Текст книги "Тропа, которую проложил я. Как найти лучшую работу на свете и почувствовать себя дома за тридевять земель"

Фукуока сетует на то, что в современном мире люди слишком много работают и постоянно чем-то заняты, при этом даже сельские жители, не говоря уже о городских, и говорит о принципе «ничегонеделания», когда ты буквально бросаешь в землю семечко и лишь поливаешь его время от времени. Ни тебе утомительной прополки, ни окучивания, ни рыхления… Ничего из того, что заставляет тебя работать даже на своей собственной земле.

При этом все растет само и созревает! Чем тратить драгоценное время на окучивание, лучше изучить как те или иные растения взаимодействуют друг с другом, а не сооружать отдельные грядки для каждого вида (также как и в случае с животным миром – не разделять на виды), придумать простую и эффективную систему орошения вместо таскания бесконечных ведер по огороду и сажать ровно столько, сколько тебе нужно. А свободное время посвятить поэзии, философии, рисованию и прогулкам по горам и лесам.

Я давно понял и без Фукуоки: «Ничего не делать – еще не значит быть бездельником и лентяем, вести бессмысленную жизнь, потому что далеко не во всех наших действиях, навязанных обществом, городом и миром есть смысл». Про бессмысленную работу и говорить не стоит (уже сказал), но даже на своей земле следует трудиться разумно и в меру, чтобы и труд не стал для тебя подневольным.

При этом я за труд: и физический, и интеллектуальный. Смысл моего побега был не в том, чтобы избавиться от оков и клетки (работы и арендной платы) и провести все оставшуюся жизнь в бездействии, а в том, чтобы применять свои знания и способности к тому, что меня действительно волнует и к чему никто не принуждает.

29 октября

Генеральная уборка. Второго ноября школа закрывается – зимой тут никто не живет – и откроет она свои двери только в следующем году новым волонтерам. Эх, как же я буду скучать по своей комнате! Почти келье. По стенам, которые сам же и красил вместе с Хесусом, по этой простой и аскетичной обстановке, где из мебели только кровать, шкаф, стол да стул, а больше всего по виду из окна на Валлаццу и церковь Сан-Пьетро. С того момента, как Хесус переехал в Венецию, я жил в комнате один. Никто не храпит. Никто не вваливается пьяным посреди ночи. Никто не разбрасывает свои вещи – о, это было настоящим кошмаром! Он разбросал их в тот день, когда мы переехали в комнату, и собрал только семь месяцев спустя, когда собирал чемоданы в Венецию. С другой стороны, признаюсь, мне не хватало Хесуса.

На подоконнике я собирал разные интересные находки из своих поездок по Италии и походов по горам: ракушки с пляжа в Венеции, камушки из озера Гарда, кипарисовые шишки из Неаполя и Тосканы, необычные растения из Доломитов, кусочки глины, из которой мы строили печку… Хотел взять все это домой, но понял, что все это принадлежит здешним местам, все это – часть этих мест, а потому должно остаться здесь. Лучше я приеду в Ламон еще раз, чем заберу с собой эти находки в качестве сувениров. Сувениры привозят из туристических поездок. Из настоящих путешествий в каком-то смысле не возвращаются. Потому что возвращаются другими, такими, что никакие сувениры уже не нужны.

Я не мог себе даже представить, что комната в школе, которая раньше была чьим-то кабинетом или раздевалкой, может стать настолько родной. Что жизнь в бывшей школе может быть лучше жизни в городской квартире. В городском хаосе собственному дому мы придаем гораздо большее значение, потому что в городе это своего рода укрытие, где можно спрятаться – и укрытие это должно быть комфортным, уютным, твоим. Здесь, среди гор, где жить – по сути не важно. Это может быть школа, как у нас, или маленькая квартира в центре Ламона, как у Джино, свой дом, как у Артуро, или дом в заброшенной деревне, как у Лео… Живешь ты все равно в горах! И выходя каждый день из дома, видишь горы. Горы – твой настоящий дом.

