Текст книги "Государство всеобщего благосостояния"

Старение населения – это всего лишь одно условие, которое можно спрогнозировать и чьи последствия в отношении Welfare State проще всего просчитать. Но ведь оно далеко не единственное. Какое еще бремя ляжет в будущем на Welfare State? Что еще может увеличить государственные расходы? Прежде всего это социальные, экономические, технологические изменения.

В этом контексте уменьшение, сворачивание универсалистских программ – это не игнорирование потребностей населения, но это попытка сохранить деньги налогоплательщиков. Это попытка создать фонды, способные увеличить финансирование наиболее нуждающихся реципиентов социальной помощи, попытка поддержать новые социальные программы или оставить на прежнем уровне текущий уровень поддержки в существующих социальных программах при условии, что количество реципиентов растет. Другими словами, это попытка распределения ограниченных ресурсов в системе социальных Welfare-программ.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ, МОРАЛЬНЫЙ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ

Следует отметить, что наряду с активной критикой самого факта социального иждивенчества как негативного последствия политики всеобщего благосостояния в последнее время авторы все больше стараются оправдать и защитить иждивенцев. Исследователи отмечают, что слово «иждивенец» – не вполне корректно в данной ситуации, и в, частности, употребление именно этого слова формирует негативное отношение общества к классу людей, зависимых от государственной поддержки. Эти люди находятся в ловушке политической программы и ценностей, которые государство постулирует. Система как она есть (помимо того, чтобы помочь материально, помочь «удержаться на плаву», «свести концы с концами») в значительно степени подавляет людей, третирует их. Это не всегда вызывает протест и борьбу, т. е. желание вырваться из состояния зависимости, но напротив – усугубляет зависимость. Они не верят в себя, не видят возможностей выйти из сложившейся ситуации, а следовательно, и не действуют, так как считают это бессмысленным. И то, что таких людей называют иждивенцами, словно ставят на них клеймо, еще больше закрепляет стигму и усугубляет проблему.

Как можно обвинять класс в иждивенчестве, как он может вести себя иначе, если он в течение долгого времени угнетался государством, а следовательно, и обществом? (Здесь речь идет не о пенсионерах, но главным образом о безработных, афроамериканцах и пр.)

Социальное обеспечение условно разделялось на два потока (first-track и second-track). Под таким разделением подразумевался статус реципиента, заслуживающего или не заслуживающего помощи. «Чернокожее население США и женщины были преднамеренно исключены из первого потока, так же как и коренное население в Австралии…»195195
  Blunden A. Welfare Dependency: the Need for a Historical Critique // Arena Magazine. Nbr. 2004, June 2004 [Электронный ресурс]. URL: http://home.mira.net/~andy/works/ dependency.htm


[Закрыть].

Зависимость – не столько моральная проблема индивида, сколько социально-политическая проблема, проблема государства. Во-первых, должны быть созданы нормальные условия, чтобы люди могли зарабатывать. (По сути, блага принадлежат обществу, но поставляются они в извращенной форме – как услуга и одолжение, когда должны быть заслуженной платой трудоспособному населению). Во-вторых, проблема Welfare dependency – это проблема стигматизации льготников. (Эту группу ассоциируют с негативными психологическими качествами, умаляют их достоинство.) В результате возникает не столько материальная, сколько эмоциональная зависимость, зависимость от бюрократии, постоянных унижающих проверок, от общественного мнения, которое клеймит человека, нуждающегося в помощи: «Ни один реципиент не станет жаловаться на предоставляемые льготы; подчинение, подавление, которое этому сопутствует – вот реальная проблема, также как и стигма, ассоциируемая и такой субординацией»196196
  Blunden A. Welfare Dependency: the Need for a Historical Critique.


[Закрыть].

МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

Американский исследователь Р. Сое на основе анализа результатов социологического исследования предпринимает попытку обосновать, что опасения относительно Welfare зависимости преувеличены и скорее представляют собой миф, чем отражают реальную ситуацию. Исследователь задается вопросом – действительно ли государство благосостояния провоцирует и укореняет состояние зависимости среди населения, находящегося на попечении государства?197197
  Ричард Сое (Richard Coe) в статье «Welfare Dependency: the Need for a Historical Critique» (2004) анализирует опыт благосостояния на примере репрезентативной выборки населения США за десятилетний период с 1969 по 1978 г., используя базу данных Panel Study of Income Dynamic Мичиганского Университета. Coe R. D. Welfare Dependency: Fact or Myth? // Challenge. 1982. Vol. 25, № 4. P. 43–49 [Электронный ресурс]. URL: http://www.jstor.org/stable/40720082


[Закрыть]

«Сложно дать определение феномена зависимости, – пишет Р. Сое, – но вполне обоснованным первым шагом будет определение индивида или семьи как зависимых, если больше половины годового дохода индивида, главы семьи и его жены – составляет пособие (welfare)»198198
  Ibid. P. 47.


[Закрыть].

Получать Welfare income и быть зависимым от него в качестве основного источника среди всех прочих средств поддержания существования – далеко не синонимичные понятия. Примерно каждый четвертый гражданин хотя бы раз в течение 10 лет получает какую-либо помощь от государства199199
  Ibid. P. 48.


[Закрыть]. Но нужно иметь в виду, что помощь от государства – это в большинстве случаев не полное содержание, а во-вторых, она может быть как долгосрочной (8 и более лет), так и краткосрочной (несколько месяцев). Чуть меньше половины реципиентов попадают как раз в категорию, находящуюся на краткосрочном содержании (в среднем 2 года). Менее пятой части выборки (менее 5 % населения) – на долгосрочном содержании. Долгосрочное содержание – это скорее исключение, чем правило.

«Результаты бросают тень сомнения на идею, что система благосостояния подобна ловушке – стоит только начать пользоваться ее благами, и ты оказываешься в состоянии продолжительной зависимости. Можно даже сказать, что и цифры, которые получены на основании данной выборки, преувеличивают масштабы такой зависимости» – они учитывают сам факт отчислений, неважно, как он мал в некоторых случаях200200
  Ibid. P. 45.


[Закрыть].

Самая дискредитирующая критика – это аргумент, что программы (Welfare) в действительности наносят вред бедным, а не помогают им. По мнению критиков, система благосостояния укореняет у реципиентов позицию, согласно которой они не обязаны удовлетворять свои базовые потребности самостоятельно. Государство будет делать это в случае, если реципиент не разрабатывает достаточное количество денег сам. В результате появляется группа людей, зависимых от системы, обеспечивающей их всем необходимым для жизни, и в то же время не стремящихся оставить эту систему и найти альтернативный источник поддержки201201
  Ibid. P. 47.


[Закрыть].

В результате проведенного анализа Р. Сое делает следующие выводы.

Сложно на базе данного исследования и его результатов сказать, что Welfare system оказывает пагубное влияние на общество в целом. Welfare system скорее является «временной поддержкой, альтернативным, запасным вариантом для индивидов, которые страдают, терпят лишения от неожиданного удара, нарушения их нормального образа жизни. Для мужчин не пенсионного возраста этим ударом, скорее всего, является непреднамеренная, нежелательная потеря рабочего места, для замужних женщин развод или раздельное жительство, для незамужних – рождение ребенка. Для большинства этих людей Welfare system служит средством улучшения положения, трамплином к нормальному стандарту жизни»202202
  Ibid. P. 49.


[Закрыть].

По существу, Welfare system, несмотря на многочисленные ошибки, выполняет ту роль, на которую большинство возлагает надежды – страхует граждан от непредвиденных (и очень дискомфортных) неблагоприятных обстоятельств.

