Текст книги "Скандальное пари"

Глава 11

– Если будешь подобным образом закидывать удочку, ты ничего не поймаешь, – сказал Чарлз Бламтон.

Грей молча смотрел, как леска сверкнула на солнце и крючок с грузилом с плеском пошел ко дну.

– Теперь и я ничего не поймаю.

– Ты и так до сих пор ничего не поймал, Бламтон, – заметил Тристан, наблюдавший за ними. – Когда эти школьницы попадали в воду на прошлой неделе, все рыбы сдохли от апоплексического удара. С таким же успехом мы могли бы стрелять по воде из пистолетов.

– У меня есть друг, – хихикнул Чарлз, – Фрэнсис Хеннинг. Так он раз попробовал. Он рассказывал, что потратил целый день на то, чтобы поймать огромную форель, когда гостил в поместье своего дяди, но рыбина никак не хотела вылезать из-под валуна. Поэтому он взял пистолет и попытался засадить в нее пулю.

– Что было дальше? – еле сдерживая смех, спросил Тристан.

– Пуля отскочила от валуна, вылетела из воды и прошла сквозь шляпку его бабушки Абигайль. Она после этого отдубасила Фрэнсиса зонтиком. Чуть не убила.

– И поделом.

Грей почти не слышал этого разговора. По его вине Эмма заплакала и убежала. Женщины и раньше плакали при нем, но эти сцены никогда ничего, кроме раздражения, у него не вызывали. У них это чертовски хорошо получалось. А слезы Эммы обеспокоили его всерьез. Он и сейчас не мог думать ни о чем другом.

Как она сказала? Она жила в Лондоне, и, очевидно, кто-то – какой-то мужчина – плохо с ней обошелся. Кто бы это мог быть? Грею очень хотелось доказать ей, что не все мужчины такие, каким был тот мерзавец.

Он поднял глаза от удочки и увидел приближавшийся к ним фаэтон, в котором сидели Элис и леди Сильвия. Похоже, все еще больше запутывается, подумал Грей.

– Грей, ты обещал научить меня, как ловить рыбу. – Элис сошла с фаэтона и пошла по траве прямо к нему.

Он передал ей удочку:

– Вот. Забрось крючок в воду и жди, когда кто-нибудь за него потянет.

– А потом что? – в ужасе спросила она.

– А потом мы все упадем в обморок от удивления, – заметил Тристан, – потому что в этом пруду рыба вряд ли водится.

Сильвия, усевшись на большой камень, стала аккуратно расправлять юбки.

– Тогда зачем вы все здесь стоите? Ждете русалок? Или, может быть, школьниц?

Грей с удовольствием заткнул бы ей рот, но у Сильвии язычок был гораздо острее, чем у Элис, а пререкаться у него не было настроения. Он оставил Элис с удочкой в руке и сел рядом с Тристаном на скалу.

– Как прошел твой урок? – поинтересовался виконт. – Впрочем, не рассказывай. Меня начинает трясти, как только я думаю о том, сколько ты приносишь вреда нашему брату.

– Ты не знаешь, Эмма была когда-нибудь в Лондоне? – как можно тише спросил Уиклифф.

– Понятия не имею. А в чем дело? Почему ты спрашиваешь?

– Она сказала, что бывала. Судя по тому, какие она употребила слова, у меня создалось впечатление, что этот эпизод был неприятным.

– А она сказала, когда это было?

– Нет.

Помолчав, Тристан сказал:

– Не знаю, Грей. Вряд ли она вращалась в нашем кругу. У нее есть друзья-аристократы, но все же она остается директрисой пансиона.

– Я пришел к такому же выводу.

Грей начал бросать в воду камешки. У него было такое ощущение, что, будь Эмма где-нибудь поблизости от Лондона, он бы это почувствовал.

– Полагаю, она не одобряет повес? Надеюсь, ты не сказал про меня, что я повеса.

– Я сказал, что ты не образцовый повеса.

– О! Ну, благодарю.

– О чем это вы шепчетесь, а? Очередная затея? – проворковала Сильвия, покусывая травинку.

