Текст книги "И вновь искушение"

Глава 9

Коннолл в последний раз проверил состояние наряда Джилли. Туфли, ленты, платье – все выглядело идеально, и все было на месте. Быстро поцеловав ей пальцы, он повел ее с террасы в бальный зал.

Лорд Редмонд стоял возле окон террасы, на его обычно бесстрастном лице читалось выражение, граничившее с раздражением. Еще более обеспокоенной выглядела леди Манроу, стоявшая рядом с графом.

– Наконец-то вы пришли, – коротко бросила мать, когда Джилли выступила впереди Коннолла и остановилась перед своим партнером по танцу.

– Приношу извинения, – непринужденно сказала Эванджелина. – Мы заговорились с одним из садовников о замечательных розах Хаулеттов.

– Это моя вина, – вставил слово Коннолл, хорошо понимая, что подобный разговор съедает время танца, и, испытывая желание отщипнуть от этого времени еще некоторую толику. – Я не потрудился взглянуть на часы.

– Не имеет значения, – сказал Редмонд, предлагая Эванджелине руку. – Я полагаю, у нас кадриль, мисс Манроу.

– Это действительно так. – Бросив взгляд на Коннолла, она взяла руку графа и направилась вместе с ним к танцевальному кругу.

Ранее Редмонд был легко переигранной фигурой загадки. Сейчас, однако, когда он и Джилли взялись за руки и заскользили в танце, Конноллу захотелось его буквально расплющить. Дело даже не в том, что этот болван дотрагивался до его Джилли, хотя это тоже имело значение. Важнее было другое. Он сделал все возможное, чтобы убедить ее, что союз с одним из этих двух партнеров будет не более интересным, чем союз правителя со слугой. И, тем не менее, он до сих пор не знал, кого она предпочтет.

– Вы действительно ищете руки моей дочери? – внезапно спросила леди Манроу, отвлекая его от нахлынувших мыслей.

Коннолл даже забыл, что она находится рядом.

– Да, – ответил он.

– Вы не будете иметь успеха. Вы относитесь не к тому сорту мужчин.

– Сорт мужчин, которых не хочет она или которых не хотите вы? – парировал Коннолл, глядя ей прямо в глаза. – Ведь если Эванджелина всего лишь откроет глаза, она обнаружит, что есть гораздо больше отвечающих ее вкусу мужчин, чем она полагала.

– Вы думаете, что знаете все? Думаете, что знаете Джилли? Но вы ее не знаете. – С этими словами виконтесса отплыла в сторону, вскинув подбородок.

Конноллу очень хотелось надеяться, что леди Манроу ошибалась. Ибо, несмотря на то, что он никогда не верил в глубокую и прочную любовь, последняя неделя во многом изменила его виды на будущее. Он хотел Эванджелину Манроу на всю жизнь. Но это могло произойти лишь в том случае, если она изменит свои взгляды.

Дополнительное время было бы, кстати, тогда у него была бы возможность, по крайней мере, снять рубашку и ботинки. Впрочем, не ради себя. Он никогда еще не встречал столь страстную от природы женщину, которая в то же время делала все, чтобы обречь себя на лишенное всяческих эмоций будущее.

Он отыскал ее взглядом среди танцующих. Стал ли сегодняшний вечер каким-то началом для нее? Или же она посмотрит на это всего лишь как на кратковременную экскурсию в то место, которое она больше не собирается посетить? Коннолл сжал пальцы в кулак. Наверное, проще сокрушить стены и задушить негодяев, чем ждать, как же она поступит. Но бесполезно размахивать сейчас шпагой, решение было за Джилли.

– Вы не могли бы угостить меня одной из этих сигар? Коннолл отвернулся от танцующих пар.

– Пожалуйста, – сказал он, вытаскивая сигару из кармана жилета и передавая ее лорду Манроу.

– Благодарю.

– Могу я задать вам вопрос? – спросил Коннолл, пока виконт прятал сигару в свой жилет.

– Пожалуйста.

– Леди Манроу, судя по всему, имеет отрицательное мнение о нашем поле.

