Текст книги "Живые тени ваянг"

Часть пятая
Пасьянс разложен. Терпения, чуть-чуть терпения…

Глава 1
О пользе «живых» карт

Катя крепко сцепила ладони в замок, пытаясь сконцентрировать все свои мысли. Известие о гибели Паулы потрясло ее. Что же теперь делать? Полететь в Амстердам? И что? Что там она скажет чужим людям? Что тоже – такая же чужая? А Вилли? Что может она для него сделать? Быть опекуном? Исключается! А может, стать няней и утирать ему нос платком? Мысли беспорядочно носились, но правильное решение в голову не приходило.

– Но ведь у ней никого нет! – с чувством отчаяния воскликнула она.

– Это не так, – Буди старался говорить как можно мягче, зная о ее способностях взрываться по пустякам. – У нее есть коллеги по работе, и друзья… Вот, например, Николина… Да и деньги на похороны тоже есть… Думаю, все формальности будут соблюдены по закону: ее сын – единственный наследник, споров об этом не будет. Ну, а то, что он еще несовершеннолетний – это не важно. Вступит в права позже…

– Подожди, а с такими отклонениями в развитии он может являться наследником? И как он будет защищать свои интересы?

– Я вижу, что у тебя вопросов возникает все больше и больше… Хорошо, давай будем думать вместе. – Буди пододвинул стул поближе к столу и тоже сложил ладони в замок, рядом с Катиным. Как негласный знак солидарности.

– Я думаю о том, как помочь Вилли, ведь он не обычный ребенок… А это требует большого внимания…

– Да, согласен с тем, что в приюте с ним никто не будет заниматься индивидуально…

– И я о том же…

Катя немного помедлила, как будто сомневаясь, а потом несмело предложила:

– А если его усыновить?

– Вообще-то, иностранные граждане имеют право на усыновление детей, правда, при соблюдении целого перечня требований… В первую очередь это должна быть не одинокая девушка, или – парень, а – семья, и желательно с опытом воспитания детей… То есть, со своими детьми, за исключением случаев, когда супруги не могут их иметь… Важные моменты – уровень дохода и жилищные условия, а это значит, что у семьи должно быть отдельное жилье, а не комната…

– Я поняла, Буди…

– А лучше всего сейчас связаться с Николиной, узнать, что там происходит, и взять у нее телефоны социальной службы, а может – и босса Паулы. Это не помешает. А тебе хорошо подумать, что именно ты хочешь, и в зависимости от этого и действовать. Катя, ты всегда сможешь вернуться к этому вопросу… Когда созреешь…

– Да, надо позвонить… Эх, жаль, что с жилой площадью у нас не богато, – начала она рассуждать. – Вот если бы была отдельная квартира…

Буди так и подмывало сказать ей о том, что у Паулы есть квартира в Питере, и он даже знает номер телефона, а значит, легко узнает и адрес, но… Но он дал слово не говорить об этом. С другой стороны… Может быть, Паула бы и не возражала, если после смерти некоторые ее тайны будут раскрыты?

Щелчок замка на входной двери прервал их размышления. «Отец пришел, – подумала Катя, – а у меня еще не все готово к ужину…» Она резко встала из-за стола и быстрым шагом пошла на кухню, чтобы доделать начатый салат и поставить на плиту чайник.

Буди пошел следом за Катей и остановился в проеме арки, соединяющей кухню с закрытой лоджией, служившей столовой. Он стоял и смотрел, как ловко расправляется она с темно-зеленым огурцом, нарезая его на ровные полукольца. Интересные в России огурцы, с пупырышками, может, и поэтому идет от них необычайный аромат свежести… На его родине они великанские – размером с баклажан… Много есть всяких фруктов… А вот огурцов таких нет.

– Что-то вы сегодня невеселые… – Георгий Дмитриевич, как всегда, разделся в прихожей по-солдатски. Такая привычка сохранилась с юности, когда они с Сонечкой жили еще в общежитии, а там нужно было везде успевать: и в университет на лекции, и на рынок за продуктами, и на кухню, где стояла всего одна плита на весь этаж.

