Текст книги "Разум и чувство"

Глава 25

Подплывая к берегу, подготовившись к выходу, Джулия послала служанку смотреть, когда выйдет мистер Фолс. Ей очень не хотелось с ним сталкиваться и снова выслушивать его язвительность. Тем более, после произошедшего между ними, она просто не знала, чего ждать от подобного человека. Он вполне мог прилюдно оскорбить её, унизить или высмеять, а она бы не стала этого терпеть. И всё бы закончилось не слишком хорошо для отношения к ней окружающих. Ведь, пробыв на корабле всего ничего, из-за этого человека она уже заслужила репутацию вздорной, упрямой, скандальной женщины, которая суёт свой нос куда не следует. Что бы ни говорила Мери, но и Джулия была не глухой и не слепой, чтобы не слышать и не видеть, как изменилось отношение к ней этой небольшой группки пассажиров за столь короткое время.

Мистер Фолс сошёл одним из первых в полном одиночестве, торопясь и, как заметила Мери, слегка прихрамывая. Последнее доставило Джулии чувство удовлетворения. Теперь она надеялась, что они будут общаться исключительно на расстоянии и по вопросам совместных дел. Но ещё было бы лучше не общаться вовсе, ни по каким делам.

Однако в порту её настроение омрачилось: на её вопросы о поездке в Париж водители дилижансов её хором отговаривали, ссылаясь на нездоровую обстановку и восставшую национальную гвардию. Золото, предлагаемое ею, зажигало алчностью их глаза. Но благоразумие и желание жить останавливало их.

– Если в вас заподозрят шпионов – хоть версальцев, хоть федералистов – вас расстреляют, как два месяца назад КлементаТома и Леконта. И не посмотрят, что вы дамы, – заявил Джулии и её служанке почтовый служащий.

– Но ведь эти господа были генералами и командующими национальной гвардии, – возразила Джулия. – А генерал Леконт вообще отдал приказ стрелять в безоружных людей. Мы же к войскам не имеем отношения. Мы гражданские.

– Но Клемент Тома вообще был ни при чём, – в свою очередь возразил служащий, с подозрением глядя на Джулию. – Он уже к тому времени не командовал.

Служащий помолчал, оглядывая дам.

– Да и, при всём уважении, мадемуазель, уж очень вы много знаете для приезжей англичанки. Уже одно это может возбудить подозрения.

– Мой брат ведёт дела с вашими банкирами. И он должен знать, что к чему, иначе прогорит. А я спрашиваю у него, – прямо глядя в глаза служащему, ответила Джулия.

– И зачем вам вникать в политику? Неженского ума это дело.

– Но всё время рассуждать о платьях или бантах, о прыщах на лице соседей или пудинге хозяйки приёма – это так скучно. В мире происходит столько интересного, к чему мужчины прикладывают руку, а женщины даже не могут просто этим интересоваться?

– А что тут интересного? Война – это не прогулки в парке.

– Но разве это настоящая война? Да и не собираемся мы принимать участие в сражениях. Мне просто надо попасть в Париж, – теряя терпение, но всё ещё сохраняя на лице любезное выражение, говорила Джулия.

– Не хочу брать ответственность за вас, если с вами что-то случится в дороге. Моя совесть не выдержит подобной ноши, – вещал он. Джулия со вздохом прибавила ещё несколько кредитных билетов. – Ладно, дамы. Хотите лезть к чёрту в пекло – дело ваше, – махнул рукой служащий. – Уж зачем вам это надобно – ума не приложу, – заявил он. – Благодарение Тейссу, почта у нас работает, как часы. Чего не скажешь о Риго и его полиции. Говорят, Совет коммуны издал какой-то декрет, чтобы все граждане от семнадцати до сорока обязательно служили в национальной гвардии. Но в Париже наплевали на полицию, и у федералистов в гвардии людей не прибавилось. Держитесь за ваши кошельки, пока будете ехать по Франции. Будут у вас места в почтовом дилижансе. С несколькими остановками до Парижа вы доберётесь. А там уж – храни вас бог. Потом расскажете, кто и чего там опять не поделили. Париж от немцев спасать надо, а они между собой грызутся…

И, проделав необходимые формальности, он проводил их к дилижансу, на ходу сетуя на жестокий мир, неблагодарных соотечественников и сумасшедших леди, готовых лезть в пекло непонятно для чего.

