Текст книги "Надеюсь и люблю"

Его замечание вызвало у нас новый приступ веселья. Назло ему всю оставшуюся дорогу мы орали во все горло «В лесу родилась елочка»…

Надина мама оказалась совсем еще молодой худощавой женщиной с голубыми глазами. Она больше походила на сестру Надежды, чем на мать.

– Я уже все приготовила. Быстренько, быстренько в дом, а то не успеем встретить Новый год, – поторопила она нас.

Мы с Надей разделись и прошли в небольшую кухоньку, где уже был накрыт праздничный стол, посреди которого красовались бутылки шампанского и вина. На холодильнике стоял старенький телевизор. Шел традиционный праздничный концерт.

Я достала подарок для Надиной мамы.

– Это вам, – протянула я ей коробку.

– Мою маму зовут Валя, – подсказала Надя.

– С Новым годом, тетя Валя, – произнесла я.

– Мне? Зачем, деточка? Зачем ты тратилась? – В глазах женщины я увидела удивление.

– Ну как же?! Праздник ведь!

– Ну, спасибо тебе, Катя… Мне, правда, очень неловко…

Пришло время садиться за стол, и мы откупорили шампанское.

Только теперь, внимательно рассмотрев тетю Валю, я заметила ее усталый взгляд, мелкие бороздки морщинок на совсем еще молодом лице, синие круги под глазами и первую седину в светлых волосах.

Тетя Валя действительно посидела с нами совсем немного и, сославшись на усталость, ушла отдыхать. А мы с Надей остались одни и под воздействием выпитого спиртного болтали без умолку, шутили, смеялись, одергивая друг друга, когда кто-то забывался и говорил слишком громко. У меня развязался язык, и я рассказала подруге о своем счастливом детстве, о встречах с Сергеем, о намечавшейся свадьбе и об уходе из дома к Максу. Но даже сейчас, в минуту откровения, я ничего не сказала ей о Даше. Я видела, что Надя тоже хочет рассказать мне о чем-то сокровенном, но почему-то не решается. В ее глазах появилась грусть.

– Катюша, давай еще немножко выпьем. За все хорошее! – предложила Надя, и уже через минуту мы опять беззаботно болтали.

Ночь прошла незаметно, и в шесть утра мы, пошатываясь от выпитого вина и переполнявших нас чувств, пошли спать. Надя провела меня за руку через темную комнату в соседнюю, и мы завалились на кровать прямо в одежде.

Я мгновенно уснула, а когда проснулась, на улице было уже светло и Нади рядом не было. Лениво потянувшись, я почувствовала жажду и встала с кровати, поправляя растрепанные волосы.

Прямо передо мной открылась дверь, и на пороге я увидела тетю Валю.

– Доброе утро, – сказала я, улыбнувшись.

За ней стояла Надя, державшая на руках маленького ребенка.

– Доченька, поздоровайся с тетей Катей, – ласково говорила Надя младенцу. – Скажи «Здравствуй, тетя…»

При виде ребенка я на мгновение опешила, затем резко отпрянула от приближавшейся подруги.

– Это?.. – прошептала я, указывая пальцем на девочку, словно это было привидение.

– Моя Дашенька…

– Даша?! – спросила я, чувствуя, как от внезапного прилива крови у меня застучало в висках.

– Да… Хочешь подержать ее на руках? – протянула мне девочку ничего не понимающая Надя.

– Сколько ей? – отступая назад, спросила я.

– Семь месяцев. Тебя удивило, что у меня есть ребенок?

– Семь месяцев… Семь месяцев… – шептала я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

Я собралась с силами, глубоко вдохнула и наконец овладела собой.

– Почему ты не сказала, что у тебя есть дочь? – сухо, чеканя каждое слово, спросила я, не сводя глаз с ребенка.

– Катюша, что с тобой? – подошла ко мне тетя Валя и хотела обнять меня за плечи.

Я передернула плечами, а затем выскочила из комнаты и начала быстро одеваться.

Надя молча наблюдала за мной, и я слышала, как она тихонько всхлипывает. У меня не хватило сил поблагодарить хозяев за гостеприимство или хотя бы встретиться взглядом с Надей. Я выскочила на улицу, на ходу застегивая пуговицы на шубке и чувствуя, как пылают мои щеки. Я поймала попутку и вскоре была дома.

