Текст книги "История Германии в ХХ веке. Том II"

По сравнению с растущей динамикой социальной критики и политической ангажированности, попытки правительства управлять ФРГ с помощью концепций предыдущих лет выглядели менее впечатляющими. Новый канцлер Эрхард в своей правительственной декларации попытался удовлетворить потребность в обновлении и новых начинаниях, говоря о том, что сейчас идет процесс «выхода из послевоенного периода». Но его представления о формировании будущего казались скорее старомодными: «Мы рискуем тем, что продуктивный настрой нашего общества все больше будет уступать место наслаждению достигнутым. Ситуация характеризуется зачастую исключительно материалистическим отношением больших слоев населения». Главное сейчас – «увести молодых людей с неправильного пути, когда они хотят лишь зарабатывать деньги и быть обеспеченными». Подобные наставления, критикующие потребление, звучали удивительно из уст автора книги «Процветание для всех». Канцлер был особенно зол на ассоциации и организации по интересам. «Конфликт интересов не приводит к созданию органического целого до тех пор, пока участники сознательно или бессознательно придерживаются девиза, что правильно только то, что полезно для них», сетовал Эрхард. Необходима была «ответственность организаций перед общим делом»4747
  Regierungserklärung Erhards // Deutscher Bundestag, 4.WP, Plenarprotokoll, 18.10.1963. S. 4192–4209, здесь S. 4193 f.


[Закрыть]. Это, конечно, не было ошибкой, но не демонстрировало ни осознанного доверия к механизмам плюралистических обществ, ни, как сразу же заметил старый Аденауэр, укорененности в христианских принципах.

Это относилось и к лозунгу «формированного общества», разработанному в ходе избирательной кампании 1965 года. Западногерманское общество, сказал Эрхард, больше не является «классовым обществом», а стало «обществом достижений». Оно также «определенно не было свободно от столкновения интересов. Но они уже не являются элементами распада его единства, а все больше становятся двигателем постоянного примирения интересов с точки зрения общего блага»4848
  Regierungserklärung Erhard // Deutscher Bundestag, 5. WP, Plenarprotokoll, 10.11.1965. S. 17–33, здесь S. 19.


[Закрыть]. Если Эрхард хотел укротить социальную динамику капитализма и не мог использовать для этого ни христианские или западноевропейские принципы, ни, как СДПГ, солидарность в качестве альтернативы, то оставалось только апеллировать к диффузной концепции сообщества и надеяться, что споры между группами интересов приведут не к распаду общества, а к примирению в интересах общего блага. Это социальное видение Эрхарда и его советников не обладало созидательной силой, поскольку не выходило за рамки пресловутого призыва сдерживать опасности современного им общества. Однако спонтанная реакция Эрхарда на статью в журнале, в которой драматург Рольф Хоххут нападал на капиталистический строй ФРГ, показала, насколько критика интеллектуалов задела нервный центр правительственных политиков. Когда поэты вновь оказались среди социальных политиков и социальных критиков, по мнению Эрхарда, их нужно было называть теми, кем они были, «а именно невеждами и некомпетентными людьми, которые судят о вещах, о которых они просто ничего не знают», добавив: «На этом поэт заканчивается, на этом начинается маленький пинчер». Позже он даже жаловался на «определенный интеллектуализм, переходящий в идиотизм» и, наконец, даже на «дегенеративные явления» в современном искусстве4949
  Erhard am 05.07.1965 in Düsseldorf und am 07.07.1965 in Köln, по Görtemaker, Geschichte. S. 417; кроме того, ibid. S. 391–435; Löffler: Rahmenbedingungen // GSD. Bd. 4. S. 3–83; Hentschel, Erhard. S. 622–627; Hildebrand, Von Erhard zur Großen Koalition. S. 202–218.


[Закрыть].