А еще понял, что из двух зол (без кавычек) – работы и съемной квартиры – худшее последнее. С работы всегда можно уволиться. Теряешь только деньги. Но именно отсутствие своего дома, я бы даже сказал, крова над головой, вынуждает искать работу и сковывает по рукам и ногам. Если умеешь жить просто, на жизнь нужно не так уж и много, но именно арендодатели – пусть не прямо, пусть косвенно – заставляют вкалывать на работодателей.

Последним я передал привет в начале этой книги. Передаю первым!

И хочу напомнить: важно не только перестать подчиняться кому-то, еще важнее не стать для кого-то господином.

30 октября

Несколько дней были дожди, но как только погода наладилась, я тут же все бросил и поехал на последнюю велопрогулку, чтобы в последний раз спуститься по своему любимому серпантину до Понте Ольтра. Несколько раз меня обгонял автобус. Несколько раз я его. Интересно, что где-то на полпути между Понте Ольтра и Ламоном водитель автобуса вышел из кабины и исчез минут на десять. На маршруте у него дом. Ходил обедать. Вот такая тут жизнь – спокойная, размеренная, без спешки.

В последний день перед отъездом сделаю символический круг по Ламону, спущусь с другого любимого серпантина по направлению к Пьян дель Весково, поднимусь на Рунью… И буду таков. Эта простая возможность – встать утром, сесть на велосипед, спуститься с горки в Ламон, Косту или Ронке, подняться обратно в Рунью – была для меня истинным благом. Не знаю, вызывает ли у кого-то утренняя пробежка в городе, пусть даже в парке, такие же эмоции, какие у меня вызывали мои поездки на велосипеде и походы по горам.

Много всего было, но если вы спросите меня, что больше всего нравилось мне в моей жизни в Ламоне, то я отвечу, что поездки на велосипеде, даже не хайкинг, когда я вставал рано утром в солнечный теплый день, пока все спали, выходил на улицу, садился на велосипед и ехал в Ламон, делал круг по городу, а дальше спускался по серпантину и возвращался в Рунью к завтраку. Минут пятнадцать. Небольшая и несложная велопрогулка.

Иногда, когда на улице было жарко, я специально надевал не кроссовки, а сандалии на босу ногу, чтобы чувствовать, как пальцы на ногах обдувает ветер. Ветер дует в лицо, на руки, но прохладнее всего пальцам на ногах. Это было сродни полету, сродни купанию. Знаю, это опасно. Нельзя ездить на велосипеде в сандалиях, тем более по таким крутым горам. Но я не мог отказать себе в этом удовольствии. Это нравилось мне больше всего. Не подняться на 3000 метров, не увидеть с этой высоты закат в Доломитах, а потом на ней же встретить рассвет! а встать утром и прокатиться на велосипеде из Руньи в Ламон и обратно.

31 октября

И последнее, но не в последнюю очередь.

Все то время, пока я жил в Италии и ходил по горам, меня вдохновляли и продолжают вдохновлять рисунки одной местной художницы. Луиза Рота Сперти родилась в городе Лекко, на озере Комо, живет и занимается творчеством в Сомане, деревушке в составе коммуны Манделло-дель-Ларио в провинции Ломбария. Я узнал о ней благодаря книге «Внутри гор. Доломиты между легендами и геологией», которую подарили Инес на день рождения, и она поставила ее в школьную библиотеку. Книга интересно устроена. Это путеводитель по Доломитам с рассказами о некоторых самых интересных и живописных тропах. К рассказу о каждой тропе прилагается карта и краткая справка по геологии данного региона. Каждый рассказ предваряет тот или иной миф или легенда ладинов.

Ладины – это коренной народ Доломитовых Альп, входящий в группу ретороманцев (группа народов в северной Италии и Швейцарии), общей численность 30—35 тысяч человек. Ладины – романизированные потомки ретов. Реты – племена обитавшие в долинах Западных и Центральных Альп. Куда уходят корни самих ретов, неизвестно. Некоторые отождествляют их с этрусками. У ладинов свой язык, называемый ладинским, а также тирольским ретороманским, доломитским или трентинским.

