Текст книги "Вещая птица (по)беды"

– Постой! А ты как же? Для двоих там места точно нет!

– А меня мы сейчас превратим в лягушку, – весело ответил Святозар, притянул меня к себе и смачно поцеловал в губы.

Все когда-то бывает в первый раз. У меня не было времени даже вытереть губы после первого в моей жизни лягушачьего поцелуя. Святозар влажно шлепнулся на пол и, перебирая лапками, залез на нижнюю полку, я юркнула следом, стаскивая сверху льняную ткань. Бинго! Сквозь щель импровизированной занавеси я могла видеть две пары мужских туфель – черных офисных, принадлежащих Ларсу, и остроносых, обшитых золотой тесьмой, которые мог на себя напялить только принц Лета.

– Здесь никого нет, – вполголоса проговорил ледяной демон.

Я перестала дышать. Если меня здесь сейчас обнаружат, неудобно может получиться. Лягух сидел у моей щеки, раздувая ноздри и выпучив глаза.

– Значит, мне послышалось, – ответил Эмбер. – Наверное, я настолько увлечен Кузнецовой, что ее чарующий голосок мерещится мне.

– Перестань, – вопреки ожиданиям, раздражения в голосе Ларса не ощущалось. – Даша сейчас не в той физической форме, чтоб преследовать нас в коридорах.

– Ты ее недооцениваешь, лис. Она не обычная самочка, а настоящая альва – воинственная и бесстрашная.

– И не твоя.

– Это временно. Вот увидишь, рано или поздно она поймет, насколько выше тебя по положению, и тогда, мой друг, ты останешься один.

Ларс хмыкнул:

– На моей стороне судьба, принц, и любовь. Кстати, почему называешь ее Кузнецовой?

Тележка надо мной скрипнула и прогнулась под весом принца Лета. Он поворочался, усаживаясь поудобнее:

– А она тебе не рассказывала? Как интересно. Кажется, твои слова о любви несколько преждевременны…

Мне захотелось вылезти и надавать тумаков одному конкретному принцу Лета. Даже дышать стало больно, так сдавило грудь ненавистью.

– И, кстати, о любви, – ни о чем не подозревающий будущий пострадавший продолжал источать яд. – Ты все еще не закрепил свои права супруга? Не боишься опоздать?

– Я боюсь поторопиться. Пока мой ошейник у тебя, я не хочу рисковать свободой своей дамы.

– Предусмотрительно.

Я потихоньку стала себя ощущать пациентом сумасшедшего дома. Это, вообще, что за диалог я сейчас подслушиваю? Они же враги? Я чего-то не поняла? Враги или недруги. Но уж никак не приятели, которые могут вот так перебрасываться колкими фразочками, Святозар похлопал меня по щеке перепончатой лапкой. Утешал, наверное.

Тележка скрипнула, принц изменил положение:

– Держи. Пусть это будет демонстрацией моих дружественных намерений.

Ларс приблизился:

– Благодарю. Но что ты собираешься отдать Даше, когда она, наконец, сделает свое предсказание?

– Она явно не стремиться этого делать, а так, ну по крайней мере, ты сможешь наконец заняться с ней любовью, подсластить момент расставания.

– Играешь в благородство?

Принц вскочил:

– Это не игра, мерзкий грязнокровный сид. Благородство течет в моей крови!

– Только золотая кровь не дает тебе никаких преимуществ во власти, не правда ли? Иначе зачем тебе было бы громоздить интриги в стремлении занять хоть какой-то трон!

Они теперь орали друг на друга. Первым сдулся Эмбер:

– К сожалению, ты прав. Дом Лета мне недоступен еще долго, а потакать капризам матушки, чтоб потом до конца времен быть с цветочной королевой… Это унизительно.

– Ты получишь свой кусок власти, как только Лорд-Изгнанник отправится в свое последнее путешествие в Лабиринте душ.

– Я должен быть первым, Ларс. И ты обещал мне содействие.

– Обещание будет исполнено. Как только мой лорд умрет, трон этого мира перейдет тебе. Я всего лишь хочу свое место рядом с владетелем и…

– От Кузнецовой я не отступлю. За женщину тебе еще придется побороться.

– Даша выберет сама, – уверенно проговорил Ларс. – Обещаю, что не буду давить на жалость, взывать к совести, или угрожать.

