Текст книги "Живые тени ваянг"

– Поэтому и не умирают души, покидающие тело человека? Так, папа? Поэтому и крутится колесо перевоплощений – Колесо Сансары?…

– Кстати, Катя, так думают не только индонезийцы. Наши предки, древние славяне, тоже признавали существование души отдельно от тела. Они верили в то, что сначала души хранит Бог, и потому они безгрешны, а после жизни, очистившись от грехов, души вновь возвращаются к Богу. То есть, душа не только бессмертна, но и вечна, как сам Бог.

– Да-а-а… Это все домыслы, построенные на мифологии. Хотя… Как ты думаешь, папа, а когда колдун входит в транс, может его душа общаться с душами умерших людей?

– Нас воспитали атеистами. Но иногда, черт возьми, так хочется поверить в сверхестественное… В то, что после смерти, да и во время сна тоже, души покидают тело и путешествуют по белу свету… А что? Допустим, если представить, что это так, то тогда почему бы и душе колдуна не пообщаться с родственными ей существами? Желание поверить в это возникает, видимо, потому, что много еще в нашей жизни загадок, на которые нет научного объяснения…

– Папа, а на этот счет нет никаких более серьезных, точнее, более научных законов?

– Почему же? Есть… Вот ты говоришь о Законе кармы… А в философии существует такое же понятие, и называется оно – справедливость. Это понятие и является одной из основных категорий этики, а суть ее в том, что люди верят в справедливость, то есть, убеждены, что все их добрые помыслы и дела должны быть вознаграждены, а злые – осуждены. То есть, за деянием идет воздаяние.

– Но почему тогда у людей разное отношение к справедливости? У кого-то – явная тяга к ней, а кто-то ее вообще не признает…

– Очень многое зависит и от воспитания, и от среды… Ты знаешь, Катюша, а ведь и критерии справедливости со временем меняются, сейчас, например, они уже не те, что были триста лет назад… Но вот что еще интересно: по данным нейробиологов, за чувство справедливости отвечают определенные участки головного мозга. Так что не удивительно, что люди по-разному относятся к этому понятию – сами-то они разные.

– А в чем конкретно сходство философского понятия справедливости с Законом кармы?

– Во многом, дочка, но главное – в том, что все люди, совершившие преступления, несут и наказания. Я вот специально почитал биографии колонизаторов…

– Вот это да! Папа, и неужели они расплатились по счетам?

– Да. Вот, к примеру, губернатор Ост-Индии Ян Питерсон Кун… Он очень энергично занимался расширением колониальных владений и прославился тем, что начал контролировать торговлю пряностями на островах, которые входят сейчас в состав Индонезии. И что, думаешь? Во время осады Батавии умер от… дизентерии. Ты поняла, Катя? Именно на чужбине, да еще и от туземной болезни… Или же другой известный нидерландец – Ян ван Рибек. Он прошел путь от мореплавателя до губернатора Ост-Индии. И опять – удар, не на него самого, так на детей: из восьмерых остался в живых только сын, что родился в Капштадте, все остальные, появившиеся на свет в Ост-Индии, там же и умерли. К слову, африканцы полюбили Яна ван Рибека как отца родного, даже на бумажной купюре поместили его портрет, а потом – и на марке… Может, и сынок его, обогретый этим теплом, поэтому и выжил?

– Пап, вспомнила, эту купюру я видела у Германа Арнольдовича. У него богатейшая коллекция денег… Так, получается, что все потомки колонизаторов, практически все нидерландцы, и должны понести наказание?

– Почему же «все»? Не надо их чесать под одну гребенку! Вспомни только имена: Спиноза, Эразм Роттердамский, Иероним Босх, Рембрандт… Кстати, по нашей теме: есть у них очень известный писатель, который осуждал в своих произведениях политику колонизации. Я говорю сейчас об Эдуарде Деккере [236], о его известном романе «Макс Хавелар»[237]. Имя этого героя до сих пор является нарицательным.

– А я знаю о том, что нидерландцы – самые высокие ростом. А во многих сферах – первые в мире: первыми легализовали проституцию, эвтаназию, однополые браки… Да и в продаже наркотиков у них много дозволенного…

– Ну-ну, не зря съездила в Амстердам, вижу, с кем там проводила время…

– Папа!