Заварив чашку крепкого зеленого чая, я выпила его и улеглась в постель. На удивление, вскоре я уснула. Не знаю почему, мне снился Сергей. Сначала мы сидели за одной партой, потом – целовались в подъезде, прислушиваясь, не идет ли кто-то по ступенькам. А потом я увидела во сне свою несостоявшуюся свадьбу. Я была в белоснежном свадебном платье и чувствовала себя самой счастливой рядом с надежным и добрым Сергеем. Затем все вдруг исчезло, и я осталась одна в изрезанном ножницами платье.

Я проснулась в холодном поту и с тревогой на душе. «Плохой сон, – подумала я. – Скорее бы весна… Весной Степан Гаврилович купит мне квартиру».

Я приняла душ и привела себя в порядок, думая о том, что до весны осталось совсем недолго. Но, как бы я себя ни обманывала, на душе у меня лежал камень, мешавший дышать. «Больше не буду ходить в тот магазин, где работает Надя», – твердо решила я. Мне казалось, что я вижу Надину дочь, а затем свою. Это было как наваждение, от которого невозможно избавиться, но я без конца твердила себе, что просто обязана быть сильной и все вытерпеть.

* * *

Весна в этом году была ранняя, и уже в конце февраля – то ли под яркими лучами солнца, то ли от тепла, исходящего от многочисленных автомобилей, – снег превратился в грязную кашицу, чавкающую под ногами, а потом, за несколько дней, внезапно исчез и на тротуарах. Дороги стали сухими и чистыми. Приход весны пробуждал во мне дремавшие зимой надежды, и я была полна оптимизма и радовалась ярким, безоблачным дням. В такие дни, ближе к вечеру, я любила бродить по улицам города. Одиночество отступало: в многотысячной толпе я не чувствовала себя брошенной и ненужной. Казалось, что я так же, как и все, спешу туда, где по мне скучают. Иногда я представляла, что у меня на работе был трудный день, я устала, но тороплюсь домой, где меня ждет семья. Иной раз я воображала, что я – преуспевающая леди, смывающая под душем отрицательные эмоции после насыщенного событиями дня, чтобы вскоре помчаться на свидание к любимому парню и провести с ним бурную ночь. Мое воображение не имело границ, и таким образом я вносила разнообразие в свою скучную жизнь.

Я с завистью смотрела на девушек, которые шли рядом с крепкими, плечистыми парнями, и с грустью думала о том, что могла бы быть на их месте, чувствовать себя такой же счастливой и желанной, но…

Однажды, в один из таких прекрасных вечеров, я переходила на другую сторону улицы по подземному переходу.

– Дамочка… – услышала я совсем рядом голос и обернулась. Возле меня стоял бомж, словно выросший из-под земли. – У меня есть очень хорошая вещь. Купите, совсем даром отдаю.

– Мне ничего не нужно, – ответила я и двинулась дальше.

Бомж схватил меня за руку.

– Посмотрите, очень нужная вещь, – прошептал он беззубым ртом, обдавая меня стойким запахом перегара и доставая что-то из бокового кармана рваной, замызганной куртки. – Возьмите, не пожалеете.

– Что это?

– Смотрите…

Это было милицейское удостоверение с женской фотографией.

– И по возрасту вам подходит. Замените фотку – и все!

Я посмотрела еще раз и внезапно, сама еще не зная, зачем мне это, спросила:

– Сколько?

– На бутылочку водки, – загорелись глаза у бомжа.

Я быстро сунула удостоверение в сумочку и дала ему деньги.

– Здесь и на закуску хватит. Купи себе что-нибудь поесть, – бросила я, хотя прекрасно понимала: из еды бомж купит разве что пирожок в какой-нибудь забегаловке у вокзала, а остальное пропьет.

– Благодарствую! – услышала я у себя за спиной.

«И зачем мне это удостоверение? – думала я. – Наверное, пригодится, раз уж мне так захотелось его купить».

На выходе из подземки меня ожидала еще одна встреча. В толпе я увидела спешащую куда-то Надю. Наши взгляды встретились, и она торопливо направилась в мою сторону. Я ускорила шаг и почти побежала от нее, расталкивая толпу. «Все, на сегодня с меня хватит неожиданностей», – решила я и направилась домой, прервав вечернюю прогулку.