– Добрый вечер, Георгий Дмитриевич, – Буди оторвал взгляд от кухонного стола. – У нас сегодня не самые лучшие новости…

– Что случилось? – отец семейства подошел к Кате и потрогал ее лоб. – Не заболела? Твой румянец на щеках мне не нравится!

– Папа, я уже взрослая… Я не та маленькая девочка, которую нужно водить за ручку в садик…

– Ну вот, опять начинаешь кипятиться…

Именно в этот момент засвистел чайник, и Катя рассмеялась:

– Это не я кипячусь, а чайник… А если серьезно… Папа, сегодня мы узнали о том, что погибла Паула…

– Паула? – он явно был много наслышан о ней, а значит, дочь делилась с отцом своими «девичьими секретами». – И как это произошло?

– Она была за рулем, и вместе с машиной упала с моста в воду…

– Да… Какие неожиданности подстерегают нас… Живем, живем, и не знаем, где и когда закончим свой путь, за каким поворотом… И оказывается потом, что мы совсем не ценили эту удивительно прекрасную жизнь. Вместо того, чтобы наслаждаться ею – корили себя сомнениями, убивали себя недовольством…

– Папа, я вот думаю сейчас, чем можно помочь ее сыну…

– Ты сначала немного успокойся, в таком состоянии не принимают серьезных решений, – сказал он. – Пусть пройдет несколько дней…

– Вот и я говорил ей об этом, – Буди продолжал подпирать арку, не решаясь войти на кухню.

– Ладно, уговорили. – Катя поставила салатницу с аппетитным содержимым на обеденный стол. – Правда, я хотела бы поговорить с Николиной. Буди, у тебя есть ее телефон?

– Да, конечно…

– Пап, а как дела у тебя?

– Прекрасно, дочка, прекрасно… Сегодня разговаривал по телефону с профессором Кардапольцевым. Он еще кое-что узнал о нашей родословной, обещал сегодня сообщить новости.

– И что, надо сейчас ехать к нему?

– Катюша, посмотри за окно, в каком веке мы живем? Не в семнадцатом же! Есть Интернет, правда? Так что Кардапольцев сбросит мне сообщение по E-mail, или скайпу, тем более что свою работу он не в голове держит, она у него пишется на клавиатуре и хранится в файлах…

Катя взглянула на отца, и в этом взгляде можно было прочитать: да знаю я эти слова, папка, знаю… Это ты подкалываешь меня тем, что эскизы свои я делаю вручную, а не на компьютере, как некоторые. Ну не доверяю я технике, не доверяю, мне все кажется, что она не может сделать такой мягкий изгиб, такую точную линию, как рука человека…

Воспользовавшись паузой, вступил в разговор Буди:

– Ееоргий Дмитриевич, Катя очень уважает вас и прислушивается к вашему мнению. Можете ли помочь мне уговорить ее поехать со мной?

Елава семейства с удивлением посмотрел на гостя. Ему понравилось, что тот настолько конкретно ставит вопрос, по-мужски. Что уж тут размусоливать?

– Действительно, Катя, уж пора тебе и принять решение…

– Я его приняла, папа… Я поеду с Буди… Да, это точно… Только надо подумать, в какой день, послезавтра у меня показ зимней коллекции, его пропустить не могу – столько готовилась… Да и вообще – это очень важное событие для меня…

– Я рад, Катя… – Буди посмотрел на нее с благодарностью. – Наконец-то…

– Вот и хорошо, – Георгий Дмитриевич подвел черту этой теме разговора. – Давайте поужинаем и пойдем читать письмо от Кардапольцева…

Они удобно расположились в кабинете главы семейства: сам он, как и полагается хозяину, в добротном кожаном кресле за письменным столом, а Буди и Катя – рядышком на небольшом диванчике. Почти как на прошлых посиделках… Пока Георгий Дмитриевич включал компьютер, Катя задумчиво произнесла:

– Я вот думаю, если мама деда Павла Блэнка была голландкой, то почему у нее оказалась свастика из Индонезии, то есть, из Ост-Индии? Кто-то привез ее в Голландию? Или наоборот – она путешествовала?