– Не буду! А ты знаешь о том, что в Голландии появилась первая в мире тюрьма? Или же – первое в мире акционерное общество? Да-да, я и говорю об этой самой Нидерландской Ост-Индской компании. Или ты знаешь другие компании, которым четыреста лет? Наконец, первая в мире Голландская буржуазная республика… Думаю, этот список еще не полный… Ладно, об этом можно говорить до бесконечности… Катюша, а что сейчас тебя волнует больше всего?

– Конечно же, наша родословная. – Катя сделала упор на слово «наша», подчеркивая тем самым, что приняла замечание отца. – Итак, папа, какое у тебя резюме по этому вопросу?

– Ты знаешь, я склоняюсь к тому, что и в роду Буди кто-то был из колонизаторов. Вывод, как говорится, прост, как перст…

– Папа, ты сказал «перст»!

– А что здесь такого? Перст – это палец, а палец – и не такой уж сложный орган, хотя… выполняет довольно непростые функции…

– Папа! Ты – гений!

– Да что с тобой? То не выдавишь слова благодарности, а то сыпешь признания на ровном месте…

И тут Катя вспомнила астрологическое предсказание Паулы по поводу Перста Судьбы. Удивительно, но этот Перст как раз и совпал по времени с Катиной поездкой на Бали! А главное – именно под ним она приняла очень важные решения: первое – не выходить замуж за Стаса и второе – поехать с Буди, малознакомым человеком, «за тридевять земель в тридесятое царство». А как еще можно назвать его родину, которая находится от Питера более чем за десять тысяч километров, и даже на другом полушарии Земного шара? А может быть, Перст Судьбы поможет благополучно решить и проблему, связанную с далеким Прошлым Буди?

– Алё, Катюша, ты там не уснула?

– Я тут задумалась немного… Да, папа, ты прав. Вот и Баба Яга бормотала о том, что все, кто пришел завоевать эти земли, прокляты… И не только они сами, но и их дети, их внуки, правнуки. Ой, хватит об этом, а то опять в голове начинает мутиться…

– Тебе было плохо?

– Чуть-чуть… Так много информации сразу… Лучше скажи, как там Валентин?

– Прекрасно! С девушкой встречается… А ты, кстати, не собралась там замуж?

– Конечно, нет! Ты же сам хотел, чтобы я взяла пример с Евы Снеллингс, жены Геррита Поля! Тогда я должна выйти замуж где-то лет через двенадцать…

Когда они закончили разговор, за окнами питерского дома тоже опускались сумерки. Георгий Дмитриевич раздвинул шторы и наблюдал, как под светом фонаря редкие снежинки падают с тусклого небосклона на землю. «Ну вот, наконец-то к Новому году хоть немного снега – детворе радость…» А Катя сняла наушники и спросила вернувшегося из гаража Буди – он готовил свою красавицу-вишенку к новой и довольно загадочной поездке:

– А где мы будем встречать Новый год? У какой-нибудь Бабы Яги или теперь уже у Кощея Бессмертного? Да, не спросила самое главное: а у вас есть такой праздник?

– Праздник есть, вот поэтому и проведем его… Предлагаю не рассказывать об этом читателям, пусть мучаются в догадках, а вот о том, что было после Новогодней ночи…

Глава 3
В центре земли, на вершине мировой горы, которая соединяет подземный и небесный миры

Вишневый мини-вэн плавно скользил по улицам Денпасара, стараясь не задевать раздувшимися боками, а еще опаснее, ушами – боковыми зеркалами, – мотоциклистов. Они мелькали справа и слева, а на перекрестках так зажимали с двух сторон «вишенку», что, казалось, та уменьшалась в размерах, как под прессом. Катя не могла привыкнуть к тому, что на здешних дорогах тесно. Но других способов передвижения по улицам этого городка пока не было.

– Буди, а почему мы опять выехали только к вечеру? Я раньше думала, что все хорошие дела начинаются с утра.