– О, я это знаю, можете мне поверить!

– Я верю. Но мой вопрос заключается в следующем: почему?

– Ага. Не хотите ли пройти со мной?

Конноллу не хотелось оставлять Джилли вне поля зрения, тем не менее, он кивнул, и второй раз за вечер направился в сторону террасы. «Спокойствие и терпение», – напомнил он себе. Вряд ли она примет предложение Редмонда в середине кадрили, что бы, в конце концов ни решила.

– Отец Элоизы, – начал лорд Манроу, доставая сигару и закуривая от факела, – был бароном. Был он также пьяницей, игроком и скотиной, проигравшей семейное состояние. Она редко говорит о нем, но когда она говорит… Ну, усомниться в ее презрении невозможно.

– Ее презрение не ограничивается только ее родителем, – заметил Коннолл, подходя к двери, чтобы бросить взгляд на освещенный зал.

– Когда мы познакомились, я поставил себе задачу доказать ей, что не каждый мужчина таков, как ее отец. – Виконт поморщился. – Боюсь, это заняло больше времени, чем я ожидал.

Гм… Скорее получалось, что виконт лишь упрочил ее предубеждения. Постоянно делая лишь то, что она просила, ведя себя буквально, как камердинер, он доказал, что жизнь с ней под ее контролем была лучше, чем та, где она отказывалась от власти. И она передала этот настрой своей дочери.

Манроу смотрел на него так, словно ожидал его реакции, поэтому Коннолл кивнул.

– Вы очень терпеливый мужчина, – проговорил он.

– Слишком терпеливый, думаю я иногда, но сейчас я в меньшинстве.

– Я пытался убедить вашу дочь, что равноправное партнерство может быть более выгодным. – Коннолл не мог говорить яснее, опасаясь нажить врага. Сейчас он надеялся использовать его в качестве союзника.

– Учитывая тот факт, что мы оба одеты так, чтобы дополнять наряд моих леди, Роли, я не уверен, что вы добились успеха.

– Вы не уверены в моем…

– И ваша леди танцует с графом Редмондом, который собирается сделать ей предложение.

Коннолл снова посмотрел в проем двери. «Завтра».

– Это оставляет мне чертовски мало времени, – произнес он вслух.

– Вы слишком поздно включились в гонку.

– У меня были дела, в другом месте. – Он не мог сожалеть о приобретении картин в Париже, тем более что его отсутствие поспособствовало знакомству Дейзи с Айви. Гм… Стало быть, он был рад, что его любовница нашла кого-то другого. Какой переворот могут произвести одна неделя и дорожный несчастный случай, не говоря уж о проклятом бриллианте!

– У вас есть план? – продолжил тему виконт.

– Вы можете отказать Редмонду в благословении, – ответил Коннолл. – Это может дать мне дополнительно немного времени, чтобы убедить ее видеть вещи так, как их вижу я.

– Элоиза уже дала ей свое благословение. Мое в расчет не принимается.

– Может быть, следовало бы принимать в расчет, – сказал Коннолл, с силой втянув в себя воздух.

– Простите, приятель, но это гонка, в которую ввязался я. И я буду, благодарен, если вы воздержитесь от комментариев на этот счет.

Мысленно чертыхнувшись, Коннолл сделал несколько шагов по террасе.

– Приношу извинения. Просто… понимаете, одно дело – проиграть баталию, когда борьба ведется справедливо и условия для всех одинаковы. А это я не могу понять. Что, черт возьми, заставляет Джилли захотеть провести всю жизнь – ладно, пусть остаток его жизни – с графом Редмондом? Или даже с Дэпни?

– Я полагаю, что я объяснил…

– Нет, я понимаю предубеждение леди Манроу. Я не понимаю другого – почему Эванджелина настолько готова смотреть на все глазами матери. – Говоря это, он, разумеется, отдавал себе отчет в том, что на нее оказывает влияние только мнение матери. В течение всей жизни она только и слышала о бесполезности мужчин и о том, при каких условиях их можно терпеть. И любые перемены, которые ее отец пытался привнести, были совершенно незаметны и как бы не существовали вообще.