Центр ладинского языка и культуры – горный массив Селла и прилегающие к нему области: Бадиа, Корвара, Ла Вал, Канацеи, Моэна, Агордо, Алегге, Ауронзо ди Кадоре и другие.

На ладинском говорят в регионе Трентино – Альто-Адидже в провинции Тренто и в провинции Больцано-Боцен – Южный Тироль, где он признан официально, а также на севере провинции Беллуно, где он имеет статус охраняемого языка. У ладинского есть несколько распространенных диалектов в зависимости от того или иного региона. Ладинский письменный базируется на латинском алфавите с добавлением нескольких букв. В целом надписи на итальянском и ладинском (а также французском и испанском) очень похожи.

Как устный, так и письменный язык используют в официальных учреждениях, на указателях на дорогах, преподают в школах. Название языка означает «вульгарная латынь». Ладинский язык часто ассоциируют с пережитком диалектов вульгарного латинского, оставленного после романизации Альп.

Во времена Римской империи ладины подпали под влияние германцев, а затем Австрийской Империи и прошли, таким образом, процесс германизации. Во время первой мировой войны Италия захватила часть территории Южного Тироля. Эту часть Италии назвать Италией можно лишь с натяжкой. Поэтому я зову Ламон последним итальянским городом.

В книге 16 рисунков Луизы. Тема ее творчества – горы. С 1972 года она рисует Доломиты. Но не просто горы, а их мифы, легенды, верования и сказки… У ладинов, как и у любого народа, конечно же, есть свои предания. О королях и принцессах, горных пастухах, деревенских жителях, драконах и прочих невероятных существах, коварных злодеях и простодушных простаках, доблестных рыцарях, а также всевозможных природных явлениях и горах, которые на рисунках Луизы будто живые: кричащие камни, плывущие по небу облака, танцующие деревья…

Оригинальные рисунки сделаны черным карандашом, наподобие рисунков Фабио Веттори. При этом каждая деталь прорисована с такой точностью и так глубоко, что веришь скорее в обратное – что сами рисунки и их автор не существуют в реальности, а реальны сами мифы, герои их населяющие, краски и горные ландшафты. Подобно муравьям Веттори, на рисунках Луизы тоже есть некий главный элемент, а иногда и не один, который она выделяет цветом. И цвета эти сложно определить однозначно: змеиный зеленый, красный кровавый, небесный голубой… Цветные персонажи или элементы рисунков моментально притягивают внимание – оторваться от них сложно, но когда все же начинаешь рассматривать остальные черно-белые части картины, приходишь в еще больший восторг. Другими словами, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В своих походах по горам, особенно в окрестностях Ламона, я видел это своими глазами. Видел кричащие камни, видел облака, плывущие по небу, видел танцующие деревья и еще много всего удивительного и прекрасного.

У Луизы огромное количество рисунков, которые она объединяет в циклы, посвященные той или иной горе или области Доломитов. Как сама она говорит, ее любимая гора – Пельмо, которую еще называют «Троном бога», потому что гора похожа на трон. Рисует она и другие горы, например, Гималаи. Но это согласитесь, уже совсем другая история. Мы с вами в Доломитовых Альпах.

Подобно Александру Афанасьеву в России, известным собирателем мифов и легенд Доломитов был Карл Феликс Вульф.

Родился он в 1879 году в семье австрийского офицера. Семья Вульфа переехала в Больцано, когда он был еще маленьким. Там он и услышал первые легенды ладинов от своей няни из Валь-ди-Фассы, долины, ныне одного из горнолыжных курортов Доломитовых Альп. Позже он начал общаться с некоторыми ладинами, которые пытались возродить язык и местные традиции, и с тех пор не переставал бродить по Доломитам с блокнотом и карандашем, расспрашивая местных жителей, особенно пожилых, о легендах и преданиях. Сначала его интересовала лишь долина Фасса, но потом он стал собирать легенды везде вплоть до Кадоре и Альпаго. Умер он там же, в Больцано, в 1966 году.

