Текст книги "Доброй смерти всем вам…"

– Конечно, туман всё отражает с увеличением. Театральный задник в лучах прожектора. Только ты вниз погляди: что именно в него впечаталось.

Это была женщина, облачённая в народный костюм, настолько пышный и яркий, что краски его разгоняли вязкий полусумрак и ложились на ближний менгир ослепительным силуэтом. Золото, багрец, индиго и лазурь. Широкие ленты и оборки белоснежного куаффа птицей трепетали от порывистых движений, руки были широко распростёрты в танце, словно вторые крылья, чёрные волосы, распущенные по плечам, – третьи. И, вдобавок ко всему, она пела по-бретонски. За это я мог поручиться, хотя слова доносились до нас с пятого на десятое.

Причём то была не старинная легенда, как можно было допустить, но дитя национального "крестьянского" Возрождения. Итог многолетних стремлений запретить бретонцам родной язык, которые потерпели окончательный крах.

Здесь я постараюсь соблюсти прихотливые рифмы-перевертыши, свойственные древним образцам лирики, но никакая сила не передаст тёмного очарования этого голоса:

 
Всех мужей на подбор, кого целует мой рот,
Соблазняют из кружев мой рог и коралловый грот,
И весельем плоти приважу всех, кто живёт:
Саму смерть зачарую, коль её час придёт.
 

– Шестикрылый серафим, – пробормотал Трюггви. – Отец, это ж полное колдовство среди бела дня.

– С какой стати тогда поминать ангела?

– Восхищаюсь.

В этот миг девушка, которая вряд ли услышала наше перешёптыванье, скорее почуяла, остановилась и обернулась на голоса. Очи, от края до края залитые сплошной глянцевой чернотой, так что не было видно белка, пронзили нас раньше, чем мы оба успели понять, кто именно перед нами.

Копия Мириэль.

– Она же… пролепетал Трюг.

Он не успел договорить, как видение исчезло.

– Двойник, – докончил он. – Такой, как ты рассказывал. В меловых холмах.

– В тумане, – ответил я. – Неверном.

– Туман прибивает запахи к земле. То были её запахи. Тут меня не обманешь.

О ком говорили мы оба, не было смысла уточнять.

В конце концов нам пришло в голову нечто рациональное.

– Сколько широких укатанных троп выводит отсюда к городку? – спросил я.

– Одна вроде, – ответил Трюг.

– Вроде или точно? Всё равно, идём-ка отсюда.

Заметно потеплело, подул ветерок, пелена стала прозрачней или порвалась: лишь небольшие клочья запутались в ветвях и прилипли к коре тисов. Тропа была пуста по всей обозримой длине. Сын хотел было стать на неё, однако я указал ему на кустарник, что вырос у корней.

Какое-то время не происходило ровным счётом ничего. Потом из самой сердцевины каменного сада выплыла некая вяло движущаяся точка. Она росла, приближалась…

Это было кресло на колёсиках, которое с усилием толкала перед собой мадам Этель. В кресле, потупив голову, неподвижно сидела её взрослая дочь.

9. Трюггви

– Вот теперь пошли, – сказал мне Хьяр. – Не думаю, чтобы кто-то из двух обернулся, а если поймут, что мы за ними следим, – что же. Легче сложится разговор.

Однако нам даже не пришло в умные головы, чем конкретно нас встретят. Дверь особнячка была закрыта изнутри на засов, инвалидную коляску факт успели затащить внутрь. Однако едва я дотронулся до дверной ручки, как она повернулась и вдавилась в центр моей диафрагмы.

На пороге стояла Мириэль.

– Входите скорей, – проговорила она как ни в чём не бывало. – Матушке плохо. Если бы мне знать…

– А тебе вовсе того и не надо, – глухо донеслось из спальни. – Проводи джентльменов ко мне.

Надо сказать, что обе женщины говорили с нами по-английски, причём дочь едва ли не безупречней матери.

