Текст книги "Разум и чувство"

Глава 40

Удовлетворённый вид Джулии, когда она открыла дверь кабинета, успокоил Ричарда, и он, протоптавший уже тропинку по ковру в коридоре, облегчённо вздохнул, увидев её лицо. Он сам не знал, чего вдруг испугался.

– Мистер Ноубл был столь великодушен, что я упросила его о ещё одной милости: он останется на чай, – с улыбкой сказала Джулия. – Я предупрежу прислугу, а вы, пожалуйста, проследуйте в гостиную.

Она направилась по коридору, слегка пожав руку Ричарду, как бы говоря, «потом всё объясню». Ричард, пытаясь освоиться со своим новым положением хозяина этого дома, повёл неожиданного гостя, на ходу пытаясь нащупать нить беседы. Но мистер Ноубл был холоден и строг. Он весьма неохотно отвечал на вопросы, казалось, погрузившись в свои мысли.

Миссис Баттон выйти отказалась наотрез, надменно заявив Джулии, что ей нечего делать в обществе неблагодарной дочери, распутного аристократа и презренного торговца. Джулия не стала указывать матери, что та сама жена и дочь обычных эсквайров, и ещё не так давно вела себя совсем не целомудренно. Всё же дочерняя покорность, несмотря на оскорбления матери, была ей присуща. Она лишь хотела спросить, не подать ли ей чай в комнату.

– Нет! – с надрывом сказала миссис Баттон. – Ты слишком хорошо дала мне понять, что я в собственном доме всего лишь гостья. И не имею права что-то хотеть. Я буду молиться о том, чтобы господь укрепил мой дух в этом испытании. – Она набожно сложила руки и возвела очи горе. – Чтобы он смягчил твоё сердце и направил тебя по стопам добродетели. Бойся искушения, дочь моя! – театрально простирала она руки к дочери. – Дьявол может таиться и под самой привлекательной личиной. Ты же падаешь всё ниже! Ты занимаешься богомерзкими делами, к которым женщина даже касательства иметь не должна! Ты поддаёшься обольщению и соблазну распутника! Берегись, дочь моя! У тебя ещё есть время спасти душу!

– Обольщению и соблазну? Этот, как вы выразились, распутник предлагал мне законный брак. И я дала на него согласие. В чём вы видите здесь грех?

– Легкомыслие его поведения должно было бы заставить тебя задуматься о серьёзности его предложения! Ты излишне легковерна, дочь моя! Он обманет тебя, как до этого обманул Милисент!

– Вот уж не надо говорить о Милисент, матушка! – воскликнула Джулия. – Эта лицемерка сама вешалась ему на шею. И наверняка сама пустила слух об их скорой свадьбе. И уж не ей горевать по поводу нецеломудренного поведения: Ричард ни разу не повёл себя с ней так, чтобы запятнать её невинное имя. Да и разве не она сама посещала дом сэра Сворда, когда её туда не приглашали?

– Эта глупышка возомнила, что честь отца сможет защитить её честь, попранную сыном! – не слыша Джулии, вещала миссис Баттон. – Но отец оказался ещё более мерзким человеком, чем сын! Этот любострастник и безбожник посмел выставить нас вон, как какую-то прислугу! Бог покарает его за его грехи! Его самого и его недостойного сыночка! И тяжесть греха падёт на потомков! И на тебя, если ты свяжешь с ним свою судьбу! Молись! Молись, дочь моя! Ибо на тебе такие грехи, которые я отмолить не смогу, даже, если бы сутками стояла на коленях! Спасай свою душу! Отрекись от мирских соблазнов, коим ты сейчас подвержена!

– Вы предлагаете мне уйти в монастырь? – с холодным бешенством спросила Джулия, утомлённая бессмысленной проповедью.

– В твоём случае это было бы самым лучшим выходом! – возопила миссис Баттон. – Ты погрязла в грехах! Непокорная, неблагодарная дочь! Жестокосердная, эгоистичная, бесчувственная и бессердечная! Безбожная женщина – ты остаток дней должна провести в покаяниях! Твои недостойные занятия отражаются и на нашей репутации, мисс, – наставительно говорила миссис Баттон. – Мне стыдно говорить соседям, чем вы заняты и где пропадаете. А эта недостойная поездка в Париж? Да ещё в обществе мистера Сворда, первого распутника Лондона! Какой позор! И чем вы там занимались? С чем приехали? Все эти недостойные людишки с их мерзкими делами! А вы – дочь дворянина! Торговка! Стряпчий! Какой ужас! И это поведение дочери почтенного всеми уважаемого эсквайра! Женщины! Это немыслимо! Неслыханно! Нам уже отказали в четырёх домах. Чего вы добиваетесь, мисс? Если ты с твоим вздорным и упрямым характером никогда не выйдешь замуж – это ужасно. Но ты прокладываешь такую же судьбу своей сестре! А у неё есть все шансы сделать хорошую партию! Возьмись же за ум – прекрати терять своё достоинство среди отребья! Пожалей хотя бы остатки нашей репутации!