– Наверное, решили заставить нас томиться в одиночестве до конца лета. – Элис подошла к Чарлзу и сунула ему свою удочку. – Что-то я не в восторге от рыбной ловли.

Бламтон перевел взгляд с удочки в правой руке на удочку в левой.

– Это спорт для мужчин, Элис.

– Вне всякого сомнения, – согласилась Сильвия. – Стоять часами, размахивая удочкой, и ждать, пока какая-нибудь несчастная рыбешка попадется на крючок.

– Ты говоришь так, будто тебя когда-то поймали, а потом бросили обратно, – сказал Тристан.

– А у тебя, Дэр, должна заметить, даже нет удочки. – Сильвия одарила виконта взглядом больших голубых глаз.

– А я умышленно ее не взял. Не хочу подвергаться риску. Вдруг ты снова запутаешься в… леске?

Грей лишь вполуха слушал эту перепалку. Бесхитростная и откровенная Эмма пришла бы в ужас от такого разговора. Он унижал обе стороны. Однако всего несколько недель назад Грей очень легко мог оказаться на месте Тристана.

– Я собираюсь пригласить своих учениц в четверг к обеду, – заявил он. – И у нас будут танцы.

– Что? Ты хочешь спустить на нас целую ораву маленьких девочек? – Бламтон так резко выпрямился, что чуть было не свалился в пруд.

– Вовсе не ораву, – поправил его Грей. – Только пятерых и, думаю, Эмму и еще кого-нибудь из сопровождающих, если она сочтет это необходимым.

– Господи, – ужаснулся Бламтон. – Ты же не станешь настаивать, чтобы мы…

– Вы с Дэром оба должны будете присутствовать. Мне нужны кавалеры, чтобы мои ученицы могли попрактиковаться в танцах. Я также приглашу Мейберна. – Возможно, у него сложилось о парне неправильное мнение и тот действительно влюблен в Джейн. Если Фредди притворялся беспутным только для того, чтобы понравиться Грею, надо дать ему шанс. Бламтон все еще выглядел недовольным, поэтому Уиклифф подошел к нему. – Рассматривай это как свой вклад в то, чтобы пари выиграла достойная сторона.

– В таком случае, мы не должны ударить в грязь лицом.

– А я предполагаю, что скука будет страшная, – надула губы Элис.

– Не знаю, не знаю, – возразила Сильвия. – Что касается меня, то я воспользуюсь возможностью и поболтаю с нашей дорогой мисс Эммой.

Проклятие. Чего Грей совершенно не хотел, так это чтобы Эмма попала в цепкие коготки леди Сильвии. Придется ему каким-то образом отвлечь Сильвию. Хорошо бы Тристан взял это на себя. Но Дэр, словно угадав его мысли, произнес одними губами: «Нет».

Ну ничего, что-нибудь придет ему в голову. Ведь есть же что-то, чего хочет Тристан. Конечно, кроме Эммы. Эмма принадлежит только ему.

С этого момента все мысли Грейдона были только об Эмме. Даже тогда, когда он посылал приглашение Мейберну и струнному квартету из Брайтона.

Впрочем, ничего необычного в этом не было, так как воспоминания о ней – особенно в мокрой просвечивающей нижней рубашке – уже давно занимали большую часть его времени. Но теперь Уиклифф думал не только о сексе, что порядком удивляло его, поскольку до сих пор женщины интересовали его только с этой точки зрения. Ему хотелось разговаривать с ней, спорить, ему нравился ее голос и было интересно следить за ходом ее рассуждений.

Весь вечер он ловил себя на том, что пытался изобрести причину, по которой ему необходимо немедленно ее видеть. Весь вечер он не вставал с кресла, притворяясь, будто читает Байрона, но чувственная поэзия отнюдь не улучшала настроения, и дважды он чуть было не отшвырнул книгу.

Даже Элис почувствовала, как сильно он напряжен. Ее слегка завуалированная попытка пофлиртовать была встречена таким свирепым взглядом, что она поспешно ретировалась. Когда Грей наконец, вскочив с кресла, объявил, что идет спать, остальные вздохнули с явным облегчением.