С учетом того, что Редмонд планирует сделать завтра, Конноллу дьявольски не хватало времени. Если их прелюдия, имевшая место в комнате для хранения мебели, никак ее не поколебала, то он, по всей видимости, уже проиграл. У него оставался всего лишь один вальс сегодня вечером. Чертовски важный танец!

Эванджелина посмотрела на дверь, ведущую на террасу, через которую вышли ее отец и Коннолл. Если Коннолл собирался исповедаться в своих грехах, чтобы форсировать брак, то он разговаривает не с тем родителем. И если он сделает такую попытку, она никогда ему этого не простит.

– … проводит слишком много времени с вами в последнее время, – произнес граф, беря ее за руку. – Они повернулись, отошли друг от друга и воссоединились снова. – Этот приятель слишком много времени, по моему мнению, проводит во Франции.

Он был приблизительно на двадцать три года моложе графа.

– Я люблю путешествовать, – сказала она, главным образом для того, чтобы увидеть, как Редмонд на это отреагирует.

– Замужняя леди может путешествовать сколько ей угодно, – отреагировал он с точностью часов. – И есть еще другие выгоды при этом.

– Например?

– Возможность получить множество сладостных поцелуев, – выдохнул граф, когда они проходили мимо друг друга. – Вы переполняете меня желанием, мисс Манроу.

До Коннолла она слышала немало разговоров среди слуг, чтобы иметь представление о том, чем заканчиваются интимные отношения. Испытать их на деле и, более того, прочувствовать их – это совсем иное дело. И мысль о том, что лорд Редмонд окажется на ней, внутри ее, заставила ее содрогнуться.

Хотя, когда они осуществят брачные отношения, она может добиться, чтобы он более никогда к ней не прикасался. И тогда она могла бы путешествовать, посещать танцы, принимать друзей, читать или делать что-то еще, чего может пожелать замужняя женщина, и Редмонд будет не более чем мужчина, который живет в одном доме с ней и подает ей шаль.

Никакой потребности или желания вести беседу, целоваться или проводить долгие жаркие ночи в постели – у них даже не будет общей спальни, Эванджелина встрепенулась. Если она все это уже мысленно решила, тогда зачем она снова думает обо всех этих вещах и о Коннолле? Да, он лишил ее девственности менее чем полчаса назад, да, она почувствовала то, что он хотел заставить ее чувствовать, она была потрясена испытанными ощущениями. Но изменило ли это что-либо в реальности?

Его целью, по всей видимости, было дать ей понять, что он искусный любовник. Она уже раньше испытала его искусство поцелуя. Но дело не только в этом. Пока одна ее часть сердилась на него зато, что он мог изменить ее взгляд на всю жизнь из-за каких-то двадцати минут интима, другая ее часть хотела дополнительных двадцати минут с ним, а после этого – еще двадцати…

Эванджелина подумала, что если выйдет замуж за Редмонда, то сможет иметь любовников, но это как-то противоречило ее тезису о том, чтобы иметь с мужчинами как можно меньше дела. Чем дальше она от мужчин, тем больше свободы. Но сейчас из-за этого глупого Коннолла она вынуждена была спросить себя: свободы от чего?

В противоположной стороне зала ее мать наблюдала за тем, как они танцуют кадриль. У виконтессы не было любовных интриг, и, насколько Эванджелина могла догадываться, когда стала взрослее, мать предоставляла своему мужу, как она называла, «подарки по случаю дня рождения» не чаще, чем один или два раза в год.

– И вот сейчас этот мерзавец рядом с вашим отцом, – внезапно раздраженным тоном проговорил лорд Редмонд, не спуская глаз с двери, ведущей на террасу. – У меня есть право первого. Надеюсь, он это понимает.

Эванджелина повернула голову. Коннолл и ее отец возвращались с террасы, у отца было виноватое выражение лица, свидетельствующее о том, что он снова курил сигару. Что касается Коннолла, то он явно не испытывал ни малейшего чувства вины ни по какому поводу. Он пробежал взглядом своих голубых глаз по танцующим парам, увидел ее и улыбнулся.