Дома я достала удостоверение и рассмотрела фотографию. На ней была запечатлена совсем еще молодая девушка с коротко стриженными темными волосами. «Как это удостоверение оказалось у бомжа? Может, ее убили?» – промелькнула у меня мысль, но вскоре я перестала думать о плохом и, сидя за столом, попыталась лезвием бритвы аккуратно срезать фотографию. Наконец мне это удалось, и я сожгла чужой снимок, приклеив на его место свой.

«Ты неплохо выглядишь, Борисова Наталья Альбертовна», – отметила я, довольная проделанной работой. Открыв ящик стола, где лежал мой паспорт, я положила под него удостоверение.

* * *

Я давно заметила (и, наверное, не только я), что если ты занят делом, то время идет очень быстро, просто проносится с космической скоростью. Ты торопишься что-то закончить, стрелки часов неумолимо ускоряют бег, дни летят, словно осенние листья с деревьев. Но если ты ожидаешь чего-то и страдаешь от безделья, время замедляет свой ход. Так было и со мной. Ничего не делая, я ожидала, когда же придет весна и Степан Гаврилович купит мне квартиру. Иногда я сомневалась, что это вообще когда-нибудь случится, и не находила себе места. «Нет, я больше не имею права на ошибки, – упрямо твердила я себе. – Достаточно тех, что я уже допустила». Весна постепенно приближалась, и я считала дни, словно первого марта все в моей жизни изменится по мановению волшебной палочки.

«Глупо. Как же глупо я живу!» Эта мысль с самого утра, как только я проснулась, внезапно влезла в мою голову и целый день не давала мне покоя. Решив себя чем-то занять, я достала газеты и начала их перелистывать. На глаза мне попалось объявление о том, что потомственная ясновидящая Эльвира может со стопроцентной точностью предсказать судьбу человека. «Как бы не так», – усмехнулась я, но подумала, что неплохо было бы заглянуть в свое будущее. Я мало верила во всякие гадания и предсказания, однако женское любопытство взяло верх.

Через два часа я вошла в квартиру, где за большим столом, накрытым бархатной черной скатертью, сидела ясновидящая Эльвира. На столе царил хаос: карты таро лежали возле святых икон, хрустальный шар – среди блюдец с остатками кофейной гущи и банок с водой. На бумаге были нарисованы какие-то таинственные, не знакомые мне знаки. Я подняла глаза и с нескрываемым любопытством стала рассматривать предсказательницу. Обыкновенная женщина с карими глазами и подкрашенными дорогой помадой губами, голова покрыта сиреневым шарфом, в руках – четки.

«Зачем я сюда пришла? – мелькнула в голове мысль. – Это же обыкновенная шарлатанка, желающая содрать с меня деньги». Но отступать было поздно, к тому же любопытство не позволяло мне это сделать.

– Сколько вам полных лет? – спросила Эльвира, нервно перебирая деревянные четки.

Я ответила, отметив про себя, что точно так же задает вопрос врач, выписывая рецепт. Женщина впилась в меня взглядом, и по моей коже пробежали мурашки. Казалось, что она заглянула в мое сознание и прочла все мои тайные мысли. Затем Эльвира закрыла глаза и стала тихонько покачиваться из стороны в сторону. Четки в ее руках перестали издавать монотонное постукивание, и воцарилась такая тишина, что стало слышно, как тикают настенные часы в соседней комнате.

– Ты принесла своим близким много огорчений, – внезапно заговорила женщина быстро и монотонно, но четко произнося каждое слово. – Они страдают… Всем плохо от того, что ты наделала… Родители встревожены… Мужчине, нет, двум мужчинам ты причинила боль. Ты словно несешь с собой черноту, от тебя пахнет смертью… Да, именно смертью! Ты заставила страдать даже невинное существо – младенца…

– Хватит! – заорала я, вскочив со стула.

Старый стул с деревянной спинкой упал и с грохотом ударился о пол. Женщина вздрогнула и открыла глаза. Они были полны гнева.

– Кричи – не кричи, но придет время, и ты будешь просить прощенья, однако…

– Я сказала хватит! – нервно перебила я ее. – Сколько я вам должна?

Не дожидаясь ответа, я дрожащими руками открыла кошелек и бросила на стол купюры. За спиной раздался зловещий хохот.

– Беги-беги! От себя не убежишь! – услышала я, выскакивая в подъезд.