Отношения правительства с интеллигенцией, которая, естественно, была возмущена выпадами Эрхарда, опустились до низшей точки. У главы правительства не было устойчивого плана по решению множества новых задач после окончания восстановительного периода в ФРГ, он болезненно реагировал на критику, а также столкнулся с растущей оппозицией внутри партии. Внутрипартийные конфликты между атлантистами и голлистами сочетались с постоянными личными ссорами, и все это рассматривалось как проявление недостатка лидерских качеств канцлера – несмотря на то что Эрхард оправдал свою репутацию электорального локомотива на выборах в бундестаг 1965 года: ХДС/ХСС одержали победу на этих выборах с уверенностью; набрав 47,6 процента, они показали свой второй лучший результат после 1957 года и улучшили его на два пункта по сравнению с 1961 годом. СвДП с 9,6 процента вернулась к среднему показателю 1950‑х годов, а СДПГ, несмотря на лучший результат на выборах в своей истории – 39,3 процента, вновь не смогла попасть в правительство – после того как в опросах за прошедшее время находилась на уровне 47 процентов. СДПГ, похоже, не могла выиграть выборы самостоятельно, даже с Вилли Брандтом в качестве кандидата на пост канцлера.

Главной причиной явной победы ХДС/ХСС, несомненно, была все еще необычайно хорошая экономическая ситуация: 6,6 и 5,2 процента роста (1964 и 1965) и всего 147 тысяч безработных (0,7 процента) на 700 тысяч вакансий. Однако неудержимый экономический рост, казалось, постепенно заканчивался. Первые признаки экономических проблем появились уже в 1963 году. С одной стороны, это имело структурные причины: приток подготовленных молодых рабочих из ГДР был резко прерван строительством стены; рождаемость упала, а сроки обучения удлинились. Кроме того, горнодобывающая промышленность попала в тяжелый кризис, когда экономика начала переходить с угля на нефть в качестве основного источника энергии. Многочисленные шахты были закрыты; «черные флаги на Руре» сопровождали протест шахтеров, который значительно усилился с началом экономического спада в 1966 году. Первая крупная забастовка металлургов в 1963 году также показала, что конфликты в сфере распределения становятся все более острыми. Помимо структурных факторов, существовали и конъюнктурные факторы кризиса: высокий профицит экспорта не был компенсирован повышением курса дойчмарки, что неизбежно привело к росту цен. Более того, экономика США начала слабеть, что быстро сказалось и на ФРГ – в 1962 и 1963 годах темпы роста составляли всего 2,6 и 2,3 процента. Ввиду едва ощутимо низкого уровня безработицы такие изменения были в принципе незначительными. Однако в ФРГ, где экономическое развитие сделало возможным растущее политическое принятие нового государственного устройства среди населения, а память о Веймарской республике, разрушенной в ходе мирового экономического кризиса, все еще была очень сильна, даже незначительные признаки экономического спада уже вызывали беспокойство и тревогу.