– Нашу репутацию в разное время порочили все, кому не лень. Я же преумножаю наше состояние. Или вы не знаете, что чем больше у девушки приданое, тем меньше смотрят на её репутацию и пересчитывают предков?

– Боже милостивый! Что ты говоришь!

– Я говорю, что я не оставлю своих занятий до тех пор, пока деньги, которые я зарабатываю тяжким трудом, не заткнут рот сплетникам и не лишат памяти злоязычников. Пока будут живы истории ваших похождений и женитьбы брата, обстоятельства смерти отца и развязное поведение Милисент, я буду преумножать наше состояние тем способом, каким сочту нужным. И мне глубоко безразлично мнение посторонних людей, которые меня не знают и единственное занятие которых – перемывать кости соседям. И я стараюсь ради вас и Милисент, чтобы ублажить таковых недостойных людей, к мнению которых вы почему-то прислушиваетесь.

Миссис Баттон потрясённо открывала рот, напоминая рыбу, выброшенную на сушу. Её лицо пошло пятнами, грудь начала тяжело вздыматься, а глаза сверкать.

– Неслыханно! – вскричала она, судорожно обмахиваясь платочком. – Какая наглость! Какая дерзость! Какое унижение! Какое недостойное поведение! Какой ужас, что умер ваш отец, а я дожила до такого позора! Что я дожила до того, что собственная дочь меня в грош не ставит! Что она смеет рассуждать сама, игнорируя наставления матери! Что настолько забыла дочерний долг, что смеет указывать и дерзить матери! О небеса! За что мне это!

Она упала в кресло, тяжело дыша.

– Моя дочь! Моя дочь смеет упрекать меня! Смеет оценивать моё поведение и поучать! Господи! Зачем я дожила до этого! – Она всё сильнее обмахивалась платочком.

– Почему вы вопрошаете здесь? – холодно спросила Джулия, начиная, однако закипать. – Задайте этот вопрос пастору.

– Замолчи, негодяйка! – вскричала миссис Баттон, махая на неё рукой с платочком. – Ты хочешь убить меня! Я чувствую, что умираю! О, жестокая, жестокая дочь! О моя горькая судьба!

Джулия пожала плечами и вышла. Через минуту к миссис Баттон вошла горничная с солями. Миссис Баттон разразилась рыданиями, причитаниями и проклятиями.

Видя, что с матерью разговора не получилось, Джулия оставила её играть её собственный спектакль перед горничной со слезами, истериками, религиозным экстазом и цитатами евангелия на устах. Она убедилась, что её матушка окончательно спятила. Одному она порадовалась: вопли и стенания не были слышны в гостиной. К большому удовольствию Джулии, матушка жила в той части дома, которая была достаточно отдалённой от комнат для гостей.

Милисент, приехавшая отдохнуть от деревни, куда её отправила мать после фиаско с сэром Свордом, мрачная и надутая сидела в четырёх стенах, злясь на весь свет: в деревне ей было совершенно нечего делать, поскольку соседей не прельщало общество столь вздорного, капризного и взбалмошного существа, а молодые люди уже успели себе с начала лета найти более покладистых и скромных спутниц, с которыми гуляли по полям, садам и паркам или пили чай. Изнывая от скуки, она своими жалобами утомила как своего брата, так и его жену. Резвая их дочь вызывала у неё только брезгливость. А её заносчивость не замедлила отразиться на девочке: будучи неробкого десятка, она, как могла, мстила своей надменной тётке со всеми возможными проделками ребёнка. В результате та не придумала ничего лучше, как выклянчить возможность приехать в город. Хотя и тут ей не давали развлекаться, как она хотела. А теперь ещё это нелепое чаепитие с каким-то торговцем. Она не соизволила даже придумать причину для своего отсутствия на нём, и мистеру Ноублу пришлось довольствоваться обществом Ричарда и Джулии.