Коляска была придвинута к одной из постелей, но Этель так и не вышла оттуда.

– Сильный приступ, – объяснила Мириэль. – Может быть, разрыв сердца. Никак нельзя трогать. Едва успела лечь на моё место.

Зачем было заставлять пожилую даму таскать тяжести, промелькнуло у меня в голове. Я глянул на Хьяра – он слегка покачал головой из стороны в сторону, будто отвечая на мои мысли.

– Сэр Хьярвард, только ни в коем случае ничего со мной не предпринимайте, – сказала Этель. – Для умирающей я вполне прилично себя чувствую. Вы один обо всём догадывались или ваш молодой человек тоже?

– Один, – проговорил Хьяр. – Я так полагаю.

– Говорите.

– Девушка практически не ест и не выделяет. Летящая, буквально крылатая походка. Весит так мало, что никому нельзя касаться, кроме посвящённых в секрет. Не по-человечески сильна. Узы на руках, ногах, губах и языке, наложенные специально, дабы дитя не выдало себя раньше срока. Хотел бы знать, кто именно это сделал и по какую сторону пролива.

– По эту и с её полного согласия. И не мной. До того удавалось уговорить лежать тихо и косить глазами вовнутрь, – усмехнулась Этель.

– Совершеннолетие наступает в двадцать один год, в точности по европейскому законодательству. Но нетипичное – ибо отчего-то физическое развитие замедлено так, как не бывает ни у обыкновенных детей, ни у тех, кто признан ограниченно способным.

Клянусь, папаша употребил именно этот термин, который вошел в обычай лет этак через сто!

– Я так думаю, с Мирой всё ясно. Но вот с её матерью…

– Мать тоже логр, – Этель снова изобразила подобие улыбки. – Мы далеко не всегда понимаем в полной мере, кто мы есть. Мы едим и пьём – причём вовсе не насыщенное кровью дыхание. У нас могут быть нормальные дети от обычных людей. Мы так же, как они, страдаем от регул, поллюций, родовых болей и неудовлетворённой страсти. В отличие от наследников Чаши, мы даже болезням подвержены. Не говоря о смерти. И вынашиваем детей внутри, а не снаружи.

– Мы и южане – наследники Чаши, вы – Клинка, – проговорил отец. – Сообщества диргов отличаются друг от друга лишь степенью анархии.

– Но они с лограми – один биологический вид, разделённый на подвиды, – вмешалась Мириэль, видя, что мать начинает слегка задыхаться. – Ведь и ваше самоназвание напоминает если не о мече Экскалибур, то уж точно о длинном горском кинжале.

– Я почти ничего не знала о других Древних Людях, кроме того, что они есть и могут помочь, – Этель отстранила дочку тихим движением руки. – Можете представить мой ужас, когда я увидела клычки под нёбом. Нет, еще раньше – когда зачала не ребенка, а наружную опухоль!

– Дирга, – поправил мой отец. – Возможно, ваш покойный муж обладал скрытой наследственностью логра, и это подтолкнуло.

– Не "возможно", – ответила вдова. – Оттого и понадобилось убивать его дважды. Хотя… я не подозревала, а он от меня скрыл. Не догадываясь ни о дочери, ни – тем более – о том, какой она будет.

– Нас куда меньше, чем южан, – пояснила Мириэль. – Мы не держимся кучно и не стараемся непременно заключать браки среди своих.

– Мы живём, сочетаемся и умираем по одной любви, – заключила её мать. – Всю свою долгую-предолгую жизнь.

…Они уверены, что инициировать молодого логра может лишь кровь его блюжайшего родича. Немного – примерно столько, сколько выделяет из себя зрелая женщина. Возможно, такая жидкость и в самом деле творит чудеса. По крайней мере, там, в роще менгиров, она в единый миг развязала все узы, которые ещё оставались нераспущенными.