В 1963 году федеральное правительство создало экспертный совет по экономической политике для изучения возможности одновременного достижения четырех приоритетных целей экономической политики: стабильность цен, высокая занятость, внешний баланс и экономический рост. В то время как Эрхард считал стабильность цен самой важной целью, а причиной роста цен – чрезмерное повышение тарифов, эксперты указывали на высокий рост государственных расходов – с 1961 по 1965 год расходы федерального правительства выросли на 55 процентов, а доходы – на 49 процентов, в то время как потребительские расходы частных домохозяйств выросли только на 47 процентов. Это произошло в основном благодаря пышным «предвыборным подаркам» и снижению налогов перед выборами в бундестаг. Теперь необходимо было сокращать расходы, и правительство Эрхарда также пошло на это, но только путем отсрочек за счет более поздних бюджетов, так что дефицит, который в 1966 году составлял 1,3 миллиарда марок, к 1969 году достиг бы 8 миллиардов. В федеральном правительстве возникли две позиции по поводу того, как справиться с зарождающимся кризисом. Часть фракции ХДС/ХСС, особенно Штраус, который теперь позиционировался как финансовый политик, считала, как и СДПГ, слабость роста решающей проблемой и требовала активной финансовой политики, интегрированной в макроэкономический пакет мер. Эрхард отвергал подобные тенденции экономического планирования; для него самой большой опасностью была инфляция, и он призывал Бундесбанк не придерживаться антициклического подхода. Если «Бундесбанк ослабит кредитный тормоз и тем самым якобы разгрузит экономику», это ускорит инфляцию и ввергнет Германию «в почти непредсказуемый хаос». Такие опасения были связаны, прежде всего, с травматическим опытом немцев в 1913 и 1948 годах, когда дважды за двадцать пять лет у них отнимали состояние из‑за разрушения денежной стабильности5050
  Erhard an Barzel, 12.08.1966; Erhard an Strauß, 15.08.1966, цит. по: Görtemaker, Geschichte. S. 433; см. далее: Lindlar, Wirtschaftswunder. S. 157–162; Abelshauser, Wirtschaftsgeschichte der Bundesrepublik Deutschland; Gerd Hardach: Krise und Reform der Sozialen Marktwirtschaft. Grundzüge der wirtschaftlichen Entwicklung in der Bundesrepublik der 50er und 60er Jahre // Schildt/Siegfried/Lammers (Hg.), Dynamische Zeiten. S. 197–247; Görtemaker, Geschichte. S. 427–437; Kleßmann, Zwei Staaten. S. 193–200.


[Закрыть].

К этому добавилась проблема внешней политики. Правительство США, испытывая сильное экономическое давление из‑за войны во Вьетнаме, потребовало от правительства Германии компенсацию в размере трех миллиардов долларов США за валютные потери, вызванные присутствием американских войск. Западногерманская сторона была полна решимости предотвратить вывод американских войск из Германии и Европы, который в противном случае состоялся бы, а США настаивали на своей позиции, что европейцы, и особенно немцы, должны платить за свою безопасность. Тот факт, что Эрхарду не удалось добиться отсрочки или переноса этих выплат, был истолкован в союзе ХДС/ХСС (то есть связке партий ХДС и ХСС) как еще одно доказательство слабости правительства канцлера, на которого теперь оказывалось все большее давление. Когда осенью 1966 года обсуждался бюджет на следующий год и бюджетные дыры должны были быть восполнены за счет повышения налогов, СвДП вышла из коалиции. Эрхард потерпел неудачу.

В целом время пребывания Эрхарда в правительстве оказалось переходным этапом – от эпохи Аденауэра к эпохе реформ. Хотя союз ХДС/ХСС снова и с блеском выиграл выборы, ни в одной из важных политических областей у них не было убедительного ответа на вопросы, которые становились все более актуальными с конца 1950‑х годов: в немецкой политике не было видно выхода из тупика единоличного представительства и постулата воссоединения. Во внешней политике интеграция с Западом была бесспорной, но спор о том, на кого в первую очередь ориентироваться – на США или Францию, – парализовал союз ХДС/ХСС. Во внутренней политике не хватало перспектив для динамично меняющегося общества послевоенного периода, а в экономической политике назревал первый кризис после 1949 года. Правда, экономические проблемы тогда не были действительно угрожающими – скорее колебания конъюнктуры, чем депрессия. Но никто не знал этого заранее, и, кроме того, страхи, связанные с экономическими трудностями, были гораздо сильнее у населения и в политике, чем реальные проблемы: выдержит ли политическая система ФРГ такую нагрузку? Возникнут ли вновь радикальные антидемократические движения? И были ли политические институты республики достаточно стабильны, чтобы справиться с такими нагрузками? Более активное вмешательство государства в экономику и общество казалось столь же необходимым, как и научно обоснованное планирование политики – а также достаточно сильный правящий альянс для решения таких задач. Так родилась Большая коалиция.