Громко хлопнув дверью, я не стала дожидаться лифта, а быстро помчалась вниз. В ушах у меня звенел, громыхал эхом хохот Эльвиры.

– Ведьма, – сказала я, запихивая в сумочку купленную в ближайшем магазине бутылку коньяка.

– Что вы сказали? – спросила полусонная продавщица, словно очнувшись от дремы. – Ведьма?!

– Это я не вам! – резко ответила я.

В тот вечер я сидела на кухне в одиночестве и в полной темноте пила коньяк. На душе было очень плохо. Позвонил Степан Гаврилович, и я сказала ему, что хочу побыть одна.

«А разве у меня когда-нибудь бывает иначе? – думала я, глотая обжигающую горло жидкость. – Я одна. Совершенно одна».

Повертев в руках почти пустую бутылку, я сделала последний маленький глоток и поплелась в спальню. Не включая свет, я упала на кровать и почувствовала, как она несет меня куда-то, словно карусель. «Одна, совершенно одна», – стучало у меня в висках. И только тогда, когда я стала проваливаться в объятья сна, у меня мелькнула утешительная мысль: «Пока одна…»

* * *

В один из прекрасных весенних дней я проснулась и поняла, что забыла вечером задернуть плотные шторы. В окно заглянуло солнце и направилось свои яркие лучи прямо мне в лицо. Я лениво потянулась и подумала: очень хорошо, что я не склонна к полноте, а то от безделья и лени давно растолстела бы. Ослепительные лучики солнца навеяли меня на мысль о том, что день сегодня будет очень хороший.

Я выпила кофе. Предчувствие приятных перемен меня не покидало. Вскоре оно оправдалось. В дверях появился сияющий Степан Гаврилович и радостно сообщил:

– У меня хорошие новости! Катюша, одевайся!

– Куда мы пойдем?

– Смотреть твою квартиру!

– Мою?! – не поверила я своим ушам.

– Твою, твою.

Меня охватила невероятная радость. Я завизжала и обхватила его руками, душа в объятиях.

– Это не шутка? – спросила я.

– Идем. Сама увидишь.

Я быстренько натянула джинсы и водолазку, схватила курточку.

– Я готова!

– Ты, Катя, в тапочках. – Степан Гаврилович кивнул на мои ноги, и мы рассмеялись.

Квартира находилась в соседнем доме и была точной копией той, которую я снимала. Она была с легким косметическим ремонтом, чистая, но главное, что теперь я буду иметь свое жилье! Я ходила из угла в угол, трогая руками стены, и мне казалось, что это сон, прекрасный сон.

Степан Гаврилович, до этого момента спокойно наблюдавший за мной, внезапно сказал:

– Катя, мне надо серьезно с тобой поговорить.

Я насторожилась, и сердце на миг замерло в груди.

– Хорошо, – ответила я, прижавшись спиной к подоконнику.

– Я прекрасно понимаю, что ты молода, очень молода для меня, – начал Степан Гаврилович, стоя напротив меня и прижимаясь спиной к дверному косяку. – Ты красива и чертовски обаятельна.

– Спасибо, – улыбнулась я, понимая, что разговор действительно будет серьезным.

– А я, – продолжал Степан Гаврилович, – женатый стареющий мужчина… Я прекрасно понимаю, что рано или поздно, придя к тебе, услышу: «Извини, я полюбила молодого человека». Признаюсь тебе: я ужасно боюсь этого момента, хотя и знаю, что это естественно, как день и ночь, как солнце и воздух, как жизнь и смерть.

Он замолчал, и я поняла, как ему тяжело.

– Катя, ты моя лебединая песня… Другой такой же, как ты, у меня уже никогда не будет… Да, собственно говоря, я и не хотел бы никем тебя заменить.

– «Катерина – луч света в темном царстве», – процитировала я классика, пытаясь разрядить напряженную обстановку.

– Ты права. Ты – мой светлый лучик, моя радость, и рано или поздно кто-то лишит меня этого. Я не имею морального права требовать от тебя оставаться со мной всю жизнь, но… – Он на миг запнулся и наконец сказал то, ради чего завел этот разговор: – Я хотел попросить тебя не бросать меня как можно дольше… Столько, сколько сможешь…

– Я не оставлю тебя до тех пор, пока ты мне не изменишь, – торопливо заговорила я. – Я имею в виду не с женой, а с другой любовницей… Не дай бог я узнаю, что ты был мне неверен! Я тут же уйду от тебя, и ты меня не удержишь ни квартирой, ни чем!

