Текст книги "Королеву играет свита"

В кармане вяло погромыхивала мелочь, оставшаяся после покупки чая и пирожных в буфете.

К вечеру поезд дотащился до Ленинградского вокзала.

Катя вышла из жаркого вагона на перрон и остановилась. Мягко падал снег, укутывая плечи сверкающей бриллиантовой пеленой.

– Где здесь можно позвонить? – подошла она к женщине-милиционеру.

– Там, – махнула она рукой.

Катя купила жетон и скрюченным пальцем набрала заветный номер, который застрял в ее памяти еще с давних времен.

– Алло, – сказала она, – алло…

Выпроводив французского визитера, Нина Николаевна тяжело засеменила к дверям кабинета.

Кряхтя, она взгромоздилась на стул, достала с полки коробку с рукописями мужа. Сверху лежали мелкие листы, исписанные характерным косым почерком Вани.

Где же очки? Она ничего без них не видит…

Этот старик лжет! Все на месте! Он просто хотел оклеветать Макса, ее вечного друга, который рядом с ней вот уже тридцать лет, ее верного безупречного слугу, безотказного помощника.

Он не мог это сделать! Макс, который помог ей пережить смерть Вани, который буквально не отходил ни на шаг от нее во время похорон и потом, после похорон, – не мог он… Это клевета!

Стукнула входная дверь, кто-то пришел…

Верхние страницы слетели, их подхватил и закружил по полу комнатный сквозняк. Под исписанными листками обнаружилась снежно-белая, девственно чистая бумага.

Что это? Откуда?..

Она даже маститым литературоведам не давала рыться в наследии мужа, даже девочкам запрещала касаться бумаг отца!

Протопали шаги в коридоре, Макс мимоходом заглянул в кабинет.

– Ах, вот вы где? – нарочито весело проговорил он, привычно скалясь. – Ниночка свет Николаевна, а я вам принес тортик. Безе, как просили. Что это у вас?..

Его лицо внезапно вытянулось, в глазах отразился предательский испуг.

Вовсе не слова коллекционера, а фальшивый тон Макса, растерянно глядевшего на рассыпанные по комнате листы, лучше всяких доводов убедил Нину Николаевну в правоте иностранца.

Она без сил опустилась на стул.

– Макс, скажи, ты… – начала она тихо. Очень тихо. – Зачем ты это сделал?

– Что, Ниночка свет Николаевна? Что именно?

– Зачем ты продал черновики Ивана?

Руденко усмехнулся. Прошелся по комнате в ботинках. Уселся на кожаном диване, свободно закинув ногу на ногу.

– А… Значит, французик к вам прибегал… Все выложил…

– Зачем, Макс? Ведь ты был самым… – ей было тяжело произносить эти слова, – самым близким другом Вани.

– Ага, близким… – нагло хмыкнул Макс. – И как он обращался со своим другом? Посылал в магазин за «мерзавчиком», как мальчика на побегушках, третировал, наступал на самолюбие, ничтожные роли давал – только бы унизить!

– Я… я и Иван… мы тебе так верили!

– А на что мне ваша вера? Вы мне хоть раз копейку предложили за мои услуги? Макс, подай, да принеси, да сбегай в магазин, – передразнил он. – А я ведь не какая-то там безответная Кутькова. Я, между прочим, артист! И не позволю об себя ноги вытирать вашим дочкам-соплюшкам!

– Ты… ты просто сволочь!

Макс картинно расшаркался, усмехнулся. – Да, представьте себе, эдакий Сальери при Моцарте. Даже поднес рюмку яда в нужный момент. Что уж теперь скрывать, теперь уж все равно… Да, поднес ему рюмку! Ну, тогда, в гостинице под Ярославлем. А он еще пить не хотел, упрямился! Я тогда ему, дурачку, в стакан валерьянки накапал. Мол, будто это противоядие от дисульфирама, будто мне знакомый врач дал. Ну он и не выдержал уговоров, жахнул…

– Значит, это ты… Ты!

