Текст книги "Скандальное пари"

– Иди ко мне, – потребовал он, – я больше не могу сдерживаться.

С его помощью Эмма оседлала его бедра, а потом медленно опустилась, сотрясаясь от наслаждения.

Он снова приподнялся на локтях, чтобы поцеловать ее, но она толкнула его обратно и склонилась над ним.

– Покажи мне как, – выдохнула она.

Обхватив руками ее талию, он показал ей, как надо двигаться.

Она подчинилась заданному им ритму.

– Ты был прав насчет моих книг: они никогда бы меня этому не научили.

Ни ее книги, ни его собственный богатый опыт не подготовили его к встрече с Эммой. Она была единственной в своем роде и поглотила его целиком, без остатка.

– Эмма, – только и мог он шептать.

– О, Грей! – Она стала двигаться все быстрее, потом, вздрогнув, упала ему на грудь.

Судорожно пытаясь сохранить контроль над собой хотя бы еще на несколько секунд, он приподнял ее, но она схватила его за руки.

– Нет!

Грей со стоном откинул назад голову и рывком глубоко вошел в нее, кончая.

– Эмма, – сказал он, когда к нему вернулся дар речи. Ему не хватало дыхания, и он казался совершенно растерянным. – Почему…

Она закрыла ему рот поцелуем.

– Потому что, – пробормотав это, она растянулась рядом с ним.

Вряд ли то был ответ образованной директрисы. Но если в ней бушуют те же эмоции, он готов принять его. Пока.

Глава 15

Потянувшись, Эмма открыла один глаз и встретила взгляд пары зеленых глаз. Странно, но она не испугалась и даже ничуть не была удивлена, – наоборот, впервые в жизни почувствовала, что все в мире совершенно, все именно так, как должно быть.

– Доброе утро.

Совершенство мира неожиданно рухнуло.

– Утро? – вскрикнула она, откинув одеяло. – Почему ты до сих пор здесь? Господи!

Грей сел и обхватил ее за талию. Он выглядел спокойным, даже веселым.

– Еще очень рано. Никто о нас ничего не знает, Эм.

Циферблат маленьких часов на столике рядом с кроватью был едва виден в предрассветной мгле. Это само по себе уже было хорошим знаком.

– Четыре пятнадцать, – наконец различила она. – Я что, заснула?

– Угу.

– А ты?

– Нет. – Он провел рукой вниз по ее спине – такой теплой, такой знакомой.

– Разве ты не устал?

– Устал. – Грей, нагнувшись, поцеловал ее в плечо. Взглянув на нее, он вопросительно поднял бровь. – Ты хочешь сказать, что мне пора уходить?

– Обслуживающий персонал встает в шесть.

Жаль, что она заснула, а он – нет. Она могла бы смотреть на него спящего и избежать его испытующего взгляда: будто он точно знает, о чем она думает и что чувствует.

Грей взбил единственную подушку и, прислонив ее к изголовью, откинулся на нее. Тонкое одеяло сползло с его груди на бедра.

– Тебе нужна кровать побольше, – сказал он, закинув руку за голову.

– Мне нравится моя кровать. – Ей хотелось стянуть одеяло пониже и продолжить изучение мужских органов, но тогда он точно не уйдет до того, как их обнаружат.

– Но я свисаю с обоих концов, – пожаловался он и в доказательство пошевелил голыми пальцами ног.

– Просто ты слишком большой.

– Ну спасибо. – Он тихо засмеялся. От этого смешка по всему телу Эммы пробежал озноб. Видимо, на него этот смех тоже подействовал, потому что одеяло шевельнулось.

– Иди ко мне.

– Грей, мне надо поспать. У меня сегодня первый урок.

Он обнял ее так, что ей пришлось положить голову ему на грудь.

– У меня сегодня тоже с утра урок, – заявил он, перебирая пальцами пряди ее волос. – Спи. Я уйду вовремя.