Теплая волна распространилась изнутри до самых кончиков пальцев Эванджелины, вожделение набежало, словно летний бриз. О Господи! Неужели эта распутница и есть она?

Однако именно так и было. Всякий раз, когда Коннолл Аддисон пронзал ее своим взглядом, она хотела чего-то большего. Танец закончился, и она потянула партнера в сторону отца, а не матери.

– Лорд Редмонд, – сказала она, – я выйду замуж за того, за кого пожелаю выйти сама. Мои родители не могут принять за меня решение.

– Да, дорогая, конечно, конечно. Я это знаю. Просто мне не нравится, что этот щенок со смазливым лицом браконьерствует на моей территории.

Он не просто браконьерствовал – он сорвал приз в этой игре. Эванджелина подавила неожиданно набежавшую улыбку.

– Приятно любоваться на красивое лицо, – сказала она достаточно громко для того, чтобы это услышал Коннолл, – но я предпочитаю, когда меня обожают.

Редмонд схватил ее руку и покрыл пальцы влажными поцелуями.

– Я по-настоящему обожаю вас, мисс Манроу. Вы же знаете.

Конечно, она знала; он демонстрировал ей это при каждом удобном случае.

– Я знаю о ваших чувствах, милорд, – сказала она, высвобождая руку. – Вы никогда их от меня не скрывали. – Она искоса взглянула на маркиза. – Боже мой, я только сейчас поняла, насколько здесь жарко!

– Я сию минуту принесу вам напитки, – сказал граф, едва не зарычав на Коннолла, и ринулся в толпу.

– Я вижу, что мне все еще требуется некоторая практика, если Редмонд переплюнет меня в подхалимстве, – непринужденно заметил маркиз.

– Вы оба простите меня, – вмешался в разговор отец, – я оставлю вас, чтобы справиться, не требуется ли чего-нибудь леди Манроу.

Когда они оказались одни, Коннолл некоторое время внимательно смотрел на нее, и его взгляд обещал такие вещи, о которых, она понимала, он не дерзал сказать в переполненном людьми зале. Она ощутила тепло между ног. Боже милостивый!

– Как прошла ваша кадриль? – спросил он, поднимая голову, чтобы посмотреть в ту сторону, куда удалился Редмонд.

– Была короткой.

– Ага. Ты мечтаешь, стало быть, о более продолжительном танце?

– Не с лордом Редмондом, – пробормотала Эванджелина, протягивая руку, чтобы пальцами обхватить его теплый рукав. – Я не могу вспомнить, где находится стол со сладостями, – сымпровизировала она, чтобы скрыть возникшее желание коснуться его. – А ты?

– Не имею понятия. Давай поищем?

– Что вы обсуждали с моим отцом? – спросила она.

– Ты, в самом деле, хочешь поговорить об этом? – пробормотал Коннолл, притягивая ее к себе ближе.

– Ты ожидаешь, что я сделалась совсем тупой и собираюсь ждать каждого твоего слога, словно из твоих губ капает золото?

Маркиз фыркнул:

– Это было бы довольно неприятно. Ну ладно. Мы говорили о тебе.

– Обо мне. О цене, вероятно? – Значит, он совершил туже ошибку, что и Редмонд, и направился не к тому родителю за… за тем, что он хотел от нее. – Не для исповеди, я надеюсь.

– У меня нет ни малейшего желания скрещивать шпаги с твоим отцом, Джилли. Беседа носила приватный характер, но мы не коснулись твоих пристрастий и антипатий.

Как будто ее отец что-либо знал о ней.

– И? – спросила она. – Вы пришли к каким-то интересным выводам?

– Все, что касается тебя, очень интересно. – Он наклонился к ней. – Я мечтаю о дальнейших исследованиях.

– А что… – Она поперхнулась и откашлялась. – Что дает тебе основания думать, что я позволю тебе эти «дальнейшие исследования», как ты выразился?