15. ГЕРМАНИЯ В 1965 ГОДУ: МЕЖДУ ЭПОХАМИ

1965 год стал годом потрясений. С одной стороны, он зафиксировал высшую точку развития индустриального общества в Западной Германии, с другой стороны, указал на его уже зарождающийся упадок. В период между 1965 и 1970 годами около 48 процентов рабочей силы в ФРГ было занято в промышленности и ремеслах; это больше, чем когда-либо прежде или после. Однако за тот же период значительно увеличилось и число людей, занятых в сфере услуг: 41 процент в 1965 году, 47 процентов десять лет спустя. Однако в то время сильное преобладание промышленности уже было особенностью в международном сравнении, поскольку тенденция перехода к услугам началась раньше в других промышленно развитых странах. В Великобритании 47 процентов и в 1970 году 44 процента валового национального продукта было произведено в производственном секторе, в США только 38 и 34 процента – в Западной Германии, напротив, 54,4 и 53,5 процента. Особенно высокая доля промышленности в ФРГ была обусловлена, с одной стороны, значительным отложенным спросом в результате военных разрушений, а с другой – огромными экспортными успехами западногерманских промышленных компаний, особенно в химической и машиностроительной отраслях, а также в электротехнике и автомобилестроении.

Эта промышленная ориентация отразилась примерно в 1965 году в высокой доле неквалифицированного и физически тяжелого труда, относительно низком количестве работающих женщин и большой значимости профсоюзов, которые достигли самых высоких показателей членства в классических промышленных секторах. С другой стороны, сектор услуг с его более высокими требованиями к квалификации, меньшим значением физического труда и быстрым ростом числа служащих и женщин, уже начал расширяться. Этот разнонаправленный расклад формировал социальные и политические условия в Западной Германии в середине 1960‑х годов11
  См. далее: Schildt, Sozialgeschichte. S. 30–54; Idem: Materieller Wohlstand – pragmatische Politik – kulturelle Umbrüche // idem./Siegfried/Lammers (Hg.), Dynamische Zeiten. S. 21–54; Löffler, Rahmenbedingungen // GSD. Bd. 4. S. 1–83; Abelshauser, Deutsche Wirtschaftsgeschichte. S. 315–360; Mooser, Arbeiterleben. S. 113–125; Idem: Abschied von der Proletarität // Conze/Lepsius (Hg.), Sozialgeschichte. S. 169 ff.; Conze, Die Suche nach Sicherheit. S. 259–290; Matthias Frese/Julia Paulus: Geschwindigkeiten und Faktoren des Wandels – die 1960er Jahre in der Bundesrepublik // Frese/Paulus/Teppe (Hg.), Demokratisierung und gesellschaftlicher Aufbruch, 5.1–27; Wehler, Gesellschaftsgeschichte. Bd. 5. S. 108–215.


[Закрыть].

В 1965 году ФРГ также была особенно молодым обществом. В период с 1961 по 1967 год число рождений превышало один миллион в год; затем оно снизилось, и в 1978 году составило лишь около половины этого числа. В период между 1960 и 1975 годами почти треть населения составляли люди моложе двадцати лет; после этого доля неуклонно снижалась, и в 2011 году она составила пятую часть. В то же время, однако, улучшились возможности социального продвижения. Если в 1955 году 70 процентов сыновей оставались в социальном классе своих отцов, то в 1969 году – 56 процентов, с дальнейшей тенденцией к снижению. За тот же период число рабочих мест для служащих увеличилось на 2,5 миллиона.

В середине 1960‑х годов традиционная модель семьи все еще оставалась практически основной. В период с 1960 по 1965 год в среднем заключалось 514 тысяч браков в год, только один процент браков распадался. Десять лет спустя эта устойчивая структура уже расшаталась: между 1970 и 1975 годами число браков снизилось примерно до 400 тысяч в год, еще через десять лет – до 360 тысяч, в то время как число разводов увеличилось более чем в два раза.

