Текст книги "Любовь леди Эвелин"

Глава 31

В пятницу вечером концертные залы и театры Шордитча были переполнены зрителями. Эвелин сидела напротив Джека и Саймона в экипаже и смотрела в окно на ярко освещенные увеселительные заведения и улицы, по которым толпой тянулись гуляющие. Шордитч находился далеко от лондонского «Друри-Лейн», постановкам не хватало столичного блеска, а покровители искусства были обычно шумными, грубоватыми людьми.

– Это плохая мысль, Эви. Твой отец был бы недоволен.

Эвелин сердито посмотрела на Джека и чуть вскинула подбородок.

– У меня нет выбора.

Она знала, что рискует, когда в полночь покинула дом, чтобы увидеть Рэндольфа. Казалось, время остановилось, но наконец судьи ушли, и ей удалось незамеченной пробраться на улицу. Саймон спрятался в саду, а Джек ждал в экипаже за углом.

Театры остались позади, и скоро за окнами замелькали пивные, постоялые дворы и игорные дома. На улицах было шумно, а сквозь открытое окно экипажа проникал запах нечистот. Полуодетая женщина высунулась из окна гостиницы и замахала пестрым шарфом. Даже издали Эвелин видела ее лежавшую на подоконнике огромную грудь и неестественно красные волосы под стать яркой губной помаде.

Эвелин взглянула на группу пьяных матросов, и ее сердце учащенно забилось. Она поняла, что дом, который она приняла за гостиницу, на самом деле оказался борделем. Ее глаза были широко распахнуты от удивления.

Распутнице удается привлечь внимание. Эти матросы похожи на стаю гончих, привлеченных запахом сырого мяса, подумала Эвелин.

Мощенная булыжником улица, по которой они ехали, была в ужасном состоянии, и вскоре колеса экипажа попали в рытвину.

Эвелин не удержалась на месте и ухватилась за Джека.

– Осторожнее.

Ее щеки горели, и она резко отдернула руку, словно коснулась горячей кочерги. Присутствие Джека отвлекало ее.

Саймон кашлянул, и Эвелин повернулась к нему.

– Рэндольф тут? – сдавленно спросила она.

– Нет, дом Бесс Уитфилд ближе к театрам, но сейчас это самая безопасная дорога. Констеблей здесь нечасто встретишь.

Эвелин не знала, что ответить, и промолчала. Вскоре показались ряды особняков. Дома были в неплохом состоянии, и она с облегчением вздохнула, поняв, что Рэндольфу не приходится ютиться рядом с отбросами общества. И все же ей было трудно смириться с тем, что он живет в доме погибшей актрисы, в убийстве которого его самого и подозревают. Очевидно, Саймону и Рэндольфу было ее не понять.

Экипаж остановился. Эвелин и Джек поднялись по ступеням в тускло освещенную прихожую. Саймон зажег лампу. Ворсистые обои с цветочным рисунком и изящная мебель выдавали присутствие женщины. Но на полу валялся мусор, а на краю приставного столика стояла фарфоровая ваза с сухими цветами. Со столбиков перил свисала паутина. Неужели после смерти Бесс Уитфилд они так ни разу здесь не убрались?

– Где Рэндольф? – спросила Эвелин.

– Наверху.

Они поднялись по лестнице, прошли по узкому коридору, и Саймон остановился у закрытой двери.

– Должен вас предупредить, что Рэндольф принял большую дозу опия, чтобы облегчить боль.

Эвелин кивнула. Ей хотелось увидеть его, пусть даже он и не может связно говорить. Она потянулась к ручке двери.

Джек тронул ее за рукав:

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Нет, я должна поговорить с Рэндольфом наедине.

– Я буду здесь.

Эвелин медленно открыла дверь. В комнате царил полумрак, и она не сразу заметила человека, лежащего на кровати под пологом. На цыпочках она подошла поближе и увидела Рэндольфа, накрытого простыней с розовым орнаментом, похожим на рисунок на обоях.

– Рэндольф, – прошептала она.

Услышав ее голос, он вздрогнул и открыл глаза.

– Эвелин? Это ты?

Она бросилась к нему:

– Да, я здесь. Я пришла, как только смогла.

Рэндольф опустил простыню, и она увидела, что его грудь забинтована.

– Я сломал несколько ребер. Ужасно больно.