– Правильно думала. Вот поэтому мы и отправились в путь сейчас, чтобы завтра, на рассвете, подняться к богам…

– А на чем будем подниматься? На аэроплане?

– Нет, пешком…

– Гулять по облакам?

– Очень точно ты сказала, именно «гулять по облакам»…

Ему позвонили по телефону, и, чтобы не мешать разговору, Катя начала разглядывать улицы. Одноэтажные здания весело подмигивали ей окнами из-за красочных плакатов, которыми были завешены с головы до ног. А вот даже радушно помахали длинным шестом [238], согнувшимся под тяжестью гирлянд из цветов и пальмовых листьев. А за этим шестом – еще несколько, они выстроились в ряд, как на карауле. Тоже, наверное, отгоняют злых духов – здесь все только этим и занимаются. Надо бы спросить у Буди, но он занят – разговаривает по-английски, скорее всего, с работы звонят. Надо же, как походят эти шесты на подвески-колокольчики, которые по Катиному эскизу пришили на красные русские сапожки. Эти колокольчики вот так же свободно висели на длинных кожаных жгутах и, словно живые, мелодично раскачивались и позванивали. Правда, тогда, на показе, кроме Кати, их перезвона больше никто не слышал.

– Через пять дней мне нужно быть в Лондоне, – Буди захлопнул крышку телефона и вставил его в висевшую подставку. – Заканчивается мой отпуск…

– Так у тебя сейчас отпуск? А я думала – ты прогуливаешь…

– Прогуливают уроки в школе или лекции – в институте. А на работе это уже не пройдет, там – более строгие порядки.

– Вообще-то и мне тоже нужно возвращаться в свой Дом моделей…

– Катя, а ты никогда не хотела открыть свой бизнес?

– Думала… Но для этого нужна очень сильная финансовая поддержка…

Дома вдоль дороги потихоньку начали редеть, и вскоре машина нырнула в лес. Странно было видеть деревья, которые росли высоко над головой. И потому верхушки этих исполинов казались недосягаемыми – они полностью закрывали густыми кронами небо, и только кое-где между зелеными листьями пробивалась синева. А такое впечатление создавалось потому, что среди этого непроходимого леса люди прорубили дорогу на несколько метров в глубину. Так что создавалось впечатление, будто прошел здесь великан и своим острым ножом ровненько поддел пласты земли, чтобы по дну этого среза ехали сейчас Катя и Буди.

Такого зеленого цвета, как на Бали, Катя нигде еще не видела. Это был совершенно другой, не такой, как в России, цвет. Казалось, что в палитру, наполненную темной насыщенно-зеленой и очень густой краской, добавил художник жемчужины утренней росы, а может быть, и настоящие слезы прекрасных дев, причем, слезы не печали, а – радости. И взмахнул этот художник кистью, и брызнули на деревья и на траву капли этой необычной краски, превращая свежую зелень в настоящее сочно-зеленое чудо с гладкой, будто отполированной, поверхностью.

– Если бы ты серьезно думала об этом, если бы сильно хотела… Ведь деньги – это не самое главное. Они всегда найдутся для доброго дела… – Буди замолчал, словно раздумывая о чем-то. – Если есть мечта – нужно пробивать ей дорогу…

– Вот так, как здесь пробили трассу через джунгли? Буди, я пригляделась – а ведь на срезах не рыхлая земля, а какая-то твердая порода, да?

– Да, Катя. Но это еще – не такие уж и джунгли… Было бы опасно ездить между размытыми дождями земляными валами… Торить дорогу всегда тяжело. Легче – ездить по уже проложенной…

– Да, я это знаю. И легче жить на готовеньком, чем самому зарабатывать деньги…

– Кстати, о деньгах… Вижу, уже привыкла ежедневно видеть Еаруду – и на монетах, и на купюрах?

– Да, спасибо за прекрасный ночной спектакль. Сейчас никто ко мне не приходит во сне со страшилками, вижу сны, наоборот, очень даже приятные… Буди, на ваших бумажных деньгах изображены портреты людей… Это – национальные герои?

– Да. А почему ты спросила об этом?