Однако через день его ждало новое потрясение: миловидный светловолосый запыхавшийся англичанин со слугой тоже спрашивал место до Парижа. В полном удивлении почтовый служащий начал было рассказывать ему про ситуацию во Франции вообще и в Париже в частности. Но, не дослушав душераздирающую историю о двух расстрелянных генералах, курьёзных перипетиях парижского форта Мон-Валерьян, пушках на Монмартре и нейтральных северных и восточных фортах, бывших в руках Бисмарка, молодой англичанин его перебил вопросом о своей соотечественнице, которая могла приплыть днём раньше, сопровождаемая служанкой.

– Да, сударь, – ответствовал служащий, косясь на ассигнацию в руках странного англичанина. – Была здесь молодая мадемуазель. Весьма решительная дама. И что подозрительно, в курсе наших французских дел.

– Её брат деловой человек, – нетерпеливо наугад бросил Ричард. Служащий кивнул: дама ответила так же. Ричард перевёл дух: он не был уверен, что могла сказать Джулия.

Успокоившись на счёт благополучного окончания плавания и присутствия девушки на континенте, Ричард уже более спокойно слушал разглагольствования словоохотливого служащего. Однако по мере продвижения повествования его потихоньку охватывала паника: судя по всему, в Париже всё идёт к новой революции. А это совершенно не подходит благородной девушке: бог знает, как всё повернётся. Смерть уже не была абстракцией, а вполне реальной возможностью. С островов события во Франции виделись более спокойнее. Нужно любыми средствами догнать эту неугомонную девицу и не дать ей въехать в осаждённый Париж. Чёрт с ними, с убытками! Если преисполненная ответственности и обязательности она попадёт под пулю, ей деньги точно не понадобятся. В своём беспокойстве Ричард забывал, что от Джулии зависели не только деньги и банкиры, их ссужавшие или на ней зарабатывавшие, но и люди: те, кто работал на её заводах, те, с которыми она заключала контракты, те, которым она поставляла каменный уголь, железную руду, медь, свинец, цинк, для которых разведывала месторождения каменной соли, олова, держатели акций её предприятий, некоторые из которых жили исключительно на дивиденды с этих ценных бумаг. Да и её родные, в конце концов. Стараясь не терять головы от беспокойства, он потребовал почтовых лошадей, и пока их ждал, наскоро пробежал глазами свежие газеты. То, что он прочёл в них, не доставило ему успокоения и, понукая ворчащего слугу, он галопом кинулся догонять неспешно ехавший дилижанс, опередивший его, однако, на несколько часов.

– Всегда говорил, что англичане сумасшедшие, – бормотал служащий, пересчитывая ассигнации. – Чёртовы иностранцы. Чтоб вам пусто было…

Но «чёртовы иностранцы» его не слышали, несясь во всю прыть по пыльным дорогам и пугая пробегавших зайцев.

Глава 26

А в это время в Лондоне разыгрывались не менее душераздирающие сцены, достойные как пера трагиков, так и пера сатириков.

Наспех нацарапанное сумбурное письмо Ричарда, посланное со слугой, переполошило миссис Баттон. Более обстоятельное, спокойное и всё объясняющее послание, написанное с борта парохода, было еще в пути. Как и миссис Баттон. Пылая праведным гневом, потрясая письмом и молитвенником, она прорвалась к сэру Сворду, у которого в то время копошилась Милисент.

– Милостивый сударь! – возопила она, тыча рукой с письмом Ричарда в Милисент. – Что это такое? Что это значит?

Сэр Сворд, на которого снизошло новое развлечение, не мог не съязвить:

– Любезная мадам, это ваша дочь. Или вы её не узнали? – И он удобнее устроился в кресле, чтобы наблюдать очередной спектакль.