Глава 8. Дамские шалости, или С корабля на бал

Принцип сосиски: если вы любите что-то, никогда не пытайтесь узнать, как это делается.

NN

Я проснулась в своей палате. Одеяло, аккуратно подоткнутое со всех сторон, окутывало меня коконом, и я еще пару минуточек понежилась, оттягивая момент, когда придется вставать.

Святозар храпел в кресле для посетителей, свесив голову на грудь. Оранжевый ковер апельсиновой кожуры на полу намекал на то, что охранник мой всю ночь бодрствовал, заедая часы бдения витаминами.

Солнечный луч полз по лицу детинушки, золотя его отросшую за ночь щетину, лягух зажмурился, зевнул и широко открыл свои васильковые глаза:

– Утро доброе, хозяюшка!

– И тебе не хворать, – аутентично отозвалась я и прислушалась к организму.

Организм выспался, чувствовал себя превосходно, а теперь хотел приступать к утреннему моциону незамедлительно.

Я выпуталась из кокона и побрела к двери в санузел:

– Чур, я первая!

На рогатой вешалке в углу висело нечто зелено-золотое, воздушное, завернутое в прозрачный сетчатый чехол.

– Это Джоконда вчера привезла, – пояснил проследивший за моим взглядом Святозар. – Сказала, что если ты все-таки захочешь на бал пойти…

На вопросы сил не оставалось. Я юркнула в ванную и продолжила беседу уже минут через двадцать, освеженная душем и закутанная в махровый халат.

Пока я плескалась, лягух раздобыл завтрак – кружку янтарного чая и хрустящие тосты с медом.

– Так, говоришь, с утра Джоконда заходила? – я с аппетитом приступила к трапезе.

– После обеда, – покачал головой Святозар. – Как раз на вечерней зорьке пожаловала. Апельсинчиков принесла, шоколадок всяких…

– А ты ничего не попутал?

– Как можно? Часы вон – на стене висят. Ты храпела, я бдел, все по плану шло.

Я отхлебнула чаю:

– А день сегодня какой?

– Солнечный, – широко улыбнулся лягух. – И предпраздничный. А проспала ты, дева-птица, тридцать четыре часа без перерывов.

Понятно. Не удивительно, после такого-то стресса. Последнее что я помнила – холодную металлическую полку под щекой и не менее холодный бородавчатый бок своего спутника. Значит, я подслушивала разговор своего парня с принцем, потом отключилась, сейчас вот – обратно включилась. А что в этом промежутке произошло?

– Я что, правда храплю во сне? – задала я самый важный вопрос.

Лягух растянул рот. Улыбка у него была хорошая – светлая. От васильковых глаз сразу побежали дорожки гусиных лапок, что делало лицо Святозара одновременно старше и симпатичнее.

– Бормочешь ты в основном, про дела свои девичьи откровенничаешь.

– Например?

– Ну, я теперь знаю, почему принцу Лета тебя запрещено по имени называть. А также почему ты о том своему жениху не рассказала.

Я густо покраснела:

– Врешь!

– Больно надо. Мне такую душещипательную историю ни в жизнь не сочинить. Значит, все дело у вас в том, что твоя вторая ипостась очень не к тому красавчику благоволит. И когда ты первый раз обернулась…

Я закрыла глаза, чтоб сдержать слезы стыда и раскаяния. Был в моей жизни эпизод, о котором я с большим удовольствием забыла бы. Но в моих ушах уже ритмично бились о золотистые берега волшебные воды Арканкама, а ноздри наполнились свежим хвойным запахом. Я лежала у костра, закутанная в плащ Эмбера, обнаженные груди холодил металл амулета. А я… Больше всего я тогда испугалась, что все уже произошло, когда я в полусне была. Поцелуи были такими горячими, а его руки такими нежными… Я гортанно стонала, изгибаясь…

– Даш-ша…

От его шепота по позвоночнику прошла дрожь.

– Даша, сними амулет! Я хочу…

– Да…

Уж не знаю, что меня тогда остановило. Остатки совести? Любовь к другому мужчине? Пронзительный визг Пака, донесшийся с пляжа?

Я оттолкнула принца, вскочила, заполошно стягивая на груди плащ. Амулет был при мне, значит, ничего непоправимого не произошло.

– Даша!

– Заткнись! – заорала я, давя стон. – Не смей! Слышишь, никогда больше не смей называть меня по имени!