– Катя! Что ты говоришь? Разве я подарил тебе квартиру для того, чтобы тебя удержать?! Нет! Я хочу, чтобы у тебя остались о наших встречах хорошие воспоминания, если… ты уйдешь от меня. Вот документы. – Степан Гаврилович протянул мне бумаги.

– Спасибо! – обняв его за шею, прошептала я. – Ты очень добрый.

«И не по возрасту наивный», – добавила я уже про себя.

* * *

Была середина мая. К этому времени я уже обжилась в новой квартире, обставила ее мебелью и пересчитала свои сбережения. Конечно, моя «заначка» оскудела, но резерв еще имелся. Сегодня был точно такой же солнечный, теплый день, как и год назад, когда я оказалась в роддоме… Но мне надо было действовать, а не предаваться воспоминаниям.

Застав Алену на обычном месте у дороги, я подошла к ней и решительно сказала:

– Аленка, выручай.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – удивилась та.

– Да, мне нужна твоя помощь.

…Стоя в соседнем подъезде, я нервно теребила пуговицы на блузке. Сердце выбивало бешеный ритм, но Алена все не звонила. Время шло медленно, а я ждала уже четыре часа. Мне пришлось сменить несколько подъездов, чтобы не привлекать внимания бдительных старушек, но телефон молчал.

Наконец он зазвонил, и я невольно вздрогнула. Взглянув на экран, я увидела, что звонит Алена. Быстро покинув чужой подъезд, я почти побежала домой, задыхаясь от волнения. Боясь, что лифт сломается и я застряну в нем надолго, я поднялась по ступенькам и открыла дверь.

В моей комнате на кровати сидела совершенно голая Алена. Она поила чаем прикрытого одеялом Степана Гавриловича. Вскрикнув от удивления, я еле выдавила из себя:

– Что здесь происходит?

Степан Гаврилович поднял на меня мутные, какие-то сонные, удивленные глаза и, еле ворочая языком, спросил:

– Где я?

– Ты!.. Ты!.. – задыхаясь и краснея, крикнула я. – Как ты мог?! Как ты посмел?!

Алена вскочила и быстро стала натягивать на себя одежду.

– Я… Я не знаю, что случилось, – мямлил Степан Гаврилович, делая неловкие движения руками.

– Вон! Вон отсюда! – швырнула я его одежду прямо ему в лицо. – А ты, шлюха, уводи его с собой!

Алена стала собирать одежду Степана Гавриловича и помогать ему одеться.

– Подло! Подло! Как это подло! – Я ходила взад-вперед по комнате, хватаясь за голову. – Как ты мог? Я тебе верила, а ты…

– Я… Я все объясню… Это недоразумение… Катя! – бормотал Степан Гаврилович, но Алена уже потащила его к двери, на ходу вызывая такси.

Я старалась не смотреть в их сторону. Мои щеки горели, сердце часто билось, ноги подкашивались. Но у меня хватило сил довести все до конца, и я захлопнула за ними дверь. Чувствуя, что у меня горят не только щеки, но и все лицо, уши, тело, я побежала в ванную и прямо в одежде встала под холодный душ.

«Подло! Подло! Как это подло!» – стучало у меня в висках до тех пор, пока я не почувствовала, что замерзла. Сбросив мокрую, липкую одежду в ванну, я переоделась в теплую пижаму и залезла под одеяло. Я была противна самой себе. Хотелось куда-то бежать – долго-долго, не оглядываясь, до тех пор, пока прошлое не исчезнет за горизонтом навсегда, но силы меня покинули, и я, как когда-то в детстве, натянула на голову одеяло и расплакалась.

Нареветься от души мне помешал звонок мобильного. Звонила Алена. Я взяла телефон и хриплым голосом ответила:

– Да, это я.

– Все прошло хорошо? – спросила она.

– Как он? – вместо ответа поинтересовалась я.

– Доставлен домой в целости и сохранности, – весело доложила Алена.

– Как тебе это удалось?

– Первый раз, что ли?!

– А все-таки?

– Секрет фирмы! Ты мне ответь: я все правильно сделала?

– Конечно. Спасибо тебе за помощь.

– Не за что! Долг платежом красен – не так ли?

