Текст книги "Живые тени ваянг"

Глава 4
Катарина и Сухарю. Побег

Январь 1698 года.

Она пришла в себя так же внезапно, как и потеряла сознание. Первое, что увидела – потолок из бамбуковых прутьев, даже не потолок, а внутреннюю часть крыши. Потолка, как такового, здесь не было. Прутья были сплетены довольно плотно, почти не оставляя просветов… А может, это черная ночь висела над домом?

– Очнулась? Вот и прекрасно… – прозвучал знакомый голос, и Катарина перевела взгляд на человека, сидящего рядом с ней, на краешке кровати.

– Нет-нет, не двигайся! Полежи еще немного! – садовник Сухарто произносил слова громко и отчетливо. Или все звуки казались ей сейчас такими оглушительными?

– Где я?

– Ты в моем доме, если можно назвать эту конуру домом…

– А… этот… – у Катарины не поворачивался язык произнести имя Дика.

– Я его оглушил сзади.

– А как ты попал в наш дом? – удивилась она.

– У вас что-то упало… Я услышал грохот и решил заглянуть… Показалось странным, что входная дверь не на запоре, поэтому подумал, что нужна моя помощь… Зашел, смотрю – ваза с цветами разбилась… Ты лежала на кровати, а Дик… Он навалился на тебя… Короче, я его сзади…

– Что теперь нам делать?

– Меня в любом случае утром убьют, я – раб.

– Пожалуй, меня не убьют, но в рабство загонят, это уж точно…

– Послушай меня, Катарина… И принимай решение. Я хочу бежать. И побег готовил уже давно… Есть человек, который перевезет в лодке на другой остров. Тебе оставаться в моем доме очень опасно, впрочем, как и в Батавии… А за пределами крепости еще опаснее: ты – белая…

– Что же делать? Я не могу оставить Альберта! Он совсем плох…

– Подумай о себе! Он жалел тебя, когда проигрывал в карты?

– Подожди… А откуда ты знаешь про карты?

– Да он же так громко говорил…

«Не может быть! – подумала Катарина. – Домик Сухарто не так близко… Неужели подглядывал?» Вслух же она произнесла:

– Хорошо… Думаю, что мне нужно отсюда уехать. А смогу ли я вернуться с того острова на родину?

– Конечно! Правда, придется долго ждать корабль…

– У меня есть деньги! И – драгоценности… – Она вспомнила про жемчужное ожерелье, и к горлу подступил ком.

– Нет-нет! – прервал ее Сухарто, – сейчас не нужно так рисковать. Дик может очнуться в любую минуту… Да и здесь задерживаться тоже нежелательно. Я немного подкопил, и моих денег хватит на то, чтобы заплатить перевозчику. Если ты приняла решение, пойдем!

Она сделала попытку приподняться и вдруг увидела, что лежит в разодранной на груди ночной сорочке. Поэтому-то Сухарто и прикрыл ее какой-то накидкой.

– Мне нужно одеться…

– Вот, я захватил… – он подал ей длинное темно-бордовое бархатное платье с корсажем, надо же, то самое, в котором она приехала в Батавию, и летние закрытые туфли.

– Мое любимое! – обрадовалась она. – Но оно такое тяжелое…

Катарина с трудом натянула на себя платье – в руках и ногах была слабость, а по телу бежал мелкий озноб.

Домик садовника находился в самой глубине сада, он был таким маленьким и почти незаметным, что она несколько раз прогуливалась в этих аллейках, но особого внимания на него не обращала.

За воротами дома Сухарто шел медленно, «прижимаясь» к темным строениям и обходя стороной дома, в которых горел хоть маленький, но огонек. В таком случае лучше перестраховаться, чем угодить в крепкие лапы военного патруля. Видимо, удача была на их стороне: они никого не встретили на пути.

Послышался шум волн, набегавших на пологий берег. И она шагнула на кромку песка, ей показалось, что они уже пришли. Но Сухарто сказал тихо-тихо, словно боясь заглушить рокот океана:

– Нам не сюда!