Магия искрилась в воздухе, придавая силу моим словам, моему волшебному голосу. Эмбер тоже был раздет, его обнаженная кожа блестела на солнце, напоминая то ли мрамор, то ли полированную поверхность ледяной скульптуры. Он тяжело дышал, глядя на меня остановившимся взглядом золотистых тигриных глаз.

– Ты отвергаешь меня? Сейчас?

– Я люблю другого! Понимаешь? Люблю. И это не случайный всплеск гормонов, не интрижка на полчаса, и не любопытство.

Эмбер ничего не ответил, молча оделся, разыскав на земле свою одежду, и, не оглядываясь, ушел в сторону моря. Через час я передала амулет Анне, которая должна была отправиться с ним в резиденцию Лета. Больше я Эмбера не видела, до того момента, пока он не появился здесь, в Энске.

Воспоминания отозвались болью в груди, я жадными глотками допила чай.

Я никогда никому об этом не рассказывала, даже Ларсу. Особенно Ларсу. Признаться любимому, что я чуть было ему не изменила? Прикрываться желаниями своей другой ипостаси? Нет, это было слишком унизительно.

Только то, что знают двое, рано или поздно узнают и остальные.

Я хитро улыбнулась Святозару и вытянула губы трубочкой.

– Ты чего это? – испугался лягух.

– Целоваться будем, – сахарно пояснила я. – Ты обратишься, а я твою тушку в лабораторию сдам, для опытов.

– За что? – детинушка завозился в кресле, подтягивая ноги к груди и скрестив руки в защитном жесте. – Я никому ни полсловечка не скажу, ежели ты этого опасаешься. Мне ваши дела амурные не интересны.

– Клянешься?

Волшебства во мне, конечно, не так много, но уж магическую клятву оформить хватит.

– Чем пожелаешь!

– Жизнью! – кровожадно потребовала я. – И здоровьем, и памятью!

– Клянусь! – изо рта лягуха вырвалось облачко золотистого пара. – Теперь довольна?

– Ага, – я подобрала с тарелки последние крошки и откинулась на подушку. – Ты теперь носитель моей самой страшной тайны. Так что не подведи.

– Не о том кручинишься, – Святозар, почувствовав себя в безопасности, вытянул ноги. – Если ты каждую ночь такие истории выдаешь, рано или поздно твой во всех отношениях положительный парень все сам узнает. Я так понял, принц его освободил, значит, скоро у тебя будут утехи всяческие, после которых тот самый опасный для твоих тайн сон последует.

Точно! Как я могла забыть? Ларс свободен, значит…

Я опять покраснела, теперь от предвкушения.

– Не твоя печаль.

– Ну раз дела твои сердечные мы обсудили… – начал Святозар.

– Стоп, – я похолодела от пришедшей в голову мысли. – Я отключилась во время их разговора?

– Ну да.

– И чего я не слышала?

– Да ничего особенного. Они еще про бал сегодняшний поговорили, а потом разошлись. Ларс твой дверь с петель ногой снес и ушел. А принц в другую сторону отправился. Кстати, я так понял, туфельки фейриские помогают ему знать, где именно ты находишься, поэтому твой зарок босоножия как нельзя кстати пришелся.

– А потом?

– Ну я подождал еще пару минуточек для надежности, а потом тебя в палату отнес. Кстати, ты не такая уж тяжелая оказалась.

– Прямо в лягушачьей ипостаси отнес?

– Зачем? Я сначала тебя поцеловал, обернулся…

Я нахмурилась:

– Ты целовал бесчувственную женщину? Знаешь, как это называется?

– Осознанная необходимость, – насупился в ответ лягух. – Если ты воображаешь, что мне целоваться с тобой любо, так фантазии умерь. Очень надо всяких девок легкомысленных лобзать!

Хрясь!

Я все-таки отвесила ему оплеуху.

– Да пошел ты! К мамочке своей отправляйся! Надоел!

– Кажется, мы застали разгар семейной ссоры? – лучезарно поздоровался Пак, влетая в приоткрытую дверь.

Створку для него придерживала Джоконда, следом за ними вошел лепрекон Коля, неся под мышкой массивный ноутбук.

– Мы с Дарьей Ивановной целовались! – сообщил присутствующим мстительный Святозар. – А она недовольна.