– Я так думаю, потому что ты отделалась от Редмонда в первую же подходящую секунду, – шепотом пояснил он. – Я хочу, чтобы ты знала, Эванджелина, что тот эпизод в складской комнате был лучшим в моей жизни. Если бы было больше времени, думаю, ты не была бы разочарована.

Разочарована? Он вынудил ее издать звук, о котором она и подумать бы не могла.

Вероятно, он прочитал выражение, отразившееся на ее лице, потому что засмеялся.

– Я хочу сказать тебе, моя дорогая, – продолжил он так же тихо тем же доверительным тоном, – что будет еще лучше. – Он коснулся губами ее уха. – И я намерен оказаться с тобой наедине, чтобы показать все должным образом. И продемонстрировать, что тот предыдущий эпизод не был всего лишь счастливой случайностью.

По ее телу прошла дрожь. Это были всего лишь слова – и, тем не менее, она снова почувствовала пламя в лоне.

– Прекрати этот разговор, – неуверенно проговорила она.

– Нет. Я сейчас хочу описать тебе, как мы будем снимать друг с друга одежду. Мы начнем с моего галстука, потому что я хочу ощутить, как твои губы целуют мне шею. Затем…

Музыканты на балконе заиграли вальс. Их вальс.

– Если ты станешь продолжать в таком духе во время нашего танца, я упаду в обморок, – проговорила она, пока он вел ее к центру зала.

– Сомневаюсь в этом, – возразил Коннолл с лукавой улыбкой, – но как знаешь. – Положив руку ей на талию, он закружил ее в вальсе.

Эванджелина уже и раньше заметила, что он был искусным танцором, но сейчас, когда у нее была возможность сравнивать, она могла бы сказать, что он танцевал так же великолепно, как и занимался любовью. И это был вполне справедливый комплимент, сказала она себе.

– Пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь, – пробормотал он, привлекая ее к себе ближе, чем того требовали приличия.

– Я просто думала о твоих умениях, – призналась она, чувствуя, как заполыхали сначала щеки, а затем и все тело.

– И каков уровень моих умений, смею я спросить?

– Если бы ты был студентом, я поставила бы тебя во главе списка в твоем классе.

Он снова засмеялся. Ей нравились звуки этого веселого смеха, лишенного сарказма, которого было немало в его речи.

– Я просто скажу спасибо и верну тебе, в свою очередь, комплимент.

– Ты обещал, что расскажешь мне о Франции, – сказала Джилли, делая вид, что его комплимент не столь уж ее порадовал.

– Обещал. Очень хорошо. Ты предпочитаешь задавать мне вопросы или я расскажу тебе всю историю?

– Всю историю, если можно.

– Позволь мне прежде сказать, что я хотел бы, чтобы ты никому об этом не рассказывала, – сказал он, глядя ей в глаза.

Она кивнула:

– Обещаю. Коннолл улыбнулся:

– Спасибо. Я собираю произведения искусства. В большинстве своем это картины, но есть также и скульптуры. Обычно я очень разборчив, приобретаю одну или две работы в год. Однако в начале этого года один из моих людей сообщил мне, что на его студию в Париже нагрянули люди Бонапарта и продали ему картины по цене гораздо ниже их стоимости за наличные.

– Наличные. Разве это не обычно…

– Бонапарту нужны были наличные для покупки оружия. До меня дошли также слухи, что Веллингтон начал засылать шпионов, чтобы уничтожить ценные картины и лишить Бонапарта возможности укрепить свое положение во Франции. И тогда я отправился в Париж и приобрел около шестидесяти картин у различных художников и даже в музеях. Я не хотел, чтобы они были уничтожены или потеряны для истории.

– Шестьдесят полотен? – переспросила Эванджелина.

– Я бы приобрел и больше, но за мной шли по пятам люди Бонапарта. Я не хотел, чтобы меня сочли предателем или идиотом дворянином, которого нужно с помощью выкупа вызволять в Англию, поэтому я упаковал десять ящиков и ускользнул домой.