А как хотелось ей уже сидеть в лодке, расслабив ноги. Вот что значит не привыкла к таким марш-броскам!

Они прошли еще примерно с полкилометра вдоль берега, но не приближаясь к нему, и когда показались деревенские хижины, Сухарто остановился и прислушался. Звенели цикады, справа шумел океан, разбиваясь о каменную скалу, а слева начинался лес из вечнозеленых раскидистых деревьев, которые на фоне темного неба казались неуклюжими великанами со сгорбленными спинами. Деревья шелестели густой листвой, усыпавшей длинные корявые ветки, словно размахивая руками и отпугивая от себя незваных гостей.

– Что-то здесь страшно, – прошептала Катарина. И как бы в подтверждение тревожного фона ночи где-то совсем рядом резко вскрикнула сова: «Ух-ху-хуууу!» Сухарто поднес ладони к губам и выкрикнул похожие звуки. Сова отозвалась.

– Идем, нас ждут. – Он подхватил ее под руку возле небольшой канавки, которую она не заметила. – Нам сюда.

Обогнув скалу, они вышли к берегу. И она увидела возле воды темную фигуру туземца. Да он был не один!

– Катарина, не пугайся, это – друзья, – шепот Сухарто немного успокоил ее.

Катарина остановилась. Как гудели ноги! Сколько же миль они прошли? Видимо, много, если время в пути показалось ей вечностью.

Над океаном занималась заря. На самом краешке горизонта из-под толщи воды начинало выползать ленивое заспанное солнце. Туземец молчал, он лишь сложил ладони лодочкой для приветствия, а потом помахал им рукой, показывая в сторону маленькой бухты.

– Он немой, – произнес Сухарто, – так что никогда не сможет рассказать, кого перевозил на лодке. Не бойся!

Она почти висела на его руке от усталости, но еще больше – от резкой перемены направления своей линии судьбы. Это случилось впервые, и потому неизвестность будущего пугала ее. Катарина чувствовала, что расстается с чем-то навсегда, и эта потеря неизбежна, против нее нет никакого средства так же, как нет средства от мурашей и ящериц.

Когда лодка немного удалилась от берега, Катарина расслабилась. Она закрыла глаза, и по щекам покатились слезы. Когда же она научилась беззвучно плакать? Ведь раньше повода для слез не было. Значит, проливание слез – это такой род занятий, которому не нужно учиться. Слезы бежали и бежали, и Катарина их не сдерживала. И вдруг ей неожиданно пришла в голову мысль о том, что очень скоро наступит новая полоса в ее жизни, и в ней не будет места слезам. Так пусть же они и выльются все без остатка!

А потом наступила кромешная темнота – Катарина провалилась в глубокий сон, в котором не осталось места не только для слез, но даже и для мыслей о них. Тягучее кисельное облако обволакивало ее со всех сторон, затягивая, словно жестким черным корсетом.

Чья-то легкая рука легла на этот корсет:

– Катарина, просыпайся…

– Мы уже приплыли?

– Не совсем. Берег почти рядом… Видишь? Но западное побережье острова патрулируется голландскими кораблями с Явы, так что нам здесь причаливать опасно. Придется обогнуть остров на восток…

– А это долго?

– Нет. До темноты успеем. А тебе нужно подкрепиться, ты совсем слабая… Вот, я захватил с собой немного еды…

Она медленно разжевывала кусочки рисовой лепешки с запеченными в ней овощами, как самое изысканное яство. Если бы эта лепешка была нафарширована лапками ящериц, она не потеряла бы статус деликатеса.

Потом Катарину опять затянуло черным корсетом – ослабевший организм бросил все силы на переработку пищи. Веки сомкнулись, прикрывая глаза от яркого солнца, царствующего над Индийским океаном.