Мадам, понемногу приходя в себя, с достоинством обмахиваясь письмом, презрительно бросила:

– То, что эта женщина – моя недостойная дочь, это я вижу. Как и то, что она весьма легкомысленно ведёт себя с неженатым мужчиной. Хоть и почтенных лет. – Сэр Сворд недовольно скривился при намёке на свой возраст, а миссис Баттон удовлетворённо кивнула. – Но к этому я ещё вернусь. Я хочу спросить, что за блажь, что за дикая идея пришла в голову вашему сыну устроить за моей спиной помолвку с моей дочерью?

– Что? – одновременно воскликнули сэр Сворд и Милисент. Сам пожилой джентльмен аж привскочил с кресла. А Милисент чуть не упала в изумлении от подобной новости.

Оттолкнув услужливые руки девушки, пожилой джентльмен проворно подскочил к миссис Баттон и чуть не вырвал письмо из её рук. Пробегая короткое послание к матери девушки глазами, он всё более впадал в изумление. Из бессвязных восклицаний, непоследовательных фраз и частью недописанных слов можно было сделать вывод, что мистер Сворд и мисс Баттон зачем-то сбежали во Францию, чтобы там объявить о помолвке, причём сама мисс Баттон о том не знает. Мистер Баттон, блаженной его памяти, был не прав, отец Ричарда – старый осёл – может поступать, как хочет, Милисент – катиться ко всем чертям с его наследством или без оного. А Париж полон похотливых мужчин, которые устраивают баррикады и воюют с правительственными войсками.

Не отрывая глаз от столь оригинального послания, сэр Сворд, не глядя, сел в первое попавшееся кресло. Потрясение было слишком велико, чтобы он стал придерживаться условностей и хорошего тона, указав на возмутительное поведение миссис Баттон, ворвавшейся к нему в неурочное время без предварительного приглашения или уведомления.

Глядя на его лицо, миссис Баттон окончательно пришла в себя и чопорно села на краешек кресла, благопристойно сложив руки на коленях.

– Я хотя и не баронесса, не маркиза, не графиня, – скучным голосом начала она. – И тем более не герцогиня, однако, правила приличия я соблюдаю. Что такое моральный долг – я знаю. – Сэр Сворд, не отрываясь от письма, которое перечитывал уже в третий раз, хмыкнул. Не обращая на его иронию внимания, миссис Баттон продолжила: – Поэтому, несмотря на ваше высокое происхождение, на мнение лично о вас в обществе, я не собираюсь предоставлять свою дочь в вашу семью. Я не хочу, чтобы она вошла в ваш дом, в ваш вертеп как жена вашего сына.

Сэр Сворд поднял глаза от письма, пытаясь найти в нём что-то осмысленное для себя, и внимательно посмотрел на миссис Баттон.

– Вы считаете наш дом вертепом, сударыня? – Он с сомнением оглядел строгий наряд дамы и её постную физиономию. – Но в обществе нас считают… – заносчиво начал он.

– Простите, сударь, – надменно перебила его миссис Баттон. – Можете утверждать всё, что угодно о вас и о вашем доме. Но я думаю, сэр, что подобное место – не для девушки воспитания моей дочери. – Она бросила гневный взгляд на Милисент. Та упрямо вздёрнула подбородок. – Несмотря ни на что. Тем более, что у неё не такое уж высокое происхождение, чтобы, после того, как она вошла в ваш дом, сэр, её считали приличной девушкой. В нашем кругу честь девушки ценится выше, чем в кругу титулованных особ. И то, что в вашем обществе может называться эксцентричностью и чудачеством, среди моего окружения считается недопустимой вульгарностью, порочащей благопристойность скромной английской леди. Прошу прощения за резкость моих слов. Но у моей дочери есть только её честное имя. Этого мало для хорошего замужества, но если не будет и его, то моя дочь будет покрыта позором навечно, а вместе с ней и вся наша семья.

– Вы странные вещи говорите, сударыня, – холодно сказал сэр Сворд, медленно складывая письмо сына. – Я не понимаю вас.

Миссис Баттон поудобнее устроилась в кресле, но по-прежнему сидела прямо, будто проглотив палку, и её сложенные руки благопристойно покоились на коленях.

