Текст книги "Жилище в пустыне"

Глава XXXI. Сражение дикобраза с куницей

Дело было в середине зимы. Стоял легкий мороз. Накануне выпал снег и запорошил землю. В такую погоду охотник выслеживает дичь по следам, отпечатавшимся на снегу. Это навело нас на мысль об охоте.

Генри и я заметили следы двух лосей, проходивших ночью мимо нашего жилища. След вел вдоль озера. Мы пошли левым берегом ручья. Собаки были с нами, но мы держали их на привязи, чтобы они не спугнули дичи: ведь ни Кастор, ни Поллукс не были выдрессированы для охоты.

На расстоянии одного километра от дома лоси перешли через ручей. Мы хотели переправиться по льду, но внезапно наше внимание было привлечено странными следами, выводившими в лес. Мы не верили собственным глазам: здесь ступал человек! На снегу мы явственно увидали отпечаток детской ступни.

Вы понимаете, как мы удивились. След был длиной в пять дюймов; очевидно, проходил босоногий ребенок лет пяти-шести. Опустившись на колени, мы изучали отпечаток. Нет, не один ребенок, а двое, должно быть, ровесники или близнецы. Значит, в долине живут люди. Неужели индейцы?

Мы позабыли про охоту. Заинтригованные детскими следами, мы двинулись к лесу. Вскоре мы вышли на лесную прогалину, где снежный покров был глубже и чище. На девственной белизне снега следы отпечатались еще отчетливее.

Я различил пятку, подъем, расширение около пальцев и даже пальцы; но тут представилась мне новая головоломка: оказалось, что на некоторых следах отпечаталось пять пальцев, а на других только четыре. Внимательно рассмотрев следы пальцев, я увидал, что каждый из них снабжен длинным когтем, оставившим только легкую полоску на снегу. Раз длинный коготь не дал явственного отпечатка, значит, ноги поросли шерстью. Итак, мы ошиблись: здесь пробирался не ребенок, а какое-то животное.

Мы расхохотались. Обратно мы, однако, не повернули – нам было любопытно, какое животное причинило нам столько хлопот.

Долго искать не пришлось; пройдя сотню шагов, мы очутились перед зарослями молодого хлопчатника – стволы были обглоданы дикобразом.

Тайна разъяснилась. Я вспомнил, что дикобраз принадлежит к стопоходящим. На задних лапах у него пять пальцев, на передних – только четыре.

Огорченные, что отказались от охоты ради такого неинтересного животного, мы решили в отместку пристрелить его.

Вскоре появился виновник тревоги: он сидел на дереве, в нескольких шагах от нас.

В ту же секунду показался другой зверек, ничего общего с дикобразом не имевший.

В нем было около трех футов, включая пушистый хвост. Голова широкая, немного сплющенная; морда острая; уши маленькие, торчащие. По движениям и внешнему виду он напоминал собаку. Короткие, сильные лапы, удлиненное туловище – все это говорило о его подвижности и ловкости. Великолепная рыжеватая шкура была попорчена белым пятном на груди. Спина, лапы и морда по окраске были темнее, чем бока и живот. Что это? Гигантская ласка? Нет, это была крупная американская куница⁵⁴.

Дикобраз, не замечая врага, продолжал грызть кору. Куница, понюхав воздух, бросилась к дереву. Тут только дикобраз увидал ее и в ужасе пронзительно и жалобно закричал. Очевидно, он до смерти перепугался.

К нашему удивлению, вместо того чтобы оставаться на дереве, он спрыгнул на землю, очутившись лицом к лицу с врагом. Тут только мы оценили его мудрость: грудь и нижняя часть туловища дикобраза не защищены иглами. Сидя на тонкой сравнительно ветке, он не мог уберечься от острых зубов куницы. На земле дикобраз тотчас спрятал голову под игольчатый щит, и к нему нельзя было подступиться.

Куница бегала вокруг дикобраза. Она обнажала зубы, выпячивала зад и ворчала, как кошка. Мы думали, что она бросится на врага, но куница быстро сообразила всю опасность положения и медлила с атакой.

Дикобраз застыл на месте и только яростно бил хвостом по земле. Голова и ноги были спрятаны, казалось, что он состоит из игл и хвоста.

Что предпримет куница?