Пак сделал круг по комнате, спикировал мне на плечо и интимно дернул за мочку уха:

– Ну и из-за этого весь сыр-бор? Я тоже с ним целовался, и ничего – выжил, и Джоконда. Вот насчет Коли не скажу. Рыжий, ты лягуха целовал?

– От рыжего слышу! – улыбнулся лепрекон и учтиво поклонился в мою сторону. – Не целовал и не собираюсь без необходимости.

– Ты бы его лучше пожалела, наша строгая госпожа, – продолжал дурачиться Пак. – Вот представь себе, Святозар с дамой в постели, дело доходит до самого интересного, тут – бах! – на простынях лягушка, дама в слезах, Святозар суетливо подпрыгивает, чтоб добраться до ее сахарных уст и обернуться обратно.

– Пикантно, – согласилась я.

– Срамота, – раскатисто протянул лягух. – Срамотища!

Джоконда бросила на вешалку свою невесомую шубку и, не найдя для себя более удобного места, юркнула Святозару на колени. Кажется, у нас скоро образуется новая парочка. По крайней мере, эти двое чувствуют себя прекрасно рядом. Святозар сидел расслабленно, придерживая девушку за талию, сирена закинула правую руку ему за шею. Идиллия, одним словом.

Коля устроился на краешке моей постели, осторожно поставив ноут на прикроватный столик:

– Я тут сериалов вам, Дарья Ивановна, накачал. Может, захотите развлечься.

– А в офисе кто остался?

Мое воинство переглянулось и захихикало.

– Сегодня воскресенье, Дария. Сигнализацию мы там поставили. – Джоконда взъерошила волосы Святозара и зажмурилась. – А ты почему на работу не явился? Жанина рвала и метала, оставшись без охранника.

– Мои охранные услуги в другом месте надобны, – рассудительно отвечал лягух. – Думаете, кто от Дашкиной двери посыльных с цветами отгонял бы, ежели б таковые явились?

– У Дашки жених есть, – сирена щелкнула лягуха по носу.

– И не один, – степенно кивнул Святозар, запнувшись под моим гневным взглядом. – Есть-то он есть. Только я его чего-то здесь и не приметил.

А ведь и правда. Эмбер освободил Ларса и, кажется, я должна быть первой, с кем мой парень хотел бы поделиться приятной новостью. Да я бы на его месте примчалась к моему ложу страданий любовью заниматься в ту же секунду. И уже раз пять себя бы… Гм… Эк вас заносит, Дарья Ивановна.

Я покраснела от своих мыслей.

Не о том я думаю. Если меня интересует, где и чем занят Ларс, я могу ему позвонить. А ведь не звоню? Значит, что-то меня тревожит, что-то требует немедленного обдумывания.

– Лорд-Изгнанник должен умереть? – вырвалось у меня неожиданно и повисло в воздухе тяжелой паузой.

– Он очень стар, – осторожно ответил Коля. – Но, если сегодня будет бал, значит, не все так плохо.

– С чего ты это взяла, бамбина?

– Не важно, – я широко повела рукой, отметая лишние вопросы. – Если вдруг Лорд-Изгнанник умрет, к кому перейдут его функции?

– А кто ж знает, – пожал плечами Пак. – Мы в фейрийское закулисье не вхожи, слишком мелкие сошки. Но кому-то перейдут непременно, свято место пусто не бывает.

– Погодите, – я подтянула ноги к груди, садясь ровнее. – Существует три дома фейри, но не здесь, а в Фейриленде. Также существует довольно много фей, которые фактически ни к одному дому не принадлежат, потому что находятся здесь. Над ними стоит Лорд-Изгнанник. Это выборная должность?

Пак переглянулся с Колей:

– Я точно за него не голосовал. Думаю, он занял свой трон так давно, что мы не узнаем, каким образом у него это получилось.

– Святозар, – я повернулась к лягуху. – Что скажешь?

– О фейских делах не осведомлен, – открестился детинушка. – Когда здесь исконная магия была, никого самого главного здесь не было. С десяток богов, божков поменьше, птицы там вещие, индрики с рогами, лешие, мавки, домовые. Умертвия попадались. Но не сверх меры и тихие совсем.

– Вы ушли, или вас… изгнали?

Васильковые глаза Святозара не моргая выдержали мой взгляд. На мгновение я увидела нашего лягуха совсем другим – не расслабленного улыбчивого простачка, каким привыкла воспринимать, а острожного и жесткого игрока, перебирающего в голове тысячи комбинаций одновременно.