– Я и мои дочери никогда не выходили из дома без сопровождения, сэр. Причём, сопровождение гувернантки – это, так сказать, ширма. По крайней мере, так считают в нашем кругу. Сопровождать должен брат или отец, упокой господь душу мистера Баттона. – Миссис Баттон набожно подняла глаза к потолку. Затем перевела суровый взгляд на сэра Сворда. – И именно так было всё время, пока мои дочери не столкнулись с вами и вашим сыном, сэр. Мой несчастный муж просто из ума выжил, когда решил познакомить вашего сына с моей дочерью. Благодарение богу, что тогда ничего не вышло. И я была бы рада, чтобы на этом всё и закончилось. Увы, моя глупая дочь пренебрегла мнением света и своей репутацией. Она решила продолжить общение с вашим сыном, сэр. А моя вторая дочь? Она решила устроить свою судьбу столь недостойным способом. – Ядовитый взгляд в сторону Милисент пропал втуне: та в это время была занята удобством пожилого джентльмена и не смотрела на неё. – Мои благопристойные дочери! И ваша семья! Вам, сударь, законы общества не писаны! Об этом знаю я, знает моя дочь. – Ядовитый взгляд снова пронзил Милисент. – Знают все слуги, знает вообще весь наш круг, сэр. Простите меня, мы не вращаемся в вашем обществе и не имеем понятия, как следует столь высокородным господам выходить в свет: в сопровождении или в одиночку. А также, верхом или пешком. У нас свои принципы и свои правила, своя мораль. Простите, если они вас не устраивают. Меня же не устраивает, сэр, что после общения с вашим сыном моя старшая дочь умчалась, не сказав мне ни слова, на континент, а младшая непозволительно ведёт себя в вашем доме, роняя свою честь и достоинство.

– Я ничего не роняю, мама, – надменно сказала Милисент.

– Я сейчас говорю не с тобой, дитя, – не глядя на неё, бросила миссис Баттон. – Сэр, я сказала всё, что хотела. – Она встала.

Сэр Сворд царственным жестом указал на кресло, с которого так поспешила встать миссис Баттон. Та недовольно села со столь же царственным видом, показывая, однако, как ей всё это неприятно и унизительно.

– Мадам, – высокомерно начал сэр Сворд. – Вы находитесь в моём доме. И, заметьте, сударыня, я весьма снисходителен к леди, которая меня оскорбляет, находясь у меня в гостях. Но я не обращу на это внимания, мадам, списав всё на ваше расстройство, вызванное нелепым письмом моего сына. А также, если вы соблаговолите не затруднять себя больше визитами ко мне. – Он помолчал, глядя на оторопевшую даму. – А вообще, миссис Баттон, при вашем прежнем образе жизни сейчас весьма смешно выглядят ваши упрёки и возмущения поведением меня и моей семьи, кое, по вашему мнению, не соответствуют приличиям и условностям. Насколько я помню, не так давно ваша младшая дочь не нуждалась в сопровождении вашего покойного мужа, ограничиваясь вашим обществом или обществом собственной служанки. Хоть вы и предпочитаете говорить обратное. О поведении вашей старшей дочери я говорить не собираюсь: тут мы с моим сыном несколько расходимся во мнениях на поведение этой особы. Поэтому, повторяю, ваши услуги в деле наставничества на пути к богу нам не требуются. Да, мой сын легкомысленен, но ни я, ни мои предки с этого божественного пути никогда не сходили. Что касается вас и вашей дочери… – Он оглянулся на Милисент. – Словом, о вас и вашей дочери этого не скажешь.

Миссис Баттон вскочила и возмущённо хотела что-то сказать, но сэр Сворд снова указал ей на кресло.

– К тому же, мадам, вы невоспитанны и несдержанны: уже дважды грубо перебиваете меня. Вы говорили – я слушал. Даже ту напыщенную чушь, что вы говорили. Теперь извольте слушать то, что говорю я.

Он помолчал, снова поёрзав в кресле, чтобы устроиться поудобнее, прочистил горло и сложил руки на животе.