Побегав в течение нескольких минут вокруг игольчатой крепости, она остановилась, положив морду на землю, в нескольких дюймах от кончика хвоста дикобраза. Последний, думая, что куница скрылась, успокоился и вскоре прекратил свои маневры.

Куница только этого и ждала. Улучив минуту, она вонзила зубы в хвост в том месте, где на нем не было игол.

От боли дикобраз жалобно закричал, но его стон не смягчил злобную куницу. Она поволокла свою жертву за хвост к дереву с раскидистыми, низко растущими ветвями.

Дикобраз не сопротивлялся. Лапы его скользили по земле. Очевидно, куница была вдвое сильнее.

Вскоре она приволокла врага к подножию дерева. Не выпуская хвоста и увертываясь от игол, она вскарабкалась на дерево, как кошка, цепляясь когтями за кору. На одной из нижних веток она остановилась.

Дикобраз беспомощно повис. Только передние лапы его касались земли. Казалось, что он стоит на голове. Бедное животное продолжало жалобно кричать. Мы даже пожалели его, хотя особых симпатий дикобраз не внушает.

Хорошенько раскачав дикобраза, куница разжала зубы. Дикобраз тяжело грохнулся на спину. Не успел он перевернуться, оглушенный падением, как проворная куница спрыгнула ему на грудь, вонзила когти в живое мясо и яростно кусала и терзала свою жертву.

Дикобраз барахтался, тщетно отбиваясь от куницы. В несколько мгновений она прикончила с ним, села на задние лапы и облизнулась.

Пора было вмешаться в это дело. Мы спустили с привязи Кастора и Поллукса. Собаки с бешеным лаем ринулись вперед. Они оторвали куницу от пиршества, но поймать ее не могли. Рыжая ловкачка бегала вокруг дерева, скаля зубы и ворча, как рассерженная кошка.

Полагаю, что собаки не справились бы с проворным животным. Если бы не мы, куница ускользнула бы от своих преследователей. Заметив нас, она с ловкостью белки вскарабкалась на дерево, но мы метким выстрелом уложили ее. Она свалилась на землю, а собаки, к нашему удивлению, отбежали в сторону. Оказалось, что куница издает неприятный мускусный запах⁵⁵.

Забрав куницу с собой, чтобы воспользоваться драгоценной шкуркой, мы отправились домой, отложив охоту на следующий день.

Но я забежал вперед. Вернемся к рассказу о рыбной ловле.

Глава XXXII. Хитрость старого енота

Покончив с дикобразом, мы занялись ранеными собаками; они перестали скулить, но теребили нас, прося, чтобы мы вынули занозы, полученные во время схватки с дикобразом.

Мы сделали это с предельной осторожностью, но по несчастному виду собак видно было, как им больно. Бедные псы жестоко поплатились за свою неосторожность.

Мы направились к месту, намеченному для рыбной ловли. Уходя, Куджо повесил дикобраза на ветку, рассчитывая захватить его с собою на обратном пути. Он собирался содрать с дикобраза шкуру и зажарить мясо. Мы, признаться, не поверили клятвам негра, что мясо дикобраза по вкусу не уступает молочному поросенку.

Вскоре мы вышли к ручью недалеко от его устья; он впадал в небольшое, но глубокое озеро. Деревья густой листвой затеняли крутой берег; с другой стороны берег был пологий, и деревья с искривленными стволами простирали свои ветки над водой.

Закинув удочки, мы терпеливо дожидались, пока рыба начнет клевать. Разговаривали мы вполголоса, чтобы не спугнуть рыбу.

После нескольких минут ожидания мы заметили, что вода подернута рябью. Легкие круги, как от брошенного камешка, расплывались по тихой воде. В центре кругов мелькали черные точки. Мы подумали, что это купаются змеи.

Но первое впечатление обмануло нас. Куджо, горячий рыболов, в Вирджинии по целым дням удивший рыбу, первый догадался, что означают черные пятнышки.

– Доброе дело! – закричал он. – Ручей кишит черепахами. Это чудесное блюдо: его любят и негры, и белые. Черепаха вкуснее рыбы, мяса, дичи и раков. Вот так удача!

Пока Куджо разглагольствовал, одна из черепах вынырнула недалеко от нас. По светлой полоске на голове и особой подвижности щита я узнал породу Trionyx, или мягкую черепаху. Называют ее также Trionyx ferox⁵⁶, и именно ее мясо считается изысканным блюдом.