Сое полагает, что от идеи, что Welfare system провоцирует и укореняет привычку к долгосрочному состоянию зависимости, необходимо отказаться как от мифа, имеющего мало общего с реальностью. Но, к сожалению, в этом мифе есть и доля правды. Небольшая подгруппа реципиентов, состоящая в основном из индивидов (и лиц, материально от них зависящих), которые столкнулись с очень неблагоприятными перспективами на рынке труда, действительно являются зависящими от Welfare system в течение продолжительно периода. Вопрос, на который читатель, а также и наше общество должны ответить: следует ли считать существование такой группы поводом массового осуждения общества благосостояния.

Р. Сое настаивает, что, хотя политика благоденствия подвергается критике за то, что провоцирует появление и рост класса иждивенцев в обществе, статистика этого не подтверждает. Люди, как правило, находятся на обеспечении не так долго и по понятным причинам – для мужчин это часто сокращение на работе, для женщины развод или рождение ребенка. Но через определенное время они смогут отказаться от пособия. Получается, что такая политика способствует стабильности общества, обеспечивая его членам временную поддержку в сложных ситуациях. Конечно, есть группа людей, которая долгосрочно находится на государственном содержании и не имеет амбиций отказаться него. Но это очень небольшой процент, это издержки, цена того блага, которое государство обеспечивает для остальных, и, видимо, это того стоит.

***

Итак, в современной литературе проблема социальных последствий политики благосостояния высказываются разные мнения, часто взаимоисключающие. Опасность патерналистской опеки также известна из предшествовавшей истории разных стран203203
  См.: Fraser N., Gordon L. A Genealogy of Dependency: Tracing a Keyword of the U. S. Welfare State // Signs. 1994. Vol. 19. № 2.


[Закрыть].

Проблема далеко не проста и не решается простым отказом или продолжением предоставления благ. Необходимо воспитание в обществе ценностей, которые бы способствовали стремлению людей к независимости. Не ограничиваться материальной (денежной, вещественной) помощью, но создавать условия, чтобы люди могли зарабатывать сами. Они должны чувствовать, что нужны, что могут принести пользу – могут быть комфортно встроены в систему и эффективно работать в ней: будь то возможность создания частного бизнеса, работа в государственных организациях и участие в государственных проектах, в проектах НКО, включая волонтерство и пр.

ВЫВОДЫ

Кризисные процессы рубежа ХХ–XXI вв. не обошли и государство всеобщего благосостояния. Все чаще возникает вопрос о необходимости сокращения обязательств социального государства, вплоть до его демонтажа. Однако, пока не предложена новая концепция оптимальной организации общества и государства, не следует сбрасывать со счетов опыт политики благосостояния, накопленный за многие десятилетия. Несмотря на критику, эта модель и эта политика продолжают работать. Основной вопрос заключается в том, способна ли эта модель ответить на вызовы XXI в.

Глава 4
Welfare State вместо благотворительности?

На протяжении столетий благотворительность была одним из основных институтов общества, фактически осуществлявшим обеспечение социальной помощи (при этом ее роль не ограничивалась социальными функциями, но оказывала существенно влияние на формирование морального сознания). В ХХ столетии благотворительность теряет свои позиции, оставляя преимущество столь сильному контрагенту, как государство. Что выиграло и что проиграло общество, предоставив решение социальных проблем государству, что выиграло и что проиграло общество, минимизировав благотворительные практики?

4.1. Благотворительность в истории

БЛАГОДЕЯНИЕ, ДАРЕНИЕ, ЖЕРТВОВАНИЕ КАК ОСНОВА ТРАДИЦИЙ ФИЛАНТРОПИИ В ЭПОХУ АНТИЧНОСТИ

Истоки филантропической деятельности уходят в глубь веков. В Античности наряду с формированием практик филантропической деятельности закладывались основы ее концептуальной интерпретации. Так, Аристотель трактует дарение как проявление добродетели, отмечает его практическое значение – во имя нужного дела. В «Никомаховой этике» он связывает филантропию с понятием дружбы, интересуясь не столько пышными публичными актами щедрости, сколько благожелательным и человечным отношением людей друг к другу, – это ведь доступно всякому, кто хочет помочь хотя бы ближайшему кругу друзей и знакомых. Учитывая неизбежное неравенство между дарителем и получателем дара, Аристотель призывает дарителей действовать с оглядкой, не осыпать своими щедротами первого встречного, правильно выбирая тех, кого они хотят облагодетельствовать, и наделяя их должными суммами в должное время204204
  Ондрушек Д. [и др.] Хрестоматия для некоммерческих организаций. Братислава, 2003. C. 55; Аристотель. Сочинения: В 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. C. 122, 133.