Ах, какая сладкая истома во всем ее теле! Неудивительно, что даже те ее подруги, которые клялись, что ни за что не выйдут замуж, потом признавались, что «это» им нравилось. Да, но она-то не замужем. Более того, она, как никто другой, в данный момент совершенно не собирается замуж.

– Эм! Я что подумал.

Ее сердце вдруг забилось быстрее. Как бы хорошо он ни умел читать ее мысли, неужели…

– О чем ты подумал?

– Я собираюсь уступить.

Надо избавляться от фантазий, в которых герцоги женятся на школьных учительницах и после этого счастливо живут-поживают в старинных замках.

– Уступить?

– Я имею в виду пари.

Эмма подняла голову и встретилась с его задумчивым серьезным взглядом.

– Почему?

– Потому что я не хочу закрывать Академию мисс Гренвилл.

Она, конечно, была тронута его решением, но, с другой стороны, несколько… раздосадована.

– Что ж, это хорошо. Ты стал немного более осведомленным в вопросах женского образования.

У Грея между бровями залегла складка.

– Я думал, ты будешь счастлива.

– А я счастлива. – Она села.

Он тоже сел.

– Нет. Ты не счастлива.

– Я правда счастлива. Просто… – «Заткнись, Эмма, – предупредила она себя. – Не испытывай судьбу». – Очень мило с твоей стороны сказать мне это. Спасибо.

– Что? – Он все больше мрачнел.

– Принимая во внимание твое положение в обществе, сведения, полученные на твоих уроках, были до сего времени весьма неожиданны, но полезны.

– Принимая во внимание мое положение, – повторил он, и в его голосе появились угрюмые нотки.

– Да, в этом отношении, надо признаться, у тебя отличные перспективы. Но неужели ты на самом деле думаешь, что только потому, что ты мужчина, ты сможешь подготовить девушек к выходу в свет лучше, чем я?

– Ты считаешь, что я проиграю пари? – Грей искренне удивился.

– Ты уже проиграл. – Она выдержала его взгляд. – Ты только что сообщил об этом.

– Я изменил свое мнение.

Настала ее очередь хмуриться.

– Это нечестно.

Его улыбка была чувственна, как сам грех.

– И кому же ты собираешься об этом рассказать? – Он поцеловал ее в ямочку у основания шеи. – И как скажешь, в какой именно момент услышала об этом? Ты могла бы по возможности попытаться быть хотя бы благодарной.

– Я думаю, ты должен уйти. – Почему приличным женщинам не позволено ударить мужчину? – Сейчас же. Что касается меня, то, если бы ты не уступил, не было бы и продолжения этой ночью.

Все еще глядя на нее, он встал – высокий, красивый, нисколько не смущенный.

– Это ты сейчас так говоришь. Немного позже тебе будет трудно убедить себя в этом. – Он стал одеваться. – Я знаю тебя, Эмма. Ты хотела меня. И сейчас хочешь.

Возможно, он был прав, но она определенно не хотела с ним соглашаться.

– Я уже объясняла тебе, Грей. Мне было любопытно. И благодаря тебе мне теперь не надо чувствовать себя жеманной старой девой… – Она схватила ночную рубашку и натянула ее через голову. Черт бы его побрал, почему он ведет себя так самодовольно? Да, она хотела потерять невинность, но ведь он тоже этого хотел. Так что нечего этим бахвалиться, будто одержал над ней победу. – Ты не единственный мужчина в Гемпшире, – с усмешкой продолжила она. – Даже в Хаверли – не единственный.

Грей так быстро бросился к кровати и схватил ее за плечи, что она не успела опомниться.

– Это совершенно другая игра, Эмма, – прорычал он, – и не надо со мной в нее играть.

– Значит, только тебе позволено вести подобную игру, Грей? – Она гордо вздернула подбородок, хотя вовсе не чувствовала себя уверенно.

– Я ни с кем не играл в эти игры с тех пор, как встретил тебя. – Он отпустил ее и, прихватив камзол и сапоги, направился к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся. – Между прочим, Мейберн собирается пригласить тебя и девочек на ленч в ближайшие дни. Откажи ему.