– Итак, – начал он. – Признаюсь, мадам, в своё время я очень хотел, чтобы мой сын нашёл себе благоразумную девицу, не склонную к суетности и расточительности, которая своей рассудительностью заставила бы его оставить свои предосудительные знакомства, своим спокойствием изгнала бы из его головы возмутительные идеи и сделала бы из него достойного наследника фамилии Свордов. Похвалы вашего мужа заставили меня видеть в этой роли вашу старшую дочь, мадам. Однако я увидел лишь то, что меня глубоко возмутило – ещё более неслыханные взгляды и поведение, недостойное будущей миледи Сворд. – Миссис Баттон снова хотела что-то сказать, но суровый взгляд сэра Сворда не дал ей возможности открыть рот. – А, познакомившись с вашим семейством, я утвердился в своем первоначальном мнении. Породнившись со столь вульгарными людьми, мой сын уронил бы себя в глазах света, не приобретя для себя ни семейного покоя, ни благополучия. Однако я много слышал от разных вполне здравомыслящих людей о талантах и способностях мисс Баттон, её бескорыстии и жертвенности, а также о её уме и благоразумии. Признаться, я очень удивлён, мадам, что в подобном семействе выросла столь здравомыслящая особа. И хоть её поведение и возмутительно, но я решил довериться суждению своего сына: я сам вижу, сколь благотворно ваша дочь влияет на его образ жизни и мысли: последние несколько месяцев я не слышал ни одного скандального случая, с которым было бы связано имя моего сына. Что меня очень радует. Поэтому я пересмотрел своё мнение относительно мисс Баттон. Чего нельзя сказать о вас и о вашей младшей дочери. – Миссис Баттон невольно бросила взгляд на блаженное лицо Милисент. – И, хотя я не во всём одобряю выбор моего сына, препятствовать его намерению я не стану, как намеревался ранее. Хотя и помогать тоже. Вот, собственно, что я хотел вам сказать, мадам.

Миссис Баттон вскочила, пылая гневом. Сэр Сворд встал вслед за ней.

– После всего того, что вы сказали, сэр… – задыхаясь от гнева, начала она. – Это просто возмутительно! Моя дочь не выйдет замуж за вашего сына. Я не допущу этого!

– Это уж решать не вам. – Недовольный самоуверенностью гостьи, сэр Сворд чуть не скрипнул зубами. Он и сам был не в восторге от брака своего сына со столь своенравной и упрямой девушкой низкого, по его мнению, происхождения, тем более так вопиюще непозволительно и неслыханно открывшей свои чувства его сыну. Он поддерживал мнение этой дамы о месте женщины вообще и девиц в частности: непозволительно так вести себя, как вела себя мисс Баттон. Но чувство противоречия, завладевшее им, упрямство и желание поставить на место столь нелепую ничтожную даму, кичащуюся своей благопристойностью, хотя ещё не так давно радовавшую свет скандальным поведением, заставило его пойти наперекор этой напыщенной ханже. Дух или демон противоречия, который, видимо, вселился в его сына, когда тот захотел доказать, что вполне может обойтись без денег отца, этот демон заставлял его самого говорить вещи, которых он совсем не придерживался, высказывать мнение, которое не являлось его собственным. Он говорил миссис Баттон вещи, чтобы позлить её, чтобы поставить её на место. Ему очень хотелось, чтобы она потерпела поражение. Его баронетская спесь требовала удовлетворения от дамы столь низкого происхождения, но столь заносчивой и высокомерной. И, если для этого потребуется признать брак своего сына с её дочерью, чтобы досадить этой даме, он признает. Хотя бы на словах с этой дамой. Слова ведь ничего не значат.

– Я её мать, сударь. – Миссис Баттон гордо выпрямилась. – И я лучше знаю, что ей нужно для её же блага.

Она стояла, высокомерно глядя на него, надменно вздёрнув подбородок. Ни дать, ни взять – королева перед рабом! Сэр Сворд рассмеялся бы нелепости этой картины, если бы его не возмущали речи этой дамы. Затем миссис Баттон повернулась, чтобы уйти. Сэр Сворд невозмутимо остановил её, холодно произнеся ей вслед:

– Возможно, сударыня, вы и сказали, что хотели, этой вашей возмутительной и оскорбительной тирадой. Но я просто обязан вам ответить.

