на что-то случайно натолкнулся в Иерусалиме.

– А я навещу коттедж мисс Фокс, – сказал Блэк. – Она утверждала, будто уничтожила письмо, однако, возможно, мошенница мне солгала.

Сассекс кивнул, постукивая пальцами по мраморной балюстраде.

– Я останусь и прослежу за Стоунбруком. Мы не можем отрицать, что Люси каким-то образом замешана в деле. А может быть, и сам старик маркиз – что, если он держит дома масонские бланки?

– А потом надо поехать в «Театр Адельфи», чтобы разузнать относительно клуба.

– Найтон проведет ночь в ложе, предаваясь медитациям в темноте. Нам представился прекрасный шанс продолжить расследование, зная, что он здесь и не увяжется за нами.

Молчаливые, как привидения, и невидимые, как бесплотные духи, трое друзей скользнули во тьму и пропали, призываемые древним долгом отыскать реликвии и сохранить их от жадных людишек, желавших использовать святыни на благо своих темных дел.

– Завтра в парке. Встретимся на Роттен-Роу,[39]39
  Роттен-Роу – знаменитая аллея для верховой езды в Гайд-парке.


[Закрыть] пусть все выглядит как случайное совпадение, – предложил Элинвик. – Мы должны постараться, чтобы нас нечасто видели вместе. За нами могут наблюдать.

– Я приеду в карете и возьму с собой Элизабет. Будет выглядеть более естественно, если не все мы окажемся верхом на лошадях.

– Проклятье, старик, не надо вмешивать ее в это паршивое дело! – прорычал Элинвик. – Она слишком хрупкая, слишком… ну, ты должен о ней заботиться.

– Она оказалась вовлечена в это со дня своего появления на свет. С того времени, как мой отец рассказал ей тамплиерах. Кроме того, ей прекрасно удалось выудить информацию из Найтона и отвести разговор от наших семей, когда этот пронырливый историк подобрался слишком близко к сути проблемы. Стоит ей только обнаружить, куда я иду и что собираюсь делать, ее не остановишь. Думаю, ты знаешь, насколько она упряма.

Сассекс сотрясал словами воздух, потому что Элинвик уже успел удалиться. Блэк взглянул на него, пожал плечами и направился в другую сторону, к черному ходу, ведущему из здания. Он не хотел, чтобы кто-нибудь его увидел. Ему необходимо было беспрепятственно обыскать дом Алисы Фокс. Блэк сознавал, что за ним следит кто-то из ложи. Более чем когда-либо ему следовало держаться подальше от Изабеллы – ради ее собственной безопасности. Правда, она уже замешана в эту историю. Его инстинкты предупреждали, что, если он просто отстранится от нее, это не сильно поможет. Будь он уверен, что, избегая Изабеллы, он убережет ее, решительно обходил бы девушку стороной, пока бы все не разрешилось. Но убийство Алисы Фокс и имя Изабеллы, намеренно упомянутое в том письме, заставляли насторожиться. Изабелла нуждалась в его защите. Его любовь могла ее спасти. Во многих смыслах.

Церемония подходила к концу. Тишина оглушала его, слепота лишала возможности ориентироваться в пространстве. Наступила финальная часть посвящения. Часы размышлений в темноте. А потом они придут за ним, развяжут и возродят к свету. Масонские ритуалы происходили от обрядовой практики тамплиеров, и Уэнделл Найтон глубоко вздохнул, сосредоточившись на том, что так давно желал.

Дверь в храм ложи с шумом распахнулась, послышалось звонкое эхо шагов, возвращая Уэнделла к тому весьма тревожному факту, что он здесь один, связанный, с повязкой на глазах.

– Вставай и иди.

Он потрясенно замер, услышав позади себя чей-то голос.

– Кто здесь? – спросил Найтон, ему ответом было молчание. Он почувствовал, как его подняли с места, где он стоял на коленях, и куда-то поволокли. Спотыкаясь, ничего не видя, Уэнделл с трудом держался на ногах. – Куда вы меня тащите?

– Заткни свою чертову пасть.

Кто-то невидимый вел его за собой в темноте через продуваемые всеми сквозняками повороты и переходы, ослепленного, со связанными руками, с веревкой на шее, управляя им, словно упряжной лошадью.