Кончина пожилой дамы была мирной и безболезненной – нам даже не пришлось ей ничем помогать. Потом пришли скорбные, прифранченные мужчины в своих чёрных широкополых шляпах с лентами и серебряной пряжкой и чёрных траурных жилетах. Через день к ним присоединились и женщины. На похоронах Мириэль рыдала взахлёб, что, по-видимому, было хорошим признаком, и даже кое-как разговаривала. Отсюда я заключил, что мы, в общем, находились среди своих.

Когда всё завершилось, Хьярвард сказал Мире:

– Видел я здешних рыцарей Клинка и говорил с ними. Горделивые простолюдины. Они, разумеется, готовы тебя принять в своё условное сообщество, но, уж прости, будешь им лишней обузой. Дом они для тебя сохранят. Возможно, со временем пустят туда паломников или туристов, но не жильцов.

– Зачем вы мне об этом говорите? – спросила она.

– Дирга может воспитать и обучить только дирг, – ответил Хьяр. – Не логр и не человек. И вот что: тебе уже исполнилось больше двадцати. Самое время пройти через наш обряд и принять истинное имя. А магические камни отыщутся и у нас в Пристеколье.

В общем, если кто поинтересуется, отчего Рунфрид так мощно заточена под генетику, – вот вам всем исчерпывающий ответ. Правда, только правда и ничего кроме правды, как говариваю наши друзья-штатники.

10. Синдри

Ойй. Ну и подарочек к совершеннолетию получился, анон. Нет, это я не о папочке Золотой Шафран, который был контрольной работой. Когда меня громогласно объявили перед собранием и выдали виртуальный диплом, сестра-мамочка Руна до кучи разложила перед моими глазами редкий анатомический атлас года этак девятисотого и древнеарабской работы. А может быть, люксембургский тысяча девятисотого. Тяжёлая мелованная бумага под слоновую кость, высокая печать, натиск иллюстраций в три краски. Типография неизвестна, напечатано за счёт автора. Картинки роскошные, со всеми аппетитными подробностями.

Так вот, там был разрез репродуктивной системы андрогина. Все как мне говорили, но рядом была матка. В зачаточном состоянии, величиной с инжирину. Упороться! Это и была та загадочная вторая часть инструмента, на которую намекали. Не сросшиеся яйцеклады. Не внутренняя мошонка.

Нет, ты не въезжаешь. Что мне говорили неправду, не всю правду и много чего, кроме правды, – даже не обсуждается. Ничего не докажешь. Вскрытие человека в те времена было очень сомнительным хобби. А уж не-смертного нечеловека, который умеет самовозгораться…

В какие "те"? ЛОЛ. Думаешь, я вот счас укажу год издания с точностью до десятитысячного знака после запятой? Ну, думай себе.

Нет, получается вот что. Мои дед и прадед по материнской линии (других нет, и это такие лулзы, ты бы знал) – оба логры. Катары, у которых не получилось сгореть в костре Монсегюра. Запечатлённые "совершенные". Ты знаешь, анон, что заурядный человеческий трупак и то остается целым – кости не горят, приходится их разбивать большими щипцами? Вот такие и уползли с места аутодафе, как только стража отвернулась в другую сторону. Напились крови мучителей и постепенно начали оживать. Забрали из тайников сокровища… как их… тамплиеров.

Не фапай на желтяк и не перебивай. Самое главное имущество всё равно переходило по эстафете из одного тайного общества в другое. Тебе до него, как до молока из лунных доек.

Часть – те, кто хотел и дальше кормиться по традиции, – осталась в Лангедоке. Остальные мигрировали на дальний север и там скрестились с местным населением. Я так понимаю, в ту пору они могли немного управляться со своей генетикой. Лучше, чем мы.

А вот теперь – что хотела внушить мне Руна. Или не хотела, а просто так вышло.