– У Еермана Арнольдовича я видела на южно-африканской купюре портрет нидерландца Яна ван Рибека… А папа еще и сказал, что есть у африканцев и марка в честь этого… колонизатора…

– Я думаю, в этом случае африканцы благодарны Яну ван Рибеку за то, что он, основав форт Капштадт, по сути, и открыл Африку для международных контактов. Посмотри, во что превратилась маленькая продовольственная база для обеспечения кораблей Еолландской Ост-Индской компании – во всемирно известный мегаполис Кейптаун, центр бизнеса, культуры и спорта!

– Ладно, я поняла… Ты защищаешь колонизатора… А у вас есть такие герои? Печатаете ли и вы на своих деньгах портреты завоевателей?

– А я этот вопрос переформулирую: а вы, русские, случайно, не печатаете на индонезийских рупиях портреты нидерландцев? – Буди, выстроив такую фразу, взглянул на Катю, чтобы уловить промелькнувшее на ее лице удивление.

– А мы здесь при чем?

Он так и думал: Катя об этом не знала.

– Я имею в виду то, что и дизайн, и печать наших денег сделаны в России, конкретно – в Питере.

– Буди, вот в это я не поверю… Ты уже начинаешь фантазировать…

– Катя, я говорю совершенно серьезно, просто ты далека от этой сферы, поэтому не знаешь, что наши рупии печатаются в двух шагах от твоего дома. Российское Объединение «Гознак» уже не первый раз выигрывает наш тендер…

– Хочешь сказать, что индонезийские деньги печатают в России?

– Если поточнее, то эта услуга называется «поставка банковской бумаги»… А знаешь, кто претендовал на победу в тендере? Америка, Германия, Великобритания, Франция, Италия, Южная Корея и… кто еще, догадайся с первого раза!

– Неужели Голландия?

– В точку! Представь, что если бы они и выиграли…

– Буди, я вот думаю: как был бы рад, узнав об этом, Петр Первый… Папа всегда говорил о том, что он мечтал печатать деньги туземцам…

– А сейчас так и получается: семьдесят пять процентов гознаковского объема – это экспорт. Хочешь, когда вернемся, посмотрим в Интернете, каким именно странам вы их печатаете? А я пока назову две: Индонезия и Индия. Индийцам вы чеканите монеты… Ну все – хватит про деньги!

Когда начал открываться вид на величественный храм Пура Бесаких, было еще совсем светло, но солнце уже начало прятаться за красными крышами храмов и деревьями, поддерживающими западный склон горы Гунунг Агунг. Той самой горы, о которой столько уже ей рассказал Буди…

– Катя, ты знаешь, я хотел бы, чтобы эта экскурсия стала для тебя очень памятной! Ведь Гунунг Агунг – самое священное место на острове, здесь живут не только боги, но и души предков…

– Да, действительно… Смогу ли я когда-нибудь еще приехать на Бали? – Катя вздохнула, сожалея о том, что никогда больше не увидит этот чудесный остров.

Целых три яруса склона Гунунга занимал самый главный, а потому и самый большой храм – Панатаран Агунг. Именно здесь поклоняются, оставляя приношения, духу Великой горы. Храм состоял из полусотни сооружений – многоярусных башен меру-пагод, алтарей, жертвенников, деревянных павильонов… А с двух сторон от него стояли храмы поменьше, но тоже очень важные – они посвящены богам Брахме и Вишну.

Чтобы дойти сюда паломнику, нужно подняться по высокой лестнице, ступеньки которой, как утверждают многие, невозможно пересчитать. Удивительно, но этот подъем совсем не утомителен! О какой усталости можно говорить, если, преодолевая ступени, наслаждаешься удивительными узорами, вырезанными на камне – ими украшена вся дорога! И только поднявшись наверх, попадаешь во второй зал, где можно подойти совсем близко к трону для индуистской троицы. На нем и восседают Брахма, Вишну и Шива. Говорят, именно здесь собираются боги, чтобы принять приношения паломников, а может быть, и для проведения своих праздников и других собраний.

– Буди, я уже несколько раз слышала про тропу очищения… Во сне, конечно… А что это? Она есть на самом деле?

Катя давно собиралась спросить его об этом, и вот, наконец, предоставилась возможность эту тропу увидеть. А ведь как хочется еще и услышать о ней!