Его невнятный голос и стеклянные, налитые кровью глаза встревожили Эвелин. Совершенно очевидно, что Рэндольф был по-прежнему под воздействием опия. Она заметила синяки около его левого глаза и распухшую нижнюю губу. Однако самым неприятным было лиловое пятно у него на виске.

Эвелин положила сумочку на стол рядом с кувшином воды и присела на край кровати. Отвела назад светлые волосы Рэндольфа и с облегчением отметила, что у него нет жара. Его повреждения и так казались достаточно серьезными, но лихорадка стала бы последней каплей. Она погладила его по голове, стараясь не задеть висок.

– Расскажи мне, что случилось, – участливо попросила Эвелин.

– Мы с Саймоном пошли в пивную. Выпили слишком много и решили сыграть в карты. Я выиграл десять фунтов. Скорее всего мне следовало бы после этого сразу уйти, но нам нужны деньги, поэтому я остался. Когда я снова выиграл, то не мог поверить своему счастью. И тут сидевший напротив негодяй обвинил меня в жульничестве. Меня! Ты только представь! – выкрикнул Рэндольф, не сводя с Эвелин взгляда. – После этого началась потасовка. Кто-то позвал констебля, и вскоре появились сыщики. Один из них меня узнал, и обычная драка в пивной превратилась в битву за жизнь. Сыщик саданул меня в висок дубинкой. Тут на помощь мне пришел Саймон, ударил сыщика стулом и оглушил его. Нам удалось выбежать на улицу. Саймон спас мне жизнь.

– О чем ты думал, Рэндольф? Ты же должен ото всех скрываться. А полез в гущу этого сброда.

Рэндольф покраснел.

– Ты не представляешь, каково это – сидеть здесь. Я больше не мог этого выносить. У меня была жизнь. У меня была ты.

В его голосе слышалось такое отчаяние, что у Эвелин сжалось сердце.

– Ах, Рэндольф! Когда убийство Бесс Уитфилд будет раскрыто, ты сможешь вернуться к своей прежней жизни. К своей работе в Оксфорде, к своим исследованиям, к друзьям.

– А ты, Эвелин? Когда все останется позади, в чем ты так уверена, ты по-прежнему будешь со мной? Все будет, как и прежде? – Голос Рэндольфа дрожал.

Эвелин сглотнула. Настал момент истины. Пора рассказать ему о своем предательстве, о своем романе, признаться, что она неподходящая жена для него. Она открыла было рот, но не смогла вымолвить ни слова.

«У меня нет выбора. Я должна ему сказать».

Эвелин сделала глубокий вдох.

– Рэндольф, я много думала. Я не уверена, что нам стоит вступать в брак.

Он нахмурил брови, но его взгляд оставался рассеянным.

– О чем ты говоришь?

– Я не могу выйти за тебя замуж. Пожалуйста, пойми. Дело не в трагических обстоятельствах, просто я…

Рэндольф схватил ее за руку и притянул к себе. Его голубые глаза блестели. Несмотря на ранения и одурманенность опием, он был на удивление силен.

– Пожалуйста, Эвелин. Помоги мне. Ты ведь меня не бросишь?

И слова, которые она собиралась произнести, застыли у нее на губах. Как она могла с ним спорить, когда он был ранен и сходил с ума от отчаяния?

Дрожащей рукой Эвелин погладила его светлые волосы.

– Не расстраивайся, Рэндольф. Я обо всем позабочусь.

Она не ответила на его вопрос, но он этого не заметил, успокоился и отпустил ее руку.

– Постарайся отдохнуть. – Эвелин встала, наполнила стакан водой и вышла из комнаты.

Джек и Саймон ждали за дверью.

– Ты в порядке? – спросил Джек.

Она молча кивнула.

– Я бы хотел поговорить с ним. Я как-то просил его дать мне рубашку, которая была на нем в день убийства.

– Окровавленную рубашку? Зачем она вам? – спросил Саймон.

– Она может оказаться полезной для расследования.

Саймон кивнул.

– Она осталась у Рэндольфа. Поговорите с ним, если он не спит.

– Он не спит, но ему надо отдохнуть, – вставила Эвелин.

– Это не займет много времени. – Джек открыл дверь спальни и вошел внутрь.

Эвелин набросилась на Саймона:

– О чем вы думали, когда пошли в пивную?

– Рэндольф не находил себе места и хотел подышать свежим воздухом. Я решил, что мне лучше пойти с ним, чем отпускать его в Шордитч одного. Мне просто не удалось его остановить.