Что-то подсказывало ей, что он опускает добрую порцию опасных приключений и интриг, случившихся при этом, но она была согласна, что бальный зал Хаулеттов – не самое удобное место для того, чтобы подробно говорить о подобных вещах.

– И где они сейчас? Я имею в виду картины.

– Большинство ютится в залах моего Аддисон-Хауса. Лорд Айви предлагал мне, чтобы я одолжил их Британскому музею, и, может быть, я это проделаю с наиболее известными картинами. Они заслуживают того, чтобы их видели, в особенности с учетом того, что я пытался спасти их от гибели и безвестности.

– Я хотела бы посмотреть эти картины, – сказала Эванджелина.

– Потому что ты не веришь мне? – Он вскинул бровь.

– Потому что я люблю искусство, – усмехнулась Эванджелина.

– Для меня будет большим удовольствием показать их тебе.

Ей нравилось, как он смотрел на нее, нравились веселость и интерес в его взгляде. Редмонд и Дэпни тратили столько времени на поклоны и расшаркивания перед ней, что она даже точно не знала, какого цвета у них глаза.

– Лорд Айви твой друг, – сказала она тихо, – но ты и леди Эпплгейт были…

– Айви не знал… не знает, и это было до того, как они познакомились друг с другом, – перебил он Эванджелину. – И должен сказать откровенно, я более заинтересован в сохранении дружбы, чем в продолжении или возобновлении каких-либо отношений с Дейзи. – Он улыбнулся. – Должен сказать, что за последние несколько дней я благодарен Дейзи за то, что она нашла кого-то другого.

– А ты нашел?

Его улыбка смягчилась.

– Да, нашел.

Вальс закончился раньше, чем она оказалась к этому готова, и Коннолл снова положил ее руку на свою.

– Я думаю, нам требуется глоток свежего воздуха, – шепнул он, касаясь губами ее уха.

Она почувствовала, что у нее прерывается дыхание.

– Я не…

Чья-то рука схватила его свободную руку и резко потянула к себе, так что они оба едва не потеряли равновесие.

– Держитесь на подобающем расстоянии от моей дочери, сэр, – прошипел голос ее матери. – Я не хочу, чтобы она подверглась осуждению общества.

Коннолл выпрямился:

– Эванджелина и я обсуждали вопрос, в какое время я подам свой фаэтон завтра для нашей прогулки в парке. В десять часов, Джилли?

Выражение его лица оставалось веселым, но его голубые глаза казались холоднее льда. Эванджелина сглотнула, переведя взгляд с него на мать. Она никогда не видела такого Коннолла раньше, и, несмотря на то, что его самоуверенность и надменность противоречили тому, что она хотела бы видеть в мужчине, она была поражена тем фактом, что ей это понравилось.

– Десять часов будет в самый раз, – услышала она свой голос.

– На завтрашнее утро у тебя есть договоренность о встрече, Эванджелина, – напомнила ей мать.

И даже помолвка, судя по намекам ее матери и обрывочным фразам лорда Редмонда, которые он обронил в этот вечер.

– Я ни с кем не договаривалась о встрече, – сказала Эванджелина, делая удивленное лицо и задавая себе вопрос, как будет реагировать мать на то, что она ведет себя столь вызывающе. – Если кто-то хочет прийти завтра, пусть сделает это после обеда.

– После обеда. – Мать посмотрела на людей, стоявших в пределах слышимости, и коротко кивнула: – Да, конечно. Я поговорю с… И обо всем условлюсь.

– Спасибо, мама.

Бриллиант блеснул на шее матери. Коннолл считал, что бриллиант действительно несет проклятие, но она все еще сомневалась. Тем не менее, сегодня все шло так, как хотел он, и отнюдь не так, как того хотела виконтесса. И с учетом того, что он заставил ее почувствовать, как отнестись к прогулке, о которой она даже не подозревала еще пять минут назад, Эванджелина решила, что она не станет носить бриллиант в ближайшем обозримом будущем. А скорее, в совершенно непредсказуемом будущем.