Текст книги "От первого лица. «Звездные» истории: о времени и о себе"

Мне было двадцать два года. Я любил. И я не смог справиться с этим.

Помню, как вышел из аэропорта, шатаясь. И побрел пешком. В голове мысли – будто перекатывающиеся арбузы. Я очнулся утром на какойто из улиц Хабаровска. Ктото тронул меня за плечо. И я понял по лицам прохожих, что вид у меня ненормальный. Зима, мороз, а я без шапки, тулуп расстегнут…

Меня посадили в машину и повезли. В части офицеры смотрели на меня с настороженностью, вокруг вполголоса говорили, что мной займется военная прокуратура… Но мне было все равно, внутри – полное истощение… Солдат подвел меня к начальнику политотдела. Тот внимательно посмотрел:

– Лейтенант, чего ты хочешь?

– Да ничего, товарищ полковник, нормально все. Просто я люблю свою жену. Почему меня не отпустили?

Он развел руками:

– Такая вот ситуация.

Меня увезли в больницу. В окружной военный госпиталь. В отделение психиатрии.

На дверях – ни одной ручки, в столовой – ни ножей, ни вилок… Мой лечащий врач Майя все допытывалась: почему я совершил побег? Я устал объяснять, что моя любовь к женщине не меньше моей любви к родине…

Через три месяца меня вызвали на освидетельствование.

– Вы признаны негодным в военное время и ограниченно годным в мирное время.

Смотрю на главного врача и не понимаю.

– За что? Я не убегал из армии.

– Лейтенант, вам все ясно?

– Так точно.

– Кругом.

Я стоял на проспекте худой как жердь: за время, что я провел в больнице, сошла треть веса. На мне была мятая шинель – как ее сложила зимой медсестра, так и выдали. Я стоял на весенней улице, тощий странный человек в военной форме. Внутри я оставался офицером. Но офицером я уже не был…

Так завершилась одна часть моей биографии – военная. И открылась другая. Артистическая.

В мае я оказался в Москве… ГИТИС, театр Комедии… Понеслось…

Я был довольно востребован в профессии, много гастролировал, редко бывал дома. Не скрою, бывали моменты, когда домой добирался пьянешенек, как подмастерье. Но ночевал всегда только дома. У меня была семья, было все, чтобы чувствовать себя счастливцем, другого счастья я не искал…

Дни летели стремительно.

У нас с Аллой родилась дочь. Я дал ей имя Вика – Виктория, победа. Когда она немного подросла, мы втроем каждое лето стали выезжать на Кижи. Сначала – Петрозаводск, потом катером до острова. И – неделя райской жизни в домике из серебряной карельской березы. А потом еще неделя в Красном скиту Валаама, у озера. Я рыбачил, Алла собирала ягоды и грибы. На первое у нас была уха, на второе – жареная рыба, на третье – северные ягоды. Вечерами темнело быстро. Мы с дочкой усаживались под скалой недалеко от берега. Я зажигал свечу и читал «Собаку Баскервилей», радиоспектакль по заявкам. И так – каждый день… Вика поджимала коленки и внимательно слушала детективную историю о том, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон шаг за шагом приближались к разгадке тайны страшного проклятия рода Баскервилей. Я самозабвенно гавкал, тявкал, кукарекал, скрипел, как дверь или половицы, выл…

И вдруг в этот нестройный ряд вписывается совершенно натуральный тяжелый вздох. Вика смотрит на меня круглыми глазищами, я смотрю на воду. А в воде у кромки берега торчит огромное усатое чудовище.

Вика, не бойся, это тюлень! – говорю дочке. – Ему тоже интересно узнать, чем кончится история.

В общемто тюлени для человека не опасны, если, конечно, не пытаться их оседлать или кормить с руки. Я и не знал, что у тюленей есть странная особенность: чем громче ктото орет, чем ближе они подплывают. Любопытство сильнее страха…

Мы прожили вместе пятнадцать лет. Много путешествовали, изъездили весь юг и весь север СССР. Алла была верной женой, порядочность – ее врожденное качество. А я любил ее так, как любят книжные герои. Мы прожили вместе очень честно, и я, и она. Наш брак можно было бы назвать образцовым – со стороны…

Я выдумал ее – она интуитивно чувствовала это с самого начала. И всетаки согласилась стать моей женой там, в горах ТяньШаня. Потому что другого способа открыть мне глаза не было. Так она думала. Она не любила меня. Ошеломление любовью пришло к ней лишь в зрелости, к другому мужчине… Алла встретила наконец того, кого смогла полюбить всем сердцем. Она сама ушла от меня. Собрала волю в кулак и приняла решение. Я не стал ее удерживать. Я никогда не имел на нее права. И понял это лишь спустя годы…

Все рухнуло вместе с ее уходом. Чтобы не видеть меня, она и ее новый муж завербовались на пять лет в Узбекистан, подальше от Москвы. Вику Алла забрала с собой. Ей тогда было пятнадцать. Развод родителей стал для нее трагедией, она очень изменилась за те годы, что мы не виделись… Закрылась. Не слушала ни мать, ни отчима. Однажды лезвием порезала вещи Аллы…

В любви все – соавторы. В разрыве все – соучастники… У каждого свой приговор. Както ехал в метро, был второй час ночи, я едва успел на пересадку. В вагоне никого. Я сидел и смотрел в одну точку… В общем, это была минута слабости. Ктото толкнул меня в плечо, поворачиваю голову. Передо мной стоит инвалид, калека с культей вместо левой ноги.

– Не надо так смотреть! – сказал он мне. И пригрозил пальцем…

Видимо, я впал в такое состояние, что это уже стало заметно всем окружающим. Мой друг решил за благо сдать меня в клинику неврозов на Шаболовке. Врачи там замечательные – йогой, барокамерой и пустырником возвращают к жизни… И когда я вышел на улицу, первое, что заметил: в небе летела стая голубей…

…Опять телефонный звонок в три ночи. Беру трубку.

– Валера?

– Мда.

– Это Коля Слесарен из Молдовы звонит. Мая, ну ты в общежитие ходил?

То ли я стал Джамшутом, то ли Джамшут стал частью меня.

После развода много чего еще случилось в моей жизни. Вторая жена Наталья родила мне чудесную дочку Ксюшу, у меня растут замечательные внуки Никита и Костик. Как однажды сказал Довлатов – «Был трижды женат и трижды счастливо» Это как раз про меня. Поначалу все вроде бы хорошо – а потом потихоньку, малопомалу сходит на нет – и где это счастье? Может, я просто не умею радоваться тому, что есть? Странные вопросы могут прийти в голову, когда тебя разбудили таким вот дурацким звонком.

Однажды я волей случая оказался в патриаршей трапезной Донского монастыря. Был простой и сытный обед, молчаливые женщины накрывали на стол, подавали нам хлеб. Я сидел рядом со священнослужителем. Мне было неловко от того, что он сам наливал мне половником суп. Я сказал:

– Не думал, что когданибудь попаду сюда, увижу эти уникальные росписи, эти древние…

Священник оборвал меня на полуслове с мягкой усмешкой:

– А ты не думай. За тебя уже подумали…

Вот так и живу.