Эвелин вздохнула, жалея, что выместила свое раздражение на Саймоне. Она была вся на нервах, ее мучили чувство вины и страх. В том, что Рэндольф пошел в пивную, нет вины Саймона.

– Вы хороший друг, Саймон. Как я могу отблагодарить вас за спасение его жизни?

– Вы ему нужны, Эвелин. Вы ведь его не бросите?

Эвелин поразил не столько вопрос, сколько внимательный взгляд Саймона. Она инстинктивно поняла, что он напряженно ждет ее ответа, как если бы на его месте был сам Рэндольф.

– Нет, я буду помогать ему во всем, – ответила она.

И это правда. Она сделает все возможное, чтобы помочь Рэндольфу, пока он не вернется к прежней жизни. Правда, она не собиралась говорить Саймону, что не собирается выходить замуж за его друга.

Джек осторожно подошел к кровати.

– Это Джек Хардинг, мистер Шелдон.

Рэндольф открыл глаза и попытался приподняться.

– Лежите.

– У меня сломаны ребра. Ужасная боль.

– Боль – это хорошо. Значит, вы еще живы.

– Что хорошего в такой жизни, если за мной охотятся?

– Тут вы правы. В конце концов сыщики доберутся и до этого дома.

Рэндольф поморщился.

– Вы мой адвокат. Вы можете что-нибудь сделать?

– Самое лучшее, что мы можем сделать, это найти убийцу. Скажите, вам известно о дневнике Бесс Уитфилд?

– Дневнике?

– Да, костюмерша в театре сказала, что Бесс аккуратно вела дневник, куда среди прочего записывала и имена своих любовников. Вам известно, где она его держала?

– Я не знаю ни о каком дневнике.

– Подумайте хорошенько, мистер Шелдон. Если мы найдем дневник, там может оказаться имя убийцы. Нам известны два ее последних любовника, в отношении которых мы проводим расследование, но были еще и другие – простолюдин и загадочный покровитель. Я хочу допросить их обоих.

Рэндольф пожал плечами:

– Ничем не могу вам помочь.

– А как насчет рубашки, которая была на вас в тот вечер, когда вы нашли тело Бесс?

Рэндольф тяжело вздохнул:

– Я собирался ее сжечь, но сохранил ее лишь потому, что вы так просили. Теперь она связана с ужасными воспоминаниями.

– Где она?

– Сунул ее в гардероб.

Джек подошел к шкафу в углу. Сев на корточки, просунул руку за заднюю стенку, нащупал ткань и извлек на свет измятую окровавленную рубашку.

– Как это вам поможет? – спросил Рэндольф.

– Предоставьте это мне.

Дверь спальни открылась, и Джек вышел в коридор с белой рубашкой в руках. Кое-где она была заляпана потемневшими, засохшими пятнами крови Бесс Уитфилд. При виде рубашки Эвелин стало нехорошо.

– Это она?

– Нам повезло, что он ее не выбросил.

Эвелин хотела расспросить про рубашку, но Джек опередил ее:

– Хорошо бы Рэндольфа осмотрел врач. Я знаю одного, который живет недалеко отсюда. Пошлю ему записку.

– Ему можно доверять? – озабоченно поинтересовался Саймон.

– Да, это мой бывший клиент. Он мне кое-чем обязан.

Эвелин вздохнула с облегчением.

– Спасибо. Его ребра заживут, но меня беспокоит удар по голове.

– Врач его осмотрит. А теперь нам пора идти, Эви.

– Я останусь с ним на ночь, – сказал Саймон. – На случай, если ему что-нибудь понадобится.

Эвелин с трудом сдержалась. Это она должна была заботиться о Рэндольфе, помогать ему в беде, она, а не Саймон.

– Я скоро с вами свяжусь, – пообещал Джек.

Он взял Эвелин под руку и помог ей спуститься по лестнице. Они уже были у входной двери, когда она вспомнила, что забыла сумочку.

– Оставила ее в комнате Рэндольфа. Подожди, я сейчас вернусь. – Эвелин подхватила подол платья и повернулась к лестнице.

– Я с тобой.

Они поднялись наверх и замерли на месте, услышав голоса.

Спорили Саймон и Рэндольф.

Эвелин удивленно взглянула на Джека, но он лишь приложил палец к губам.

– Он спрашивал про дневник, – произнес Рэндольф.

