Текст книги "Жизнь и ее мелочи"

Исцеляющей веры так и не обрёл, не помогла церковь. По-прежнему истинную радость доставляли книги. Однако сюжеты всецело, как в детстве, уже не занимали. Теперь он быстро забывал, о чём читал, его завораживал хороший слог. Лишь услышав фамилию, вспоминал вкус авторского слова, как ощущение редкого напитка, само наличие которого оправдывало жизнь с её мелочными заботами, назойливой несправедливостью, страхом, предательством, унижениями и прочими мерзостями, на самом деле ничтожными в соседстве с красотой мира, талантливо переданной словами.

Впрочем, что мы знаем о красоте? То, что придумали сами, глядя на других людей или в зеркало. Всё условно. Условно, по документам, он числился одиноким инвалидом, и, как ветерану войны, ему полагался бесплатный социальный работник: покупать продукты, убираться в комнате и общих местах, даже готовить.

Пришла девушка, свеженькая, крепенькая, быстрорукая, не связанная с его прошлым, нежная и ласковая, как кошечка. Это уже сверх должностных обязанностей, потому и минет с подопечным у неё хорошо получился, потом приборчик какой-то принесла, будто ничего особенного, словно так и надо. Совсем стало хорошо. Если не придираться к деталям, он снова почувствовал себя мужчиной. С соседкой на кухне кошечка общалась скупо: здрасьте, позвольте, подвиньтесь, спасибо, до свидания. А что там за дверью – никого не касается.

По выходным ездили в парки, на аттракционы – у соцработницы дочка-первоклассница, одна воспитывает. На длинные праздники даже в Питер махнули, сколько же было радости! Так много, что пришла пора тёмной полосочке жизни сменить светлую. В воскресенье, после обеда с водочкой и постельных восторгов, кошечка сказала:

– Завещай мне квартирку.

– Квартира – детям. И в ней Люда прописана.

– Она кто?

– Она мать моих сыновей.

– Тоже мне – говна-пирога. Я тебе сколько хочешь детей наклепаю. Только квартирку отпиши, ну, хоть комнатку. До смерти облизывать тебя буду.

– Я помирать не собираюсь.

Кошечка вскинулась, перевернулась на кровати, нависла над любовником, по шёлковой верхней губе капельки пота блестят, как алмазы. Спросила, даже с интересом:

– Как это? Боря Моисеев вот умер, Фриске, сам Кобзон, а ты жить останешься? Не выйдет. Отпиши.

Владелец квартиры высунул язык, слизнул алмазы и повторил твёрдо:

– Нет. Детям.

Понимал, что творит. А так хотелось лежать в блаженстве, сладко, безмятежно, бездумно, не считая дней и ночей, плыть в ладонях любви пусть и к фальшивым берегам.

Надеялся на чудо. Кто мы без надежды?

Она уламывала его ещё неделю, потом, в отсутствие хозяев, выгребла из заначек деньги, собрала всё наиболее ценное, прихватив ювелирку бывшей жены, в том числе серёжки, которые та хранила как память, так и не проколов уши. На работе девица сообщила, что клиент от её услуг отказался, знала, что в полицию обращаться не станет. Действительно, не стал и Люде запретил. Та на всё была согласна, лишь бы эта тварь покинула дом. Так и сказала – тварь.

Ограбленный ветеран прикусил губу до крови, а кошечке мысленно послал спасибо: мог ведь и не узнать, что такое любовь. Односторонняя, она ведь не перестаёт быть любовью.

Блокнот.Секс, конечно, штука приятная, отвлекает от плохих мыслей. В секс можно спрятать свою неудавшуюся жизнь. Но если секс главное – это не любовь.Любовь, когда знаешь, что в мыслях вы вместе, одно целое, даже не расстоянии. Любовь, когда испытываешь радость приближения, обожаешь каждый пальчик, знаешь каждую родинку. Любовь растёт от нежности. Мы её стесняемся, даже стыдимся, словно человеческой слабости, считаем вредным баловством. В результате вокруг большинства семейных пар с годами образуется нерастраченное облако нежности, которая могла творить чудеса, но не сотворила. Мужчины от нежности теряют себя и впадают в транс, их души можно формовать голыми руками. Я сам тому пример. Помню, как задыхался от счастья, когда поначалу знакомства скрипачка Милочка целовала меня, чуть касаясь губами. Потом поцелуи потеряли воздушную привлекательность, стали глубокими, влажными, предваряя близость, а ещё потом превратились в повседневный ритуал, а то и просто в поспешный тычок. Чмоки-чмоки.Куда всё уходит?Кошечка тоже ушла. Но её можно было купить.