И тут увидела она фокусника, что отрезал людям головы. В черной мантии и в черной шляпе-котелке, он крутил тонкой тросточкой, которую держал в руке, и острым взглядом пронзал ее. А Катарина была маленькой девочкой, она сидела в зрительном зале и смотрела представление.

– Девочка, ты знаешь о том, что лилия – цветок жизни? – спросил он ее. – Зачем же ты оторвала им головки?

По залу прошел шепоток. Многие зрители повернулись к маленькой девочке и осуждающе сверлили ее взглядами.

– Тогда я была еще меньше, – прошептала Катарина, – мне было всего четыре года. Я не знала, что это – цветы жизни.

Перед глазами стоял тот самый случай, когда она вместе с другими девочками сорвала с соседской клумбы цветы и обломила руками стебли, разбросав их по двору. А лепестки девочки взяли с собой, чтобы играть с ними в песке – «печь» пироги.

– Ладно, не плачь, – сказал фокусник, увидев, что маленькая Катарина трет рукой глаза, – я ведь тоже не такой уж и добрый, видишь – отрезаю людям головы, а это еще более жестоко, чем отрывать головки цветов. Я знаю, что меня скоро казнят, поэтому сообщу тебе по секрету: лилии тебя простили, они не злопамятные… Вспомни, ведь именно они тебя спасли…

Фокусник начал корчиться, словно от боли, и медленно растворяться в воздухе. Сначала исчезло его лицо, потом – руки, черная накидка и котелок, и только в последнюю очередь – тросточка. Она долго еще крутилась в воздухе, словно собиралась кого-то взгреть за все их прегрешения.

Катарина вздрогнула. «Действительно, – оглушила ее мысль, – если бы не ваза с цветами, не зашел бы в дом Сухарто». Она не могла представить, что было бы тогда с ней.

К вечеру они причалили к берегу. Перевозчики подтянули лодку в расщелину между камнями, показали знаком, что это и есть пункт назначения, и так же молча отчалили.

– Здесь такая тишина… – к Катарине вновь подбиралось чувство страха.

– Не бойся, здесь никого нет! Нам придется пройти пешком до ближайшей деревни, – Сухарто дотронулся до ее локтя, словно спрашивая разрешения подхватить под руку. Катарина не сопротивлялась. У нее не было выбора – усталость не проходила, напротив, копилась, в ее теле. Так что без поддержки своего спутника она навряд ли смогла бы идти пешком одна.

Песчаный берег закончился, и начался заросший древними деревьями лес. Но идти было не трудно – хорошо утоптанная тропа служила, наверное, людям уже не один век. Она вилась змейкой среди величественных деревьев с широкими раскидистыми ветками, между мощных стволов с толстыми, поднимающимися над землей, корнями. А совсем скоро тропа вышла на открытую местность. Небольшие холмы, заросшие густой травой, постепенно «лысели», покрывались мелкими камнями. Видимо, недалеко отсюда начинались горы.

Полная луна светила своим круглым диском как по заказу. Будто ее попросил волшебник помочь двоим беглецам.

– Ну вот, кажется, почти дошли, – сказал Сухарто. – Видишь, вон там, в небольшой низине…

Когда они подошли к какому-то деревенскому дому, у нее снова начали склеиваться веки. Остаток ночи прошел в забытье. Запомнила она всего один момент. Когда уронила себя на легкую бамбуковую подстилку вроде коврика и уже проваливалась в тот самый липкий сон, который не успела доглядеть, Сухарто наклонился над ней и положил под голову что-то мягкое, а сверху укрыл плотной домотканной накидкой.