Не дожидаясь ответа, он вышел из спальни. Спустя несколько минут дверь в ее кабинет открылась и закрылась опять. Немного помедлив, Эмма села на край кровати. Что все это означало? Он ревнует или между ними все кончено? Или это было обещание? Но что он мог обещать ей?

– Проклятие, – буркнула она.

Вряд ли она снова заснет, решила Эмма и, накинув халат, вошла в кабинет и зажгла все лампы. На месте сломанного письменного стола посередине комнаты стоял небольшой столик, а на нем – ее доклад об управлении поместьем Хаверли.

Вздохнув, Эмма села за стол и перечитала доклад. Это в общем-то был предварительный проект, но вполне толковый, хотя предусматривал необходимость небольших первоначальных вложений капитала и был схож – в некоторых пунктах – с планом Грея.

По щеке Эммы скатилась непрошеная слеза. Надо было позволить ему уступить – ради академии. Разве имело значение то, что ей нравилось это состязание интеллектов и не хотелось, чтобы он уезжал из Гемпшира?

Еще одна слеза упала на бумагу. Эмма нетерпеливым жестом стерла ее. Чего он добивался своими недомолвками? Хотел дать ей понять, что она не может ему доверять, что он больше заботится о себе и своем спокойствии, и ни о чем другом. И уж конечно, больше, чем о ней.

Погруженная в невеселые мысли, Эмма была молчалива и во время завтрака, и когда раздавала почту. Что поделать: она не могла думать ни о ком другом, кроме этого глупого, бестолкового человека, тем более что герцог Уиклифф не был ни глуп, ни бестолков.

– Эмма!

Изабель села напротив нее. В руке она держала вскрытое письмо, за ее спиной стояла бледная, испуганная Генриетта.

– В чем дело? – обеспокоенно воскликнула Эмма. Она была рада решать любую проблему, лишь бы отвлечься от мыслей о Грейдоне Брэкенридже.

Француженка протянула ей листок:

– У нас катастрофа.

Тобиас, как всегда, стоял у ворот, когда ландо подъехало к академии. Грей и Тристан сидели друг напротив друга, но в это утро виконт благоразумно отказался от всяких попыток завязать разговор.

– Ваша светлость, – сказал тролль еще более угрюмо, чем обычно. – Вас ожидают.

– В этом нет никаких сомнений, – пробурчал Тристан.

Когда Симмонс остановил ландо у входа, на ступенях их встречала только Лиззи. Девчушка подбежала к экипажу и схватила Грея за руку прежде, чем он ступил на землю.

– У нас неприятности, – сказала она и потянула его за собой.

Дэр последовал за ними. У Грея сердце защемило от нехорошего предчувствия.

– Эмма здорова?

Проклятие, он не должен был сначала предлагать уступить ей первенство, а потом отказываться от своих слов – ведь он прекрасно знал, что никогда не отнимет у нее академию.

– Ш-ш-ш. – Элизабет стала быстро подниматься по лестнице. – Я не могу здесь говорить. Но все очень плохо.

Может, Эмма беременна? Вчера он был неосторожен. Грей тряхнул головой, чтобы привести в порядок мысли. Нет, даже если у нее будет ребенок, она не могла еще узнать об этом. Кроме того, это вовсе не было бы катастрофой, потому что тогда он женился бы на ней.

Грей споткнулся и схватился за перила, чтобы не упасть. Жениться? Откуда выскочило это слово? Да, ему нравилось быть с ней – за исключением тех случаев, когда он хотел слегка ее придушить. Да, у него перехватывало дыхание, стоило ему представить ее в объятиях другого мужчины. Но когда все это привело его к мысли о женитьбе? Герцоги не женятся на школьных учительницах. И потом… Он не попадется снова в эту лову…

– Поторопитесь, – прошептала Лиззи и, снова взяв его за руку, втащила в кабинет Эммы.