Я не человек. Я не логр, но могу стать им обратно. И даже человеком без дураков. Нет, не я сама – мой род и мой ребёнок. Два рецессивных гена диргости в логре дают доминантного дирга. Дирга-альфу. Два рецессивных гена человекости в дирге или логре могут дать человека. Если такой же логрочеловек, как я, или диргочеловек скрестит со мной шпаги… Ну, сделает мне внутриматочное или внутримышечное вливание. То, возможно, моя личная фига активизируется. И – возможно – за её стенку зацепится обыкновенный ребёнок, как на следующей картинке в этом атласе, которая изображает брюхатую человечицу в разрезе. Беременность пикрелейтед. Обратное мутирование, вероятность фифти-фифти.

Нет, не считай, что если я мету перед тобой языком, то ты можешь меня вычислить по скрину, взломать защиту и напустить на меня пативенов. В форменные брюки вы все напустите, вот что. Нас берегут и ласково называют левеллерами, уравнителями возможностей. Перед нами благоговеют. Без нас им всем достанется разгребать по сотне суицидных дел в каждом энпэ ежемесячно да ещё подтирать выплеснутые наружу мозги, соскребать клюквенный кисель с асфальта и молофью из-под солидного крюка для ванных полотенец. Извини за конкретику.

Ну, а если на нас решат конкретно наехать – мы показываем нердам вроде тебя только концы верёвочек, которые легко обрубить. Острым-преострым кинжалом. Очень близко к вашей стороне.

И вайпать ты меня тоже не будешь. Себе дороже. Откуда ты знаешь, что мой пруф в голом и беззащитном виде – подстава? На самом деле это так и есть, потому что в жизни я куда лучше. В натуральную величину и с наружной температурой тела тридцать восемь и пять по Цельсию. Как собака или кошка. Это с наружной, а внутри, в дырочке, – можешь себе предста…

Заказать меня обычным порядком? Послать реквест по дипнету? Нет, ты это серьёзно, кун?

Ойй. Я прямо кончаю вместе с твоей милой жизнью. Твоя бессмертная лоли-тян ждет твоего инвайта.

Не вздумай принять игру за реал. Только не это, тупица хренов.

Подпись: ЮЗЕРНЕЙМ.

11. Рунфрид

Во мне мистическая бретонская, кельтская кровь сочетается с бретонской же тяжеловесной рациональностью. Что мои родители получили на берегах туманного Альбиона – не знаю, но, должно быть, поровну и того, и другого. У обоих в роду числились и рыжеволосые скотты, и синекожие англы – род отца превосходил своей знатностью Вильгельма-Завоевателя, только что располагался в основном с левой стороны гербового щита.

В общем, по всему по этому я куда больше понимаю мою Синдри, чем остальные представители семейства. Во всяком случае, тешу себя надеждой что понимаю.

Она до сих пор тинэйджер, хоть ей перевалило за второй десяток. С нами, долгожителями, такое случается. Удивительно красива, если слегка уменьшить масштаб. На одной из иллюстраций к ирландскому эпосу таким изображали Талиесина – Серебряную Прядь: светлые волосы до плеч, смугловатая кожа, точеные черты лица, фигура, стройная как лук. Способность ко всем говорам и всем ремёслам.

Если Трюггви, строго говоря, девушка, потому что родился "от девы", то Синдри с некоторым допуском можно считать юношей. Мать её смешала в себе поровну обе составляющие, и если бы она, то есть я, была человеком хотя бы в такой мере, как ма Этель, то мой ребенок мог бы выбирать, кем родиться. В каком-то смысле, опять-таки. Если бы я была дочерью одной родительницы, никакого выбора у Син не было бы вообще.

Но теперь я всё чаще вспоминаю и упорство моего собственного отца Гордона, и злой норов погибшего в утробе Маргариты мальчика.

Некоторое знание всё же передаётся генетически, хоть такое утверждение не слишком научно и уж не медику бы его повторять.