– Я тоже думаю об этом, – отец не поднимал глаз от компьютера, видимо, как раз открывалась почта. – Пришлось и память напрячь, и кое-какую старинную литературу полистать… Если крест был изготовлен в первой половине семнадцатого века, то, скорее всего, тогда он и попал к маме деда… Или чуть позже… А в это время между Бали и Голландией не было связи: остров стал подчинен Ост-Индской компании, и то частично, только в конце девятнадцатого века, а полностью – в начале двадцатого… А вот Ява – да, она была частью Ост-Индии…

– Вы сказали – Ява? А может быть, крест уехал с Бали на Яву, а уже оттуда – в Голландию? – высказал предположение Буди. – Например, представитель династии Менгви женился на девушке с Явы и подарил ей крест…

– Ну да, – перебила его Катя, – а эта девушка женилась на голландке, маме деда… – Подумай, Буди…

– Действительно, – заметил он, – опять что-то не вяжется.

– Нет, профессор не сбросил информацию… – Георгий Дмитриевич оторвался от компьютера и посмотрел на Буди. – Да, а в Яве я вижу смысл… Даже начинаю склоняться к тому, что именно через Яву и потянулась эта ниточка… Подумайте сами: в Батавии, так тогда называлась Джакарта, находилась штаб-квартира Ост-Индской компании. В этой крепости уже жили голландцы, сотрудники компании, может, некоторые были и с семьями… Правда, тогда встает другой вопрос: а при чем здесь Петр Первый? Какое отношение к этой истории имеет он?

– Папа, ты хвастался познаниями Петровской эпохи! У тебя даже защита скоро, так что все карты в руках…

– Стоп, дочка… А ведь Петр Первый ездил с Великим посольством в Европу, и некоторое время был и в Голландии… Помните, я вам показывал его аттестат, подписанный корабельным мастером Полем? И еще…

Георгий Дмитриевич замолчал и начал пристально вглядываться в макет парусника «Петр и Павел», занимавший почетное место в его кабинете. «Что увидел он на этом макете? – подумала Катя. – Да! Конечно же – все дело в корабле!»

– Как же я сразу не догадался об этом? – глава семьи слегка ударил кулаком по столу, словно аукционист – молоточком: «Продано!»

– Папка! Говори! Не тяни… – Катя почувствовала, что сейчас он действительно выложит нечто такое…

– Надо же, все так просто… Вот, посмотрите на этот парусник. Он ведь ходил в Батавию! И не раз…

– Допустим, этот парусник был в Ост-Индии, – начал опять рассуждать Буди. – Навряд ли сам царь на нем путешествовал… Скорее всего, на нем были моряки, военные… С другой стороны, почему тогда Павел Блэнк хотел назвать сына в честь Петра Первого?

– Видимо, есть еще какая-то важная информация, которую мы не знаем, – заметил Георгий Дмитриевич. – Этот ребус сложно порешать без нее… Подождем вестей от профессора Кардапольцева.

Вот так всегда, когда с нетерпением ждешь чего-то, оно как назло, не приходит так быстро, как хотелось бы.

– Ладно, я пока пойду к себе… Не могу сидеть сложа руки… – Катя тихонько встала с дивана и направилась к двери. Там она остановилась, словно вспомнила что-то. – Да, папа, а ведь совсем не обязательно, чтобы российский царь участвовал в этой истории… А если Павел просто его очень уважал? Может такое быть? Когда уважают человека и в его честь называют детей…

– Ты права, Катюша… – Георгий Дмитриевич отрешенным взглядом смотрел на экран компьютера. – Но мне все же больше нравится версия, если и Петр Великий причастен к этой истории… Правда, Буди? – И он заговорщически сузил глаза, переведя их на гостя.