– Что ты ему сказал?

– Что понятия не имею, о чем он.

– Зачем?

– Бесс не хотела, чтобы о дневнике узнали. Она призналась в этом лишь мне, потому что больше никому не могла доверять. Я никогда не предавал ее при жизни, не предам и после смерти.

– Где сейчас дневник?

– Не знаю.

Эвелин взглянула на Джека. На его лице мелькнула ярость. Сжав губы и сузив глаза от гнева, он с такой силой распахнул дверь, что она ударилась о стену. По комнате разлетелись куски штукатурки.

– Что, черт возьми, здесь происходит?

Эвелин бросилась вслед за Джеком и схватила его за рукав:

– Подожди, Джек…

Он оттолкнул ее и свирепо взглянул на Рэндольфа:

– Вы отрицали существование дневника. Вы лгали мне. Я хочу, чтобы вы мне рассказали все. Сейчас же!

Рэндольф широко раскрыл глаза.

– Я поклялся Бесс, что не скажу о дневнике ни единой живой душе.

– Я не просто живая душа, я ваш адвокат. Единственный, кто сейчас стоит между вами и полицией.

– Вы должны понять!

– Где он сейчас?

– Не знаю. Я никогда его не видел.

– Вы лжете!

– Нет, клянусь вам!

– Ваши клятвы, как я убедился, – пустые слова. Вы уже солгали мне один раз. Послушайте меня внимательно. У меня есть одно железное правило. Клиенты должны быть абсолютны честны со мной, как бы ни ужасна была правда. Вы нарушили это правило. Я больше не буду вас защищать. Вам надо поскорее найти другого адвоката. – Джек говорил тихо, но в его голосе сквозило ледяное презрение.

Рэндольф сел на постели от удивления. Саймон так и остался стоять в углу.

Джек направился к двери.

– Идем, Эви.

Она схватила сумочку и бросилась за ним. Он уже спустился вниз по лестнице и распахнул дверь.

– Ты не можешь так поступить. – Эвелин с трудом переводила дыхание, стараясь не дать воли гневу.

– Садись в экипаж.

– Пожалуйста, не делай этого!

– Я ничего и не сделал. Во всем виноват Рэндольф со своими тайнами.

Джек повернулся и зашагал к экипажу. Кучер, заметив его приближение, выпрямился на козлах. Джек распахнул дверцу, и Эвелин не оставалось ничего, кроме как залезть внутрь.

Как только экипаж тронулся с места, она напустилась на него:

– Рэндольф не убивал Бесс Уитфилд. Он невиновен и не способен лишить человека жизни. Пора бы тебе уже это понять.

– Мне это неизвестно. Он уже солгал один раз, и вполне убедительно. Ты должна смириться с мыслью, что он вполне может оказаться виновным в смерти актрисы.

– Я не глупа, Джек. Как дочь бывшего адвоката по уголовным делам, я знаю, что существуют люди, способные намеренно лишить человека жизни и искусно лгать, чтобы выгородить себя. Но Рэндольф не из их числа. Не могу объяснить это иначе, кроме как интуицией. Он невиновен, уверяю тебя. Возможно, он солгал насчет дневника, но это вовсе не означает, что он способен напасть на беззащитную женщину и убить ее.

– Тогда зачем лгать про дневник? Если он действительно невиновен, то разве сам не заинтересован в том, чтобы его нашли? На его страницах может оказаться имя убийцы, как ты не понимаешь?

– Он объяснил, что его кузина не хотела, чтобы дневник нашли, и он поклялся исполнить ее просьбу.

Джек посмотрел на нее как на наивную двенадцатилетнюю девочку, которой Эвелин была когда-то.

– Эви, одно дело, когда мужчина обещает сохранить тайну здравствующей женщины, и совсем другое, когда он продолжает все скрывать даже после ее смерти, хотя именно правда могла бы спасти его от виселицы.

– Возможно, тебе этого не понять, но Рэндольф человек чести и, похоже, не хочет с ней расставаться даже в этой трагической ситуации.

И снова на его лице мелькнуло недоверчивое выражение.

– Значит, ничто не убедит тебя в его невиновности?

Джек выпрямился, его глаза стали похожи на два холодных изумруда.

– Меня не интересует, виновен он или нет. Мне уже доводилось представлять в суде виновных и добиваться, чтобы их судили справедливо. Я не могу допустить, чтобы клиент мне лгал. Если я должен ему помогать, то он обязан говорить только правду, какой бы горькой она ни была.