– Я, я… Кто ж знал, что он после моего ухода скопытится? Я хотел только, чтобы он отключился на время, чтобы дневник его из портфеля забрать. Он же со своим портфелем не расставался ни на минуту. Никакого дневника там не оказалось…

Потрясенная Нина Николаевна сидела не в силах пошевелиться. Наконец ее рука медленно поползла к телефонной трубке.

– А, вы в милицию звонить… – усмехнулся Макс. – Ну, звоните, звоните;.. Интересно, что они там скажут. Посмеются! За давностью лет ничего не докажете. Уже небось и косточки Тарабрина давно сгнили.

Старческая рука бессильно замерла на полдороге.

– Ладно, – произнес, вставая, Макс. – Что было, то быльем поросло. Ну так что, чай будем пить, Ниночка свет Николаевна? Я ведь тортик купил ваш любимый, безе с орешками!

Неизвестно откуда взялись силы. Нина Николаевна встала, точно ее поднял неведомый вихрь, и протянула руку к двери:

– Во-он! Во-он отсюда!

– А, значит, не будем чай пить, – усмехнулся Макс. – Брезгуем с убийцей мужа. Ну ладно, тогда я пойду… А ведь дневника-то, оказывается, и вправду нет, вы тогда правильно говорили. А я не поверил. И зря. – Он поднялся с дивана. – А тортик я вам оставляю, попьете на досуге чаек. В одиночестве! – Он вышел, нарочито громко хлопнув дверью.

Нина Николаевна бессильно опустилась на колени, дрожащей рукой стала собирать с пола рассыпанные листы. Слезы капали на пожелтевшие страницы и расплывались на них прозрачными пятнами.

Господи! Как она посмотрит в глаза дочерям? Не сберегла наследие отца, допустила до него проходимца. А тот разграбил рукописи… Продал их за полушку… Всю жизнь их продал, дружбу продал – тридцать лет!

Нина Николаевна почувствовала, как тисками сжало .сердце. Она шумно вдохнула ртом воздух, не в силах пошевелиться. Спазматическая боль не отпускала, разрастаясь по всему телу.

.Даже лекарство в бокал накапать некому…

Она подняла трубку телефона, набрала номер Кутьковой.

– Лена? Ты? – капризно произнесла она в трубку внезапно севшим голосом.

Трубка сначала настороженно замолчала, а затем произнесла:

– Нина Николаевна, вы, наверное, не знаете… Тетя Лена умерла. Вчера в больнице.

– Как умерла?

– У нее же был рак. Она скрывала это до последнего. Я ее племянник.

Неужели вы не знали?

Нина Николаевна уронила трубку.

Все предали ее, все! Даже Кутькова предала ее, покинула ее в самый ответственный момент. Людям нельзя верить, они только стараются за свои интересы, на других им просто наплевать… Хорошо, что у нее есть дети. Ее милые девочки прибегут на помощь по первому зову.

– Даша? – спросила она в трубку. Спазм не отпускал ее, заставляя сердце бешено трепыхаться в груди.

Гудки. Она запоздало вспомнила, что Даша сейчас отдыхает в Италии. У Иры телефона нет, она всегда ненавидела телефоны.

– Помогите! – слабо прошептала Нина Николаевна, теряя последние силы.

Сердце внезапно разрослось в груди, стало огромным, заполонив собой всю грудную клетку, мешая дышать.

Ее слабый голос затих, даже не достигнув дальних уголков квартиры.

Все предатели! Все! Все! Все…

«Скорую», врачей?..

Зачем ей теперь врачи, зачем? Ей лучше умереть…

И тут, точно услышав ее мольбу о помощи, зазвонил, истерически подрагивая, телефон.

Протянув руку, Нина Николаевна из последних сил просипела в трубку одно последнее умоляющее слово:

– Приезжай!

Распаренная Катя вылетела из метро: платок сбился на сторону, старая, видавшая виды куртка расстегнута. Не обращая внимания на взгляды прохожих, она бежала, опасно скользя по раскатанному льду.

Она спешила к дому, где никогда до этого не бывала. Она бежала к дому, куда стремилась всю жизнь. И теперь для нее было главное – успеть. Она и так потеряла много времени. Ужасно много времени. Целую жизнь, всю жизнь без нее…

Может быть, она успеет.