– Конечно, – глухо ответила я и отключила телефон.

– Подло. Очень подло, – повторила я себе еще раз и опять натянула на голову одеяло.

Степан Гаврилович звонил по нескольку раз в день и пытался оправдаться. Наивный, добрый Степан Гаврилович не знал, что я уже давно поставила на нем жирный крест. Он заслуживал жалости, а я – порицания, но ни одному, ни другому в моей душе не было места.

Я купила себе несколько хороших вещиц в магазине «Скарлетт» и вскоре начала посещать дорогие рестораны, высматривая, словно хищник, очередную добычу.

Однажды я забрела в один из шикарных кабаков. Здесь отдыхала элита города, и за один вход сюда мне пришлось отвалить сто баксов.

Здесь были бильярдная и боулинг, говорили, что есть сауна и комнаты для богатых клиентов, где они встречались с любовницами или, на худой конец, снимали здесь же дорогую проститутку на ночь.

В зале царил приятный полумрак, а светильники в виде старинных канделябров делали атмосферу непринужденной.

Оркестр играл тихую мелодию, а у шеста крутилась полуобнаженная девушка, на которую мало кто обращал внимание. Ресторан славился китайской кухней, а я не знала ни одного представленного блюда, кроме суши, которые и заказала.

Мое внимание привлекла пара, сидевшая рядом за столиком. Я увидела наголо бритого мужчину с круглым лицом и похожей на мяч головой, переходящей в широкие плечи. Он был крупным, без шеи, с большим животом. Полные губы и маленький утиный нос не украшали его лицо. Мутноватые круглые глаза смотрели недоверчиво и настороженно поблескивали исподлобья. Рядом с ним сидела девушка. Ее смазливое личико, конечно же, не могло не нравиться. Она была юна, голубоглаза, со светлыми кудряшками. В мочках ее маленьких, по-детски розовых ушек я заметила сережки с небольшими бриллиантами. «Наверное, это он ей подарил», – подумала я. Я перевела взгляд на одежду мужчины. Дорогой костюм, сияющая чистотой светлая рубашка и галстук, похожий на удавку. Создавалось впечатление, будто он сжимает мужчине горло и именно из-за этого его лицо приобрело красноватый оттенок. «Да-а, не красавец, – подумала я. – Но что поделаешь?» Зато на его указательном толстом и коротком пальце поблескивал перстень с большим бриллиантом. «С таким человеком можно было бы и познакомиться, – подумала я. – Но что делать с девушкой?»

Я увидела, что она встала и пошла в сторону туалета. Прихватив сумочку, я последовала за ней. Я застала ее перед зеркалом. Девушка обводила контурным карандашом свои пухлые губки. Став рядом с ней, я последовала ее примеру, а затем достала губную помаду.

– С мужем отдыхаешь? – спросила я как бы невзначай.

– Ты что?! Какой он мне муж?! – вскинула черную, изогнутую дугой бровь девушка.

– Жених?

– Что-то вроде того.

– Ну и как он?

– Сойдет! – улыбнулась она.

– Он хотя бы не импотент?

– Как тебе сказать… – рассмеялась она.

– Помогает материально?

– Бывает.

– И давно ты с ним?

– Да не очень. А что?

– Вот что, – строго сказала я и протянула ей милицейское удостоверение.

Глаза девушки округлились от удивления, рот приоткрылся.

– Младший лейтенант Борисова, – отчеканила я. – Уголовный розыск. А теперь попрошу вас ответить на несколько вопросов.

– Да-да… но… Что я сделала? – испуганно захлопала глазами девушка.

– Ваш знакомый – очень опасный преступник. За ним числится несколько убийств и грабежей. Сейчас мы следим за ним и вот-вот будем брать.

– Я ничего не сделала, – замотала кудрявой головой девушка.

– Ничего? Мы это проверим! А вдруг вы его соучастница? Возможно, вы вместе с ним грабили людей? Или даже убивали?

– Нет-нет! Что вы! – попятилась побледневшая девушка.

– Откуда тогда у вас вот это? – потрогала я пальцем ее поблескивающую сережку.

– Он… это он мне подарил…

– Ну вы и попали! Придется вам вместе срок мотать, только камеры у вас будут раздельные, – наступала я.

– За что?! – В глазах девушки заблестели слезы.

– Сережки эти с убитой женщины сняты – вот за что!