Но как только он начал раздеваться, его вдруг озарило. Выхватив камзол из рук изумленного камердинера, Уиклифф снова надел его.

– Поеду прокачусь.

– Сейчас, ваша светлость? Уже далеко за полночь.

– Я знаю, который теперь час, Бандл. Не ждите меня, ложитесь спать.

– Д-да, ваша светлость.

Как же он раньше до этого не додумался? Это же так просто! Ему необходимо лично пригласить Эмму и ее воспитанниц на званый вечер в Хаверли.

Эмма уже засыпала, когда услышала, что дверь в ее кабинет открылась. Натянув одеяло на голову, она притворилась, что не слышит. Разбросанные поверх одеяла книги сбились в кучу, в ногу впился острый карандаш, но она решила не обращать на это внимания, поскольку смертельно устала. Ее ученицы иногда приходили к ней поздно вечером, но сейчас-то уже, верно, час ночи!

Что-то со стуком упало на пол.

– Черт, – буркнула Эмма, сев в кровати. Не открывая глаз, она потянулась и зевнула. В последнее время ей редко приходилось спать всю ночь. Каждый раз, как только она начинала засыпать, ей снился один и тот же сон: герцог Уиклифф.

Натянув халат, Эмма прошлепала босыми ногами до двери в кабинет и открыла ее.

– Что-нибудь случилось? – спросила она: полуночные визиты всегда означали нечто чрезвычайное.

– Я уронил на ногу вашу проклятую «Историю животноводства», – произнес низкий мужской голос.

Слава богу, что Эмма узнала этот голос прежде, чем закричать, иначе она переполошила бы весь дом.

– Ради всего святого, что вы… вы здесь делаете?..

Герцог Уиклифф поднял упавшую книгу.

– А в ней написано, что было сначала: курица или яйцо? – спросил он, ставя книгу на полку.

– Не знаю. Я дошла пока только до… овец. – Может, она спит и все ей только снится? Эмма украдкой ущипнула себя за бедро. – Ох!

– С вами все в порядке?

В темноте и так близко от нее он казался настоящим великаном.

– Да, все хорошо. Но вы должны немедленно уйти.

– А вы не хотите узнать, зачем я пришел? – Грей взял ее за отвороты халата и притянул к себе.

– Так зачем же?

– Я приехал, чтобы пригласить вас в Хаверли, – деловым тоном сказал он. – В четверг я устраиваю званый вечер. Я решил, что моему классу будет полезно провести время и потанцевать с представителями высшего света.

Может, он пьян, подумала она, но тут же отмела эту мысль. От него не пахло алкоголем, и речь не была нечеткой.

– Ах вот как. Вы могли послать записку, чтобы сообщить мне об этом.

Герцог молча смотрел на нее в течение нескольких секунд – хотя что он мог видеть в темноте кабинета?

– Мне очень жаль, что я расстроил вас сегодня, – наконец произнес он. – Я не хотел.

– Мы можем обсудить это завтра, ваша светлость.

– Я не мог заснуть.

– Но это не причина, чтобы врываться в дом и почти до смерти пугать меня.

– Значит, я должен извиниться дважды. – Его ослепительно белые зубы светились в темноте.

– Пожалуйста, уйдите, прошу вас. Завтра утром мне надо хотя бы час перед завтраком кое-что почитать.

– Я мог бы помочь вам. Сегодня я отдал окончательный вариант своего плана вашему сэру Джону.

– И как это будет выглядеть, если вы поможете мне выиграть пари? Нет, благодарю вас. Все, что мне необходимо, – здесь, в этом кабинете. – Эмма обвела рукой заваленную книгами комнату.

– Книга, какой бы она ни была занимательной, не может заменить практического опыта. – Не отпуская халата, он притянул ее к себе еще ближе, так что они уже почти касались друг друга.

Вести деловую беседу в темноте с высоким красивым повесой было невероятно трудно. Мысли Эммы, как она ни старалась сосредоточиться, разбегались. Одно присутствие Уиклиффа было способно вскружить голову любой женщине.