Катя решила разложить пасьянс. Нет, не один из тех, которыми напичкан Интернет, а самый настоящий, с «живыми картами», которые можно подержать в руках, чтобы почувствовать их энергетику. От карт исходит холод, когда они совсем еще новые и выскальзывают из рук. А вот если хорошенько послужили игрокам и стали подчиняться их воле, то тогда они теплые. Порой кажется, что они чувствуют желания хозяина, и если расположены к нему, то не только подсказывают ему ответы, но и откровенно помогают: ложатся на стол даже тогда, когда их перестали ждать. Нет, Катя не была заядлой картежницей, напротив, она так редко брала в руки карты… А может, и поэтому встречи с ними были волнующими?

«Говорят, слово «пасьянс» происходит от французского «терпение», – думала она, – может быть, поэтому, когда мне не хватает этого терпения, я и сажусь за карты? Они мне помогают быть более усидчивой, это уж точно… Пока не закончится игра – не встанешь с места… И хочется сыграть еще и еще…»

Пасьянс Катя называла игрой. Она считала, что в этой игре главную роль играют не интеллектуальные и, как в шахматах, не комбинаторские способности игрока, а удачное расположение карт. А если многое зависит от того, какие выпали карты, значит, на них можно и погадать.

Загаданное желание прозвучало так: «Хочу, чтобы история, о которой рассказал Буди, благополучно закончилась». Потом Катя достала колоду потертых карт и начала их раскладывать. «Интересно, – пришла в голову неожиданная мысль, – а эта история уже имеет свой финал, о котором мы можем просто не знать? Или же его можно самим придумать?» Ей показалось, что бубновый туз подмигнул. У него были лучистые, совсем не такие, как у серьезных, напыщенных дам, глаза. А солидный животик напоминал авторитет учителя по литературе Николая Захаровича – такой же аккуратный, а не бесформенный, как у некоторых. Катя сконцентрировала свое внимание на этой карте, но король стал таким же равнодушным, как прежде.

Карты ее слушались: тузы выпадали вместе с дамами, а тройки – с десятками, – Катя разложила «Пирамиду». Парные карты стремительно покидали игровое поле. И даже когда появилась опасность, что останутся три непарных, будто кто подбросил им «вторые половинки» – тройку, семерку и туз. «Надо же, как у Пушкина», – подумала Катя и добавила к ним свои – десятку, шестерку и даму. Удивительно, но дама была пиковая, самая мрачная и даже – трагическая. У Кати она вызывала именно такие ассоциации. На душе стало спокойнее. Пасьянс сошелся, но главное даже не это. Десять минут уединения очень помогли ей снять напряжение.

– Катюша! – послышался из кабинета голос отца. – Мы тебя ждем!

Как вовремя!

– Ну вот, не подвел меня Кардапольцев, сбросил информацию, как и обещал…

Георгий Дмитриевич немного волновался, он с нетерпением ожидал нечто важное, то, что может, наконец, внести в эту историю ясность:

– Так-так-так, читаю: «В процессе изучения материалов архива…»

– Папа! Читай главное! – Катя горела нетерпением. – Эти профессорские штучки – размазывать информацию, как бутербродное масло, мы знаем.

– Так-так-так, читаю: «…выяснилось, что прапрадедом Павла Блэнка был спасенный русскими моряками иностранный гражданин, скорее всего – Ост-Индии».

– Ну вот, теперь тоже не все понятно без подробностей, – недовольно проворчала Катя.

– Ты сама просила суть, вот я и прочитал выводы. Ладно, слушайте внимательно…

Георгий Дмитриевич поправил очки и продолжил читать письмо профессора Кардапольцева:

– В тысяча семьсот двенадцатом году русский клипер «Отважный» возвращался из Ост-Индии. Когда он находился недалеко от мыса Доброй Надежды, моряки обнаружили обломки корабля, потерпевшего крушение. Возможно, его накрыла «волна-убийца». Даже по этим обломкам явствовало, что корабль сделан добротно, хорошими мастерами, скорее всего – нидерландцами или португальцами. Из предметов, которые они достали из воды, самым примечательным был мальчик-туземец, маленький и хрупкий, одетый в короткие шаровары. Других вещей с ним не было. Вместе с мальчиком были выловлены: шляпа голландского или португальского покроя, одна; плетеная шкатулка для женских безделушек, пустая, одна; трубка курительная, одна; женские перчатки, одна. Мальчик не понимал по-русски, поэтому его имя, а также место жительства, неизвестны. Данные изложены в судовом журнале и подписаны капитаном корабля Андреем Прохоровым.