– Помогите мне! – схватила она меня за руку. – Отпустите, я не хочу сидеть в тюрьме!

– И что же прикажете с вами делать?

– Отпустите, я вам клянусь – я никого не убивала! – умоляющим голосом произнесла девушка, и по ее щекам потекли тоненькие ручейки слез.

– Не убивали? Пойдите скажите это прокурору!

– Я не хочу в тюрьму! – твердила бедная девушка.

– Жаль мне вас. Совсем еще молодая. Попадете туда – сгорите от туберкулеза.

– Боже, что же мне делать?! – Она закрыла лицо руками и зарыдала.

Я достала из сумки целлофановый мешочек и протянула ей:

– Снимайте серьги, промойте их водой, чтобы не осталось отпечатков, и кладите сюда.

Обрадованная девушка быстро сняла серьги и дрожащими руками поднесла их под струю воды. Затем положила драгоценности в мешочек, который я тут же бросила к себе в сумку.

– Спасибо, спасибо вам, – кивала она, шмыгая покрасневшим маленьким носиком. – Вы меня отпустите?

– Вы должны исчезнуть, спрятаться от него, – заговорщически проговорила я, наклонившись к ней. – Возможно, он будет вас искать, чтобы свалить вину, но вы уезжайте куда-нибудь на долгое время. Поняли меня?

– Да, да!

– Куда хотите – хоть в землю заройтесь, но исчезните, иначе второй раз я не смогу вам помочь. И никому, запомните, никому никогда не признавайтесь, что были с ним знакомы. Ясно?

– Да, да! – закивала девушка головой.

– А сейчас идите и постарайтесь незаметно выйти через служебный вход.

– Спасибо вам!

Она направилась к выходу.

– Постойте! – окликнула я девушку, и она замерла словно вкопанная.

– Вам есть у кого спрятаться?

– Да, есть! У меня много знакомых и родственников!

– Тогда идите, – сказала я, и девушка вмиг испарилась, а я добавила: – Это хорошо, когда много знакомых и есть где спрятаться.

Я была удивлена своей изобретательностью, но времени на размышления у меня не было, и я вернулась за столик, незаметно скользнув взглядом по полному мужчине. Он с безразличным видом наблюдал за новой стриптизершей, но было ясно, что его мысли где-то далеко. Мне надо было привлечь его внимание, и я начала нервно теребить в руках салфетку, часто поглядывая на часы, затем – на вход. Я умело вошла в роль девушки, которую мужчина пригласил в ресторан, а сам не пришел. Через некоторое время боковым зрением я увидела, что лицо толстяка выражает недовольство. Наверное, он нервничал из-за того, что его подружка исчезла так надолго.

– Простите, могу я попросить вас об одолжении? – услышала я совсем рядом его голос.

Он был низким и глуховатым, а говорил мужчина как-то протяжно, четко выговаривая каждое слово.

– Если я смогу вам чем-то помочь… – подняла я на него глаза.

– Вы не могли бы посмотреть, куда исчезла моя подруга? – кивнул он головой в сторону туалета.

– Конечно, конечно. Сейчас.

Я проследовала в туалет и вернулась.

– Ее там нет, но бармен сказал, что она уже давно вышла через служебный вход и уехала на такси, – доложила я и села за свой столик, опять взглянув на часы.

– Вы кого-то ждете? – услышала я вопрос вместо ожидаемого «спасибо».

– Наверное, уже не жду, – вздохнула я.

– Он не пришел?

– Как видите. – В моем голосе прозвучала грусть.

– Может, вы пересядете за мой столик? – предложил мужчина и добавил: – Вас обманули, меня тоже.

– Значит, мы – друзья по несчастью? – спросила я, пересаживаясь к нему.

– Друзья? Нет, милая девушка. У меня нет друзей.

– Представьте, у меня тоже.

– Почему? – Он вопросительно посмотрел на меня своими круглыми глазами.

– Слишком много предательства и лжи было вокруг меня.

– Правда?

– В конце концов я сделала вывод: никому нельзя доверять.

– Вы, такая молодая, уже разочаровались в людях?

– Не совсем так. Просто я никому не верю.

– Кстати, мы еще не познакомились, – заметил мужчина. – Меня зовут Владимир Олегович.

– Катя, – улыбнулась я.

– Вы живете одна? – напрямик спросил он.