В середине 1960‑х годов чуть меньше половины всех женщин были работающими – а среди замужних женщин таковых не было даже трети. Но и здесь уже была заметна обратная тенденция, которой предстояло закрепиться в последующие годы и десятилетия – хотя и медленно: число работающих жен выросло с 30 до 35 процентов только к 1970 году. Однако число женщин-служащих заметно увеличилось: в 1960 году около 30 процентов чиновников и служащих составляли женщины, десять лет спустя – почти 40 процентов. Доходы женщин также начали повышаться; однако в 1965 году женщины в промышленности по-прежнему зарабатывали на треть меньше, чем мужчины за ту же работу. Правда, в последующие годы этот показатель постепенно увеличивался. Однако и в последующие сорок лет равенство так и не было достигнуто.

Более двух третей замужних женщин оставались дома и несли ответственность за ведение домашнего хозяйства и воспитание детей. Это соответствовало настоятельным рекомендациям консервативных партий, а также церквей, которые иногда даже выступали за законодательный запрет на работу замужних матерей. Однако число работающих жен неуклонно росло, особенно среди чиновников и служащих.

Зарождающиеся перемены проявились и в отношении к религии и церкви: в середине 1960‑х годов принадлежность к церкви среди западных немцев достигла самого высокого уровня с послевоенного периода, но затем резко снизилась: в 1965 году более половины католиков регулярно посещали воскресные службы, в 1973 году – треть, а в 1979 году – четверть. Среди протестантов число прихожан снизилось с 15 процентов в 1963 году до 7,5 процента в 1973 году. С конца 1960‑х годов выросло и число людей, покидающих церковь: среди протестантов в 1965 году церковь покинули чуть менее 40 тысяч человек, через пять лет их число увеличилось в пять раз; среди католиков их число выросло с 22 тысяч до 70 тысяч.

Здесь также наблюдается одновременность обеих ориентаций в период около 1965 года: по-прежнему преобладал традиционный образ жизни, который характеризовался браком, детьми, неработающими матерями и посещением церкви. После того как многие из этих фиксированных отношений были поколеблены в военные и послевоенные годы, с середины 1950‑х годов они стабилизировались и даже расширились. Но противоположная тенденция уже была заметна и быстро набирала силу, начиная с середины 1960‑х годов: разрыв связей с церковью, уменьшение количества браков и увеличение возраста вступающих в них, уменьшение числа детей, рост занятости, в том числе среди матерей.

Аналогичным было и развитие в сфере образования: в 1960 году почти две трети молодых людей посещали начальную (Volksschule) или неполную среднюю школу (Hauptschule): 59,3 процента. Около трети пошли в старшие средние школы – 12,5 процента в реальные школы (Realschule), 23,9 процента в гимназии. Экзамен на аттестат зрелости сдавали только 6,1 процента от общего числа учащихся. Только через десять лет число учеников неполных средних школ снизилось до 47,6 процента, но число учеников реальных школ выросло до 17,7 процента, а гимназий – до 27,7 процента. В карьерах в сфере образования также вырисовывается картина общества, которое в большинстве своем было все еще традиционно ориентировано, но в котором уже стали заметны всеобъемлющие изменения. В 1985 году большинство 13-летних подростков уже посещали гимназию22
  Цифры по данным: Allgemeinbildende Schulen 1950–1994, Schüler nach Schularten // Handbuch der deutschen Bildungsgeschichte. Bd. IV/i. S. 646; BMBF (Hg.), Grund– und Strukturdaten 1998/99. S. 80–85.


[Закрыть].