Многие критиковали его за то, что он записывал свои легенды не слово в слово, как услышал от местных жителей, а добавлял к ним что-то от себя, дописывая пропущенные детали и редактируя легенды, будучи сам писателем, поэтом и журналистом. Но они не становились от этого хуже, а быть может, даже делались лучше. По большому счету, кому какое теперь дело, как звучала в точности та или иная легенда. На то она и легенда, чтобы каждый новый ее толкователь добавлял в нее что-то свое.

По результатам своих исследований он опубликовал множество статей в газетах и журналах, и три книги: «Бледные горы», «Душа Доломитов» и «Белые альпийские розы из Доломитов», которые доступны и сегодня. Первая из них на английском языке, все три на немецком и итальянском. Но, к сожалению, не на русском. Мне захотелось перевести хотя бы одну из легенд. Выбор свой я сделал не случайно. Ею и заканчиваю книгу.

Цветной блеск озера Карецца

В зеркале воды озера Карецца можно увидеть все цвета.

В Доломитах есть и синие, и зеленые озера, но озеро Карецца не похоже ни на одно из них, потому что переливается и синим, и зеленым, оттенок за оттенком, мерцает голубым, желтым, оранжевым, красным и пурпурным.

Некоторые думают, что это, должно быть, из-за блеска драгоценных камней, по легенде спрятанных на дне озера, но это не так. То, что видят на озере Карецца, не искры драгоценных камней, а цвета радуги. Поэтому озеро Карецца называют еще «радужным», и говорят, что радуга распалась в нем на цвета.

А случилось это так…

Когда-то давным-давно в озере Карецца жила прекрасная водная нимфа (русалка). Обычно она сидела на берегу и пела, но быстро ныряла в воду, если кто-то подходил близко. В большом и густом лесу у подножия горной цепи Латемар жил злой волшебник, который, увидев однажды нимфу, решил, что она должна принадлежать ему.

Каждый день он приходил на озеро, чтобы ее поймать, и каждый раз маленькая нимфа при виде его исчезала в воде, из-за чего он приходил в бешенство и начинал посылать тысячи проклятий. Иногда гнев настолько охватывал его, что он создавал над Латемаром ужасные грозы и испускал дюжины молний в озеро. Но нимфе было все равно, и она лишь смеялась над его яростью.

Некоторое время спустя он понял, что таким образом ему ничего не добиться и нужно попробовать другие способы. С помощью черной магии он превратил себя в выдру и на другой день начал осторожно пробираться через лес к озеру.

Нимфа сидела на берегу и пела. Он услышал, как она поет, еще из леса и подумал: «На этот раз ты от меня точно никуда не денешься!» Обычно, когда нимфа пела, на ее голос слетались белые голуби и рассаживались на деревьях в лесу, чтобы послушать и поучиться у нее искусству пения, потому что сами голуби не умеют петь, а только еле слышно ворковать. Так случилось и в этот раз.

Увидев выдру, голуби начали громко ворковать и тревожно порхать вокруг, чтобы предупредить нимфу. Маленькая нимфа увидела встревоженных птиц, почувствовала опасность и нырнула в воду.

Волшебник выскочил на берег, прыгнул в озеро и поплыл за ней. В воде, однако, она была быстрее его.

Волшебник был в ярости из-за того, что голуби предупредили нимфу, и решил срубить все деревья в лесу, чтобы птицы не смогли на них больше сидеть, но тут же понял, что в этом случае не оставит укрытия для себя.

Не зная, что делать, возмущенный и раздраженный, он отправился в горы Розенгартен, в пещеру, где жила старая ведьма, Ведьма валунов, как ее еще называли. И поведал ей о своих несчастьях. Ведьма рассмеялась и сказала:

– Ты называешь себя волшебником, но не способен справиться даже с маленькой нимфой. Ребенок – вот ты кто, а не волшебник!