Он властно махнул рукой. Недовольная миссис Баттон снова вынужденно подчинилась, медленно сев. Сел и сэр Сворд, закинув ногу на ногу, чем вызвал мимолётное оскорбленное выражение лица у дамы – она прекрасно поняла подчёркнутый пренебрежительный жест пожилого сэра.

– Ввиду вашего вопиющего поведения, мадам, которое не укладывается ни в какие рамки, я должен прочитать вам некое нравоучение, чтобы у вас не осталось иллюзий относительно моих мыслей, как у меня не осталось относительно ваших. Прежде всего, хочу сказать, мадам, что, поддавшись чувствам недостойным, я вчера наговорил сыну много чего, о чём сожалею. То, что я недавно его чуть было не потерял, заставило меня много думать. И эти думы несколько изменили мои взгляды. Во время поисков своего сына я познакомился с неким пастором и его занимательным прихожанином. Когда у нас зашёл разговор о своевольстве детей, пастор, точно так же, как и вы, сударыня, сказал, что отец лучше знает, что нужно для его сына. Попутно он помянул историю из библии, где Авраам приносил в жертву Исаака. Бог послал ангела, указавшего отцу на ягнёнка. Хотя многие еретики считают, что это сатана искушал нашего прародителя, чтобы не допустить исполнения божьей воли. – Сэр Сворд нахмурился на жест миссис Баттон, уже открывшей рот, чтобы гневно пресечь подобное богохульство. – Но не о теологии сейчас речь. – Он надменно махнул рукой, как бы отметая все возражения, могущие прервать его речь. – Я продолжу. Когда пастор ушёл, его почтенный прихожанин рассказал мне занимательную историю из своего детства. Ему её рассказала мать. Когда та матушка была девочкой, её отец, дед прихожанина, однажды поставил её перед собой и сказал: «Знаешь, доченька, несмотря на то, что ты рождена в законном браке, я должен тебя убить, потому что мне нужен первенец-сын. Нужен был сын, чтобы мне унаследовать земли и титул, не разделяя между другими детьми. Таково было завещание нашего предка. Так будет лучше и для меня, и для тебя. Для тебя, потому что ты не будешь жить в нищете». Матушка прихожанина тогда очень испугалась. Девочку спрятали, объявив мёртвой. И, хотя жила она не слишком богато, но сумела скопить себе приданое и выйти замуж за достойного человека. Неужели эта несчастная девочка должна была позволить себя убить, позволить отцу взять грех на душу? Ведь её отец тоже считал, что лучше неё знает, что для неё лучше. Сия простая история заставила меня тогда задуматься.

– Сударь, ваш возмутительный рассказ говорит только о слабости вашей веры, – возмущённо сказала миссис Баттон, вставая. – Вы непозволительно вольнодумны, сэр. Никак этого не ожидала от человека столь древнего и благородного рода. Вы на дороге в геенну огненную. И, хуже того, отвлекая и смущая, вы, сэр, и меня ставите на эту дорогу. Отрицая долг матери, вы уподобляете её волчице, бросающей своих детенышей.