– Ты бросаешь его? Его отдадут под суд и приговорят к казни, а ты будешь равнодушно на это взирать?

– Меня это больше не волнует.

Безразличие в его голосе напугало Эвелин. Внезапно ее охватила ярость.

– Тебе просто нужен повод, чтобы отказаться от его защиты.

– Что?

– Ты хочешь избавиться от Рэндольфа из-за нашей связи. Ты сам так сказал в доме моего отца. Ты говорил, что тебе будет трудно представлять его в суде из-за меня. И даже предложил подыскать ему другого адвоката. Я отвлекаю тебя от дела, потому что мы занимались любовью, а теперь ты лишь ищешь повод, чтобы избавиться от Рэндольфа!

Джек замер.

– Ты действительно так считаешь?

Мысли Эвелин путались.

– Я больше не знаю, чему верить, Джек. Сегодня я пыталась рассказать Рэндольфу о своей измене. Я не собиралась упоминать твоего имени, но призналась бы в том, что обманула его доверие.

– Зачем?

Эвелин чувствовала себя очень несчастной.

– Потому что я не могу больше с этим жить. Потому что у меня тяжело на сердце и я должна искупить свою вину. Но когда я увидела Рэндольфа в постели, такого отчаявшегося, такого беспомощного, я не могла заставить себя нанести ему еще и эту рану. – Ее взгляд стал умоляющим, она с трудом сдерживала слезы. – Разве ты не видишь? Если Рэндольфа осудят из-за меня, я не смогу больше существовать с этим чувством вины.

Джек коснулся ее руки.

– Ты права, Эви.

– Права?

– Я вспылил и был жесток. Я буду по-прежнему помогать ему, но он должен быть честен со мной.

– Да, да! Я поговорю с ним. Спасибо, Джек!

Эвелин бросилась к Джеку на шею и поцеловала его в щеку. Когда она собиралась снова сесть на место, он крепче сжал ее в объятиях.

– Я не должен был выходить из себя, Эви. Подсознательно я пытался покончить с делом Рэндольфа. Теряю голову, хочу прикоснуться к тебе, хочу снова заняться с тобой любовью.

Эвелин ахнула и отпрянула. Ее чувства были так непостоянны, и от его слов ее сердце учащенно забилось.

– Я не выйду замуж за Рэндольфа. Я сказала ему об этом, но он был под действием опия и, боюсь, не понял меня. В следующий раз я должна внушить ему эту мысль.

– Неплохо бы…

Джек подхватил Эвелин на колени и поцеловал ее.

Глава 32

Джек не мог удержаться. Ее слова пробили его защитную броню. При виде слез Эвелин его грудь словно сжали невидимые обручи.

Эви, его Эви страдала. Ему хотелось лишь облегчить ее боль, чтобы Рэндольф и его проблемы больше никогда не тревожили ее.

«Эгоистичный подлец. Ты хочешь прикоснуться к ней. Проникнуть в нее, чтобы она больше не думала о другом мужчине».

От признания Эвелин его сердце забилось сильнее. Ее планы изменились, и она больше не хотела выходить замуж за Рэндольфа. Наконец-то она поняла, что он не будет ей хорошим мужем.

Но что это означало?

Годами Джек внушал себе, что женитьба – это не для него. Разве он не хотел постоянно заниматься только своей карьерой? Жена и семья, безусловно, будут отнимать его драгоценное время. А Эвелин дочь графа. Она должна выйти замуж за человека с титулом. Может выбрать себе даже герцога и стать герцогиней.

Что может предложить ей адвокат?

Но тут Эвелин шевельнулась, и желание снова нахлынуло на Джека. Его опасения ничего больше не значили, осталось лишь стремление овладеть сидевшей на его коленях женщиной. Он был совершенно беззащитен против ее очарования и должен был прикоснуться к ней.

Хотя бы прикоснуться.

Его губы приблизились к губам Эвелин, нежно коснулись ее щеки. У них было мало времени, и Джек боялся, что она его оттолкнет, но она этого не сделала. Вместо этого Эвелин обвила его руками и прижалась сильнее.

Джек застонал. Оторвавшись от ее губ, он вытащил шпильки из ее волос. Они золотистой, блестящей волной упали на плечи. Шелковистые пряди запутались в его пальцах. Он заглянул в ее глаза, ставшие темно-синими от желания. Эвелин хотела его, и эта мысль необычайно взволновала Джека.