– Да. Уже одна.

– Расскажите о себе, – то ли попросил, то ли приказал он.

Я включилась в игру и поведала ему о Сергее, несостоявшейся свадьбе, о побеге и о Максе. Конечно же, я снова умолчала о Даше. Потом я рассказала о Степане Гавриловиче, о его «измене» и добавила красивый рассказ о несуществующем молодом человеке, который назначил мне свидание, но не пришел.

– Ну и как после всего этого можно доверять людям? – закончила я вопросом.

Владимир Олегович внимательно слушал меня, иногда задавая вопросы. Я поняла, что он – непростой человек, обмануть его трудно и ошибиться здесь можно только один раз. Это был уже не наивный Степан Гаврилович, но и я не преуменьшала своего актерского таланта.

– А вы живете один? – спросила я и тут же поняла, что допустила ошибку.

– Это тема для отдельного разговора, – ответил Владимир Олегович недовольно, и я поняла, что задавать вопросы имеет право только он.

– Официант, – Владимир Олегович махнул рукой, – получите за меня и за эту даму. И вызовите такси.

– Спасибо за приятный вечер, – сказала я, догадавшись, что такси он вызвал для меня.

– Вам тоже, – буркнул мой знакомый и добавил приказным тоном: – Оставьте мне номер вашего мобильного.

Я достала из сумочки блокнотик, нацарапала на листке свой номер и положила на стол. Казалось, что Владимир Олегович не заметил этого, задумавшись о чем-то своем.

– Я провожу вас до такси, – сказал он наконец, давая понять, что мне пора.

Владимир Олегович встал, и я увидела, что он на полголовы ниже меня и похож на колобка. Когда мы вышли на улицу, я заметила, как от припаркованного «Лексуса» к нему быстро направились два человека в строгих темных костюмах. Без сомнения, это были его телохранители.

– Проследите, чтобы эта девушка села в такси, – сказал им Владимир Олегович и взглянул на меня. – Спокойной ночи, Катя. Я позвоню, – произнес он с безразличием, и я засомневалась в том, что он это сделает.

Мой новый знакомый повернулся и исчез за дверью ресторана, а я села в такси – дверцу передо мной открыл телохранитель.

– Спасибо, – кивнула я, но дверца уже захлопнулась.

* * *

Мне оставалось только ждать звонка от Владимира Олеговича. Ходить по кабакам я теперь не решалась, опасаясь опять с ним встретиться: тогда бы у него создалось впечатление, что я ищу приключений. Но дни шли, а Владимир Олегович все не звонил. И коварное время опять замедлило свой ход – до боли, до изнеможения. Мне надо было чем-то себя занять.

Я пыталась читать, но мысли разбегались, и я не могла сосредоточиться и вникнуть в текст. Тогда я вспомнила, как, уходя из родительского дома, поклялась вернуться туда на крутой машине, но у меня до сих не было ни личного автомобиля, ни водительских прав. Давая сгоряча это обещание, я не подумала о том, что мне придется сесть за руль автомобиля, а я этого очень боялась.

Я отложила в сторону очередную книгу, которая опять «не пошла», и прикрыла глаза, погрузившись в воспоминания. Мне было тогда пять лет. Была еще жива мамина мама, моя любимая бабушка Вера. Она жила в деревне, и меня на лето часто отвозили туда. Дедушка давно умер, и бабушка жила одна. Она любила меня до безумия, и летний отдых у нее был для меня раем. Там, где заканчивался ее огород, было большое озеро. И мы с бабушкой каждое утро бежали наперегонки босиком по росистой траве к озеру умываться. А еще я помню ее огромный сад с яблонями, вишнями, сливами и множеством цветов. Плодов на деревьях было так много, что их некуда было девать, и огромные сочные яблоки падали на землю, трескаясь от удара и пуская сладкий сок со вкусом меда. Тогда мы с бабушкой собирали их и относили соседям. Я вытаскивала яблоки из корзин и раздавала детям на улице. А когда приходила осень, меня забирали родители, и папа с мамой еще долго ворчали, что их ребенок «совсем запущен» и «подлежит перевоспитанию». Обычно за мной приезжал на машине папа. Бабушка ехала с нами в город, как она говорила, «немного отдохнуть и погостевать», но уже через два дня не выдерживала безделья и суеты и возвращалась в деревню.