Синдри получила в наследство от предков вечную неудовлетворённость бытием. Авантюризм и способность к почти мгновенной мимикрии. Первое способствует суициду, второе заставляет черпать хмель жизни горстями, третье дарит защиту даже тогда, когда потомок ни о чём таком не думает.

Вот отчего мы подвергли Синдри такому испытанию в день инициации. И вот почему позволяем открываться перед всякими сомнительными личностями, не имеющими ни аватары, ни пароля и допусков – одну варьирующуюся легенду. Чтобы ей научиться отстаивать свою безопасность тогда, когда мы уже не будем иметь права её подстраховать.

Почему для нас вообще наступает время испытаний, когда лишь самые близкие, лишь друзья и побратимы не отодвигаются в сторону от юного дирга? (Ибо даже мать не имеет права считаться такой же близкой, как друг.)

Мы – верхнее звено в пищевой цепочке. Место, на которое претендует человек. Оттого нам приличествует иногда поддаваться ему в порядке возмещения – чтобы пощадить гордость. Происходит это, как правило, инстинктивно или наполовину осознанно. Мы не любим совершать ничего самоубийственного, кроме самого последнего ритуального жеста, которому нас почти вынуждают бессмертие и неуязвимость. Однако человек убивает нас до конца крайне редко. Что по теории вероятности значит – никогда.

Ну вот. Пока Синдри увлечённо играет в поддавки с неким условно юным типом, якобы жаждущим убежать из реальности куда подальше, моя бретонская основательность прилагается к сугубо основательным (скверный каламбур) и вполне реальным предметам.

Иначе говоря, я получила заказ. С нарушением правил – к мужчине должен был по традиции идти мужчина. Но, как объяснил наш Старший, Рагнлейв, или Волк Власти, там нужно было попробовать уговорить. Слишком необычной казалась причина вызова.

Когда же Рагнлейв хочет – того неизбежно хотят все.

Место, которое назначил клиент, слегка удивляло: не квартира, не гостиничный номер, снятый на день или два, но заброшенный лесопарк, который лет десять назад хотели облагородить во имя того, чтобы там развлекались жители Стекольны и ближнего Подстеколья, однако, похоже, помешали местные лепреконы. Бортовой камень троп кое-где повыкрошился, плитки проросли травой и оделись мхом, скамейки потеряли изначальный цвет, руины платных игровых площадок пережили не одно нападение близлежащих дачников, и деревья разрастались невозбранно на обломках униженной цивилизации. Ясени и каштаны стояли все в тусклом янтаре, ёлочки с меня ростом – сплошь в малахитовых бусах, клёны – в стыдливом румянце.

Словом, здесь была прежняя благодатная, чистая, бесплатная тишина.

И был он.

Элегантный менеджер высшего звена в темно-сером костюме-тройке с чёрным пластроном поверх белой сорочки и бежевом тренче. Одет слегка старомодно, как принято у малых властителей дум: биржевиков, журналистов, торговцев зарубежной недвижимостью. Седина и морщинки еле прорезались, что для европейца означает рубеж между шестым и седьмым десятками.

Мы поздоровались. Он меня узнал, я его тоже. Это нетрудно и без фотографий, вернее – вообще нетрудно, когда вы оба изготовились. Клиент излучает недвусмысленный призыв, а дирг на иконке, прикреплённой к письму, выглядит стандартным человеком со смазанными жизнью чертами, приоткрывая свою инаковость лишь перед лицом События.

– Простите, вы не меня ждёте? – произнесла я с кокетливым смущением. Довольно хорошо наигранным.

Мужчина лаконично кивнул.

– Назовитесь на всякий случай, – тон мой охладился до окружающей температуры и стал таким же деловым, как его костюм.

– Нобиру Тагноль.

Ник, выбранный им для секретной переписки. Неоригинальное куда надёжней всяких словесных вывертов.

– Могу поручиться, в вашем паспорте значится не это.