– Охотно допускаю, что вы в это верите, ваша светлость. Но я нахожу, что мне вполне достаточно книг.

– Ерунда.

От звуков низкого бархатного голоса по ее ногам стала подниматься теплая волна.

– Это почему же? – запинаясь, только и сумела выдавить Эмма.

– Вы, Эмма, обложились книгами по всем областям знаний, какие только известны человечеству, но знакома ли вам реальная жизнь?

– То, что я решила посвятить себя работе учителя и интересуюсь науками, не означает, что я какая-нибудь отшельница, отгородившаяся от мира.

– Вы именно отшельница, которая убедила себя, что не нуждается в тепле человеческих отношений и не испытывает никаких земных желаний.

Насчет тепла он ошибался.

– Я предпочитаю прислушиваться к голосу разума, а не… – она провела в воздухе рукой вдоль его торса, – а не к… своему пенису, как это свойственно мужчинам. – Хотя Эмма и произнесла роковое слово по-латыни, она покраснела до корней волос, надеясь, однако, что в темноте он не заметит ее смущения.

Однако ей следовало бы догадаться, что Уиклифф знает латынь. А из этого вытекало, что он прекрасно понял, что она имела в виду.

– Где это вы так хорошо изучили анатомию? Наверняка не в академии – здесь эту часть тела мужчины называют «органами».

Больше краснеть уже было некуда.

– Вас это не касается, ваша светлость.

Грей, прислонившись к книжным полкам, попытался привлечь Эмму к себе, и ей пришлось упереться руками ему в грудь, чтобы воспротивиться этому.

– Держу пари, вами двигало любопытство. Вы, пожалуй, самая умная женщина из всех, кого я встречал. Зачем же прекращать процесс познания только потому, что книги этому не учат?

Ее любопытство и вправду росло с каждой минутой. Игра мускулов его груди под ее пальцами опьяняла, от его голоса по спине бежали мурашки. Эмме захотелось исследовать каждый дюйм его великолепного тела, и она ухватилась за жилет Уиклиффа. Они были наедине – от этого у нее кружилась голова, и она чувствовала себя ужасно грешной.

– Я не понимаю, о чем вы, – дрожащим голосом проговорила она.

– Вы хотите сказать, что других слов не запомнили? Слов, значение которых хотели бы выяснить?

Если он будет продолжать, она окончательно потеряет благоразумие.

– Сейчас же прекратите.

Если до сего момента Эмма не думала об остриях мечей или пик, сейчас это сравнение вдруг пришло ей в голову.

Совершенно машинально она перевела взгляд с его широкой груди вниз, но тут же снова посмотрела ему в лицо, потому что он запустил пальцы в ее длинные волосы и начал нежно сплетать и расплетать их.

– Вы попросту пытаетесь меня шокировать, – сказала Эмма, судорожно сглотнув.

– Вовсе нет. Я стараюсь объяснить вам разницу: одно дело – просто знать слово, другое – знать, что оно означает. Возьмите, например, латинское слово interfeminium – место между ног женщины. Это гораздо больше, чем просто слово, Эмма.

До того как Грей ворвался в ее жизнь, она думала, что ей известно значение слова «поцелуй». Но пока он ее не поцеловал, она не понимала – по-настоящему, – что оно означает. До этой ночи она не могла себе представить, что латынь может так возбуждать.

Те анатомические понятия, которые были ей знакомы, казались ей просто медицинскими терминами, и только по этой причине она могла их произнести. Но когда те же слова произносил герцог Уиклифф, они обжигали, словно огнем.

Грей, наклонив голову, нежно поцеловал ее в губы.

– Позволь научить тебя, Эмма, – прошептал он.

«Но почему он выбрал меня?» – мелькнуло у нее в голове. Однако, если его об этом спросить, он может вспомнить, что она всего-навсего директриса школы для девочек и что есть бесчисленное множество женщин, которые не нуждаются в его уроках и могут доставить ему куда большее удовольствие.

– А если я попрошу, вы остановитесь?