Я хотел посоветоваться с Куджо, как поймать ее, но тут поплавок моей удочки погрузился в воду. Оказалось, что я поймал на удочку черепаху, по всей вероятности, ту, которую только что рассматривал. Это был не слишком крупный экземпляр, и мы без труда вытащили черепаху на землю. Куджо убил ее, предварительно перевернув на спину. Он объяснил, что прожорливые черепахи бросаются на все, что попадается им в воде, легко идут на любую приманку.

В течение четверти часа каждый из нас выудил по нескольку крупных рыб.

В глубоком молчании следили мы за своими поплавками; но тут на противоположном берегу ручья, приблизительно в ста шагах от нас, показался красивый зверек. Все мы знали его, а Генри дернул меня за рукав:

– Отец, взгляните!

Сомнений не было: это ракун, или енот⁵⁷. Широкая темная спина, острая лисья мордочка, лохматый длинный хвост, белые и черные разводы на желтой шерсти – все это было нам отлично знакомо. Мы различили короткие плотные лапы, прямые уши и на голове белые и черные пятна.

При виде ракуна Куджо оживился. Глаза его засверкали. В Соединенных Штатах это любимая охота негров; это главное развлечение угнетенных рабов в тихие летние южно-американские ночи.

Они едят мясо енота, хотя предпочитают ему оленье. Один вид енота вызвал в душе Куджо тысячи воспоминаний: он потирал руки, улыбался.

Енот не заметил нас, иначе он поспешил бы скрыться. Он пробирался вдоль берега, то вспрыгивая на деревья, то останавливаясь над самой водой.

– Старый ракун собрался на ловлю черепах, – шепнул мне Куджо. – Вот что означают его маневры.

Мне показалось невероятным, что енот может поймать в воде черепаху, плавающую не хуже рыбы. Если б зверек бросился в воду, черепахи, несомненно, ускользнули б от него. Но не таковы были намерения старого хитреца.

На берегу росло дерево, всем стволом склонившееся над водой. Около одной из веток показалось несколько черепах. Енот заметил их в то же мгновение, что и мы. Крадучись, вскарабкался он на ствол. Затем, спрятав голову между передними лапами, начал пятиться по ветке к воде. Двигался он медленно и словно нерешительно. Наконец длинный хвост на одну треть погрузился в воду. Тогда енот завилял хвостом.

Не прошло и трех минут, как черепаха, плававшая под деревом, заметила подвижный предмет. Отчасти из любопытства, отчасти надеясь на лакомую добычу, она подплыла и, изловчившись, схватила зубами кончик пушистого хвоста.

Как только енот почувствовал укус, он стремительно вздернул хвост и изо всей силы отшвырнул черепаху на берег. В два прыжка очутился он возле своей жертвы и перевернул ее на спину.

Черепаха была во власти енота, который уж собрался разделаться с ней, когда появился Куджо с яростно лаявшими собаками. Они переплыли ручей и покарали старого ракуна за его хитрость.

Покончив с енотом, мы вернулись к рыбной ловле, но черепах больше не трогали. В рыбе не было недостатка, и мы наудили целую груду.

Глава XXXIII. Крошка Мария и пчела

В течение всей зимы нам лишь изредка попадались бобры. В эту пору они, спасаясь от холода, скрываются в логовах, но не погружаются в спячку, как другие животные. Они попросту сидят дома, деля досуги между едой и сном.

Изредка бобр вылезает из своего жилья, чтобы вымыться и почиститься, так как он чрезвычайно опрятен.

Уже несколько недель, как озеро замерзло, и ледяной покров был настолько крепок, что мы по льду ходили на противоположный берег.

Мы воспользовались этим обстоятельством, чтобы рассмотреть постройки бобров, возвышавшиеся, как стога сена, над водой. Бобровые логова так прочны, что мы свободно вскакивали на них, не боясь раздавить крышу.

В большинстве случаев выход вел прямо в речку на значительную глубину, где вода не замерзала, так что бобры не были заперты в собственных жилищах. Когда мы барабанили по крышам, испуганные животные спасались в воду, и под прозрачным покровом льда мелькали их пушистые шубки.