– Катя! А мы с тобой уже на нее ступили! Ты не почувствовала?

Задумчивое выражение ее лица явно говорило об это. На нем даже проскользнуло чувство досады: ну почему он не предупредил ее о том, что тропа уже началась?

– Путь от храма Пура Бесаких к вершине Великого Агунга и есть тропа очищения. По ней ходят верующие в дни религиозных праздников, когда Агунг допускает земных людей к своему святому телу…

– А почему называется этот путь «тропой очищения»? Мы будем омываться водой?

– Нет, у тех, кто идет по этому маршруту, происходит магическое соединение с энергией высшего… А значит, и очищение…

– А есть и другие маршруты?

– Да, их несколько… И все они – гораздо легче и короче, но…

– Но – не священны?

– Может быть, и так.

– И сколько нам нужно времени, чтобы подняться?

– Не меньше шести часов.

– О-о-о, так много?

– Ты не заметишь, как пролетит время… Главное – не думай о том, что эта дорога – длинная. Просто иди за мной… Если устанешь-присядем, передохнем. Ая тебе буду сказкирассказывать…

– Буди, а почему эту гору называют Великой? Видимо, есть какие-то мифы, предания…

– Их так много… Ты уже видела трон для троих – Брахмы, Вишну и Шивы. А есть легенда, в которой говорится о том, что в стародавние времена тронами для богов были три вулкана: Агунг, Батур и Батукау. Если это не так, то почему тогда на Бали именно три таких горы?

– И поэтому люди стали называть эти горы горячим сердцем Бали? – спросила она.

– Как легко ты запомнила мой прошлый рассказ! – Буди, он шел впереди, оглянулся и с восторгом посмотрел на Катю. – А «сердцем», потому что это и есть центр духовной и культурной жизни Бали!

– Ты сказал, что есть много легенд…

Да… Еще говорят, что был этот остров когда-то слабым и незащищенным, казалось, вот-вот размоет его величественный океан… И тогда Бог Пасупати расколол гору Малунеру – центр индуистской Вселенной, и построил Гунунг Агунг… А есть мистическая легенда о том, как Бог Шива решил укрепить архипелаг, на котором стоит сейчас Индонезия, и для этого срезал три пика с Еималаев и поставил их на трех островах: на Яве, Бали и Ломбоке.

– Да, легенд, действительно, много…

Катя так задумалась, что чуть не оступилась. С крутого склона с шумом посыпались небольшие камешки, напоминая путникам о том, что на горных тропах нужно быть внимательными.

– Катя! Осторожно…

Он снова остановился и поддержал ее за локоть:

– Идем рядом со мной, здесь тропа широкая…

Она сделала шаг вперед и облегченно вздохнула:

– Рядом с тобой действительно спокойнее… Буди, ты говорил, что здесь и живут боги. Не могу представить их дворец, или резиденцию… И где его можно спрятать? Вот сейчас, например, рядом с нами нет даже деревца, одни камни… Или их дворец на небе, над вершиной горы?

– Мы его действительно не видим. Но он есть, Катя! Ты веришь мне?

– Да, Буди, верю!

– Тогда послушай шепот Агунга… – тихо-тихо сказал он ей.

Они остановились на огромном плато, как ступеньке в небо, прислушиваясь к звенящей тишине величественного Гунунг Агунга. Она звенела, и этот мягкий, неназойливый звук расслаблял и успокаивал, снимая с тела усталость, освобождая душу от смятения, озабоченности и даже – страха.

– Ого-го! Буди! Мой разум, очищенный от поселившихся в нем паразитов, трубит победу, наслаждаясь свободой! – с пафосом произнесла она.