Утро наступило. И это казалось особенно удивительным. Было бы не так странно, если бы эта тяжелая чернота продолжалась до бесконечности – Катарина к ней уже привыкла. Утро заявило о себе петушиным криком и птичьими трелями, лаем собак и голосами людей, которые, правда, невозможно было понять. Она открыла глаза и увидела старуху. Та сидела на циновке в двух шагах от европейской гостьи и толкла в ступе какие-то коренья или семена, от которых исходил душистый аромат, возбуждающий аппетит. По лицу, испещренному морщинами, старухе можно было дать лет восемьдесят, не меньше, но она оставалась стройной и энергичной – легкими движениями продолжала свою работу, лишь на мгновение бросив взгляд на гостью. Старуха что-то жевала, и, видимо, долго, потому что когда она выплюнула жвачку изо рта и улыбнулась Катарине, та не могла скрыть удивления: рот хозяйки был словно выкрашен темно-оранжевой краской.

– Проснулась? Сейчас будем завтракать, – в хижину зашел Сухарто.

– А что это с ней? – незаметным кивком указала она на старуху.

– Не удивляйся, это местные привычки – жевать бетель[171]… Да он слабый совсем!

Старуха закончила растирать пряности и встала с циновки. И Катарине бросилось в глаза необычное одеяние хозяйки дома: нечто вроде юбки на ней было, как и у тех женщин, которых она видела на Яве, примерно такой же саронг, но вот кофта или подобие ее в виде шарфа напрочь отсутствовала. Обвислые полу-высохшие груди смотрелись совершенно непривлекательно, но старуха, казалось, этого не замечала. Она легкой походкой прошла мимо Катарины к выходу, видимо, на кухню.

– Сухарто, а где мы сейчас? Не у тебя дома?

– Вообще-то, остров, да – мой родной Бали, но до дома еще далеко, я живу на юге. А мы с тобой сейчас в деревне, у коренных жителей бали-ага[172]. Не удивляйся их поведению, они создали вокруг себя замкнутый мир и с опаской пускают в него других людей.

– У них такая религия? – спросила Катарина, подумав о том, что старуха со своей открытой грудью сильно отличается от мусульманских женщин, которых видела она на Яве.

– Здесь, на Бали, живут в основном индусы, – заметил Сухарто. – Когда на Яве свергли династию Мадшапахита, местным жителям не оставалось выбора, как только принять другую веру – ислам. Ну, а истинные индусы бежали сюда, на Бали.

– А бали-ага?

– Они и этой веры не приняли, у них свои духи[173]…

В комнату заглянула старуха и что-то сказала Сухарто.

– Пойдем, Катарина, – прервал он свой рассказ, – нас приглашают на завтрак.

Во дворе, под навесом, горел очаг, отдаленно напоминающий печку. Старуха сняла с огня казанчик с кипящей похлебкой и разлила ее в небольшие глиняные чашки. Бульон испускал тот самый аромат специй, что был и в комнате. На столе уже лежали на пальмовых листьях, служивших тарелками, брикетики теплого риса и соевого фермента, горки тушеных овощей, посыпанных жареным арахисом и тертым имбирем. Из другой пристройки к дому вышли две совсем юных девушки, одетые только в саронги, с открытой грудью. Они сложили руки лодочкой для приветствия и поставили на стол плоды кокоса, похожие на темно-желтые глиняные горшки, с уже отсеченными верхушками.

Завтрак ей понравился, еда была свежей и совершенно не жирной. «Может, такая древняя бабуля потому и полна энергии, что не ест мяса?» – подумала Катарина.

Девушки отошли от стола и уселись на бамбуковых ковриках на веранде, где стояли корзины с фруктами. Одна из них взяла нож и начала чистить крупный плод манго.

– Как она странно держит нож! – заметила Катарина.

– Да, балийские женщины чистят овощи и фрукты совсем не так, как вы, – заметил Сухарто. – Европейки делают движения к себе, а наши – от себя.

– Да так же совсем неудобно!

– Кто как привык… Видимо, у наших женщин не принято лезвие ножа направлять на себя… Это же опасно.

– Сухарто, а кто тебе эти люди? Родственники?

– Нет, это бабушка моего друга, он живет недалеко от меня, в Бадунге… Кстати, Катарина, а не хочешь узнать о своем будущем у духов бали-ага? Бабушка Нирмала[174] с ними общается!