Ни один из них не вернулся обратно в свое логово. Нас это удивило: ведь не могут же бобры подолгу жить в воде! Очевидно, умные животные имели запасный выход на случай опасности.

Около противоположного берега была отмель, высоко поднимавшаяся над уровнем воды. Бобры проделали в ней большие коридоры, выводившие из-под воды на воздух. Всякий раз, когда их пугал какой-нибудь шум или если им грозила опасность, они искали спасения на этой отмели. Время от времени они выходили на лед, чтоб отдышаться.

Лед на озере был ровный и крепкий. Это навело нас на мысль о коньках. Мальчики увлекались этим благородным спортом, да и я разделял их вкус.

Мы решили во что бы то ни стало обзавестись коньками. Мы смастерили их из легкой твердой сердцевины того дерева, которым пользовались для изготовления луков. Куджо на сильном огне выковал молотом тонкие железные полозья. В железе мы ощущали острый недостаток и пожертвовали кусок на коньки только потому, что в любой момент могли снять его и употребить на более серьезное дело.

Вскоре у нас появились три пары коньков. Мы привязывали их к башмакам ремнями из оленьей кожи и скользили по гладкой поверхности озера вокруг сооружений бобров. Не сомневаюсь, что животные несказанно удивились появлению конькобежцев: мы не раз видели, как они из-под льда с интересом наблюдали за нами.

Спортивные развлечения помогли нам скоротать трудную зиму. Впрочем, зима не затянулась – в этих широтах она летучая гостья. Как только стаял снег, Куджо распахал плугом участок луга, и мы засеяли его кукурузой.

Наше жалкое поле занимало всего один акр, но зато нам предстояло через шесть недель снять первый урожай в пятнадцать приблизительно четвериков.

Не забыли мы также о сотне пшеничных зерен. Мы посеяли их отдельно так бережно и тщательно, словно это были редкие экзотические цветы.

Мария занималась огородничеством. Она посадила дикую земляную грушу и разные корнеплоды, найденные в долине.

Среди прочих овощей почетное место занимала индейская брюква, о которой я уже говорил. В домашнем быту мы называли ее «белым яблоком».

Жена моя нашла также дикий лук, который пригодился нам для варки супа, и множество других растений, которые мы знали только по названию. Лесные лужайки покрылись пестрым цветочным ковром. Здесь росли душистая мальва, одуванчики и яркие подсолнечники.

Мы часто совершали прогулки в живописные уголки нашего своеобразного поместья. Все привлекало наше внимание: и шумный водопад, и ключ, выбившийся из расселины, и соленый источник, и просто тенистый лес, и пестрый луг. Во время каждой из этих экскурсий мы научались чему-нибудь новому и возвращались с запасами свежих впечатлений и наблюдений.

Книг у нас не было, но природа служила нам мудрым учителем. Это была живая иллюстрация к урокам естествознания, которые мы давали нашим детям. Они на практике изучили несравненно больше, чем их ровесники в душных школах.

Однажды после долгих скитаний по лесу мы почувствовали некоторую усталость. Дело происходило в самом начале весны. Мы присели отдохнуть на лесной прогалине, окаймленной нежными магнолиями.

Неподалеку от нас росли высокие, красивые синие цветы.

Франк повел крошку Марию нарвать букет для матери.

Внезапно девочка громко закричала. Она сорвала цветок, на котором сидела пчела; злое насекомое, потревоженное Марией, ужалило ее в палец.

Осенью, занятые устройством жилища, мы прозевали немало полезных вещей. Зимой, конечно, пчел не было, и только сейчас они появились вместе с цветами.

Там, где водятся пчелы, можно найти мед.

Слово «мед», как магическое заклинание, в один миг успокоило плачущую девочку. Она забыла про боль и радостно захлопала в ладоши.

Все наши интересы сосредоточились на пчелах и меде. В течение получаса разговор вращался вокруг крылатых хлопотуний. Не было произнесено ни одной фразы без упоминания о меде, сотах, ульях, сладком соке растений и способах охоты за пчелами.

Мы рассматривали цветы, желая убедиться, что именно домовитая пчела, а не злая оса укусила крошку Марию.