Это не было частью церемонии посвящения. Найтон знал точно.

– Куда вы меня ведете? – требовательно спросил он, но безответно.

Он сильно нервничал, пот лил с него градом. Ему очень не нравилось это чувство. Опасность. Найтон подумал, что это могло быть делом рук Блэка. За ужином графа окружала зловещая атмосфера. Несколько раз Уэнделл замечал, как хозяин внимательно на него смотрит. Его странный взгляд мог заставить человека занервничать, и, честно говоря, Найтон испугался. В глазах Блэка застыла очевидная неприязнь… неприязнь и очень сильный гнев.

По пути от дома Блэка в ложу, сидя в карете, Найтон задавался вопросом, что такого он мог натворить? Блэк согласился выступить его поручителем, однако переложил на Стоунбрука ответственность за его масонское образование и подготовку к получению первого градуса.

Изабелла. Каким-то необъяснимым образом он чувствовал, что все это имеет к ней прямое отношение. Уэнделл видел, как Блэк бросает на нее оскорбительные взгляды, пожирая глазами низкий вырез ее декольте. Она не должна была надевать на себя такой наряд. Изабелла прекрасная и чистая, а сегодня вечером она была одета словно куртизанка. Он настолько рассердился, увидев ее, настолько разгневался, что даже не поприветствовал, опасаясь не сдержаться.

Подобные платья хороши для дамского будуара, где их может увидеть только муж. Она открыла всем свое роскошное тело, кремовые холмики грудей, и он едва не схватил ее за руку и не вывел из комнаты. Однако здесь неизменно присутствовал Блэк, наблюдающий за каждым его шагом. И Стоунбрук. Маркиз вполне определенно дал ему понять, что любит свою племянницу и высоко ставит ее счастье и безопасность. Найтон не мог себе позволить дурное поведение на глазах у строгого дядюшки Изабеллы. Женитьба на Изабелле откроет перед ним много дверей – больше, чем он мог надеяться в своих самых смелых мечтах. А кроме того, очень удобно и совсем не сложно иметь такую супругу, как она. Красива и застенчива. Ей так легко угодить. Весьма послушна и не будет жаловаться на то, что ее будущий супруг посвятит себя погоне за знаниями. Да, она выглядела удивленной и, возможно, немного расстроенной, узнав, что он собирается снова отправиться в путешествие на Восток, однако не посмеет ему противоречить. Она знает свое место. Именно такую жену он всегда хотел. С ней будет приятно разделить супружеское ложе. Конечно, его аппетиты, по сравнению с другими мужчинами, весьма умеренны, но сегодня вечером он неожиданно ощутил возбуждение, увидев Изабеллу в наряде чертовой шлюхи.

Во всем виновата ее кузина – безрассудная, импульсивная Люси Эштон. Сколько раз он проклинал ее и все с ней связанное. Она была воплощением именно той аристократии, которую низшие классы, как Стоунбрук назвал его и ему подобных, презирали. Несносная девчонка жила исключительно ради собственного удовольствия и не чувствовала вины за то, что владела всем, тогда как у миллионов не было ничего.

Найтон поднялся из самых низов. Даже мысль о том, чтобы вступить в брак с леди из общества, вызывала у него отвращение. Но он встретил Изабеллу. Голубой крови и самого простого происхождения, со скандальным прошлым, которое тщательно замалчивалось. Уэнделл немедленно решил сделать ее своей женой. Благодаря возможным пожертвованиям и знакомствам Стоунбрука Изабелла сможет поспособствовать расцвету его научной карьеры, ему же самому не придется поступаться жизненными принципами. Изабелла выросла в бедности и тяжелых условиях. Она будет благодарна – и счастлива – любой малости. Он поведет себя любезно и доброжелательно. Позволит ей – в определенных пределах – читать дурацкие готические истории, которые ей так нравятся, убедившись, что они не испортят ее представлений об их будущем браке. Да, надо быть осторожным, ибо очень часто после знакомства с этими дешевыми бульварными романчиками у женщин появляются абсолютно ошибочные идеи о том, каким должен быть супруг. Глупые любовные романы, презрительно думал Найтон, продолжая свой путь.