Волшебник разозлился еще больше, объясняя, что поймать нимфу не так просто, как кажется. Он даже спросил совета у других волшебников, но они знали не больше его самого.

Услышав это, ведьма рассмеялась еще больше, но все же дала ему совет, потому что она была ведьмой, а он был злым волшебником и делали они одно черное дело.

– Маленькая нимфа, – сказала она, – никогда не видела радугу. Сделай над Латемаром радугу и опусти один ее конец в озеро. Как только нимфа увидит блестящую радугу, ей будет любопытно узнать, что это такое. Тем временем превратись в старого торговца с длинной белой бородой и набей полный мешок браслетов, мишуры и других украшений. Спустись с Латемара в лес и выйди на берег озера, но не крадясь, как ты делал раньше, а громко шагая, как будто прогуливаясь без дела. Схвати в озере радугу и прокричи: «О, как прекрасны эти изящные тонкие ткани, покрытые воздушными драгоценными камнями!» Отрежешь от радуги кусочек и положи его в свой мешок, но при этом сделай так, чтобы из мешка выпали украшения. Маленькая нимфа, никогда не обладавшая подобными вещами, будет не в состоянии контролировать свое любопытство и попытается с тобой заговорить. Но будь терпелив и не пытайся схватить ее сразу, а сначала расскажи ей о принцессах, живущих в Доломитах, которые покупают у тебя браслеты и мишуру. Скажи, что ты торговец и в мешке у тебя есть любые украшения. И только тогда пригласи ее посмотреть на свои товары. Нимфа будет не в состоянии больше сопротивляться и подплывет к тебе. Тут ты ее и схватишь!

Волшебник поверил ведьме и был рад тому, что он у него появился надежный план действий, который на этот раз точно сработает.

В тот же день он взобрался на Латемар, создал радугу и опустил один ее конец прямиком в озеро.

Как только радуга коснулась воды, нимфа вынырнула, чтобы посмотреть на блестящие переливающиеся цвета.

Волшебник увидел это и тут же помчался вниз с горы через лес к озеру. Он был настолько воодушевлен тем, что его план сработал, что забыл принять облик торговца и шел через лес в своем обычном виде. И даже выйдя на берег озера не вспомнил о том, чтобы превратиться в торговца. Голуби снова предупредили нимфу, она увидела волшебника и нырнула обратно в воду.

Волшебника охватила такая ярость, какая не охватывала его раньше. Он был так разозлен собственной глупостью, что вырвал все деревья в лесу и разбросал их по горам, схватил радугу и целиком бросил ее в озеро. Затем, раздосадованный, он убежал в горы, и никто никогда его больше не видел.

Радуга распалась в воде на цвета, и они растеклись по всему озеру.

Вот почему вода в озере Карецца переливается всеми возможными цветами. Но это не цвет самой воды, а цвета радуги, которые отражаются в зеркале воды.

Поэтому ладины и называют озеро Карецца – Радужное озеро (на-ладинском: Lek del Ergibande).

Эпилог. Свободный человек

Двенадцать человек играли в игру. Было это восемь месяцев назад, в первый дни марта, после нашего приезда в Ламон.

Цель игры заключалась в том, чтобы определить свою индивидуальность, по-английски – «айдентити» (identity). Так это произнесла Марта – ведущая игры. Языком общения был английский – это на многое влияет (и многое объясняет). «Айдентити» означает также: идентичность, тождество, одинаковость, тождественность, подлинность, личность, своеобразие, отличительная черта, особенность, опознание…

Для этого каждому из игроков она предложила выбрать только десять вещей, которые, как ты считаешь, характеризуют тебя лучше всего и составляют твою индивидуальность. Под этим словом я тогда понял почему-то именно личность.