Эмма шагала по комнате, заложив руки за спину. Вид у нее был усталый и печальный, и это его вина. В тот же момент Грей решил: это чертово пари закончено. Он не отказался бы от этого уже прошлой ночью, если бы не ее заносчивость и отсутствие даже намека на благодарность, которые восстановили его против нее.

– Что произошло?

Эмма, вздрогнув, посмотрела на него своими выразительными карими глазами.

– Спасибо, Лиззи. Оставь нас, пожалуйста, одних.

– Мне тоже уйти? – спросил Тристан, когда Лиззи закрыла за собой дверь.

– Извините, но… мне необходимо поговорить с его светлостью наедине.

– Я буду в холле, – кивнул Тристан и вышел следом за Лиззи.

Как только они остались вдвоем, Грей подошел к Эмме.

– Рассказывай.

Эмма, скрестив на груди руки, с грустью вздохнула.

– Генриетта получила от своего отца письмо. – Она достала из кармана сложенный лист бумаги. – В нем он… сообщает ей, что до него дошли кое-какие неприятные слухи… – она помедлила, – о том, что «твоя директриса замечена в неприличном поведении». – По щеке Эммы скатилась слеза. – Отец Генриетты пишет также, чтобы она немедленно собрала свои вещи, и в пятницу он заберет ее из академии.

Грею захотелось выругаться и ударить по чему-нибудь кулаком, но он сдержался. Эмма и так расстроена.

– Сомнительно, чтобы сама Генриетта написала об этом родителям. И откуда ей было знать, прилично ты себя ведешь или нет?

– Она говорит, что ни разу ни словом не обмолвилась ни о тебе, ни о нашем пари.

– Наверное, все же обмолвилась. Иначе откуда бы Брендейл узнал…

– Да какая разница, как он это узнал!

– Я…

– Неужели ты не понимаешь? Академии конец. Что станет с Лиззи и с другими воспитанницами, которые учатся за счет академии?

Горестный стон вырвался из ее груди. Не задумываясь, Грей обнял ее. Рыдания сотрясали ее хрупкие плечи.

В первый раз в жизни Грей не знал, что сказать.

– Брендейл – просто глупец, – пробормотал он, целуя ее волосы. – Что бы он ни думал, он ничего не знает наверняка. Иначе он уже примчался бы, вместо того чтобы писать дочери. – Эмма так рыдала, что Грей мысленно поклялся, что сделает все, лишь бы уладить недоразумение. – Мы справимся с этим, Эм. Не беспокойся.

Она начала колотить кулаками по его груди.

– Мать Генриетты – самая большая сплетница в Лондоне. Наверное, половина высшего света уже судачит о том, что эта гемпширская тихоня-директриса ведет себя крайне неприлично. Но так оно и есть! Я не имею права руководить академией!

– Ты не сделала ничего дурного, что касалось бы твоих воспитанниц. Ничего!

– И тем не менее я опасаюсь, что мистер Брендейл не изменит принятого решения.

– Ничего пока не случилось, кроме этого дурацкого письма, – успокаивал он ее, осторожно вытирая ее слезы. – Поэтому мы должны убедить Генриетту написать отцу, что он ошибается.

– Нет, я никого не заставлю лгать.

– Конечно, нет, – откликнулся Грей, но нахмурился. Это был, возможно, самый легкий выход из создавшегося положения, но он был уверен, что Эмма не поступится теми принципами, которым учила своих воспитанниц, потому что искренне в них верила. – Но ты же не собираешься сдаваться без борьбы.

– Я не знаю, как бороться и при этом не нанести еще больший вред своим ученицам.

Грею в голову пришла одна мысль, но он пока сомневался, правильна ли она.

– Пока написал только Брендейл?

– Да. Но боюсь, что это не последнее письмо…

– И он пишет, что до него дошли слухи, будто ты ведешь себя неприлично?

– Да.

– Так, значит, вот в чем дело!

– Что ты имеешь в виду?