– Ты кудесница, Катя! А вообще-то ты права: здесь улетучивается чувство тревоги, которое копится в мегаполисе, и бесследно исчезают и сомнения, и страхи…

Небесный купол начал светлеть. Совсем немного, у самого горизонта, но даже этого хватило Кате, чтобы увидеть самую фантастическую картину в своей жизни – продолжение сна. Как тогда она любовалась облаками? Не запрокинув вверх голову, а наклонившись вниз! Как огромные ватные хлопья, они висели гораздо ниже вершины, а через просветы между ними просачивался насыщенно-зеленый цвет травы и деревьев, тот самый, которым она восхищалась в начале поездки! Но самое главное было даже не это! Поднимающееся солнце окрасило облака в розовый цвет! Они были не белыми, а – розовыми! А луна… желтая луна – царствовала на небесном куполе, словно ей еще рано было уходить на отдых…

– Я видела эту картину во сне! – восторженно произнесла она. – Буди! Это повторение моего сказочного сна!

Катя от счастья закружилась, словно невидимый партнер подхватил ее в вальсе, но тут же снова оступилась.

– Что это? Какая-то табличка… под ногами… – Она нагнулась, чтобы разглядеть ее. – Нет, я не смогу прочитать… Это на вашем языке…

– Добро пожаловать на вершину! [239] – торжественно произнес он. – А ведь это для нас специально написали…

– Да уж, верю, верю…

И они весело рассмеялись.

Вдруг услышала она звучание колокольчиков, не тех, что были на сапожках, совсем нет. Заиграл целый оркестр! Сначала показалось Кате, что хлынул дождь с прохудившегося неба, и бьет он своими струями по гладким камешкам, которыми выстелена дорожка в фантастический сад. Или это вышли прекрасные девы к берегу целебного источника, того, что стоит у подножия горы, и наполняют звенящей влагой свои высокие кувшины? А может быть, на вершине горы пробился сквозь землю родник, и потекла горная река, перепрыгивая через террасы склона?

А потом зазвенел ветер. Он словно перебирал струны своего старинного инструмента, настраивая его после векового молчания.

– Буди, ты слышишь музыку? – Катя говорила как можно тише, чтобы не спугнуть ненароком невидимых музыкантов.

– Ты услышала? – спросил он взволнованным шепотом, ошеломленный Катиным известием. – Эта музыка не для всех!

– Почему? Или ее не все слышат?

– Далеко не все! Здесь, на Великом Агунге, идет сейчас кукольное представление под аккомпанемент гамелана… Это ваянг, но не тот, что смотрели мы с тобой, а бесконечный ваянг для богов.

– Как это – бесконечный?

– У него нет ни начала, ни конца…

– Очень трудно представить… Мне всегда казалось, что все на этом свете когда-то начинается, а потом – заканчивается.

– Вообще-то, театру теней ваянг кулит более трех тысяч лет. Может быть, тогда и начался этот нескончаемый ваянг для богов?

– А куклы живые? – Катя тоже перешла на шепот.

– Конечно! В них живут души, покинувшие тела людей…

– Подожди, ты же совсем недавно так не говорил! И меня обозвал… анимисткой! Да и вообще, ты – философ… По-моему, твое утверждение расходится с известными философскими концепциями!

– Это Георгий Дмитриевич научил тебя философским терминам? – улыбнулся Буди. – Ладно, если серьезно, то я – не философ, а культуролог. Доктор философии – это моя ученая степень.

Буди замолчал, прислушиваясь к мелодичным звукам:

– Ты знаешь, Катя, то, что мы сейчас слышим, не поддается никаким научным объяснениям… Боги, поселившиеся на Бали, живут совершенно по другим законам… Но они не устают удивлять людей…

– Хорошо, я тоже буду думать, что души предков поселились в куклах, играющих бесконечный ваянг для богов.

Катя отчеканила эту фразу, словно школьница – таблицу умножения. А потом тихо добавила:

– Однако, какая странная музыка… Как будто журчит вода…

– Это «посох дождя», музыкальный инструмент, сделанный из тропических деревьев. Он действительно имитирует звук идущего дождя и создает эффект… переливания воды… А второй – «поющий ветер»…

Музыка стала громче, она словно наполнялась силой. Вот уже начали свою партию гонги и ксилофоны, какие-то маленькие барабанчики, наверное, такие же, как во время представления ваянг в деревушке за Денпасаром. А потом ночной воздух разрезали щемящие звуки флейты…

И вдруг Катя увидела, как груда камней поодаль выгнула спину и превратилась в какого-то зверя. Он даже чуть приподнял голову, чтобы посмотреть на нежданных гостей. За камнями мелькнула чья-то тень, она оседлала зверя и… растворилась в темноте…

– Буди! Там кто-то есть!