Это оказало драматическое влияние на разницу в уровнях образования между поколениями: в 1965 году доля взрослых, родившихся между 1900 и 1940 годами, которые посещали основную школу, была примерно в семь-восемь раз выше, чем доля учащихся гимназии. Среди молодых людей, то есть родившихся между 1948 и 1953 годами, соотношение было примерно два к одному; а в годы между 1953‑м и 1974‑м пропорция была уже равной. Никогда ранее различия в уровне образования между старшим и младшим поколениями не были столь значительными, как в 1960‑х и 1970‑х годах.

В 1965 году, если описывать общую картину несколько утрированно, западногерманское общество было идеально разделено на две группы с явно различными базовыми социальными и культурными ориентациями: старшая группа, преимущественно занятая в сфере промышленности и принадлежащая к рабочему классу, большей частью с низким образованием и довольно традиционно ориентированная в отношении семьи, брака, роли женщины и отношения к религии и церкви. Рядом существовала пока еще малочисленная, но неуклонно растущая группа: более молодая, более образованная, все чаще занятая в сфере услуг; явно менее традиционно ориентированная в отношении семьи, брака, роли женщины и отношения к религии. Конечно, существовали всевозможные смешения: рабочие, не связанные с церковью, или чиновники с крайне консервативным образом жизни встречались очень часто. Но как модели образа жизни и общественного устройства, обе ориентации были четко различимы и определяли социальную структуру, а также культурную ориентацию и политическую принадлежность.

Эти две направленности столкнулись в Западной Германии в середине 1960‑х годов: одна еще не сломлена, другая уже окрепла. Ввиду таких явных различий напряженность и конфликты были вполне возможны, даже неизбежны – тем более что социальные, межпоколенческие и межкультурные различия были взаимосвязаны.

Как мы уже видели, эти процессы социальных изменений вследствие высоких темпов роста, которые продолжали характеризовать экономику Западной Германии в 1960‑х годах, сопровождались очень хорошими возможностями карьерного роста, а также дальнейшим значительным повышением доходов: между 1960 и 1965 годами чистый ежемесячный семейный доход рабочих и служащих вырос на 31 процент, между 1965 и 1970 годами – на 47 процентов. Реальная почасовая заработная плата промышленных рабочих за те же периоды выросла на 37 и 28 процентов соответственно33
  Löffler: Rahmenbedingungen // GSD. Bd. 4. S. 17–19; Geißler, Sozialstrukrur. S. 184–304; Bolte/Hradil, Soziale Ungleichheit. S. 111–278.


[Закрыть].

Тенденция, казалось бы, непрерывного экономического роста продолжалась уже пятнадцать лет и глубоко изменила самовосприятие работников в ФРГ. В 1961 году 58 процентов западных немцев причисляли себя к низшему классу, а в 1972 году – только 38. Дихотомическая картина общества старого трудового движения, в котором положение рабочих считалось неизменным, начала разрушаться и постепенно сменилась – опять же, преимущественно среди молодежи, а не среди старшего поколения – оптимистической уверенностью, которая фокусировалась на личных деловых способностях и убежденности в том, что судьба находится в собственных руках. Однако реальное распределение доходов продолжало препятствовать этому, причем даже в еще большей степени: доля доходов от наемного труда в общем доходе снизилась с 64 процентов (1950) до 58 процентов (1960 и 1970) – явное выражение растущего социального неравенства. Однако, поскольку реальные доходы домохозяйств продолжали неуклонно расти, это не стало социально взрывоопасной проблемой. Однако описанные здесь процессы выявили проблему, которая вскоре приобрела большое значение в дискуссиях того времени: поскольку в 1960‑х годах число социальных продвижений от рабочих к служащим сильно возросло, а число неквалифицированных рабочих мест в промышленности не уменьшилось, учитывая огромные мощности этого сектора, дефицит рабочей силы, особенно неквалифицированных рабочих, возник уже в конце 1950‑х годов. После возведения Берлинской стены и связанного с этим отсутствия беженцев из ГДР она приняла угрожающие масштабы, поскольку эти разрывы увеличились под воздействием дополнительных факторов: на трудовой рынок вышло поколение, появившееся в военные годы, характеризовавшееся низкой рождаемостью; улучшение пенсионного обеспечения по старости привело к более раннему наступлению пенсионного возраста; среднее рабочее время сократилось с 44,4 (1960) до 41,4 часа в неделю (1967); удлинились сроки обучения44
  Ср.: Statistisches Bundesamt Wiesbaden, Bevölkerung und Wirtschaft 1872–1972. S. 148, 260; Herbert, Ausländerpolitik. S. 206–216; idem./Karin Hunn: Beschäftigung, soziale Sicherung und soziale Integration von Ausländern // GSD. Bd. 4. S. 685–724; Hunn, «Nächstes Jahr kehren wir zurück». S. 29–70.