[Закрыть].

Античные философы осознавали тот двусторонний характер, который имеет в любой культуре практика дарения. «Давать и возвращать назад, – согласно Аристотелю, – вот что соединяет людей в их жизни»205205
  Там же.


[Закрыть].

Сенека в трактате «О благодеяниях» исследует природу доброхотного даяния и обсуждает этот «обычай, который сильнее всего связует человеческое общество»206206
  См.: Seneca. Moral Essays. Vol. Ill, Cambridge, MA, Harvard University Press/Loeb Classical Library, 1989. С. 19. Цит. по: Ондрушек Д. [и др.] Указ. соч.


[Закрыть]. Он сожалеет о том, что люди не умеют ни дарить, ни принимать дары. Часто даритель неспособен выбрать среди тех, кому хочет помочь, достаточно ответственного человека, а иной раз ведет себя так, что внушает чувство неблагодарности даже самому достойному получателю дара. «Многих мы числим неблагодарными, – замечает он, – но куда чаще сами делаем людей таковыми: порой бываем не в меру строги, упрекая и требуя, порой – чересчур переменчивы и сами сожалеем о своих дарах, едва их совершив, а иногда брюзжим и раздуваем значение пустяков»207207
  Ibid. P. 25. Цит. по: Ондрушек Д. [и др.]. Указ. соч.


[Закрыть].

Сенека, Цицерон и более поздние философы-стоики расширили смысл понятия «филантропия». В их сочинениях о дарении и щедрости речь уже не ограничивается личными отношениями между конкретными людьми, характерными для ситуации со сбором средств в греческом полисе, – здесь фигурируют более широкие понятия естественного права и гражданства.

Исследователи Д. Смит и К. Боргман отмечают, что «жертвователи в древности точно так же, как современные филантропы, ожидали, что их деяния будут приносить пользу до скончания века и что потомки честно и рачительно распорядятся их щедрыми дарами. Тем не менее как ни надеялись греки и римляне на вечное существование созданных ими учреждений, поначалу у них не было правовых институтов, способных обеспечить точное выполнение замысла жертвователя. Как правило, исполнение своей посмертной воли филантроп возлагал на надежное доверенное лицо или на нескольких близких друзей, которые, как предполагалось, будут неукоснительно следовать желаниям, выраженным в завещании. Эти друзья, когда придет время, укажут очередных наследников и преемников, препоручив им исполнение воли первого завещателя»208208
  Смит Д. А., Боргман К. Благотворительные учреждения в европейских странах: исторический контекст // Отечественные записки. 2006. № 4(31). С. 58.


[Закрыть].

Со временем перед лицами или учреждениями, осуществлявшими благотворительную деятельность, встали два принципиальных вопроса, сохраняющих свое значение и в наши дни. Как законным образом оградить волю дарителя от искажений? Как эти учреждения могут гарантировать честное и ответственное использование их ресурсов при смене поколений? Во II веке до н. э. одно из простейших решений, которое могли принять греческие филантропы, выглядело так: капитал завещали полису или представлявшей его интересы группе лиц, входивших в состав городского правления. Иногда жертвователь мог настаивать на том, чтобы его воля была письменно зафиксирована в городских законах. Во время правления римского императора Нервы (96–98) городским властям на территории всей империи было даровано право принимать пожертвования от частных лиц, а при Адриане (117–138) было установлено, что выполнение воли дарителя, выраженной в завещании, обеспечивается в принудительном порядке законами государства. Однако римские суды не всегда были последовательны в этой области, и филантропам хотелось подкрепить это установление специальным императорским эдиктом, дополнительно ограждавшим завещанное имущество от злоупотреблений. В I веке до н. э. римские законы признали благотворительные объединения «постоянными субъектами права, не меняющимися со смертью физических лиц». Тогда же эти предшественники современных благотворительных ассоциаций (так называемые «фиктивные юридические лица») получили право принимать пожертвования по завещаниям. Тем самым был сделан важный шаг в развитии законодательства, регулирующего благотворительную деятельность.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ В СРЕДНИЕ ВЕКА