Он поцеловал уголок ее губ, провел языком по изящному изгибу шеи и ощутил бешено бьющийся пульс.

Эвелин застонала, запустила пальцы в волосы Джека и притянула его ближе. Она поцеловала его с такой страстью, словно вложила в этот поцелуй все свои страхи и тайные желания.

Джек больше не мог сдерживаться и принялся жадно и настойчиво целовать ее. Расстегнул застежку на спине и обхватил ее груди ладонями. От прикосновения губ розовые соски моментально затвердели. Он как будто стремился утолить свой голод. Ее вскрики удовольствия еще больше подхлестывали его, и никогда прежде возбуждение не становилось таким острым. В экипаже стало жарко, и на лбу Джека выступил пот.

– Эви, любимая, ты мне нужна.

– Да, Джек. Я знаю.

Он провел рукой по ее стройному бедру и нащупал край панталон. Пальцы тут же ощутили влажный жар тела. Эвелин вскрикнула и вцепилась ему в плечи.

Джека охватило безумие.

– Боже мой, Эви! Я больше не могу терпеть.

Он задрал ее платье, и они оба пытались в тесноте стянуть мешавшие панталоны. Джек больно ударился локтем, Эвелин – коленом, и наконец дело было сделано. Джек швырнул белье на соседнюю скамью. Быстро избавился от галстука и сюртука, и Эвелин тут же проворно потянулась к пуговицам его рубашки.

– Позволь мне.

Джек вздрогнул, когда ее пальцы коснулись его разгоряченной кожи. Эвелин расстегнула его рубашку, но он не стал ее снимать. После этого она потянулась к его брюкам.

Сначала прикосновение Эвелин было робким, но потом стало более уверенным. В ее больших глазах была мольба.

– Эви, не знаю, сколько еще я выдержу.

– Мы не можем полностью раздеться.

– Нам это и не нужно, милая.

Джек сам направлял ее руку, одновременно продолжая ласкать ее. Вот его палец скользнул внутрь. Эвелин закрыла глаза и выгнула спину.

Он уткнулся в ее шею и прикусил кожу. Его тело замерло, и в ладони излилось горячее семя. Тяжело дыша, Джек навалился на Эвелин.

Она крепко прижимала его к себе, чувствуя на коже теплое дыхание. В экипаже витал запах страсти. Ноги Эвелин онемели от тесноты, но она слишком устала, чтобы пошевелиться.

Джек гладил ее спину и волосы.

– Эвелин, любимая, в кармане моего сюртука есть носовой платок.

Он вытащил его из кармана и вытер ей руки. Быстро поцеловал Эвелин в губы и заглянул в глаза.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось через многое пройти сегодня, но я рад, что ты не станешь женой Рэндольфа. Он тебе не пара.

Сердце Эвелин забилось. Она по-прежнему сидела у Джека на коленях, его красивое лицо было в дюймах от нее, и ее мысли путались. Она опустила ресницы, чтобы скрыть свои чувства. Джек не сказал, что ее место рядом с ним. Лишь одобрил ее решение относительно Рэндольфа.

– Я сделала правильный выбор, – прошептала она.

– Тебе пришлось нелегко.

Разговор с Рэндольфом оказался сложным и утомительным, но в какой-то мере он снял груз с души Эвелин. Она сказала, что не хочет выходить за него замуж. Рэндольф отказался ее понять, и она знала, что всему виной не только опий. Однако у него не будет выбора, когда они поговорят снова, потому что она не изменит своего решения.

А потом Джек… Хотя он никогда не говорил ей слов любви, она сгорала от страсти, стоило ему лишь заключить ее в объятия.

Она взрослая женщина, убеждала себя Эвелин. Жизнь коротка, а счастье преходяще. Она стала любовницей Джека. Никто не узнает, что произошло на полу в его кабинете или в экипаже.

Конечно, Джек будет продолжать жить обычной жизнью, посвящая время работе, а она вернется к своим делам. Эвелин прагматично смотрела на вещи. Ничего у нее не изменится, и постепенно разбитое сердце перестанет болеть. Даже если бы Джек и рассматривал возможность брака, она бы не хотела провести остаток жизни с мужчиной, который не любил бы ее, как она любила его.

Такая участь стала бы для нее хуже тюрьмы.