– В льготном страховом полисе на миллион евро – тоже.

– Объект страховки?

– Моя жизнь.

– Когда истекает срок?

– Через четыре дня, четыре часа и пять минут. Мой шестидесятый день рождения. После этого полис аннулируется, и мои дети не получают ничего.

– Похоже, вы до последнего полагались на случай. Возмещение частичного ущерба предусмотрено?

– Нет. Стать калекой меня страшит ещё больше, чем сделаться мёртвым.

Хм. Подчеркнём для себя "ещё".

– К тому же риск не стоит таких денег. В любом случае компания проведёт своё собственное расследование.

– И самоубийца, так же как покусившийся на суицид, не получает за свои хлопоты ничего.

Он молча подтвердил мои слова.

– А мы вполне сходим за несчастный случай. Или за скоротечный инфаркт. Да ещё сравнительно дёшево обходимся заказчику.

– Разве у вас нет нужды в людях? – ответил мой заказчик. – Продукт питания, опять же детей с нашей косвенной помощью зачинаете. Кстати, два однокоренных слова в стоящих рядом фразах – плохой стиль. В рекламе неуместен.

Выражение лица у него по-прежнему было серьёзное. Не знаю почему, но это мне понравилось.

– Я имею право получить более подробное объяснение вашим резонам, чем вы пока дали, – ответила я, – но это не значит, что от вас требуется демонстрировать эрудицию.

– Да, вы предупредили заранее. Возможно, потому я и не стал ограничивать свою исповедальню стенами, – он пожал плечами и отчего-то поглядел мне через плечо.

– Чтобы нас услышали другие.

– Услышали деревья. Здесь не бывает людей, кроме самых последних чудаков, уж поверьте.

А потом – разве мы занимаемся чем-то нелегальным, что надо скрываться ото всех? Так я подумала про себя и усмехнулась, будто соглашаясь с ним.

– Видите ли, – продолжил он с той же лёгкой, почти безразличной интонацией. – Я ведь тоже из племени чудаков и оригиналов. С другой стороны, история моей жизни настолько заурядна и благополучна, что не заинтересует никого. Страховщики не додумаются проверить кровь на избыточные эндорфины – но, кстати, вы знаете, что через небольшое время ваши обезболивающие становятся идентичны человеческим?

– Практически идентичны, – поправила я. Черт, что там был за намёк на флору и фауну?

– У людей гормоны тоже слегка различаются в зависимости от конкретной особи. То есть видеть можно, доказать нельзя, – гнул свою линию Нобиру. – Моя компания серьёзно этим обеспокоена.

Моя компания. Льготный тариф – для своих. Ну разумеется, такие вещи мы заранее проверяем. Однако…

– Я не числюсь в рядах официально. Слишком стар для такого, – как бы не замечал моих сомнений и продолжал подкидывать дрова в топку.

На что он намекает? Его наняли поработать подсадной уткой? Ну да, разумеется. И дорогостоящей.

Нет, я чётко спрошу.

– Каков предельный срок, когда ещё можно заключить договор с вашей организацией и начать выплачивать взносы? – сказала я с самой любезной и равнодушной улыбкой из возможных.

– Сорок пять лет.

– В вашем случае правило было соблюдено?

И по глазам вижу, что нет. Сверхльготная страховка была, по сути, подкупом.

И всё же отчего тогда этот субъект проговаривается, откровенничает и напрашивается на сочувствие?

Нет, на некоторых заурядных встречах тоже стоило бы присутствовать вдвоём. Я ж его и так и этак убью: как заказчика или как провокатора. Будет похоже на страстный "французский" поцелуй. Следов можно не оставлять никаких – нужно ли говорить, что даже отточие под нижней челюстью делается практически незаметным минуты через две. А вообще наш морфин – это бонус, который не всякий человек ещё и получит. Чего от меня хотят официальные лица – поймать на выходе из парка? Так я первая подниму тревогу по поводу внезапной кончины любовника.