Лягух моргнул, и я поняла, что мне показалось.

– Свет мой ясный Дашенька, – придержав за талию Джоконду, парень сидя поклонился. – И о том мне тоже неведомо. Мы тут сошки мелкие, что фейские, что не фейские. Если тебе, краса наша ясная, альва пресветлая, угодно о высоких политических материях побеседовать, так ты лучше ровню себе найди. Вон один такой, с изумрудом в ухе, просветит тебя с превеликим удовольствием.

Я обиделась, поэтому тихонько попросила Джоконду:

– Поцелуй его от меня, – и минуты две с удовольствием наблюдала полупридавленную в кресле амфибию.

А потом я вдруг поняла, что за изумруд в ухе у принца Лета и чуть не брякнулась в обморок. Потому что это был тот самый камень, из-за которого я чуть не умерла. Нет. Не так – тот самый камень, из-за которого я умерла. Из-за него, и из-за одного капризного принца, который наложил на меня неудачные чары в неудачное время. И из-за пикси, магия которого, подправленная мной, превращала ругательства в драгоценности. «Удушенная наследным принцем фейрийского дома посредством засовывания…» – именно с такой формулировочкой меня на том свете приняли. Правда, потом обратно отпустили. Но это уже совсем другая история.

Значит Эмбер демонстрирует мне свою… Что «свою»? Любовь, привязанность, нежность? Что? Неужели он действительно мог так измениться за считанные месяцы? Он же меня ненавидел. Он же каждый раз стремился меня унизить или оскорбить. Мы же сражались с ним. Я два или даже три раза побывала его пленницей. И…

– Поцелуй его обратно, пожалуйста, – устало попросила я Джоконду.

Она с видимым удовольствием послушалась, и Святозар вознесся над полом во весь свой богатырский рост.

– Ребятушки, – я виновато улыбнулась. – Можете меня на пару минут со Святозаром наедине оставить? Мне с ним кое-какие вопросы обсудить надо.

Возражал только Пак. Он не привык делить меня со всякими лягушками. И лягушек со мной делить не привык, ибо во время последнего нашего посещения французского ресторана я лягушачьи лапки заказывать не стала. А он настаивал. И пусть вот теперь я помучаюсь, побултыхаюсь в пучине раскаяния.

Джоконда решила проблему молниеносно, прихлопнув орущего пикси ладонью и спрятав в кулаке.

– Мы пока к автомату с кофе прогуляемся. Идем, сладкоежка, я видела в аптечном киоске гематоген, от двойного удовольствия ты точно не откажешься.

Коля выходил последним, прикрыв за ними дверь, мы с лягухом остались вдвоем:

– Эта профессия называется психолог? – осторожно спросил Святозар. – Та, которая обязывает о чужих любовных делах выслушивать?

– Я хочу поговорить о другом. Просто я не уверена, все ли правильно поняла в том подслушанном разговоре.

– Валяй, – лягух расслабился и достал из стоящего на полу у кресла рюкзака апельсин.

– Ларс сказал, что скоро Лорд-Изгнанник отправиться в Лабиринт душ и его место сможет занять Эмбер? Я правильно запомнила?

– Ну да. Лабиринт душ – это что-то вроде фейского посмертия?

– Значит, Эмбер сюда явился, чтоб не упустить момента… Странно…

– А еще странно, что он твоему жениху вольную дал, – невнятно, потому что одновременно с подачей реплики он ел апельсин, сообщил лягух. – Судя по тому, как он на тебя смотрит, так что искры из глаз сыплются, делить тебя с женихом он не намерен.

– Тогда зачем он был здесь? Я имею в виду не в Энске, а в больнице. Побеседовать с Ларсом он мог где угодно. И в этом где угодно прекрасно обеспечить тайну встречи. Но он пришел в больницу. Что-то я точно упускаю, что-то явное.

– Хотя, может, он точно уверен, что до постели у вас с правильным Ларсом не дойдет.

– Да что ты заладил про постель! – выплеснула я раздражение. – Озабоченный! Люди могут и без секса жить, никто от его отсутствия не умирал!

– По-моему, это не я озабоченный, а поклонники твои фейские с тобой заодно. Одного любишь, и он тебя. Второго хочешь, и он тебя. Но у тебя ни с кем ничего нет. В чем подвох? Может, ты жрица какая? Из тех, которым девичество до гробовой доски хранить положено?