Христианство на многие столетия утвердило в народном сознании представление о том, что главный нравственный долг верующих – бескорыстное даяние (равно как и о том, что они могут быть вознаграждены за свою добродетель небом). Основной принцип, на который опирались в Средние века европейские благотворительные учреждения, – это христианское учение любви. Евангелия от Матфея и Луки придали филантропии «вертикальный» характер, устремили к служению Богу, требуя от человека более самоотверженной любви к ближнему. Св. Матфей (25:35–46) четко перечисляет шесть дел милосердия. Аврелий Августин и более поздние религиозные мыслители, развивавшие средневековое учение о спасении, несколько изменили и расширили этот перечень обязанностей: христианин должен был накормить алчущего, напоить жаждущего, приютить странника, одеть нагого, посетить больного, выкупить из тюрьмы узника и похоронить умершего.

Основы, на которые в дальнейшем опирались средневековые благотворительные учреждения, сформировались прежде всего на востоке Европы. В сочинениях греческих отцов – Климента Александрийского (ок. 150 – ок. 215), Василия Великого (ок. 329–379), Иоанна Златоуста (ок. 347–407) можно найти формулировки соответствующих обязанностей христианина. Иоанн Златоуст был убежден, что христианская любовь заключается не столько в самом акте раздачи денег или имущества, сколько в духе благочестия и сострадания. Василий Великий видел в богачах лишь распорядителей, призванных управлять своим достоянием. Некоторые деятели церкви, развивая этот тезис, утверждали, что все земные богатства принадлежат не людям, а Богу. Здесь следует отметить жившего в VI в. Юлиана Померия, епископа из Северной Африки, учившего, что богача можно оправдать лишь тогда, когда он использует в благотворительных целях все свое имущество, за вычетом необходимого для удовлетворения простейших материальных потребностей его домашних209209
  См.: Смит Д. А., Боргман К. Указ. соч. С. 63.


[Закрыть].

Не менее влиятельными были учения западных отцов – святого Аврелия Августина (354–430), святого Амвросия (ок. 340–97), святого Иеронима (ок. 340-420) и святого Григория Великого (ок. 540–604). Августин говорил, что нужда бедняков – оборотная сторона роскоши богачей. Амвросий настаивал в своих проповедях: «оскорбить бедняка ничуть не лучше, чем совершать убийство»210210
  Цит. по: Mollat M. The Poor in the Middle Ages: An Essay in Social History. P. 22. Цит. по: Смит Д. А., Боргман К. Указ. соч. С. 63.


[Закрыть].

Институциональные и законодательные структуры, составившие костяк позднейших западноевропейских благотворительных учреждений, также оформились на востоке Римской империи в IV в. В 321 г. император Константин разрешил церкви принимать от частных лиц имущество по завещанию и тем самым стимулировал благотворительную деятельность. В 325 г. Никейский собор своим 70-м предписанием велел создавать во всех крупных городах дома призрения для больных и стариков, результатом стало основание множества благотворительных заведений.

Императорская власть, со своей стороны, поощряла создание таких учреждений и обеспечивала им поддержку. Император Юстиниан (527–565), основавший множество странноприимных домов на всей территории империи, даровал им первые официально зарегистрированные налоговые льготы и выделял дополнительные средства на строительство новых богоугодных заведений. Он также начал высказываться в пользу административного надзора за их деятельностью.