Седой мужчина сидел на скамейке в дальнем углу сквера уже давно. Пенсионерам нет надобности следить за часовой стрелкой и календарём. Много лет жизнь вращалась со скоростью миксера, дня не хватало, но напрягались, обгоняли сами себя и всё успевали, а теперь можно не суетиться. Время, которое везде и всегда ценится на вес золота, теперь некуда девать и подарить никому нельзя. Возвращение в прошлое становится единственным развлечением, где далёкие события выглядят отчётливее дня вчерашнего. Бесплатное кино, и ты сам себе режиссёр.

Громкий смех вернул инвалида к действительности. Дремавший глаз приоткрылся и глянул на заблудившуюся парочку не вполне осмысленно, но быстро пришёл в себя и спрятался за очками.

Мужчина потянулся, хрустнул суставами. Засиделся. Пора сделать пару кругов, да и домой. Упёрся ладонями в скамейку, помогая себе приподняться, как вдруг острая боль в пояснице заставила громко вскрикнуть. Позвоночник часто напоминал о себе. А там, в мариупольском плену, всего-то пару раз сапогом по спине долбанули.

Проходивший по соседней аллее молодой человек, перемахнул через газон и подбежал.

– Вам плохо? Вызвать скорую?

Худой парень, плохонько одетый уже занёс палец над светящимся экраном навороченного смартфона, из которого нельзя было разве что стрелять. Наверное, долго себе отказывал в сигаретах, пиве, а может и в пирожках, чтобы купить это чудо. Желание соответствовать моде требует жертв.

– Да нет, благодарствую, – ответил седой.

– Думал, дуба даёте.

– Живу пока и, как ни странно, получаю от этого удовольствие. Выиграл в лотерею…

– И много?

– Очень. Сколько мог вместить.

– Повезло, – сказал парень с невольной завистью.

– Так же, как и вам. Родившись, мы с вами выиграли жизнь.

Молодой человек, явно разочарованный, что не пришлось продемонстрировать возможности замечательного гаджета, двинулся дальше. Седовласый опять откинулся на деревянную спинку, но не успел передохнуть, как в конце аллеи появилась Люда. Она почти бежала, большая сумка смешно болталась у неё на плече. С размаху плюхнулась рядом, спросила громко:

– Всё в порядке?

Он молча кивнул, и она озвучила за него:

– Задремал на солнышке. Знаешь, сколько времени? Я волнуюсь. И обедать пора.

Легко вскочила, протянула руку. Он посмотрел на её порозовевшее от движения, такое привычно милое лицо. Морщины ничего в нём не изменили.

– Подожди, не суетись, сядь. Давно хочу спросить…

Она испуганно замерла и снова опустилась на скамейку.

– Признайся честно, – он замялся, но, сделав усилие, продолжил, – зачем я тебе нужен?

Люда обидчиво сжала губы, насобирав вокруг рта мелкие складки. – Низачем. Просто люблю.

Воробьи орали, как оглашенные.

Седой мужчина наконец встал, взял бывшую жену под руку и направился домой. Дома долго, не спеша, снимал тёплые сапоги, облачался в домашнюю одежду, задумчиво мыл руки. Люда, проворно скинув пальто, уже хлопотала на кухне, пахло борщом. Борщ у неё хорошо получался. И ещё котлеты.

Прежде чем сесть за стол, он зашёл в свою комнату, достал дневник и написал:

Блокнот.Зачем нам даны вспоминания, если ничего нельзя изменить? Зачем укоряем себя в ошибках, упущенных возможностях, зачем мучаемся сомнениями, которых не испытывали тогда, когда всё это было? А почему было? Почему тебе то, другому другое, а третьему вообще ничего? Хочется выйти куда-нибудь на простор, оторвать себе голову и отбросить далеко-далеко. Эту никчемную голову, не способную понять суть сущего.Родиться, конечно, главное. Но чтобы жить, этого мало.