Я поднялась с постели, нащупывая босыми ногами обувь. Фейрийские туфельки мы не наденем, хотя очень хочется. Если догадки Святозара верны, это все равно что маячок на себе таскать.

Да где же они? Вот!

Я достала из-под кровати банные шлепанцы – венец китайского производства пыточных приспособлений – пластиковое чудо, стельки которого украшали полусантиметровые шипы.

– Ты куда?

– Идем. Мне кое-что проверить надо.

– Если ты на мои слова обиделась…

Я охнула, обувшись, и сделала пару шагов, привыкая к ощущениям:

– Извини? Я тебя, если честно, и не слушала совсем, – я взяла детинушку под руку, пытаясь наступать как можно легче. – Пошли в невралгию, там, где мы с тобой в тележке прятались. Понимаешь, принц здесь по своим делам был. Потому что меня проведывать он бы не стал. А подкарауливать Ларса… тоже не стал бы. Значит, здесь есть что-то, что его интересует, и я хочу выяснить, что это.

Мы вышли в коридор. Наших ребят поблизости не наблюдалось. Но это было и к лучшему, лишний раз озвучивать свои измышления и терять время не хотелось.

– И что это может быть? – поддерживал меня под руку лягух.

– Скорее не что, а кто. Здесь – городская больница, в ней раньше одна наша знакомая лежала, как раз жрица. Только она в старушечье тело попала и…

Рассказ занял минуты четыре. Ровно столько, сколько и дохромать до искомого отделения с дверью, которая теперь не прикрывала путь, а стояла прислоненная к стене.

– Значит, ты меня все-таки слушала, – торжественно решил Святозар. – Недаром же на мысль о жрице набрела.

Двигались мы, как по компасу. Я, почему-то зная, куда именно идти, толкнула дверь ближайшей палаты и застыла на пороге:

– Руби?

На узенькой больничной койке, в переплетении проводов лежала старушка.

Я подбежала к кровати, склонилась над женщиной. Та открыла голубые, прозрачные, как зимнее небо, глаза.

– Анна?!

Она моргнула, я расплакалась и опустилась на колени:

– Как же так?

Святозар осторожно вошел в палату вслед за мной. Прикрыл дверь и остановился у нее с видом караульного. Женщина подняла полупрозрачную в синих прожилках руку:

– Помоги…

Я сняла пластиковую чешуйку кислородной маски.

Анна улыбнулась слабым подобием улыбки. То, что передо мной именно Анна в своей старушечьем теле, я не сомневалась. Совсем другой взгляд, выражение лица. Да и вообще, сердце мое, сейчас болезненно сжимающееся, подсказало мне, что передо мной не жрица Янтарной Леди, а моя старая подруга, моя Анна.

Я же оставила ее в Фейриленде цветущей феей, оставила с любимым, с которым они воссоединились через столько лет! Возлюбленный Анны – Господин Зимы был лордом одного из главных фейрийских домов, и я была уверена, что за будущее подруги могу не опасаться. Как же так?

– Что произошло? Вы опять поменялись телами? Кто это сделал?

Речь моя от рыданий была невнятной, но женщина меня вполне поняла, она нащупала мою ладонь и сжала, не переставая улыбаться. Какая же она слабенькая…

– Дашка, заполошная, не реви!

И шепот бы слабым, еле слышным.

– Кто? Скажи мне кто, и я просто изничтожу мерзавца! Эмбер? Я убью принца Лета! Честное слово. Убью!

– Брось, моя хорошая, – шелестела женщина. – Неужели ты думаешь, кто-нибудь их этих худосочных фей смог бы справиться со мной?

– Тогда… Почему?

– Я так решила. Сама. Понимаешь? Муторно все было, неправильно. Как будто я не я.

– Сама?

– Ну да. Я прожила длинную хорошую правильную жизнь, девочка. Поверь, не бывает счастья, ради которого нужно лгать или притворяться.

– А Господин Зимы?

– Он не знает. Я покинула его, удалилась в горы, чтоб навести порядок в мыслях. И вот в один прекрасный момент, когда рассветное солнце окрашивало горизонт…

– Ты колдовала?

– Нет, просто отпустила себя на волю. Я не знала, что и как произойдет, но была уверенна, что все случится правильно и вовремя.