– Прежде всего, – холодно вспылил сэр Сворд, – сейчас ваш долг – сидеть и внимать моим словам, как благопристойная и почтенная женщина, коей вы себя мните. – Миссис Баттон села, поморщилась и хотела было открыть рот, чтобы вставить своё, несомненно, праведное слово. – А не спорить со мной, как торговка на рынке, – повысил голос сэр Сворд, заметив её движение. Женщина поджала губы. Сэр Сворд подождал минуту и, удовлетворённо кивнув, продолжил: – Так. Хорошо. Теперь, вы так громко говорите о своём долге матери, собственной добропорядочности и соблюдении приличий, что меня это заставляет сомневаться в ваших словах. Ибо, если бы вы выполняли свой долг матери, одна ваша дочь не занималась бы непотребными и презренными делами, как какая-то простолюдинка, в окружении сомнительных, вульгарных и грубых мужчин, игнорируя все правила всяких приличий и элементарной воспитанности. Она бы не моталась по свету, как какая-то куртизанка, в сопровождении одной лишь служанки. А вторая дочь, девица, не появлялась бы у меня, холостого мужчины, скандализируя свою репутацию и навязывая свои услуги. Это вопиюще, неприемлемо и возмутительно. Но вы, миссис Баттон, почему-то решили, что вы, женщина, вправе указывать мне, мужчине на мою нравственность! И это при вашей пикантной репутации в прошлом! Я, по крайней мере, никогда не скрывал своих грехов и не проповедовал воинствующую добродетель, скрывая тайные прегрешения. Вам, миссис Баттон, неплохо было бы навести порядок у себя в доме и заняться воспитанием дочерей – вашей прямой обязанностью, чем поучать меня и оскорблять моего сына. Уж за его поведение есть, кому смотреть. Я – его отец! А вы ему не мать! И, слава богу, не моя жена. В противном случае, вы бы знали своё место и не смели бы говорить со мной в столь возмутительном тоне. Ваш муж, миссис Баттон, был весьма мягкотелым и снисходительным мужем, раз не смог в своё время указать вам на ваш долг жены и матери. Но я не таков! Извольте знать, с кем вы говорите, и следите за своим языком и тоном. Извольте запомнить это! – Сэр Сворд закурил сигару, услужливо поданную Милисент. Потом помолчал, успокоившись, и продолжил: – Теперь об обществе, мнением которого вы столь сильно дорожите. Я вам хочу лишь сказать, что как раз всё, что делается в обществе – это и есть наносное, ширма. Только с исчезновением моего сына я стал это понимать. На самом деле, ваше благочестие, мадам, ваш скромный наряд и походы в церковь – всё это говорит о том, что вы хотите казаться святой дамой. Ваш «долг матери» – это не что иное, как дань условностям, как бы кто плохо не подумал о благочестивой миссис Баттон, воспитавшей дочерей, которые посмели делать то, что им вздумается. Скажите откровенно, по скольку раз в день вы открываете молитвенник? А я вам скажу, и мой духовник подтвердит, что я не увешиваю стены распятиями, не истязаю себя плетьми, веригами и постами. Однако на исповедь, отпущение грехов, причастие и конфирмации я хожу не только по воскресеньям и к своим богатым знакомым. Давно ли вы сами были вольнодумны и беспечны, сударыня? И кто дал право вам судить других? Возмутительное поведение! Участь моего сына, дошедшего благодаря моей неосмотрительности до нищеты, заставила меня думать, что не все бедняки заслуживают своей жизни, хоть и рождены в недостойных семьях. Мой духовник может вам подтвердить, что пусть я и не слишком богобоязнен, а сын мой любит иногда вставить крепкое словцо, но мы с ним гораздо ближе к богу, чем любой, бьющий себя в грудь протестант или тем более пуританин, который застёгнут на все пуговицы с головы до ног, чтобы грех не проник в его душу через его обнажённые части тела, вечно мрачен и суров, как будто богу приятно видеть своё творение в вечном унынии и истязаниях, а так же готов по памяти цитировать библию, к месту или нет, забывая, что слово бога живо, а не мертво на страницах книг. Мой сын тратит уйму денег на то, чтобы уничтожить работные дома – эту тюрьму для простонародья, помогает нищим, вдовам и сиротам, хотя мне это не слишком нравится: возня с отребьем, такое близкое сношение с ними не дело будущего лорда. Поэтому не думайте, что такая плохая партия мой сын. Если бы вы знали его лучше, вы бы поняли, почему ваша дочь сбежала с ним.

– Господь всемогущий! – Миссис Баттон вскочила. – Сбежала с ним! Что скажут в свете! Какой позор!

– А ведь забавно получилось, – улыбнулся сэр Сворд, с интересом глядя на мечущуюся даму.

– Забавно? – возопила возмущённая дама воздевая руки.