– Да. Но вы не попросите.

– Вы так уверены…

Он снова поцеловал ее, но на этот раз настойчивее. При всей своей неопытности она сразу ощутила разницу. Он явно чувствовал себя раскованно, словно был уверен, что сегодня им никто не помешает.

Логика подсказывала Эмме, что это может оказаться для нее лучшим, последним и единственным шансом узнать, что ощущает женщина в объятиях мужчины. Все в ней затрепетало – сердце, нервы, плоть. Его прикосновения обжигали ее. Время одновременно остановилось и ускорило свой бег.

– Эмма, – пробормотал он, целуя ее шею, – ты меня задушишь.

– Что? Ах, извините. – Она так крепко стиснула воротник его рубашки, что чуть было не разорвала тонкую ткань. Разжав пальцы, она положила обе ладони ему на грудь. – Я не знаю, что должна делать.

– А что ты хочешь делать? – Он посмотрел ей в глаза.

– Прикасаться к тебе.

– Ну, так и прикасайся.

Эмма вся дрожала, у нее подгибались колени.

– А ты завтра не будешь надо мной смеяться? Не будешь?

Он запрокинул ей голову и стал всматриваться в темноте в ее лицо.

– Откуда ты такая взялась? Я никогда не встречал женщин, похожих на тебя. – Грей снова поцеловал ее. – Нет, я не буду над тобой смеяться.

Он, должно быть, слышал, как бешено стучит ее сердце, потому что ласкал губами ее ключицы. У Эммы перехватило дыхание, когда его руки скользнули вниз по плечам, потом – по груди и раздвинули полы ее халата. Просунув руки под халат и обхватив Эмму за бедра, Грей слегка подтолкнул ее назад и прислонил к письменному столу. Все это время он целовал ее, лишая возможности соображать.

Он тесно прижал ее к себе, и она почувствовала, как под бриджами твердеет его плоть. Застонав, Эмма обвила руками его шею и, приоткрыв рот, позволила его языку проникнуть внутрь.

Но Грей вдруг сделал шаг назад, и Эмма растерялась. Как он мог остановиться? В такой момент?

– Я сделала что-то не так? – спросила она, ошеломленная.

Он покачал головой, но вернул ее руки себе на грудь.

– Я хочу, чтобы и ты ко мне прикасалась.

Эмма не отрывала взгляда от его груди, но не только потому, что любовалась ею. Она чувствовала себя настолько незащищенной и уязвимой, что не смогла бы вынести унижения, если бы – посмотрев ему в лицо – увидела, что он над ней смеется.

Нежно взяв ее за подбородок, Грей заставил ее поднять голову.

– Не думай, не рассуждай. – Его глаза блестели в темноте. – Просто чувствуй.

Он взял ее за руки. Эмма поняла, что он хочет сделать, и помогла ему стянуть камзол. Сквозь тонкую ткань рубашки она ощутила тепло его кожи, и по всему ее телу пробежала дрожь. В ее снах они нередко были обнаженными, но раздеваться наяву – это оказалось нечто совсем другое.

– Теперь моя очередь, – заявил Грей. Его движения были гораздо более умелыми: в мгновение ока халат соскользнул с ее плеч и упал на письменный стол. Грей медленно провел губами от ямочки на шее до конца глубокого выреза ночной сорочки.

Эмма даже не подозревала, что прикосновение губ может быть таким… возбуждающим.

Она стала судорожно расстегивать пуговицы его жилета, чудом умудрившись ни одной не оторвать. Почувствовав себя увереннее, она сняла жилет и принялась за галстук.

Уиклифф замер, позволив ей повозиться со сложным узлом.

– Ты быстро учишься, – прошептал он, проводя кончиками пальцев по ее ключицам.

– А ты хороший учитель. Пока.

Грей негромко засмеялся:

– Пока? Я думаю, настало время перейти ко второму уроку. – Он развязал ленточку сорочки и медленно стянул ее вниз, обнажив грудь.