Анна закашлялась. Я мотнула головой. Святозар, повинуясь моему жесту, налил в стакан воды из графина и поднес к пергаментным старушечьим губам.

– Это Святозар, нелюдь из местных, – покраснев, представила я лягуха. – Я называю их исконниками. А это – моя подруга, Анна. Я тебе о ней рассказывала.

– Я рад нашей встрече, – голос у детинушки стал глубоким и нежным. – Вы вернулись, чтоб уйти?

– Скоро мое время…

Я промокнула ей рот салфеткой и опять всхлипнула.

– Вы боитесь?

– Нет, мальчик, тебе ли не знать…

Женщина захлебнулась кашлем, я вскрикнула, вскочила, стала шарить в изголовье кровати в поисках кнопки вызова медперсонала.

– Не суетись, – лягух отодвинул меня, присел на постель, твердо поддержал женщину за плечи. – Неужели не видишь, она еще не готова? Она ждет.

– Чего?

– Ну тебя-то она дождалась.

Анна, справившись с кашлем, кивнула:

– Правильный мальчик…

– Это я-то? – шутливо переспросил Святозар. – Я – фрик, мне про это один правильный уже объяснил.

– И глаза у тебя добрые.

– Это в папу. Папа у меня, по слухам, добрейшей души нелюдь был. Бывало, соберет своих чадушек, и ну пороть, науку в неокрепшие умы вколачивать. И все через мягкое место…

Он бормотал еще что-то забавное, одновременно поправляя подушки и одеяло, отдергивая шторы, чтоб впустить в палату солнечный свет, приоткрыл скрипучую форточку, мягко взял Анну за руку, притронувшись подушечками пальцев к запястью.

Я немножко успокоилась. Не время – значит не время. Опытные люди вон сказали, кто я такая, чтоб возражать.

Я присела на освободившееся место.

– Ребята там, наверное, нас уже обыскались, – наклонился ко мне лягух, когда Анна задремала. – Ты же телефон на тумбочке оставила?

– Кажется…

– Ну так я вернусь, всех предупрежу, что тебя не ревнивая цветочная королева похитила, а…

– Иди. Я здесь останусь.

– Хорошо.

– Столько, сколько надо останусь.

– Да я не возражаю, – пожал плечами парень.

– Я должна!

– Дашка! – Лягух взял меня за плечи и встряхнул. – Ты в тоску-кручину не уходи! Хорошо? Ну соберись же! Ты сильная!

– Я сильная, – кивнула я. По щекам потекли горячие слезы. – Я всех победю… побежу… Тьфу, черт! Что делать-то?

– Не пытаться изменить то, что изменить не в силах. Это жизнь, Дарья. Жизнь всегда заканчивается. Рано или поздно, так или иначе. Никто не должен жить вечно, понимаешь?

– П-почему?

– Что почему?

– Почему никто не должен жить вечно? Кто это сказал?

Святозар наклонился еще ниже, к самому моему уху:

– Потому что все должно изменяться, а постоянство и есть самая настоящая смерть…

И, никак не пояснив своих слов, лягух вышел из палаты.

Я не люблю смерть. Не люблю и боюсь. Потому что все это я уже проходила. Вот точно так же сидела у постели своей бабушки, вглядываясь в заострившиеся черты, тронутые уже потусторонним светом, и ревела, ревела…

Анна выбрала для себя такой путь, я не имею права ей мешать. Раньше мне казалось, что воспользоваться молодым, полным жизни телом Руби для того, чтоб воссоединиться с возлюбленным – очень здравое решение. Здравое и справедливое. Руби была плохим человеком… Не человеком… Плохой, гадкой, эгоистичной феей. Руби потеряла свое тело, потому что хотела убить Анну, но артефакт дома Лета решил иначе и поменял души женщин местами. У него тоже было своеобразное представление о справедливости.

Анна открыла глаза:

– Кошки мои как? Разбежались?

Я шмыгнула носом:

– От хорошей жизни не бегут. Я специально для твоих кошек питомник организовала, у них там не жизнь, а малина – кошачий рай в миниатюре.

– Молодец…

Ей было трудно говорить. Поэтому она ограничивалась односложными фразами.

– Еще я родственников твоих прогнала. Племянник какой-то на жилплощадь активно претендовал, я его шуганула.