[Закрыть]. Еще в середине 1950‑х годов федеральное правительство приняло принципиальное решение ликвидировать этот разрыв путем привлечения иностранных работников. Ввиду экономического и технического развития, по мнению министра экономики Эрхарда того времени, немецких работников придется усиленно обучать на срочно необходимых квалифицированных специалистов: «Однако для того, чтобы иметь возможность это сделать, нам, конечно, если такая экономическая ситуация сохранится, не избежать того, чтобы на относительно более примитивную работу в Германии нанимать иностранных рабочих»55
  Erhard am 06.06.1954, Interview des NWDR mit Wirtschaftsminister Erhard, 06.12.1954, 10.12.1954, Barch, B 136/8841; см.: Herbert/Hunn: Beschäftigung und Integration von Ausländern // GSD. Bd. 4. S. 685–724, цит.: S. 704.


[Закрыть].

Поэтому с 1961 года началось широкомасштабное привлечение иностранных работников, особенно в странах Южной Европы с высоким избытком рабочей силы – в Италии, Испании, Португалии, Греции, Югославии и только позднее в Турции. В европейском масштабе в этом не было ничего нового: в 1970 году во Франции проживало 2,6 миллиона иностранцев, в Великобритании – 2 миллиона, большинство из которых были выходцами из бывших колоний. Самая высокая доля иностранцев была зафиксирована в Швейцарии, где наем иностранных работников начался еще в 1950‑х годах66
  Bade, Europa. S. 314–322.


[Закрыть].

Наем иностранных работников в Западной Германии, как и в других европейских промышленно развитых странах, рассматривался как положительное явление. Для федерального правительства в центре внимания были высокие показатели роста и эффект снижения цен за счет иностранной занятости, в то время как работодателям стало гораздо проще получить рабочую силу на менее квалифицированные должности. Это также позволило избежать повышения заработной платы в группах с более низкой заработной платой из‑за нехватки рабочей силы. Профсоюзы не определились в своей оценке притока иностранной рабочей силы. С одной стороны, они опасались, что привлечение иностранцев приведет к снижению заработной платы; с другой стороны, по их мнению, это улучшило условия для желаемого сокращения рабочего времени.

Страны – поставщики рабочей силы, казалось бы, тоже получали много преимуществ: там снизился бы уровень безработицы, платежный баланс улучшился бы за счет переводов заработной платы, а квалификационная структура рабочей силы повысилась бы за счет работы на германских заводах – «часть помощи в развитии для южно-европейских стран», как часто отмечали западногерманские политики. Благодаря трудоустройству иностранцев в Германии, заявил министр труда Бланк в 1964 году, «слияние Европы и сближение людей самого разного происхождения и нравов в дружбе стало реальностью». Число иностранных рабочих в ФРГ выросло с 279 тысяч в 1960 году до 1,3 миллиона в 1966 году – это 6,1 процента всех рабочих77
  Theodor Blank: Eine Million Gastarbeiter // Bulletin des Presse– und Informationsamtes der Bundesregierung, 30.10.1964, Nr. 160. S. 1480.


[Закрыть].