– Он не знает о пари.

– И тебе кажется, – хмуро осведомилась Эмма, – что если бы он знал, что я заключила пари с герцогом Уиклиффом, это исправило бы положение?

– Твои ученицы уверены, что я приезжаю в академию только для того, чтобы выиграть пари. Придется попросить Генриетту объяснить это своему отцу и пригласить его сюда, чтобы он смог в этом убедиться собственными глазами.

– И каким образом это может помочь? – скептически спросила она.

– Я заключил с тобой пари. А я никогда не проигрываю. Никогда.

На какое-то мгновение ему показалось, что она ударит его. Но выражение ее лица вдруг резко изменилось.

– Продолжай!

– Будет совершенно очевидно, что я заставил тебя пойти на пари, потому что нет такой женщины, которая могла бы противостоять мне. Это всем известно.

– Грей…

– Помолчи. – Он стал ходить от двери к окну и обратно. Идея показалась ему блестящей. Ну, может, и не блестящей, но, во всяком случае, рыдания Эммы, разрывавшие ему сердце, прекратились. – Какой уважающий себя джентльмен захотел бы, чтобы герцог Уиклифф проиграл пари? Да еще женщине! Мало того что в свете это расценивалось бы как преступление, любой счел бы свое вмешательство излишним, да и попросту… опасным.

Дверь приоткрылась.

– У вас что-то уж очень тихо. Вы еще не убили друг друга, а? – Тристан просунул голову в дверь.

Легкомысленный тон виконта нисколько не обманул Грея: он понял, что Дэр искренне беспокоился за Эмму. Чувствуя, что начинает закипать, Грей встал между ним и Эммой.

– Родители Генриетты считают, что Эмма превратила академию в нечто вроде публичного дома.

Побелев, Эмма села на стул.

– Все пропало, – прошептала она и закрыла лицо ладонями.

– Нет, не пропало, потому что у нас есть план.

– У кого это «у нас»? Никакого плана нет.

– Есть.

– У нас плана нет. Это вы придумали, что надо рассказать о пари, чтобы спасти академию. Это не сработает.

– Это почему же? – Грей скрестил руки на груди.

– Вы собираетесь выиграть или проиграть? – Медленно, разделяя слова, словно задавая своим ученицам трудный вопрос, спросила Эмма.

– Я…

– Потому что, как только исход пари будет известен, это лишь подтвердит слухи и тем самым погубит академию. Ваш выигрыш будет стоить академии…

– Я проиграю, – сказал он вызывающе.

– Ах, вы проиграете, – повторила она, не скрывая сарказма.

– Да.

– Намеренно?

– Да.

– Хорошо. Даже если предположить, что я поступилась бы своей гордостью, зная, что вы проиграли нарочно, объясните, как может мой выигрыш положительно повлиять на события?

– Я позабочусь об этом.

– Вы слишком самоуверенны.

– Я никогда не ошибаюсь.

– Если вы хотите проиграть, вам придется изменить это утверждение на другое – «редко ошибаюсь». Все в Лондоне узнают, что вы проиграли, но никто – что вы сделали это намеренно.

– Как я уже предлагал вам ранее, можно было бы меня поблагодарить и на этом покончить.

– Я просто хочу удостовериться, что вы понимаете, что люди… особенно мужчины, наверняка посмеются над вами.

– Рискуя оказаться со сломанной челюстью, могу заявить, что она права, – сказал Тристан в наступившей тишине.

– Согласен. – Этот аспект проблемы, как ни странно, беспокоил его меньше всего. – Но если проиграю я, всем станет ясно, что Эмма не могла делать ничего неприличного, потому что ее время было полностью занято ведением уроков и разработкой блестящего плана возрождения поместья.

– Весьма хлипкий аргумент, – возразила Эмма.

– Надо сделать ответный ход. Пусть Генриетта напишет письмо отцу. Потом необходимо пригласить всех родителей учениц. Нам скрывать нечего. Во всяком случае, мы выиграем дней десять.