В Западной Европе периода раннего Средневековья монастыри были типичными благотворительными учреждениями. Они владели земельными угодьями и другим имуществом, собирали арендные платежи, а полученные средства использовали для помощи нуждающимся, раздавая милостыню и предоставляя приют путникам и больным; кроме того, в них существовали организационные структуры, подчинявшиеся церковному уставу и позволявшие воплощать в жизнь благочестивые замыслы богатого жертвователя или группы благотворителей.

К середине XII в. были созданы еще более прочные предпосылки для расцвета филантропии. Подъем городской культуры, укрепление денежного обращения повлияли и на характер представлений о человеколюбивых обязанностях христианина. Богословы XII в., изучавшие сочинения ранних отцов церкви, не уставали твердить о потенциальных угрозах, сопряженных с богатством, и на обязанность богачей заботиться о бедняках. Согласно М. Моллу «для мыслителей этого времени характерно частое употребление слов communicare, communicatio, communis, communicandus, призванных выразить идею о необходимости делиться богатством со своим ближним»211211
  Mollat M. Оp. cit. P. 107. Цит. по: Смит Д. А., Боргман К. Указ. соч. С. 67.


[Закрыть]. Так сложилась теория естественной общности имущества, следствием которой было представление о том, что собственники являются лишь распорядителями доставшегося им богатства и что они должны приобщить к своему благополучию других.

Значительно более глубокие перемены в отношении к богатству и бедности повлекла за собой проповедническая деятельность св. Франциска Ассизского (1182–1226), св. Доминика (1170–1221) и других монахов нищенствующих орденов, созданных этими святыми. Живя среди бедняков и проповедуя на многолюдных рыночных площадях, нищенствующие монахи говорили о социальном неравенстве и страданиях обездоленных. Бедный человек, учили эти монахи, обладает внутренним достоинством, нельзя видеть в нем лишь средство, с помощью которого богач, подающий милостыню, спасает собственную душу.

Экономический рост XII в. породил также новые и более разнообразные типы богоугодных заведений. Интеллектуальная жизнь в Западной Европе переживала период подъема, что повлекло за собой создание новых школ и университетов, также опиравшихся на пожертвования. По мере упрочения власти и влияния монархов создавались королевские благотворительные учреждения. Их возникновение было одним из шагов на пути к более жесткому государственному контролю и регулированию благотворительности. Примерно в 1190 г. французский король Филипп II Август (1165–1223) приказал построить дом для раздачи королевской милостыни. Далее Людовик IX (1214–1270) основал ряд богоугодных заведений, в том числе hospital des Quinze-Vingts, «приют трехсот», где лечили слепых, и maison des Filles-Dieu, «дом сестер милосердия». Более того, он пытался поставить деятельность этих заведений под государственный контроль, поручив должностным лицам, управлявшим раздачей королевской милостыни, приглядывать и за королевскими приютами.

В XII–XIII вв. появились и новые коллективные формы благотворительности. Вдохновляемые проповедью нищенствующих монахов, братства мирян, ремесленные и торговые гильдии, приходские общины стали помогать слабейшим своим членам. Они собирали средства для оплаты похорон и заупокойных служб, поддерживали вдов и сирот. Одной из таких организаций было португальское «братство добрых людей Бежи», учрежденное королевским указом в 1297 г. Другие религиозные братства опекали больницы и ведали раздачей милостыни. В приходах возник новый тип коллективных организаций, так называемых «столов для бедноты». Эти организации повсеместно ставили своей целью регулярную раздачу вещей или денег (в XIV в. денежная форма милостыни все чаще вытесняла натуральную). Ими часто руководили миряне, трудившиеся на благо общества под контролем церковных иерархов. А кое-где, особенно в городах Северной Европы, эти учреждения были подотчетны городским властям, которые не только обеспечивали отчисления в их пользу из городской казны, но и устанавливали для них порядок ведения расходных книг, проверяли вносимые в них записи и расследовали случаи злоупотреблений.