– Правда? Конечно, хочу!

Сухарто что-то сказал старухе, и та кивнула в знак согласия.

– Если хочешь, мы можем сейчас же пойти с ней, это здесь недалеко.

Завтрак подходил к концу. Силы, наконец-то, стали восстанавливаться, и Катарина почувствовала себя уже гораздо лучше.

Это дерево с толстенным стволом, а точнее, с несколькими стволами, она увидела еще издалека. Дерево сильно отличалось от других не только по размеру. Была в нем какая-то пугающая сила: казалось, что это вовсе не дерево, а монстр в его облике вылез из-под земли и стоит, поджидает одиноких путников, чтобы обхватить их крепкими ветвями и задушить. Пока стоял этот монстр на одном месте, позеленели и обросли листьями его руки, вырос на спине и тоже покрылся зеленью горб, и колышется он сейчас под ветром, словно широкая крона дерева. А там, под монстром, лежит что-то. Наверное, это тела заблудившихся путников – ну не из сухих же листьев такая высокая гора?

Чем ближе они подходили к дереву, тем сильнее ощущала она чувство тревоги. А когда уже можно было уже разглядеть и «пирамиду», Катарина от неожиданности остановилась:

– Нет, я не пойду, это чудище и нас съест…

Сухарто и бабушка Нирмала переглянулись.

– Катарина, ты уж извини… И почему я не предупредил тебя? Не бойся, это обычное дерево, вернее, не совсем обычное, а священное. А под ним – останки умерших людей. Никто их не убивал, понимаешь? Они ушли из жизни своей смертью… Их так похоронили.

– Хоронят не так. Или в землю закапывают, или – сжигают на огне…

– Ты знаешь об этих способах захоронения. А есть еще и такой. Тела оставляют под священным деревом, и они лежат там целую вечность, а души гуляют там, где хотят. Вот такая у этих людей традиция.

– А запах? Это же какое зловоние будет, если складывать трупы, как поленья?

– Подойдем поближе и убедишься, что никакого запаха здесь нет. Странно это, конечно… Но так ведь оно и есть. Это магические силы дерева…

Когда они подошли совсем близко, Катарина смогла уже разглядеть оголенные, высохшие и чуть позеленевшие от времени, а еще больше – от тропических дождей, черепа и кости людей. Картина была не самой радостной, впрочем, и на обычном кладбище нет причин для веселья.

Они стояли под кроной векового дерева и слушали, как зеленые сочные листья что-то нашептывают на ветру. Бабушка Нирмала присела на толстый корень, он выглядывал из-под земли и походил на два человеческих тела, перекрученных узлом, закрыла глаза и протянула руки к дереву. Что-то блеснуло в ее правой руке, видимо, это был магический предмет, с помощью которого она могла разговаривать с духами.

Ветер подул сильнее. Он был со стороны гор, будто именно там и находился город мертвых. Несколько листочков с дерева взлетели вверх и закружились в воздухе, а один из них упал к ногам Катарины. Она подняла его и держала в руке, не зная, что делать дальше: выбросить или же сохранить на память.

Бабушка начала говорить напряженным голосом, с нотками волнения, и даже – тревоги.

– Сухарто, что она сказала?

– Духи говорят, что недолго нам быть вместе, – произнес он тоже тревожно, и – вполголоса, видимо, для него эти слова были неожиданностью, – и что нас разлучит смерть… Но если попросим своих богов, то через триста лет сможем снова встретиться…

«Что сочиняет старая? – начала нервничать Катарина, не высказывая пока свои мысли вслух. – Как это «недолго быть вместе»? Мы разве «вместе»? Видимо, совсем потеряла рассудок от общения с духами, если говорит о таком промежутке времени – триста лет… Это кто ж живет столько?»

– Нужно обязательно попросить богов, – продолжал переводить «прорицательницу» Сухарто. – Потому что на наших потомков ляжет проклятие, которое снимется только через три столетия… А пока есть время, мы можем любить друг друга и быть счастливыми.