Вскоре мы услыхали возглас Генри: «Пчела, пчела!» – и почти в это же мгновение с другой стороны раздался голос Франка: «Сюда! Ко мне! Пчела…»

– О-хо-хо! – в свою очередь, пробурчал Куджо. – Какая раздутая и злая! С большой поклажей летит она домой. Нагружена, как осел!..

Очевидно, невдалеке от лужайки находился улей. Как его найти? Пчелы поселились, должно быть, в дупле какого-нибудь дерева. Обнаружить улей нелегко: все деревья похожи одно на другое. Как среди тысячи деревьев в лесу найти то, в котором держат пчелы свои соты? К счастью, среди нас находился опытный пчеловод: все тот же знаменитый Куджо – великий мастер на все руки.

В те годы, когда он спокойно жил в лесах «старой Вирджинии», как он называл свою родину, ему довелось срубить не одно дерево в поисках меда. Вот почему наш добрый друг, падкий до меда, как медведь, не разделял нашего смущения.

Так как близился вечер, мы отложили охоту за пчелами до следующего утра.

Глава XXXIV. В поисках меда

Ясный, солнечный день благоприятствовал нашим начинаниям. После завтрака мы отправились на лужайку, теша себя надеждой, что охота увенчается полным успехом.

Генри часто слышал о пчелиной охоте и очень интересовался ею.

По внешнему виду дерева нельзя догадаться, что именно в нем пчелы устроили улей. Обычно насекомые выбирают дупло, находящееся высоко над землей. Издали его обнаружить невозможно. О присутствии пчел догадываются, только внимательно осмотрев кору вокруг дупла, потому что насекомые оставляют на ней липкие следы. Но легко могут целый день бесплодно пробродить по лесу и не найти улья.

Опытный пчеловод не полагается на такие случайности. Он рассчитывает только на свою ловкость и догадливость. Отправившись на поиски, он всегда находит улей. Обычно пчелы устраиваются невдалеке от лужаек, потому что в гуще леса, куда не проникают солнечные лучи, растет мало цветов.

Генри помогал Куджо в приготовлениях; они были донельзя просты: простой стакан, уцелевший, на наше счастье, из посудного ящика; горшочек с кленовой патокой и клочок заячьей шерсти.

– Зачем они нужны? – удивлялся Генри.

Но неразговорчивый Куджо только таинственно улыбался. Никто из нас не добился от него толку. Никаких разъяснений он не давал.

Наконец мы вышли на лужайку, выпрягли Помпо и привязали его к дереву.

Отдохнув, Куджо принялся за дело. Мы внимательно следили за каждым его движением. Генри, выпучив глаза, как жаба, по пятам ходил за Куджо, боясь упустить малейшую деталь.

В атмосфере общего почтительного внимания Куджо чувствовал себя как рыба в воде. Гордясь своим авторитетом, он действовал молча, не давая никаких объяснений и нарочно разжигая наше любопытство.

Первым долгом он наметил сухое дерево, сорвал кусок коры в несколько дюймов и вырезал ножом на стволе четырехугольную гладкую площадку. Затем он накапал на нее кружочек патоки величиной с небольшую разменную монету.

Долго протирал он стакан полой своего плаща, но стекло не стало прозрачным, как родниковая вода. Теперь оставалось только подстеречь среди цветов пчелу…

Куджо тотчас увидал насекомое, сидевшее на одуванчике. Тихонько подкравшись, он ловко накрыл и цветок, и пчелу стаканом. Чтобы пчела не улетела, он поставил стакан на свою ладонь. Действовал он так смело, потому что на нем были самодельные рукавицы из оленьей кожи.

Оборвав стебелек, он направился к сухому дереву и опрокинул стакан вместе с пленницей на площадку, вырезанную на стволе.

Напуганная пчела злобно жужжала и билась, ища выхода, о стены своей стеклянной тюрьмы. Обессилев, она села на дерево, прямо в патоку. Сладкий запах привлек ее внимание, и, попробовав угощение, пчела тотчас успокоилась и позабыла даже о своем пленении.

Она погрузила хоботок в патоку и жадно сосала ее.

Куджо не мешал своей пленнице пировать. Потом он снял перчатки и осторожно взял насекомое за крылышки большим и указательным пальцами. Объевшаяся пчела настолько отяжелела, что даже не вырывалась. Она лишь тихонько жужжала, но Куджо, не обращая внимания на ее жалобы, перевернул ее на спину и положил ей на брюшко пучок заячьих волосков. Легкие, как пушинки, волоски приклеились к запачканной в патоке пчеле. Благодаря заячьим волоскам, сверкающим на солнце, легче уследить за полетом пчелы, и в то же время легкие подвески не стесняют движений насекомого.