Постепенно отходя от своих мыслей, он нашёл в своей хозяйке остроумную собеседницу, подкованную в разных областях знаний. Её ненавязчивая забота, не отягощённая морализаторством или легковесностью болтовня привели сурового человека в весьма благодушное состояние. Отошедший на второй план Ричард ничуть не был этим обижен. Он со стороны наблюдал, каким обаянием окутала Джулия этого чопорного и холодного человека, что тот стал оттаивать и даже шутить, несколько грубовато, видимо, с непривычки, и пытаясь флиртовать в несколько тяжеловесной старомодной манере. Но Джулия ни словом, ни жестом не выразила неудовольствия, презрения или самоуверенного превосходства. Она была тактична и обворожительна, вызвав гордость за свой выбор у Ричарда и оставив в очаровании своего обаяния мистера Ноубла.

Прощаясь, мистер Ноубл обратился к Джулии, целуя ей руку:

– Я могу лишь сожалеть, что мой сын не оценил вас. Вы весьма необычная молодая женщина. Подобных вам мне не доводилось встречать.

Он повернулся к Ричарду.

– Вы приобретаете сокровище, сэр. Желаю вам сил его сберечь.

Затем он снова повернулся к Джулии.

– Не забудьте, мисс. С завтрашнего дня мы с вами снова враги. Но я преисполнен к вам уважения и почтения.

Он церемонно поклонился и не спеша вышел.

– Так зачем он приходил? – спросил Ричард, когда они с Джулией вернулись в кабинет. Без обиняков Джулия вкратце рассказала содержание беседы с мистером Ноублом. В доказательство она указала на распотрошённый пакет. Опомнившись, она собрала бумаги, бегло просмотрела и убрала под ключ.

Ричард подошёл к Джулии и обнял её.

– Вот видишь. Тебе ничего не пришлось делать самой. Всё разрешилось без тебя.

– Я этого не ожидала, – проговорила Джулия.

Она некоторое время нежилась в его объятиях, пока некое практическое соображение не пришло ей в голову.

– А вам для женитьбы не следует получить разрешение? И надо позаботиться об объявлениях и оглашении. На это нужно время. А я бы не хотела медлить с поездкой в Уоркинг.

– Ты напиши туда письмо. Может не всё так плохо, как ты думаешь.

Джулия направилась к столу и быстро набросала несколько строк. Затем, позвонив, она сказала Мери, вручая ей запечатанный конверт:

– Отправь это с нарочным. И пусть дождётся ответа.

Мери присела и исчезла. Джулия стала мерить шагами комнату.

Я не могу сидеть просто так, – сказала она Ричарду, который наблюдал за ней. – У нас есть ещё одно дело – поженить наших слуг. Вызывайте своего, а я позову Мери.

Глава 41

Как ни рвалась Джулия съездить проведать дела на заводе и шахте, хлопоты дома не давали ей времени на это. В течение недели она ждала ответа на своё письмо, без шума поженив, тем временем, не слишком упиравшихся слуг и отправив Милисент с матерью в Уиллидж. Обещание миссис Баттон отправить младшую дочь в деревню, данное ей после выдворения из дома сэра Сворда, так и осталось пустым звуком – сама она не последовала за своей младшей дочерью, предоставив надзирать за ней своего сына и его жену, которым это было вовсе не по душе. Тем более, что, в итоге, это кончилось возвращением Милисент обратно в Лондон. Да и поместье семьи Джулия не считала достаточно уединённым для Милисент, чтобы она не натворила бед и не подпортила собственную репутацию ещё больше, досадуя на молодых соседей, которые стали непозволительно пренебрегать ею этим летом. Этот отъезд в Уиллидж, более уединённую местность с практически полным отсутствием соседей, стоил ей целого дня уговоров истерически кричавшей сестры, которая не хотела ехать в грязную пустыню, где нет ни одного молодого соседа ближе 25 миль, нотаций матери и головной боли после их отъезда. Она с облегчением вздохнула, когда их карета скрылась за поворотом дороги.

Ричард занимался разрешением на брак, забавляя отца своим энтузиазмом. Сэр Сворд ещё не определился в своём отношении к Джулии, и приглашение от молодой женщины на чай позволяло ему сделать свои выводы. Джулия же, помня нелицеприятное мнение о ней отца своего жениха, всё время была напряжена, что не способствовало хорошему мнению о ней сэра Сворда.