Для пущего эффекта каждое из десяти слов Марта предложила написать на отдельной бумажке. Вот что я выбрал: свобода, дом, творчество, музыка, путешествия, северная природа, философия, солнце, краски, радуга. Хотя, если подумать, то десяти у меня не набралось, потому что последние три есть по сути одно и то же. Сделать это оказалось непросто. Несколько минут я ломал голову над тем, что же характеризует мою личность. Остальные тоже были в раздумьях.

Марта нашла где-то корзину и пошла по кругу с просьбой бросить туда одну из бумажек. «Что? Какую?» – никто ничего не понял. «Бросайте, бросайте… одну из бумажек», – повторила Марта, но правил игры не объяснила. Что я бросил, уже не помню. Пусть это будут «путешествия». Что написали другие участники игры, не знаю. Игра была анонимной. Марта обошла всех – мы сидели в гостиной в тесном кругу – выдержала паузу, а потом снова пошла по кругу с той же просьбой. Тут дошло до всех и сразу…

Правила игры заключаются в том, чтобы последовательно отказаться от тех вещей, которые ты сам же и выбрал, кидая в корзину бумажку за бумажкой. Смысл – в том, чтобы отсеять менее значимые для себя характеристики и оставить в конце только самое важное. При этом сколько бумажек можно будет оставить: одну или две, или три – Марта не сказала. Это и будет характеризовать тебя, как личность. Так по-крайней мере правила игры понял я. Как потом выяснилось, разные участники игры поняли ее по-разному.

Что я никому и никогда не отдам, я знал с самого начала и без всяких игр. Поэтому и посмеивался в душе над этой глупой затеей. Самое важное для меня – свобода. Я свободный человек, а уже потом путешественник, писатель, философ… Свобода – самое важное! Но я не думал, что отказаться от остального будет так сложно.

Как я могу отказаться от путешествий, ведь я так люблю путешествовать? Но ведь и в одном городе (деревне), в одной стране можно прожить. И бросил в корзину путешествия. Как я могу отказаться от солнца, ведь оно дает жизнь всему, в том числе и мне? Но ведь живем мы в Санкт-Петербурге, где только 60 солнечных дней в году и ничего. И бросил в корзину солнце. Как я могу отказаться от творчества, ведь это все что я умею? Но ведь можно и просто трудиться на своей земле, а чтобы сочинить стихотворение так вообще ничего не нужно. И бросил в корзину творчество. Как я могу отказаться от музыки, ведь она дарит мне столько эмоций и вдохновения? Но ведь сам не раз говорил себе, что люблю тишину больше, чем музыку. И бросил в корзину музыку.

Не знаю, что творилось внутри у других участников игры, но было видно, что выбор дается нелегко не только мне. У всех были серьезные лица без единой улыбки, что было даже странно после нескольких дней безудержного веселья, походов по барам, шуток, игр и дурачеств…

Признаюсь, я терпеть не могу подобные психологические игры. Терпеть не могу психологию. Не считаю ее наукой. Над людьми нельзя ставить подобные и вообще любые эксперименты, а это именно то, чем занимается психология. Это враждебная человеку наука, псевдонаука. Я люблю философию. Философия – мирная. Философия помогает разобраться в себе. Изучает разум и душу, а не переплетение нейронов в мозгу. Философию я и бросил в корзину следом за музыкой.

Игра мне по-прежнему не нравилась, но я понял, что она довольно интересная. Я считал и считаю себя свободным человеком, но никогда раньше не задумывался на тем, а могу ли я отказаться от чего-то в пользу свободы или наоборот. Просто потому что до описываемого случая никто и никогда не ставил передо мной такой выбор и не было необходимости его делать. Я был и писателем, и философом, и путешественником… одновременно.

Но во время игры понял, что, каким бы сложным не был выбор, я могу отказаться от себя, как от путешественника, могу прожить без музыки и творчества и даже без северной природы, ярких красок и радуги, которые я выбросил в корзину следующими.

Прошло какое-то время, и я, кажется, даже перестал их жалеть, они навсегда скрылись, перемешались вместе с чужими бумажками в корзине. Меня волновало лишь то, что по-прежнему было у меня в руках.