– Получается, что этот мальчик – прапрадед Павла Блэнка? – на лице Буди было крайнее удивление. – И можно ли это доказать? А где же обещанная нам мама-голландка?

– У меня тоже есть вопрос, – громко произнесла Катя, поддерживая позицию Буди, – но он самый главный: а где крест?

– Действительно, и здесь не складывается ребус… – согласился с их доводами Георгий Дмитриевич. – Все-таки, есть еще какая-то очень важная информация за бортом…

– Папа, ты скоро капитаном станешь, уже матросский сленг появился.

– Появится тут, Катюша, чувствую, и не то… Теперь я не успокоюсь, пока не узнаю эту историю во всех подробностях. Вот так-то! Подождите, я еще не все прочитал. Вот еще приписка: «Уважаемый Георгий Дмитриевич, если вас заинтересовала моя информация, я могу продолжить свою работу. Думаю, что сохранились некоторые данные с российских судостроительных верфей, а также со строительства Санкт-Петербурга. Если этот мальчик остался в этих сферах производства, возможно, я смогу проследить его дальнейшую судьбу».

– То есть, если мальчик стал прислугой в богатом дворе или учеником сапожника, шансов узнать о нем совсем нет, – продолжила мысль профессора Катя.

– Именно так, – поддержал ее отец, – посудите сами, кто же будет писать летописи о простолюдинах? Тут нужна очень важная зацепка, чтобы попасть в историю… Вот у нас, например, в двух случаях было крушение корабля…

– Может быть и другое, – заметил Буди, – например, оказаться рядом с известным человеком, или же присутствовать на очень важном, историческом, мероприятии.

– Что-то не походит по этим описаниям, что у мальчика мама голландка, – начала опять рассуждать Катя. – Ни одной зацепки… Обнаружен в месте, где проходят корабли со всех стран, и куда угодно…Это мог быть и китаец, и индус. Если бы он заговорил по-голландски, наверное, его кто-нибудь бы понял… Помнишь, папа, ты рассказывал о том, что много мастеров с Голландии работали тогда на русских судостроительных верфях, да и наши ездили к ним… Если бы хоть крест был с ним? Хотя…

– А может, он с ним был! – горячо возразил Буди. – Мог он его запрятать?

– Да ладно, Буди… Куда запрятать-то? В шаровары?

Катя не сдавалась, она никак не могла принять уравнение с несколькими неизвестными за действительную версию. И все же… И все же интуиция ей подсказывала, что именно этой версии и нужно придерживаться.

– А вы знаете, я ведь и сам могу параллельно с профессором покопаться в своих архивах, – ошарашил обоих Георгий Дмитриевич. – Я ведь, когда начинал готовиться к защите, а это было еще два года назад, если не больше, много какой информации собрал… Есть у меня и файлы о российском кораблестроении, и о первых питерских строителях… Как раз то, о чем говорил Кардапольцев. Надо тоже посмотреть. А вдруг что-то интересное обнаружу? Тем более, что теперь я знаю, о ком искать: о мальчике-туземце!

– Папка! Я же говорила, что не зря копаешь Петровскую эпоху!

– У нас очень мало времени, – задумчиво произнес Буди. – Я уже забронировал билеты. Рейс через два дня. Как раз и Катя освободится… Да и Новый год приближается… лучше все-таки встретить его дома, чем в дороге…

– Надо же, как мы закрутились, что и о празднике забыли!

Катя встала с дивана и подошла к окну. Опять падал снег. В него потихоньку перешел вчерашний дождь, и хлопья были огромными и пушистыми. Их так хотелось назвать влажными, если бы они не были из воды. А вот мелкие колючие снежинки Катя назвала бы сухими. Снежинки падали и падали, отчетливо вырисовываясь в светлом сегменте, который вырезал из темноты одинокий фонарь-стражник.