У Эммы перехватило дыхание. Ей уже не удавалось убедить себя, что все это сон. Перед ней стоит герцог Уиклифф и ласкает те места ее тела, которые ни один мужчина не только никогда не трогал, но даже не видел.

– Это уже слишком, – вырвалось у нее. Она схватила его за руки.

– Почему же слишком? – Он дотронулся большими пальцами до сосков.

От этого легкого прикосновения соски сразу же затвердели.

– Не знаю. Я просто чувствую… я чувствую, что мое тело уже мне не принадлежит.

– А разве это неприятное чувство? – Его пальцы двигались не останавливаясь.

– Нет, – выдохнула Эмма.

– Тогда наслаждайся им, – шепнул Грей. Он наклонил голову и заменил пальцы языком.

– О боже, – простонала она. Откинувшись назад, она запустила пальцы в его шевелюру.

Эмма слышала приглушенный смех Грея, но теперь он ее не смущал, а возбуждал. Торопливыми движениями она вытянула полы его рубашки из-за ремня бриджей.

Его губы становились все настойчивее, заставляя ее отклоняться назад, пока она не коснулась спиной заваленного книгами письменного стола. Задев плечом одну из стопок, Эмма нетерпеливо толкнула ее на пол.

– Если это твой способ отвлечь меня от нашего пари, у тебя ничего не получится, – задыхаясь, заявила она, гладя под рубашкой его плечи и ощущая, как играют его стальные мускулы.

Вместо ответа Грей молча приподнял ее, посадил на стол и оторвался от ее груди только на мгновение, чтобы она успела стянуть с него рубашку.

– А уж как я отвлекся, – пробормотал он и еще ниже опустил сорочку. Стоя перед Эммой, он жадно целовал ее, опускаясь все ниже.

Лежа на столе, обнаженная, Эмма, казалось, должна была чувствовать себя уязвимой, но нет – она ощущала необычайный прилив сил. Ее тело жаждало чего-то, что мог дать только он.

– Грей…

Длинные пальцы уверенно двигались медленными кругами вниз по ее груди, по животу, по темному треугольному бугорку волос и наконец прикоснулись к нежной пульсирующей плоти. Эмму пронзило словно молнией. Она не узнала собственный голос – низкий, напряженный, полный нестерпимого желания.

– Боже мой, Эмма, – прошептал Грей. Он снова поцеловал ее и свободной рукой расстегнул пряжку ремня и бриджи.

Прервав поцелуй, Эмма приподнялась на локтях.

– Я хочу тебя видеть, – заявила она.

– А я хочу почувствовать тебя. Я хочу тебя, Эмма, я хочу быть внутри тебя.

Она не в силах была что-либо ответить. Грей наклонился, чтобы снять сапоги, потом стянул бриджи.

Он был высоким, ширококостным мужчиной, и Эмма, глядя на его мужское достоинство, подумала – той крохотной частью мозга, которая еще могла думать, – что он хорошо сложен. Очень пропорционально.

– Эмма, ты узнала что-то новое? – тихо спросил он.

Она молча кивнула.

– Грей, – наконец выдохнула она. – А можно мне…

– Прикоснуться? Пожалуйста, прошу тебя.

Эмма села, обхватив ногами его мускулистые бедра, и немного неуверенно дотронулась до гладкой теплой кожи. Грей напрягся, и она поняла, что он так же возбужден, как и она.

Медленно проведя руками вверх по ее коленям и животу, Грей вновь стал ласкать ее груди. Эти взаимные прикосновения доставляли Эмме такое же наслаждение, как поцелуи. Осмелев, она стиснула твердую плоть.

Грей замер.

– Не делай этого, – простонал он сквозь стиснутые зубы.

Она в испуге отдернула руку.

– Тебе больно?

– Нет, мне было приятно… но я к этому еще не готов.

Одним движением он поднял ее ноги на стол и опустился сверху. Их бедра соприкоснулись, упругая плоть прижалась к самой потаенной части ее тела. Грей начал неистово целовать Эмму, одновременно раздвигая ее колени, а потом медленно вошел в нее.