Эмма почему-то почувствовала себя лучше, когда Грей и Тристан уехали из академии. Что-то у Грея был слишком уж уверенный вид.

– Эм, ну как ты? – В кабинет вошла Изабель.

– Более или менее. Ах, Изабель, как я могла поступить так глупо, так опрометчиво?

– Это отец Генриетты поступил опрометчиво. Как он мог обвинить тебя в неприличном поведении?

На глаза Эммы снова навернулись слезы. Если бы они знали истинное положение вещей!

– Я не могу винить никого, кроме себя. Я директриса академии и отвечаю за все, что здесь происходит.

– Уезжая, его светлость сказал, что он обо всем позаботится, – возразила француженка. – Может, тебе предоставить все герцогу? Идея пари, в конце концов, принадлежала ему.

– Это было бы замечательно, не правда ли? Герцог Уиклифф, известный своим благосклонным отношением к женскому полу, бросается на помощь.

– Почему бы и нет?

– Да потому, что его благосклонность кончится в тот момент, когда академия станет предметом светских пересудов. Мы можем полагаться только на тех, для кого интересы академии будут всегда стоять на первом месте. Боюсь, что это только мы с тобой.

– Значит, у тебя есть какие-то соображения?

– Пока нет. – Эмма устало опустилась на стул. – Но я что-нибудь придумаю.

Если рассказать родителям учениц о пари, это, по мнению Грея, даст дней десять, чтобы что-нибудь предпринять. Впервые Эмма пожалела, что лондонская почта работает так быстро и надежно. Можно было бы сказать, что они не получали письма мистера Брендейла, но тот вряд ли этому поверит. А если не удастся убедить родителей, что все дело в пари, касающегося только ее и Уиклиффа, они заберут домой пятерых учениц. А за ними и другие увезут своих дочерей из академии.

Что касается Грея, то какими бы благородными и великодушными ни были его намерения, она не собирается полагаться на них полностью. Она достаточно знала мужчин, чтобы понимать, что гордость и забота о своем положении в обществе возобладают над сиюминутными чувствами, которые он питает к Лиззи – или к ней. Да, они были близки, но у него и раньше бывали любовницы, и, если верить ее подруге Виктории, он всегда быстро от них отделывался.

– Пойду прогуляюсь, – сказала Эмма, обращаясь к Изабель. Может, получится отделаться от мыслей о Грее. Видит Бог, у нее есть дела поважнее.

Поздоровавшись с Тобиасом, Эмма вышла за ворота и пошла по дороге в сторону Бейсингстока. Она, конечно, могла написать мистеру Брендейлу и сообщить ему, что ничего неподобающего не происходит, но, пожалуй, это будет бесполезно. Придется смириться с тем, что в Лондоне станет известно, что герцог Уиклифф приходит в Академию мисс Гренвилл с ее разрешения.

Способность логически мыслить, которая в последнее время нередко ее подводила, стала постепенно возвращаться. Эмма шла быстрым шагом, обдумывая, какими должны быть ее ближайшие действия. Родители девочек не преминут обвинить ее, так что надо как-то противостоять их ударам.

Но как? Совершенно очевидно, ей потребуется поддержка именитого аристократа, чтобы свести на нет гнев родителей. Эмма подумала об Уиклиффе. Нет, не годится. Он слишком связан с ней и академией, чтобы его доказательствам о невиновности Эммы поверили.

Когда решение проблемы наконец пришло ей в голову, она даже удивилась, что так долго не могла до этого додуматься. Две ее самые близкие подруги, выпускницы академии, недавно очень удачно вышли замуж. Графиня Килкэрн и маркиза Олторп были как раз той силой, на которую она сможет рассчитывать.

В городе она зашла в контору сэра Джона. Ей был нужен не он сам, а его письменный стол. Эмма даже позволила себе улыбнуться. Пусть девушки пишут письма, а Уиклифф претворяет в жизнь свой план. Она призовет на помощь собственное подкрепление.