– Катюша, там снег? – отец почувствовал ее настроение. – Да, кстати, а где Валентин?

– Правильно, папа, ты назвал его. Был Валек, стал – Валентин. Потому что уже тоже вырос. С нами ему неинтересно, так что наверняка с девушкой гуляет.

– С девушкой?

Отец никак не мог себе представить мальчика с оттопыренными ушами, которому он постоянно по дороге в детский сад завязывал шнурки, в обнимку с девицей…

– Так… На чем мы остановились? – Он усиленно пытался скрыть растерянность. – А-а-а, Буди сказал, что времени у нас мало… А когда его было много? Давайте сейчас отдыхать, на эти два дня планы уже построены, а после Катиного показа соберемся и подведем итоги.

Глава 2
О пользе уроков вязания

К показу Катя готовилась несколько месяцев. А если вспомнить о той минуте, когда эта идея пришла ей в голову, то получится – не меньше года. Ей не просто хотелось сделать женскую зимнюю одежду красивой, но и сохранить в ней русские национальные традиции. А они совершенно забыты последнее время, стерты бесформенными «однополыми» пуховиками или же добротными, но «интернациональными», шубами и дубленками. Она мечтала изменить покрой шуб и пальто и придумать к ним оригинальные головные уборы. А если и пофантазировать над цветом? Ведь с приходом осени можно наблюдать на улицах одну и ту же картину: женщины расстаются с легкой, изящной и расцвеченной всеми цветами радуги летней одеждой и нахлобучивают на себя убогую серость, под стать унылому настроению.

Часть эскизов будущей коллекции и была представлена в Амстердаме, на презентации Дома моделей «Европейские традиции». Публика оценила ее замысел. Но это ведь не та аудитория, к мнению которой нужно прислушиваться! Да, неплохо, что есть поддержка со стороны художников-модельеров других стран, но носить эти изделия не им! А как примут Катины задумки русские женщины? На этот вопрос можно ответить не тогда, когда есть в голове идея или на столе – эскизы, а только тогда, когда эти шубки можно потрогать руками.

Еще в университете Катя с удовольствием изучала историю моды. Ей нравилось листать старые журналы с выцветшими фотографиями и рисунками одежды, безвозвратно ушедшей в прошлое. Впрочем, и не совсем ушедшей: многие элементы декора со временем возвращаются, например, банты, оборки, стразы… Да и способы кроя периодически повторяются: заниженная или завышенная талия, классический рукав или рукав-реглан, зауженные или расклешенные юбки и брюки… А длина? Она тоже прыгает туда-сюда – то открывает женские коленки, то снова прячет их от людских глаз.

Очень помог отец. Изучая Петровскую эпоху, он наткнулся на несметные залежи подробного описания одежды конца семнадцатого века! Ни в одном учебнике нет такого! И были там не только описания, но и портреты, рисунки. Почему именно эта эпоха ее заинтересовала? Да потому, что до этого времени мода не менялась на протяжении нескольких столетий. Она не впитывала в себя иностранные веяния – они были под строгим запретом, не пыталась экспериментировать с длиной платья – это противоречило устоям домостроя. А когда мода становится демократичной? Когда выходит за пределы узких традиционных рамок, в которых долгие годы, и даже – века, варилась в собственном соку. И вот она выпрыгнула из этих рамок, как девочка, выросшая из сарафанчика. И мал уже он стал ей, и надоел изрядно, а мама грозит пальчиком: не снимай, иначе не получишь леденец.

До Петра Великого никто и не помышлял расставаться со старомодной длиннополой одеждой. Хотя некоторые и с интересом поглядывали на приезжих иностранцев – у тех костюм сидел ладно, по фигуре, не волочился по земле, позволял двигаться энергично, что особенно требовалось в разъездах по делам служебным или еще более – в дальней дороге. И только царь Всея Руси издал совершенно необычные для современного человека указы о запрете носить не только дворянам, но и всем горожанам, старое русское платье. А поменять его следовало на венгерское или немецкое. Причем, немецкое предписано было надевать по будням, а вот по праздникам – только французское. Если же кто не знал, как выглядит оно – мог просто посмотреть в окно: на улицах были выставлены образцы для обозрения. Ну, а если кто ослушался царя и занимался пошивом и продажей старомодного русского платья, тому грозил штраф, а то и ссылка на каторгу с конфискацией имущества.