Марта продолжала нарезать круги. С каждой новой бумажкой становилось все сложнее и сложнее делать выбор. Чем меньше бумажек оставалось в руке, тем сильнее я их сжимал. Взгляд мой становился все более недовольным и даже озлобленным. Марта, похоже, сама уже была не рада, что все это затеяла.

Игра подходила к концу. У меня остались только два слова: свобода и дом. Потому что помимо свободы, самое важное для меня – это дом. Дом в прямом смысле слова, семья, воспоминания о прожитых годах, будь то хорошие или плохие… Другими словами, весь жизненный опыт, мысли и чувства, которые я испытываю… Понятие это многогранное. «Ну хорошо. Самое важное у меня в руках», – сказал я себе. И успокоился.

«Молодцы, у вас осталось по две бумажки. Это и есть то, что характеризует вашу индивидуальность, – сказала Марта железным голосом. – Итак, а теперь положите в корзину последнюю бумажку!» «Что-ооо?! – спросили мы почти хором. – А две оставить нельзя?» «Нет», – ответила Марта, как отрезала.

Выбрать из последних двух слов было сложнее, чем отказаться от восьми предыдущих. Я посмотрел на слова «свобода» и «дом» и подумал о том, что было бы лучше, если бы я отказался от одного из них по ходу игры, а не оставил в конце. Какая уже разница… Игра мне снова разонравилась.

Я всегда думал и продолжаю думать, что нет ничего важнее свободы. Я уверен в этом, готов за это умереть. И знаете, что я положил в корзину? Свободу. Свою свободу я отдал. Дал загнать себя в клетку, заковать в цепи… А дом оставил.

«Кто-нибудь хочет прокомментировать? – спросила Марта. – Вы не обязаны раскрывать то, что оставили или отдали, если только кто-то хочет». «Я оставил панк-рок», – сказал Джейк и улыбнулся. А Диона отказалась от дома (у нее была такая бумажка), а оставила в конце бумажку со словом «переводчик», потому что это то, что она делает в жизни. Я от себя, как от писателя, напомню, отказался. Примерно так же поступили и остальные. Не знаю уж у кого какие были бумажки. Хесус выбрал пенью – братву с Майорки, что в каком-то смысле схоже с моим выбором. Кроме нас лишь Вардани также оставила в конце дом.

Это была самая глупая игра на свете! Не нужно было воспринимать ее так серьезно. Цель игры заключалась в том, чтобы определить свою индивидуальность, а не личность. Занятие или какое-нибудь хобби, как сделал Джейк. Оказалось, что это разные понятия. И я пожалел, что плохо знаю значения некоторых слов в английском языке. Все это поняли. И всем стало неудобно. Перед самими собой, друг перед другом, перед Мартой, а Марте перед нами. Неудобно, потому что для кого-то эта глупая игра превратилась в реальный выбор, а для кого-то так и осталась игрой.

Сразу как закончилась игра Марта ушла к себе в комнату и не показывалась до конца дня. И даже когда появилась снова на людях, на ней по-прежнему лица не было. Мы потом вспоминали об этой игре пару раз. Но никто не хотел об этом говорить. Хесус назвал ее «травмоопасной». Как всегда в точку. Последнее его крылатое слово, которое было на самом деле одним из первых.

Игры была анонимной. Тем не менее, я показал Марте и остальным, что оставил в конце. С виду я был спокоен: моему дому ничего не угрожает. Но внутри меня все перевернулось. И у меня не поднялся язык сказать, что перед этим я отдал свою свободу. В этом был смысл игры для меня. Не в том, что ты оставил, будь то панк-рок или твой дом, а в том, что ты выбросил перед этим, чем пожертвовал ради чего-то или кого-то другого. Я не мог поверить в то, что расстался со своей свободой спустя лишь несколько дней после того, как сбежал из родного города, как сжег трудовую книжку в венецианском порту и утопил ключи от съемной квартиры в венецианской лагуне, спустя несколько дней после того, как долгожданную свободу обрел.