Куджо необычайно проворно произвел всю эту операцию, не повредив пчелы. Движения его толстых пальцев были точны и почти грациозны. Ни одна женщина с выхоленными руками не могла бы соперничать с ним в ловкости.

Снарядив пчелу для путешествия, он посадил ее обратно на ствол. Пчела, одуревшая от странного обращения, несколько мгновений неподвижно сидела на дереве, но теплый солнечный луч привел ее в себя. Сообразив, что ей возвращена свобода, она распустила прозрачные крылья и вспорхнула.

Сначала она поднялась на высоту тридцати-сорока футов, затем описала в воздухе большой круг. Нам легко было следить за ней благодаря пучку серебристых волосков, блестевших на солнце.

Повторив свой маневр, очевидно, чтобы расправить крылья, насекомое полетело в лес. Пока было возможно, мы следили за ее полетом, но белый комочек так быстро удалялся, что вскоре мы потеряли его из виду.

Куджо, как все пчеловоды, знал, что насекомое всегда летит к улью по прямой линии. Теперь он знал, в какую сторону направиться в поисках улья.

Он сделал две зарубки на дереве, отметив отправную точку полета и направление, в котором скрылась пчела. Опытный пчеловод, он действовал без колебаний.

Куджо срезал кусок коры с другого дерева, росшего в ста шагах от первого; снова накапал патоки, поймал вторую пчелу и, когда она наелась досыта, приклеил к ее брюшку пучок волосков. Затем он выпустил ее, как и первую, на свободу.

К нашему удивлению, пчела полетела в другом направлении.

– Нечего огорчаться, – сказал весело Куджо, – вместо одного улья мы разорим два.

И, самодовольно улыбаясь, он отметил направление полета второй пчелы.

Потом на то же дерево он посадил еще одну пчелу, которая скрылась в третьем направлении.

– Вот удача! – воскликнул, развеселившись, Куджо. – Да это медовая роща! Три улья вместо одного!

И он сделал новую зарубку.

Четвертая пчела, с которой Куджо повторил тот же маневр, принадлежала, очевидно, к одному улью с первой, потому что она скрылась в том же направлении. Она была спущена со второго дерева, и Куджо отметил новые данные относительно основного улья.

Теперь мы располагали достаточными данными, чтобы отправиться на поиски гнезда, куда улетели с разных деревьев две пчелы.

У нас было немало времени, чтобы освоиться с маневрами Куджо. Направление улья было отмечено первой и четвертой пчелами. Там, где пересекутся линии их полета, находится улей.

Куджо поставил Генри на место отлета первой пчелы и приказал ему протянуть руку в направлении ее полета. Эту предосторожность он принял, чтобы не сбиться с прямой. Захватив топор, он двинулся к лесу по указанному направлению. Дойдя до опушки, он сделал зарубку на одном дереве и последовательно отметил новые данные относительно основного улья, вернулся на лужайку и поставил Франка к дереву, откуда вылетела четвертая пчела. Он снова углубился в лес, делая по дороге зарубки на деревьях. Идя попеременно то по одному, то по другому направлению, он стучал своим топором.

Когда он скрылся из виду, мы побежали вдогонку, так как наше присутствие на лужайке уже не требовалось. Вскоре мы соединились с ним.

Приблизительно в двухстах шагах от опушки линии скрестились. Здесь росло несколько деревьев. Куджо, инстинктивно почуяв мед, заявил, что неподалеку находится улей. Бросив топор на землю, он приступил к осмотру деревьев.

По мере сил мы помогали ему, ища пчел, которые должны были хлопотать вокруг улья.

Внезапно Куджо радостно вскричал. Поиски увенчались успехом – улей найден!

Улей был обнаружен на высоком платане. На коре виднелись следы липких пчелиных лапок. Вокруг улья деловито хлопотали пчелы.

Это было высокое дерево с дуплом, в котором мог свободно поместиться человек. Очевидно, улей был расположен в самой глубине дупла.

Было уже поздно, и мы решили отложить на следующий день войну с пчелами.