Ах, какие ткани тогда привозили купцы! И сукно из Англии, и бархат, парчу, тафту, объярь из Византии, Италии, Турции, Ирана, Китая… Даже зажиточные крестьяне могли себе позволить пошить праздничное платье из этих заморских тканей. Летом женщины щеголяли в платьях из персидского или китайского шелка и в туфельках на высоких каблуках, потому было в их облике нечто восточное. А вот зимой… Эта тема Катю так заворожила, что она решила создать коллекцию именно зимней одежды: укороченных шуб и дубленок вместе с головными уборами.

Начало показа Катя ждала с замиранием сердца, поэтому и попросила Буди поехать с ней как можно раньше. Он не хотел мешать ей, поэтому тихонько присел на стул поближе к подиуму и наблюдал со стороны, как бегают туда-сюда длинноногие манекенщицы, как усатый дядька с блестящей лысиной постоянно жестикулирует кому-то. Может, он и есть главный – режиссер-постановщик или что-то в этом роде? А вот и Катя вышла из кулуаров. Она тоже возбуждена и спорит с какой-то крупногабаритной теткой, в руках которой – шуба с лисьим воротником, напоминающим ворох ярких осенних листьев. Тетка попалась очень настойчивая, она машет этим воротником, словно недовольная кошка (или – лиса?) – хвостом.

Наконец, суета стихла. Нежные звуки старинной скрипки разрезали упавшую на зал тишину, а цветные лучи прожекторов – пространство подиума, на которое начали выходить русские красавицы. Потолок над подиумом вспыхнул бегающими огнями, но и они потихоньку успокоились, открывая перед изумленными зрителями сказочное царство льда и снега. Казалось, ледяные сосульки, свисающие с потолка, наполнены северным сиянием, они переливались под огнями прожекторов, высвечивая каждую грань разным оттенком. А крупные искрящиеся снежинки, затянувшие оставшееся от сосулек пространство, как будто бы только и ждали первого порыва ветра.

Тему снега Катя придумала сама. А помогли ее реализовать руководитель проекта Иван Решетов, лысый дядька, которого разглядывал Буди, и светотехник Артем. Не так просто было на обычном потолке соорудить декорации на сюжет зимней сказки, а главное – добиться их сияния.

На одной из манекенщиц красовалась та самая дубленка с лисьим «хвостом» – богатым рыжим воротником, и он гармонировал с ее такими же рыжими глазами. Дубленка затягивала стройную фигуру в хрупкую скульптурку, которая плавно двигалась в такт музыке. Вот она взмахнула руками, демонстрируя широкие манжеты, отороченные мехом, и сцепила ладони. Издалека манжеты стали очень напоминать муфточку. А девушка стала походить на барышню из пансиона. Как будто выбежала она на покрытый ледяной коркой снега тротуар и осторожно делает шаги, чтобы не поскользнуться. На ножках – красные сапожки на шнуровке, а руки – в маленькой муфточке, чтобы не замерзли пальчики.

На голове манекенщицы – высокая шапка из такого же яркого меха, украшенная стразами. Неужели жемчужины? Буди уже знал о том, что в своей коллекции Катя будет использовать старые мотивы русской и европейской моды, начиная с конца семнадцатого века. А ведь тогда щедро украшали зимнюю одежду даже драгоценными камнями.

Шапка с переливающимися под лучами прожекторов жемчужинами придавала наряду не просто изысканность, но даже – царское величие. Это был другой полюс, и он находился на расстоянии в несколько тысяч световых лет от полюса первого, на котором остались замученные повседневной серостью женщины в однотипных пуховиках и в безликих шубах, в вязаных бесформенных шапках или в шапках-ушанках китайского пошива. Манекенщица очень походила на русскую боярыню, которую Буди видел однажды в каком-то старинном фильме. Правда, была она совсем не старомодной, а – современной.