Случалось, что городские власти брали дело в свои руки, создавая городские фонды помощи неимущим. Эти фонды во многих отношениях были прообразами современных коммунальных благотворительных учреждений.

Широкое распространение благотворительности в эпоху Средневековья во многом, согласно исследователям, обязано христианству. А. Я. Гуревич пишет, что «Христианство, несомненно, оказало огромное влияние и на эту сторону средневековой цивилизации. Но оно не было единственным источником развития, и наряду с ним, пожалуй, не меньшую роль в определении специфики представлений средневекового человека о богатстве и его назначении сыграла та система ценностей, которая существовала у варваров, расселившихся на территории Европы в период падения Римской империи»212212
  Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972. С. 195.


[Закрыть]. Так, среди древних германцев и скандинавов щедрость считалась признаком благородства, неизбежно присущим всякому знатному человеку. Щедрость была отличительным качеством вождя, не менее значимым, чем военная удача. «При этом любой дар, – как отмечает Гуревич, – предполагал взаимность. Подарок вождя служил вознаграждением за верность и залогом преданности дружинника в дальнейшем. Подарок же со стороны равного нуждался в ответном подарке. “Дар всегда ждет вознаграждения” – гласил один из афоризмов в “Речах Высокого” – поэтическом сборнике жизненных поручений древних исландцев. Этот принцип запечатлен в древнегерманском праве: дарение не имело силы, если не было вознаграждено равноценным со стороны получившего его»213213
  Там же. С. 201.


[Закрыть].

В основе обмена дарами лежала уверенность в том, что вместе с даримым имуществом переходит некая частица сущности дарителя и получающий дар вступает в тесную связь с ним. Если же дар не возмещен, то получивший его оказывается в зависимости от подарившего. Если подарок оставался неоплаченным, то это могло быть чревато большой опасностью для его получателя. Духовная зависимость от дарителя грозила утратой личной целостности и свободы, могла привести к деградации или и даже к полной гибели получившего дар, оставшийся невозмещенным. Поэтому спешили отдарить того, кто первым сделал подарок, либо уклонялись от его получения214214
  Там же. С. 202.


[Закрыть].

В феодальном обществе отношение к собственности претерпело существенные трансформации. Отношение христианской религии к собственности было противоречивым. Обладание собственностью никогда не получало на протяжении Средневековья безусловного оправдания и одобрения, – оно допускалось, но на определенных условиях и с изрядными оговорками. При этом церковь сама являлась крупнейшим собственником в феодальном обществе и никогда не одобряла попыток отменить институт частной собственности или перераспределить имущество в пользу мелкого собственника. «Единственное предписание церкви, направленное на частичное перераспределение благ, сводилось к проповеди подаяния нищим. Бедные и неимущие считались стоящими ближе к Христу, чем собственники, в них видели образ самого Христа. Поэтому благотворительность в пользу бедных всячески поощрялась. Государи и синьоры обычно содержали при своих дворах изрядное число нищих, раздавали им деньги и кормили их. Нередко эти раздачи принимали огромные размеры, богатые люди расходовали на нищих значительные средства; в особенности усердствовали знатные женщины, а некоторые знатные особы не останавливались перед пожертвованием нищим части государственных доходов. На широкую ногу было поставлено содержание нищих и убогих в монастырях. В Клюни, например, кормили в иные годы до семнадцати тысяч бедняков»215215
  Там же. С. 221.


[Закрыть].