Так в самом начале своего путешествия в поисках свободного труда, сам того не подозревая, я сделал выбор и решил то, каким будет его конец.

В художественных произведениях, а также в фильмах принято сообщать в конце о том, что стало с главными героями. Не знаю, хотели ли мои друзья стать героями этой книги, но уж так вышло. И ничего с этим теперь не сделаешь.

Марта открыла в Мексике отделение нашего Гринписа и нашла любовь.

Инес проводит третий по счету сезон в Ламоне с новыми волонтерами. В этом году в Ламоне по традиции два волонтера из Испании. Северную же «линию» продолжили две девушки из Прибалтики. Из «волонтерских точек» исключили Падую, но добавили города Ровиго и Венецию. В Фонтиго все по-прежнему.

Хесус тоже трудоустроился в наш Гринпис и руководит! волонтерами на проекте по благоустройству парка на одном из островов в Венеции, где пришвартована яхта, про который я рассказывал, но мне кажется, больше изучает уже местные бары, продолжая совмещать и то, и другое. Как он сам мне сказал в одну из последних наших встреч: «Ламон и горы мне нравятся. Но я понял, что Венеция и море мне ближе». Еще бы!

Элоиза сначала присоединилась к падуйской группе до февраля, а потом осталась работать в Ла Менте Коммуне, где открыла новое направление по производству одежды, ремней, аксессуаров и тому подобного, в том числе на велосипедную тематику. И уже успела сменить и это занятие, чтобы осуществить свою давнюю мечту, о которой рассказывала нам еще в Ламоне. Сейчас она работает волонтером где-то в Патагонии, на краю света.

Оллала работает в итальянском отделение настоящего Гринписа и путешествует по стране.

Гаррит вернулся к Дионе в Берлин, где они нашли дешевое жилье и, надеюсь, каждый работу по душе. Больше ничего про них не знаю, потому что они почти не пользуются интернетом и даже на почту отвечают редко, избегают многих так называемых «благ» цивилизации, пьют, например, только из металлических бутылок, которые всегда носят с собой, а не из пластиковых! (чтобы не увеличивать мусор), словом, очень продвинутые в этом плане люди.

Вардани вернулась в Армению (в планах у нее было открыть свою волонтерскую организацию), а Иллка в Албанию (она тоже хотела продолжать заниматься волонтерством).

Джейк переехал к Хелене в Словакию, сказав, что будет скучать по Средиземноморью. Но, наверняка, часто бывает дома и пишет для испанской прессы.

Клето нашел работу в Фонтиго или где-то рядом, по его словам, тяжелую, и остался в Италии. Хочу, чтобы он поскорее от нее избавился и снова стал волонтером.

Я… А что я? Никакой я не герой этой книги, а ее автор. Но так и быть. Расскажу и про себя.

Я вернулся в Россию лишь на месяц, чтобы сделать новую визу, на этот раз французскую, и не успев отойти еще от жизни в Италии, отправился волонтером во Францию, на этот раз самостоятельно без каких-либо спонсоров, волонтерских программ и организаций, продолжать свое путешествие по Европе в сторону Португалии, трудиться дальше и ходить по новым тропам… Но оказавшись во Франции понял, что ничего из этого не выйдет.

Эта книга должна была стать лишь первой книгой в цикле «Рассказов трудяги». Я планировал написать еще три или четыре подобные книги о каждой новой стране, о каждом новом месте, о каждом новом волонтерском опыте… И в этом случае книга должна была стать чередой историй, книгой-путешествием – месяц тут, месяц там, посвященной все той же теме – разнице между работой и трудом, только в новых местах, с новыми героями и приключениями…

Моей целью было ехать дальше, продолжать движение, не сидеть на месте. Это, как мне тогда казалось, и есть свобода – путешествие, смена мест, странствие… Но уже тогда в моей голове появились сомнения. Горы не отпускали.