Неожиданная острая боль пронзила ее. Эмма вскрикнула, но испытываемое ею наслаждение было столь велико, что она тут же забыла о боли.

– Прости меня, – сказал он, приподнимаясь на руках. – Я больше не сделаю тебе больно.

– Ничего, Грей, – прошептала она. – Просто ты застал меня врасплох.

– А ты меня удивила, – улыбнулся он. – Но урок еще не окончен.

Что может быть еще более восхитительным, чем то, что произошло дальше?

Грей осторожно начал двигать бедрами. От ни с чем не сравнимого удовольствия Эмма, выгибая спину, негромко стонала.

Грей продолжал двигаться медленно и ритмично, приподнимаясь и опускаясь. Эмма впилась ногтями ему в спину. Его движения наполняли ее неведомыми ранее ощущениями.

По мере того как заданный Греем ритм убыстрялся, напряжение внутри нее росло все больше.

– Грей, – пролепетала она, приподнимая бедра ему навстречу.

Он снова поцеловал ее, потом посмотрел на нее потемневшим, напряженным взглядом. Она попыталась заглянуть ему в глаза, но тут что-то внутри ее напряглось, а потом словно разбилось на куски. Из ее груди вырвался глухой стон, и она ощутила сладкую истому во всем теле. С последним сильным толчком Грей, содрогнувшись, тоже застонал.

Тяжело дыша, он опустился на нее, все еще опираясь на руки. Она казалась ему такой хрупкой и нежной, что он вдруг испугался, что может раздавить ее.

– Урок окончен…

Две тонкие витые ножки старого письменного стола неожиданно подломились, и оба они рухнули на пол. Грею удалось изловчиться и сесть, развалив при этом большую стопку книг.

В полуночной тишине грохот показался им оглушительным.

– Проклятие! Ты не ушиблась?

– Тихо. – Эмма приложила палец к губам.

Она сидела на нем сверху, и это было чрезвычайно приятно. Да, на голове скорее всего будет большая шишка, подумал он, целуя кончики ее пальцев.

– Не бойся, Эмма. Сейчас два часа ночи. Никто не слышал…

В конце коридора скрипнула дверь.

– О боже! – прошептала она, слезая с него. – Уходи!

– Но я же голый! – сказал он. Черт бы побрал этих любопытных девчонок!

– Именно поэтому тебе и нельзя здесь оставаться.

Грей встал.

– И куда прикажешь мне идти?

Эмма перестала метаться по комнате и смерила его взглядом с ног до головы.

– Господи, как же ты красив, – задумчиво произнесла она. – Спрячься куда-нибудь.

– Я не собираюсь заползать под твою кровать.

Ручка двери кабинета повернулась. Слава Богу, что, войдя, Грей накинул цепочку, и дверь приоткрылась лишь немного.

– Эмма, что случилось? – произнес женский голос с легким французским акцентом. – Я слышала какой-то шум. С тобой все в порядке?

Эмма взглядом показала Грею на спальню. Он поднял с пола свои и ее вещи и отправился туда, зайдя за шкаф. Даже если бы он и захотел, то не смог бы втиснуться под ее небольшую кровать.

Эмма открыла дверь.

– Изабель, – прошептала она, – я так и знала, что ты проснешься.

Грей на цыпочках подошел к щели между стеной и полуоткрытой дверью и прислушался.

– Что тут стряслось? – Француженка вошла в кабинет. – Шум был такой, будто у тебя обрушился потолок.

Грей осторожно, стараясь не шуметь, положил одежду на пол и стал натягивать бриджи. Все это время он украдкой разглядывал Эмму. Как же она искренна и впечатлительна! Грей знал, что она умеет сострадать, но не ожидал от нее такой страсти. Особенно если учесть, с каким презрением она относится к мужчинам.

– Я не могла уснуть и решила немного прибрать в кабинете. Наверное, я навалила слишком много книг на письменный стол, и у него подломились ножки.

Сами по себе, усмехнулся Грей, но вдруг обнаружил, что не хватает одного сапога. Проклятие! Он стал искать его глазами на полу кабинета, но в груде книг и сломанной мебели ничего нельзя было разглядеть.