Однако, когда разговор зашёл о литературе и технических новинках века, Джулия понемногу успокаивалась, оказавшись в своей стихии, и весьма разумно беседовала с пожилым джентльменом. Препроводив её в библиотеку, он сначала весьма скептично смотрел на её выбор книг. Но, увидев, что она увлеклась литературой о паровых двигателях и финансовой системе Европы, он потерял дар речи от возмущения. Недоверчиво он беседовал с ней о насосах и экономике, удивляясь всё более и более. А Джулия, почувствовав себя в своей среде, совершенно освоилась, отбросив скованность и неуверенность. Ричард с удовлетворением наблюдал за метаморфозами своего отца. А тот не мог оправиться, ужасаться ли ему таким суфражистским суждениям молодой женщины или радоваться, что она не пустая глупышка. Джулия вызвала его неудовольствие прямым вопросом, который поставил его в тупик, хоть он и не собирался в этом признаваться.

– Вы считаете, что женщина не должна интересоваться финансами, техникой, политикой, но только уметь играть на пианино, петь, вышивать, вязать кошельки, рисовать акварели и щебетать пару фраз на двух-трех языках, перемывать кости соседям, обсуждать внешность знакомых, ужасаться реалиям жизни, мило краснеть на пустые комплименты и падать в обморок от крепкого выражения портового рабочего, и в то же время такое поведение вы считаете глупым, а женщин – неумными. Но либо женщина – умна и не скрывает этого, что не нравится большинству мужчин, либо глупа, как они того хотят. Но тогда почему вы жалуетесь?

В первый раз пожилой джентльмен не нашёлся, что ответить на столь прямой вопрос женщины. С мужчиной он бы поспорил. Хотя бы по той простой причине, что мужчины придерживались его точки зрения. Но как спорить с женщиной, которая не хочет жить по не ею установленным законам?

– Скажите, мисс, чем вас не устраивает нынешнее образование женщин? По-моему, всего того, что они знают и умеют, вполне достаточно для их – вашей – жизни.

– По-вашему, образование – это бренчать на рояле, когда никто не хочет слушать, петь плохо поставленным голосом глупые песенки, писать в альбом пошлые стишки, скакать под весёленькие мотивчики по залу с малознакомым мужчиной, развлекая его банальностями и глупостями, вышивать бесконечные скатерти, никогда не заканчивающиеся носовые платки и алтарные покрова, подсчитывать число яиц в курятнике, летом собирать в саду безвкусные букеты для гостиной, а зимой захламлять дом сухими цветами, щебетать пару заученных фраз на французском, неумело рисовать акварельки, вязать шали, которые кроме прислуги никто не наденет, и столь же плохо шить платья непонятно для кого? Это, по-вашему, образование для женщины? Если так, я бы предпочла такового вовсе не получать.

– Но зачем вам философия, история, физика? Зачем вам знать химию и астрономию? Для чего вам эти знания, как и многие другие, столь же лишние? Кого ими вы хотите поразить?

– Я никого не хочу поражать. Мне это просто интересно.

– Хорошую жену должен интересовать дом и дети. И муж, в первую очередь. А всё остальное – блажь и капризы.

– Пусть так. В таком случае, я не хочу быть хорошей женой.

– Чёрт побери! Весьма резкие слова для женщины, тем более, вашего молодого возраста. Чему удивляться, что у вас до сих пор не было мужа!

– При таких условиях я не хочу никакого мужа. Если мужчине нужна я, пусть принимает такой, какая я есть. А иначе – он мне не нужен.

– Какое самоуверенное заявление! Решительное, я бы сказал. Я не удивлён, что с таким характером вы до сих пор одиноки.

– Пусть. Лучше быть одной, чем с недостойным, которого я не уважаю и к которому не испытываю склонности. Лучше быть одной, чем с самоуверенным дураком, вся заслуга которого только в том, что он мужчина. Лучше быть одной, чем с маменькиным сынком, который в Оксфорде или Кембридже волочился за служанками или проигрывал отцовское наследство в карты. Лучше быть одной, чем с пропойцей или скупцом.

– Вы очень суровы к нашему полу. И весьма безапелляционны. Нехорошее качество для жены. Все несовершенны. И вы, сударыня, тоже.

– Я говорю о том же самом. Есть недостатки, есть грехи, есть пороки. С первым я могу примириться и не обращать на это внимания. Второе могу простить, если человек всё осознал. Третьего не приму никогда.

– Повторю, я не удивлён, что вы были одиноки. Такая решительная женщина отпугнёт кого угодно.

– Пусть. Меня одиночество никогда не страшило.

– Однако вы передумали.

– Всё возможно. Я просто нашла такого мужчину, какого хотела.