Общим убеждением всех участников было то, что наем «гастарбайтеров» – этот термин стал набирать популярность после того, как ранее использовавшийся термин «иностранные рабочие» вызывал неприятные исторические воспоминания, – был временным явлением, явлением переходного периода. Однако в то время ответственные лица в политике и бизнесе мало задумывались о возможных последствиях и долгосрочных перспективах привлечения все большего числа гастарбайтеров. Но большинство «гастарбайтеров» также рассматривали свою жизнь в ФРГ как временную. На деньги, заработанные здесь, они хотели через несколько лет построить новое, лучшее существование у себя на родине. В результате социальные и экономические условия в их родных странах оставались стандартом сравнения, по которому они оценивали свою жизнь в Германии. В результате они охотнее, чем немцы, соглашались браться за грязную и особо тяжелую работу, много работать сверхурочно, отказываться от уровня жизни и потребления, соответствующего их зарплате, и жить насколько это возможно экономно. Кроме того, они, как правило, не проявляли интереса к политической и профсоюзной деятельности в ФРГ.

В 1966 году 90 процентов иностранных мужчин были заняты в качестве рабочих – по сравнению с 49 процентами немецких мужчин. Почти три четверти были заняты в промышленности и работали там в качестве полуквалифицированных или неквалифицированных рабочих. Они также получали более низкую зарплату из‑за более низкой квалификации или категории, имели значительно больше несчастных случаев на производстве и чаще меняли работу, чем немцы. Они к тому же работали в основном в тех областях, где были особенно распространены тяжелый и грязный труд, сдельная работа, посменная система и конвейерная работа. Для компаний это имело значительные преимущества в период высокого спроса на рабочую силу, поскольку немецкие рабочие не были бы доступны для таких работ, или только при значительных уступках в оплате труда, что сделало бы неквалифицированную работу нерентабельной.

Среди населения Западной Германии присутствие иностранцев поначалу не вызвало особого интереса. Скорее, казалось, что их наличие рассматривается как неизбежный побочный эффект экономического чуда. Проблема возникла только тогда, когда с началом рецессии осенью 1965 года привлечение иностранных работников совпало с хотя и небольшим, но ростом безработицы среди немцев. Безусловный приоритет немецких работников над иностранными – таково было требование, которое теперь нашло свое выражение в полемических нападках на якобы преференциальное отношение к иностранцам.

Однако некоторые экономисты уже на ранних этапах указывали на возможные проблемы с наймом иностранцев. Берлинский экономист Карл Фёль, например, подсчитал, что благодаря привлечению неквалифицированной иностранной рабочей силы будут сохранены, а не рационализированы прежде всего нерентабельные рабочие места с низкой производительностью труда. Однако в долгосрочной перспективе это привело бы к проблеме, которая не была продумана заранее, поскольку с экономической точки зрения иностранные рабочие имели бы положительный эффект только в том случае, если бы они оставались в Германии лишь временно и для них не требовалось крупных государственных инвестиций. Если они останутся дольше, потребуются дополнительные детские сады, школы, больницы и т. д., что нивелирует дополнительную прибыль. Однако иностранцев тоже нельзя было отправить обратно, потому что «немецкие работники, которые за это время перешли на более высокооплачиваемые и высокие должности, не хотят возвращаться на прежнее место работы. Уже одно это затрудняет сокращение»88
  Carl Föhl: Stabilisierung und Wachstum beim Einsatz von Gastarbeitern // Kyklos. 20 (1967). S. 119–146.


[Закрыть].

Это последнее замечание относится к вторичным последствиям найма иностранцев. Ведь это позволило ускорить социальный прогресс и быстро увеличить количество рабочих мест для высококвалифицированных специалистов. Немецкие рабочие были главными бенефициарами и того и другого. С другой стороны, усиленная рационализация, предложенная Фёлем в качестве альтернативы привлечению иностранных рабочих, требовала больших затрат и более длительного времени.