– Я помогу тебе убрать все это. Не нужно было передвигать вещи в темноте, Эм. Ты могла ушибиться.

– Не беспокойся, Изабель. Я оставлю все как есть до утра.

Она вдруг быстро отошла в сторону, и Грей увидел носок своего сапога, торчащего из-под длинной ночной рубашки.

– Ты ляжешь спать?

– Да. Думаю, что после всего случившегося мне все же удастся уснуть.

– Ладно. – Француженка направилась к двери. – О, чуть не забыла! Тебе, наверное, придется утром поговорить с Элизабет. Джейн сказала, что она получила еще одно письмо от матери, но показать его отказалась.

Грей услышал, как Эмма вздохнула.

– Что за ужасная женщина! Не сомневаюсь, что она снова просит денег. Ладно, утром разберусь.

– Спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи, Изабель.

Как только Изабель исчезла, Грей вышел из спальни.

– Что случилось с Лиззи?

Эмма наклонилась и, подняв с пола сапог, протянула его Грею.

– Ничего такого, с чем бы я уже не имела дела.

– Значит, ты снова респектабельная директриса?

– Я всегда ею была.

После своего дурацкого вопроса Грей словно воочию увидел, как вокруг нее восстановилась непроницаемая стена. Это не на шутку его обеспокоило. Он надеялся, что после первой же ночи любви окончательно избавится от непрошеного вожделения, которое испытывал к Эмме Гренвилл. Ничего не получилось, теперь он желал ее даже больше, чем прежде. До того как все произошло, Грей не отдавал себе отчета в своих намерениях, точно зная лишь одно – он не должен быть с нею грубым. То, что случилось сегодня, также пока не укладывалось у него в голове, мешая разобраться в его истинных чувствах к Эмме.

Грейдон прижал Эмму к себе и поцеловал. Она притягивала его еще сильнее.

– Расскажешь мне завтра о Лиззи? – Он провел пальцем по ее нежной щеке: ему не хотелось уходить от нее. – Может, я смогу чем-то помочь.

– Вот такой Грей мне нравится, – прошептала она и погладила его обнаженную грудь. – Если я увижу его завтра утром, мы сможем немножко поболтать. – Поцеловав его, она добавила: – А теперь тебе пора идти.

Надо было бы найти предлог, чтобы остаться, но в ее присутствии он никак не мог привести в порядок свои мысли и что-то придумать.

– Хорошо, Эмма, я уйду. Но это не значит, что между нами все кончено.

– М-м-м. Я смогла бы выдержать еще несколько уроков.

– Не говори так, если хочешь, чтобы я ушел.

– Не буду. – Он заметил, что она дрожит.

Грей стал быстро одеваться. Боясь передумать и тем самым повредить ее репутации, он бесшумно пробрался в холл и выскользнул за входную дверь. Пока он шел по погруженному во тьму двору и перелезал через кирпичную стену, то отчетливо понял: он больше не хочет закрывать Академию мисс Гренвилл.

Но дальнейшее пребывание герцога Уиклиффа в Гемпшире невероятно осложнилось.

Леди Сильвия сидела у окна своей спальни и пила маленькими глотками остывший шоколад. Час назад, когда она намеревалась выпить его и лечь спать, он был еще горячим.

Подумать только – она была недовольна тем, что комната, которую ей отвела графиня Хаверли, была далеко от спальни герцога. Но теперь, если учесть холодность, с которой Грей встретил ее попытку соблазнить его, она должна благодарить Бога, что ее окно выходит на конюшенный двор. Сильвия видела, как Грейдон Брэкенридж умчался с такой скоростью, будто за ним гналась свора собак. Его возвращение час спустя было не столь поспешным.

Она наблюдала, как он завел своего коня в конюшню и через четверть часа вышел. Даже в тусклом лунном свете было видно, что он улыбается.

– Проказник Грейдон, – пробормотала Сильвия и допила шоколад. Утром ей надо будет написать пару писем. Пора сообщить родителям учениц академии, чем занимается эта скромница директриса.