– Я вычитал в письме сына к вам, мадам, что он поехал вслед за ней, а не вместе с ней. Но, стоило мне оговориться, как вы подумали плохо о своей собственной дочери. Честное слово, если у такой… – Он помолчал, оглядывая миссис Баттон, – эксцентричной матери выросла столь своевольная дочь, которая, по словам моего сына, делает успехи там, где мужчины опускают руки, то я тем более беру свои слова о ней назад. Видимо, передавая свою встречу с ней, он сказал что-то, чего я не понял. Или он сам не понял, что хотела ваша дочь.

– Их встреча? Они встречались?

– Да, третьего дня. В вашем доме.

– Какое бесстыдство! – Возмущённая дама задыхалась, пылая праведным возмущением.

Выпив воды, поданной Милисент, и отдышавшись, миссис Баттон обрела нормальный цвет лица

– Ни минуты моя дочь не останется в этом гнезде порока! – вскричала она, указав на Милисент.

– Но, матушка! – воскликнула девушка. – Я нужна сэру Сворду!

– Мне? – Пожилой господин усмехнулся. – Вот уж кто мне не нужен – это вы, сударыня. Ваша излишняя суета раньше меня забавляла. Но стала утомительной. Я прекрасно вижу ваши финты и прекрасно слышу ваши разговоры. И при вашей матушке прямо говорю: миледи Сворд вы не станете. Вы же, миссис Баттон, не поняли ничего из того, что я вам сказал. Дамы, ваша компания меня порядком утомила. Посему, будьте любезны, покиньте мой дом. Мне бы хотелось хоть минуту передохнуть в одиночестве от вашего общества.

Он позвонил. Пришедшему слуге он, указывая на двух остолбеневших дам, громко сказал:

– Том, внимательно посмотри на этих милых леди. Младшую ты часто наблюдал у нас в последнее время. Старшая мне сегодня наговорила разных дерзостей, на которые, будь она мужчиной, я бы ответил пистолетной пулей. Поэтому, очень тебя прошу, меня для них нет. Я уехал, заболел, умер – всё, что угодно. Но видеть их в моём доме у меня больше нет желания. Меня для них нет никогда.

Невозмутимый слуга молча выслушал распоряжения, ни словом, ни взглядом не выдав охватившего его веселья. Надменность молодой дамы пришлась не по душе слугам сэра Сворда. Её презрение по отношению к ним, её глупые указания и возмутительная требовательность не снискали к ней доброго отношения в его доме. Они терялись в догадках, зачем он допускает её к себе в любое удобное ей время. Всем своим поведением она показывала им, что она их будущая хозяйка. На что мужская часть прислуги лишь двусмысленно ухмылялась за её спиной, а женская, злобно глядя ей в лицо, вынужденно выполняли её распоряжения, сверяясь с желанием своего непосредственного хозяина, который нередко своим неуместным весельем приводил их в недоумение. И в итоге многочисленная прислуга сэра Сворда не знала, что и думать.

– Вам всё понятно, дамы? – обратился к женщинам сэр Сворд.

Глядя на эту немую сцену, ему хотелось расхохотаться. Милисент, выпучив глаза и приоткрыв рот, стояла бледная с красными следами на щеках. Миссис Баттон так крепко сжала губы, что они побелели. Её взгляд метал молнии, а на лице выступали бурые пятна. Подобное унижение в подобном доме порока, да ещё в присутствии прислуги! Миссис Баттон едва не задохнулась от возмущения.

Не сказав более ни слова, миссис Баттон весьма грубо схватила за руку дочь и потащила к двери. Девушка всё ещё не могла понять, что произошло. Пробежка по лестнице, по которой неслась миссис Баттон, словно её преследовали фурии или дикие звери, грубо волоча за собой пребывающую в ошеломлении дочь, слегка встряхнула последнюю. А, выйдя на свежий воздух, она наконец всё поняла.

– Да как он мог! – вдруг вскричала она, вырывая руку из тисков матери. – Я столько для него делала! Я терпела оскорбления его сына! Я унижалась перед ним! Как он посмел!

– А кто тебя просил? – зашипела миссис Баттон, оглядываясь по сторонам: не дай бог, знакомые увидят. – Зачем ты прокралась в эту недостойную семью? Сын оскорбил – тебе показалось мало? Зачем ты приходила сюда чуть не каждый день, одна, без приглашения? Этот старик, он посылал за тобой?