И тотчас я соображаю, что сверхмеры предосторожности я могла бы и не принять, если бы он кое-чего не выдал. Или всё-таки приняла бы – учитывая хороший обзор местности на просвет?

– Вы хотите сыграть в навязанную свыше игру? – говорю я куда тише прежнего. – Вам этот миллион необходим прямо до смерти? Вы так привязаны к своим взрослым детям? А, любопытно, – они к вам тоже?

– Да. И три "нет", отвечает он гораздо твёрже прежнего. – Только игра не их. Игра, по сути, моя собственная. То есть я согласен был рисковать до последнего предела, но не ради денег. И не для своей компании. Для вот них.

На последних словах я почувствовала в осеннем воздухе нечто. И вскинула голову.

Они выступили из-за каждого ствола. Нет – вышли из древесных стволов: тонкие, как двумерные тени, которые плавно разворачиваются в трехмерную проекцию. Тёмные кавалеры в старинных костюмах времён Регенства и светлые дамы в кружевных корсажах и фижмах поверх кринолинов.

– Я немного лукавил, говоря про людей, – проговорил Нобиру Тагноль. – Хотя, по правде говоря, мог бы ожидать, что вы поймёте.

Белый Длиннокот Нобиру и Чёрный Длиннокот Тагноль. Призраки интернациональных имиджборд. Белокот и Чернокот. Белобог и Чернобог. Чёрная Кошка и Белый Кот режиссёра Кустурицы. И Которёк – Великая Шутейная Битва добра и зла, которая закончится воцарением вселенской гармонии.

Кажется, я в благоговейном восторге прикоснулась ладонями к щекам.

Предки нашего племени – или оплотнившиеся воспоминания о них?

Но тут рациональная половина моей бретонской натуры взяла верх над иррациональной.

– Похоже, логры Арморики с лихвой вернули себе прежнее влияние, – проговорила я. – Несколько пошатнувшееся в связи с разгромом альбигойцев, клеветой на тамплиеров и поголовным атеизмом эпохи всеобщего просвещения. И дошли до того, что хитростью выманивают на себя отколовшийся род, пожелавший обрести независимость.

– Четвёртое "нет", – сказал мой как-бы-клиент. – Мы ждали лишь возможности предъявить себя так, чтобы вы все уверились в нашем реальном – и вовсе не иллюзорном существовании. Кому как не вам, друидесса Каменных Деревьев, говорившая некогда с духами древнейших, могут быть доступны такие вещи!

– Так вы в самом деле один из Древних? – спросила я в замешательстве.

– Я состою в их братстве, но как простой смертный, – улыбнулся он. – Таких становится всё больше. Возможно, глобальная Сеть виновата – она ставит знак тождества между плотным бытием и тонкими материями.

Он помолчал, наблюдая, как призраки дриад мягко скользят за кулисы, откуда появились.

– И что – я их больше не увижу? – спросила я.

– Сегодня – точно, – ответил человек с глубокомысленной кличкой. – Потому что нам с вами предстоит доделать нашу работу. Я так думаю, большая-пребольшая куча монет не повредит даже тем, кто овладел легендарными сокровищами Соломона. Видите ли, я неточно выразился насчет детей. Мне наследует старшая дочь – она скорее логр, чем людское исчадие. Оттого я испытываю к ней большое, всепоглощающее уважение. Ну, а с моей страхолюдной конторой и её махинациями можно разобраться и не на таком высоком уровне.

…Я, еле передвигая ноги от усталости, но спокойная и довольная, шагала к выходу из парка. Гладкошёрстый пепельный котяра с белой манишкой на груди, разделённой черным галстучком, некоторое время следовал за мной по пятам, но мало-помалу отстал и, наконец, скрылся в кустарнике под заполошные вопли воробьёв.

Счастливой ему охоты…