– Не может быть! Это тебе показалось… Или ты хочешь, чтобы я сказал, что это гуляют души наших предков?

– Я не шучу. Там кто-то есть!

– Альберт, покажи мне Большую Медведицу!

Звенящий женский голосок доносился с западного склона горы, он так отчетливо был слышен, что Буди переспросил:

– Катя! Это не ты сейчас спросила про Большую Медведицу?

– Нет, Буди, я ведь уже знаю, какие звезды видны на вашем небе, а какие – нет…

Как бы подтверждая, что здесь дозволено разговаривать всем желающим, послышался голос еще одной незнакомки. Она произнесла бархатным голоском, с придыханием:

– Пока спит мой муж, я решила убежать… Хочу посмотреть на земной мир… Верны ли люди друг другу, как боги?

На этот вопрос ответил резкий мужской голос:

– А если ты сама покинула мужа, то какую верность хочешь найти среди людей?

По западному склону горы покатились камни, будто кто-то неосторожно наступил на них.

– Буди! Там действительно кто-то есть! – Катя крепко сжала его руку, и он почувствовал, что ей на самом деле страшно.

И тут вступил в разговор еще один человек:

– Духовно ответственный выбор как духовно мотивированный поступок, и является основой личностной зрелости человека. Кто-то может со мной поспорить?

– Папка! Ты как всегда, не вовремя! У меня здесь только начали появляться духи, а ты все испортил!

– Катя? Ты где?

– Я – в центре земли, на вершине мировой горы, которая соединяет подземный и небесный миры… А ты тут с «мотивированными поступками»… Ты следишь за мной?

– Да нет же, Катя! Я говорю это вовсе не тебе. Я читаю сейчас лекцию… уже – заканчиваю.

– Какая лекция? У нас здесь начинает брезжить рассвет, значит, в Питере – глубокая ночь. Да и вообще… у тебя же каникулы!

– Ты что-то путаешь… Я только что пообедал, и потому в хорошем расположении духа… А каникулы были неделю назад… Или вчера? Теперь и я запутался… А может быть, я сплю? Ладно, Катюха, я тебе не мешаю, продолжай заниматься своими делами и не обращай на меня внимания…

– Пап, подожди, раз уж я тебя услышала, скажи мне, что там с нашей родословной? Есть ли еще новости?

– О! Больше, чем я думал. У Баяна действительно родился сын Альберт, у Альберта – Александр, у Александра – Олег, отец Павла… И знаешь, где я отследил Олега? Не поверишь! На бракосочетании дочери императора Павла Первого Анны Павловны Романовой и будущего короля Нидерландов Вильгельма Второго Оранского! [240] Олегу было тогда двадцать два года…

– Так вот почему он назвал своего сына Павлом!

– Катюха, там такой интересный момент был… Эх, не буду рассказывать, обещал себе… Короче, я решил роман об этом написать!

– Папка! Как роман? А защита?

– Одно другому не мешает… А если короче, то я всю родословную высветил… Это же совсем немного, Катя… У Павла родился сын Петр, в честь Петра Первого, у Петра – Алексей, а у Алексея… кто?

– Не знаю…

– Твой дед, Дмитрий Алексеевич! Ну, а потом, получается, и я…

– Здорово, пап! А вывод?

– Сказал бы: прост, как перст, опять придерешься… Разве плохо знать свою родословную? Вот я ее теперь знаю! А ты… Так ты, получается, и есть хозяйка этого свастичного креста, ведь он передается по женской линии, а больше женщин у нас и нет…

– Вот это да! Не думала, что получу такое сокровище! А Буди, пап? Почему он тоже Блэнк?

– А над этим я ломал голову гораздо больше, пока не вспомнил опять же про перст. Катюха, я сделал открытие: если амулет сохранился, значит, остался жив и его хозяин – Сухарто. Ты поняла? Если бы его убили, мы бы не увидели этого креста. Так что его род продолжился…

– А фамилия?