– Правильно… Когда все… Когда я уйду… У нотариуса завещание есть, на тебя составленное… Не побрезгуй…

– Ты – сумасшедшая старуха, – улыбнулась я сквозь слезы. – Мне еще наследства твоего не доставало.

Анна погладила мою руку:

– А ты-то как, девочка? Справляешься?

– Все у меня хорошо. Живу, работаю, замуж вон собралась.

– А кольца не носишь.

– Мне на пальцах это все мешает, – смутилась я. – Ты не думай, мне Ларс уже штук пять разных колечек дарил, все своего звездного часа в шкатулке дожидаются. Он у меня хороший, ты же его знаешь – надежный и…

– Ну, ну… Тогда, в добрый час, Дашка.

Вот я дура! Нет, ну как мне еще себя назвать? Человеку плохо, очень плохо, а я ее разговорами о своем Ларсе ненаглядном развлекаю. Молодец, Дарья Ивановна! Держите медальку за эталонный эгоизм! Заслужили!

В палату вошла женщина в белом халате – медсестра, как значилось на ее бейдже:

– Вы родственница?

– Да, – я поднялась с кровати и разгладила на животе халат, я же прямо в махровом халате и шлепанцах сюда явилась. – Официальный опекун. В соседнем отделении лежу. Когда ее привезли?

– Позавчера, на скорой. Страховой полис был в порядке, но вам неплохо бы к врачу подойти.

– Диагноз?

– Ну какой диагноз тут может быть, – невесело улыбнулась женщина. – Старенькая у вас бабушка, сердечко еле тикает. Мы ее пока держим, но… Вы лучше у врача спросите.

Я кивнула и направилась к двери.

– Не уходи, – тихонько попросила Анна. – Побудь со мной, уже скоро.

Я вернулась, беспомощно пожав плечами.

– Я доктору скажу, что вы попозже подойдете, – решила медсестра.

Она еще немножко посуетилась, установила капельницу, поправила подушки.

– Беседуйте, девушки, если что – я неподалеку в сестринской буду.

И она ушла, провожаемая моим благодарным взглядом.

– Время, оно такое быстрое стало, – сказала Анна. – В юности дни были бесконечными, а потом… Не трать свое время, Дашка, на полную катушку живи. Чтоб не жалеть потом о том, что не случилось.

– Я постараюсь.

В коридоре раздался шум, я повернулась к двери, которая открылась, как от толчка. В палату один за другим вошли четверо – одинаково одетые рослые мужчины в темно-серых костюмах. Я прищурилась и испуганно вскрикнула. Расфокусировав взгляд удалось пробиться сквозь морок, и те, кого вполне можно было принять за охранников какого-то официального лица, оказались нелюдями – ледяными демонами в боевых личинах – с острыми зубами в ощеренных пастях и пустыми белесыми глазами.

Стоп. Отставить панику! Что я, демонов не видала, что ли?

Я выпрямилась во весь рост и развела руки в стороны, защищая лежащую на кровати женщину.

– Ты уже здесь, Сирин!..

Вслед за охраной на пороге появился рослый седовласый старик.

Я видела Господина Зимы во многих обличьях – и капризным мальчишкой, и подростком, и красивым взрослым мужчиной. Теперешняя ипостась альва была пожилой и очень уставшей. Глубокие морщины бороздили его костистое лицо, спускаясь от крыльев орлиного носа, тяжелые веки нависали над прозрачными глазами, а волосы, белее снега, спускались на ворот черного плаща неопрятными космами.

Я опустила руки.

Господин Зимы посмотрел на кровать и сразу забыл обо мне. Он рванулся к Анне, прихрамывая, бухнулся на колени у изголовья:

– Ну что ты придумала, дурочка?

Старик рыдал. Из его прозрачных глаз лились такие же прозрачные слезы.

– Я так хотела увидеть тебя напоследок.

Анна тоже плакала. Я дернулась к ней, чтоб утереть слезы, но Господин Зимы уже склонился к лицу любимой.

Ближайший охранник тронул меня за рукав:

– Господин желает, чтоб мы оставили их наедине.

Я послушно вышла в коридор. Демоны чинно подпирали стеночки, не глядя ни друг на друга, ни на меня. Я вспомнила, как они охраняют стены Цитадели – резиденции дома Зимы – почти полностью вросшие в лед, недвижимые, и поежилась.