Бабушка Нирмала открыла глаза и произнесла уже ровным, спокойным тоном:

– Пойдемте домой. Я проведала всех, кого могла…

У Катарины на душе было неспокойно. Странное чувство неудовлетворенности. Будто попросила она сладкого, а дали – кислый лимон. Нет, совсем не это хотела услышать. А что? Что тогда? Не ответив на этот вопрос, она поняла, что сама не знает, чего же хочет…

Сухарто немного погрустнел. Он задумчиво посмотрел на свою спутницу и с удивлением заметил в ней нечто новое, какие-то очень важные, но почти незаметные на первый взгляд детали. Без них бы и не было единого образа такой решительной и в то время очень боязливой, такой твердой и в то же время легко ранимой девушки из далекой, почти легендарной страны. Из страны-завоевателя.

Их взгляды встретились, и ее обожгло странным огнем. Совсем не горячим, а мягким и трепетным. Она смутилась и отвела глаза.

Оба они молчали, думая каждый о своем, а уже в доме Сухарто первым начал разговор:

– Катарина, ты думала о своем будущем? Что ты хочешь? О чем мечтаешь?

– Я хотела бы поехать домой.

– Допустим, мы дождемся корабль, а он может быть и через год… И чем ты будешь заниматься в Амстердаме? Жить в родительском доме? А как твоя мама отнесется к известию о том, что ты сбежала от мужа? Она ведь считает его порядочным человеком, если дала согласие на брак и отпустила тебя на край света… Поверит ли она тебе?

Катарина потупила взгляд. Действительно, сложно представить дальнейшую жизнь в Голландии. Кто она? И не девушка, и не вдова. Мужняя жена – без мужа?

– Я вот подумал над словами бабушки Нирмалы… Может быть, тебе лучше остаться на Бали?

– В каком качестве?

– В качестве моей жены.

Она скептически усмехнулась:

– И долго ты думал над этим предложением?

– Я вообще не думал, это мне сейчас пришла в голову такая мысль…

– А я раньше считала, что для брака нужна любовь. Об этом все знают, даже дети.

– Я тоже раньше так считал. А сейчас – по-другому. Вот… доберемся до моего дома. Что скажем маме? Это – Катарина, она просто сопровождает меня… Нет, я ее сопровождаю… И куда? В Амстердам! А мама нам поверит…

– Сухарто, ты очень неплохой парень, но я ведь тебя не люблю…

Он замолчал, и она не стала продолжать разговор. Оба думали. Если бы мысли были цветными, и если бы их было видно, наверное, вся комната была бы разрисована кудрявыми разноцветными облаками или волнами-колечками. Мыслей было так много, и они прыгали туда-сюда, кружились на месте, потом стремительно разбегались и вновь встречались, загибаясь в новые и новые кудряшки.

– Хорошо, – сказал он, – сегодня не будем принимать решений. Но вот о чем я подумал: нам надо двигаться на юг острова, чтобы добраться до Бадунга. А если потом нужно будет вернуться назад?

– Для чего – назад? – испуганно вскрикнула она, словно назад – это в Батавию, где остался Альберт.

– Если мы захотим попросить что-нибудь у богов…

– У вас же есть храмы, разве там нельзя попросить?

– Конечно, можно. Можно даже и без храма, мысленно обратиться к богам, и они тебя услышат.

– Вот видишь…

– Но если вопрос очень серьезный, то нужно к ним идти. И если мы соберемся это сделать, придется идти опять сюда.

– А что, боги живут где-то здесь?

– Вот именно! Недалеко отсюда – Великий Гунунг Агунг.

– А это кто такой?

– Не «кто», а «что»! Это гора, точнее, не просто гора… Это мировая гора, которая соединяет подземный и небесный миры. Вот на ней и живут боги…

И вновь наступила пауза. И только вились разноцветные колечки над их головами…