– Опять – перст! Полуживого, солдаты выбросили его уже на побережье Явы. Сухарто посчастливилось: возвращались домой колдуны и знахари – дукуны племени минангкабау[241]… Они его и выходили – мертвого поставят на ноги, а тут… Катюша, рассказ об этом – это еще один роман с захватывающим сюжетом…

– И ты его тоже собрался написать?

– Посмотрим… Короче, Сухарто был в бессознательном состоянии и постоянно бредил: «Сухарто… Катарина… Блэнк…» Имя Катарина колдуны посчитали женским, а так как у самих минангкабау нет ни фамилии, ни отчества, приняли фамилию Блэнк за второе имя. Так и стали его называть: Сухарто Блэнк. В этом матриархальном обществе совсем другие порядки… Алё, алё, Катя…. Ты меня слышишь? Что-то появились в трубке какие-то щелчки и звуки колокольчиков… Забыл сказать: звонил нотариус от Полины Брошкиной по поводу какой-то питерской квартиры…

– Что зачушь? Не знаю я никакой Полины Брошкиной…. Ладно, приеду – разберусь. А ты что, по телефону разговариваешь?

– Да. А ты?

– Подумай, какой телефон? Я – выше облаков!

Связь оборвалась. А музыка продолжала звучать. Правда, уже не так громко, как раньше, чтобы не перебивать голоса людей. После разговора с отцом страх улетучился, и на смену ему пришло ощущение легкости. Будто кто-то выкачал из Кати все тревоги и сомнения.

– Буди, и что теперь мы должны сделать? – Катя повернулась к нему лицом, и оно показалось ему таким прекрасным на фоне бледнеющего неба и слабых оранжевых разводов, – вот и рассвет начинается.

– Мы должны почувствовать себя Альбертом и Катариной, и только так называть друг друга, пока… нас слышат боги… И еще… В каждой печальной истории есть виновный… Значит, кто-то кого-то должен простить…

Катя кивнула, соглашаясь с необычной для нее ролью, и громко прокричала над бездной, в которой плавали розовые облака:

– Альберт! Я прощаю тебя за все твои проступки!

Из-за груды камней послышался глухой голос:

– Ты – Катарина Блэнк?

– Да, я – Катарина Блэнк, честно ответила Катя, ничуть не смутившись присутствия еще одного живого существа.

– Подтверди, что ты любишь Альберта и будешь ему верной женой!

– Клянусь, что я люблю Альберта и буду ему верной женой и в горе, и в радости…

– А что скажет Альберт? – голос незнакомца раздавался уже с другой стороны.

– Я, Альберт Блэнк, прощаю Катарину, если она причинила мне когда-то боль, и клянусь в том, что никогда не предам ее… Я люблю тебя, Катарина!

С западного склона опять посыпались камни, словно великан сделал шаг вниз, туда, где устремились в небо сотни ступ величественного храма – Пура Бесаких. Неужели он действительно пошел по ступам, как по лестнице? Об этом Катя давно уже догадывалась, и вот – подтверждение…

А в это время в Кейптауне не было и полуночи, так что в самом разгаре шел фестиваль менестрелей [242]. Мужчины, разодетые в ярко-лиловые блестящие костюмы с гладкими лацканами, в высоких шляпах-котелках, важно шествовали с разноцветными зонтиками в руках. Они крутили ими, подбрасывали вверх, потом ловили и раскрывали. Время от времени, видимо, по команде режиссера, они что-то скандировали, и тогда в воздух взлетали уже и шляпы. По загримированным лицам невозможно было определить их расовую принадлежность – все участники процессии со стороны выглядели африканцами.

За ними шли ровными рядами стройные, словно точеные из бронзы, девушки. Они светились молодостью – им не было и двадцати, как и Южно-Африканскому флагу[243], цвету которого соответствовала их одежда – ярко-красные юбки-пачки и полосатые, синие с зеленым, майки без бретелек. Так же, как и флаги, костюмы девушек были дополнены черным, белым или желтым ободком, как символом мультирасового будущего. Девушки разбрасывали цветы, они несли их целыми охапками, и били в маленькие барабанчики, висевшие у них на ремнях через плечо.