Гуревич, отмечает, что «в основе средневековой благотворительности лежала не столько проповедуемая христианами любовь к ближнему, сколько забота жертвователей о собственном благополучии. Посредством милостыни богатый, скорее, мог спасти душу, о бедняках же, которым он уделял долю своего имущества, он думал гораздо меньше. Это доказывается тем, что средневековье не знало ни одной серьезной попытки радикально избавить нищих от их бедственного положения: предпочитали их подкармливать, оставляя их все в том же состоянии. В существовании бедных церковь находила взаимную связь: “богатые люди созданы для спасения бедных, а бедные для спасения богатых”. В подаянии бедным видели своего рода источник “страхования” душ имущих. Алкуин писал, что подаваемая беднякам милостыня позволяет дающим попасть на небо. Материальные богатства, розданные бедным, вторил ему Рабан Мавр, превращаются в вечные богатства. Поэтому существование неимущих бездельников казалось необходимым и никто не помышлял о том, чтобы ликвидировать нищенство, равно как и сами попрошайки видели в себе избранников божиих и вовсе не стремились избавиться от нищеты. Наоборот, к нищете стремились как к идеалу… Не богатство, а нищета, но прежде всего нищета духа, смирение – идеал средневекового общества»216216
  Там же. С. 222.


[Закрыть].

При феодальных дворах также культивировалась практика щедрости. При этом для «средневековых феодалов богатство было прежде всего орудием социального общения, средством поддержания и укрепления общественного авторитета»217217
  Там же. С. 198.


[Закрыть]. «Двор крупного сеньора, – пишет Гуревич, – это прежде всего место, “где дают и получают”»218218
  Там же. С. 229.


[Закрыть].

Тема щедрости и раздачи даров постоянно присутствует в поэзии трубадуров. Скупости должна быть противопоставлена благородная щедрость, которая в глазах поэтов вырастает в решающий критерий состояния общества. Давать и дарить – главная добродетель, с точки зрения трубадура. При этом раздача богатства непременно сопровождается радостью, что составляет основу миропорядка, а расторжение единства между богатством и радостью, доставляемой его раздачей, означает его разрушение. «Щедрость – смысл всех добродетелей, – пишет Гуревич. – Человек познается по его щедрости, которая возводится в центр этической системы рыцарства, оттесняя даже воинскую удаль… Раздающий дары приобретает благосклонность господа… Широта натуры, гостеприимство, готовность, с которой раздаются подарки, – определяющий принцип дворянина, единственное для него средство достижения вершин любви. Богатый скупец в глазах трубадура – чудовище, не понимающее смысла своего привилегированного положения и идущее против воли божьей»219219
  Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. С. 229.


[Закрыть].

При этом следует отметить, что отношения между сеньором и вассалом мыслились поэтами как отношения взаимного служения, помощи и дружбы. «Служить» в их понимании часто означало не брать, а давать, тратить. <…> Существовало даже выражение «служить своим имуществом»220220
  Там же.


[Закрыть].

Мы отмечали значительную роль средневековых монастырей как акторов благотворительной деятельности. В Западной Европе периода раннего Средневековья монастыри были типичными благотворительными учреждениями. Они владели земельными угодьями и другим имуществом, собирали арендные платежи, а полученные средства использовали для помощи нуждающимся, раздавая милостыню и предоставляя приют путникам и больным; кроме того, в них существовали организационные структуры, подчинявшиеся церковному уставу и позволявшие воплощать в жизнь благочестивые замыслы богатого жертвователя или группы благотворителей221221
  Смит Д. А., Боргман К. Указ. соч. С. 66.


[Закрыть].

РАЗВИТИЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ЕВРОПЕ В НОВОЕ ВРЕМЯ: РОСТ КОЛЛЕКТИВНОЙ ФИЛАНТРОПИИ

XVI в. открыл новый этап в развитии европейской благотворительности, ускорив процесс ее обмирщения и подчинения государственному регулированию и контролю.

В течение XVI в. многие крупные города добились централизации помощи бедным слоям населения и взяли под свой контроль благотворительные учреждения. Бродяги были выселены из городов, а трудоспособных бедняков заставили работать. Во многих городах были созданы централизованные фонды раздачи милостыни, опиравшиеся и на частные пожертвования, и на введенные специальные налоги.