Он так увлекся представлением, что не заметил, как подошла Катя и села на стул, что стоял рядом.

– И как тебе, Буди? Понравилось? – спросила она совсем тихо.

Но он все равно вздрогнул:

– Катя! Ты – кудесница!

Слово «кудесница» она придумала сама, потому что он сказал совсем другое, не такое теплое и мягкое, как ей хотелось. Понимая, что в его лексиконе нет слова «кудесница», она сама добавила его.

Прозвучал этот диалог так:

– Катя! Ты хорошо сделала свою работу!

– Нет, Буди, это надо говорить по-другому: Катя! Ты – кудесница!

– Хорошо! Я это слово запомню… И каждый раз, удивляясь и восхищаясь тобою, я буду говорить его…

После представления к Кате подходили и подходили какие-то люди. Они поздравляли ее, все – по-разному: одни тепло пожимали или даже целовали руку, другие – по-отечески обнимали. Буди находился в эпицентре сильного магнитного поля, и ему было очень приятно, что именно Катя притягивает этих людей, именно от нее исходят сейчас флюиды-магнитики. От его спутницы.

Холодный влажный воздух ударил в лицо, когда распахнулись автоматические двери выхода. Он был почти таким, как порывы ветра в дождливом Лондоне. И все же отличие между питерским и лондонским ветром Буди чувствовал. Ему казалось, что здесь он не такой резкий и оставляет на губах солоноватый привкус.

– У-у-ух, гора с плеч! – выдохнула она, подставляя под порыв ветра разгоряченное лицо.

Катя казалась немного уставшей, конечно же – от напряжения. Она переволновалась, как студентка, готовившаяся ночами к экзамену. И вот он, наконец, сдан, а преподаватель вместо ожидаемой оценки «хор» поставил «отл».

– Буди, давай зайдем в супермаркет, моя душа требует чего-то вкусненького…

Вот оно – женское желание: если стресс – нужно заесть его пирожными, а если радость – то опять без них не обойтись.

Когда они вернулись домой, Георгий Дмитриевич уже сидел в кабинете перед компьютером.

– Ну как показ? Не оставила народ разочаровавшимся?

– Нет, пап, все довольные… Да и я тоже. Слава богу, никто не знает, сколько я сил отдала – валюсь с ног!

– Давайте горяченького! После промозглой сырости самое время чайком побаловаться… Проходите в столовую, я уже заканчиваю… – Георгий Дмитриевич кивнул головой, как бы подтверждая сказанное.

– От чайка не откажемся, да еще и с тортиком! – Катя направила указательный палец, словно учительскую указку, на приличную по размерам коробку из цветного картона, которую держал Буди.

Они сидели втроем в столовой, словно одна семья, и наслаждались черным чаем, в который Катя бросила щепотку сушеной мяты.

– А что тебе больше всего понравилось? – спросила она у Буди, продолжая мысленно находиться на показе.

Да, Катя была еще не здесь, а там, на подиуме, вместе с девушками, и раскланивалась перед восторженными зрителями. Для этого выхода она специально заказала себе, как и всем манекенщицам, красные сапожки, отороченные рыжим мехом. Они были на изящном каблучке, со шнуровкой впереди, а по бокам – с помпончиками, шариками на длинном кожаном ремешке из такого же рыжего меха. Когда Катя шагала, помпончики прыгали, так же радостно, как ее восторженное сердце. Наконец-то она позволила себе обуться, не думая о том, модно ли это, не слишком ли вызывающе, или, наоборот – по-детски наивно.

– Ну же, Буди! Ты не ответил. И какая модель тебе больше понравилась?

– Красная лиса, – ответил он. – Она походит чем-то на тебя, такая же спокойная внешне, а внутри – не знаешь, чего ожидать… И – загадочная.

– А я – тоже загадочная?

– Ты – кудесница!

– Кстати, Буди, в следующий раз можешь говорить не «красная лиса», а «рыжая»…