На это сэру Сворду нечего было возразить, и он благоразумно оставил столь неоднозначную тему, недовольно хмуря брови и покусывая губы. А Джулия, опомнившись, поспешила принести ему извинения за свою горячность и безапелляционность, чем ещё более расположила к себе своего будущего родственника. Он вовремя припомнил, как она обеспокоилась его чувствами, когда она и его сын умчались на континент, и информировала его о состоянии здоровья его сына, чтобы не доставлять ему ненужных тревог и огорчений.

В конце концов, Джулия сумела обаять и его, хотя мнения упрямого джентльмена по поводу места женщины в мире и жизни мужчины окончательно поколебать не смогла.

– Я не знаю, что у вас получится из брака с моим сыном, – брюзгливо сказал сэр Сворд, прощаясь. – Всё же, самостоятельная и умная женщина – это вызов природе. Однако я рад, что он женится на вас, а не на девице, подобной вашей сестре. Вот тут бы точно хорошего ничего не вышло.

Джулия сделала вид, что пропустила укор, хотя нелицеприятный отзыв будущего свёкра о её сестре и задел её. Но она слишком хорошо знала, что он прав.

От самой же Милисент и её матери не приходило никаких сообщений. Джулия и не ждала их. Ей вполне достаточно было хлопот со своими делами, чтобы забивать голову тем, чем могли бы заниматься её родственницы, что у них не оставалось времени на переписку. Одной заботой было меньше.

Глава 42

Миссис Кавальо и сеньора Баттон, извещённые о предстоящем событии, не переставая наносили визиты Джулии, принося то образцы тканей на платье, то рецепты пирогов на торжество, не забывая каждый раз поздравлять Джулию и желать ей и Ричарду всего самого хорошего. Сеньора Баттон, как любительница украшений, раздобывала адреса мастерских и ювелиров. И обеих дам удивляло, что ни Джулия, ни Ричард ещё не начали подыскивать дом, в котором они оба поселились бы после свадьбы. А Джулия сейчас не могла думать ни о чём другом, как о письме из своей деревни с заводом – Уоркинга. Однако по истечении времени пришедшее, оно её успокоило. Управляющий, нанятый впопыхах вместо давнего преданного работника, мистера Фейтфула, у которого возникли проблемы в семье и поэтому попросившего отставку, весьма подробно отчитывался в своих действиях и тратах, которые слегка удивили Джулию. Так же её неприятно поразил тот факт, что новый управляющий ничего не писал о рабочих и их семьях, о больнице и деревне. Она сожалела, что перед отъездом в Париж в спешке вынуждена была променять проверенного и честного мистера Фейтфула с его внезапно заболевшей на курорте матерью, на эту мало знакомую туманную личность. И всё же грамотно написанное письмо немного успокоило её, хотя её и удивили вдруг возросшие расходы. Не бог весть что, но для этого просто не было оснований.

Ричард наконец получил разрешение на брак, оглашение было совершено, объявления даны, осталось только присмотреть и подготовить дом, пошить платье и разослать приглашения. Однако это грозило растянуться не на один месяц. И Джулия уже намекала Ричарду, что она с большой радостью избавилась бы от хлопот с заводом, чтобы потом спокойно уехать с ним на медовый месяц. Но Ричард хотел, чтобы в Уоркинг они поехали уже будучи женатыми. Это никак не устраивало Джулию: она просто не могла бросить дела на столь долгий срок. И между ними стали возникать первые ссоры: он не мог понять её одержимость делами, а она не могла понять его упрямства. И всё же, будучи оба разумными людьми, они старались не доводить дело до разрыва. Они всё же любили друг друга. Хотя разум и нашёптывал Джулии, что это только начало и, поддавшись чувствам, она может потерять независимость и обеспеченное будущее, которое строила сама. Однако, видя, как Ричард переживает её успехи и неудачи, она не позволяла себе срывать на нём свой гнев: в конце концов, его можно понять. Он ведь любит её. Хотя и эгоистической мужской любовью. И хочет быть с ней, как говорится, «в радости и в горе, болезни и здравии». Именно поэтому она не находила себе места: ведь он не виноват, что она сейчас такая тревожная и непоседливая. Ей оставалось только ждать и принимать участие в делах, которые её мало интересовали в данный момент. Выбор платья или дома волновали её меньше, чем условия труда её рабочих и прибыль, которую могли дать или не дать нововведения на её предприятиях. Безо всякой причины она ждала, что что-то должно случиться. Она не понимала сама себя. Она не понимала причин своей тревоги, но с каждой неделей ей всё больше хотелось уехать.