Текст книги "Пир на краю вселенной"

УСТАЛОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

«И обновим наряд Невесты этой ночью. Ибо все те, кто воссоздает Ее наряд этой ночью и радуется вместе с Нею, – все они будут занесены в книгу Памяти. И всякий, кто станет сподвижником Ее этой ночью, тот будет оберегать дольнее и горнее весь этот Год, и приведет Год в совершенство. О таких написано: Вкусите и зрите, что благ Господь».

(Зогар. Ночь праздника Шевуот)

Разломленность человеческого бытия на две фрагментарные формы жизни – мужскую и женскую, есть нечто большее, нежели случайное биологическое состояние, нежели чисто внешняя обусловленность физической организации. Двойственность полов относится к бытийному строю нашего конечного существования и является фундаментальным моментом нашей конечности как таковой. Каждый из нас, лишен другой половины человеческого бытия, лишен в такой степени, что именно эта лишенность порождает могучую страсть, глубокое чувство, смутную волю к восполнению и томление по непреходящему бытию – загадочное стремление обреченных на смерть людей к некой вечной жизни. Наш разум не безразличен по отношению к основным феноменам нашего существования, он является разумом конечного человека, определенного и обусловленного в своем бытии смертью, трудом, господством и любовью. Это разум действующего, трудящегося и борющегося создания, разум преимущественно практический. Но как разум творения, раздвоенный на две полярные формы жизни, он всегда томится по единению, исцелению, восполнению и стремлению по утраченной другой половине своего бытия. Человек долго пытался овладеть сверхчеловеческими возможностями, грезил об абсолютном разуме или абсолютной власти и часто был близок к состоянию освобождения от тягот нашей жизни, но продолжал спотыкаться. Он постоянно перепрыгивает через свою сущность и кажется вот, вот он победит свою конечность с помощью науки, что перестал думать, верить и ждать, того что ему было предназначено от начала его творения. С этой традицией следует порвать, если мы готовы вступить в истину нашего конечного существования и адекватно воспринять нашу антропологическую реальность.

«Все пророки сходятся на том, что целая эпоха приближается к концу. Но имеется мало согласия насчет того, что нас ожидает впереди», – говорит один мыслитель, а другой ему вторит: «А ведь мы обязаны знать, что дано нам Богом и что природой, а не только верить впустую». Мы думаем, что уверены в знании о том, что нам даровано природой и надеемся в своей догадливости, что нам даровано от Бога. Но так ли это? Вот опять, на днях посмотрел документальный фильм, где ученый, ковыряясь палочкой в муляже человеческого мозга, утверждает, что он активен только на десять процентов, и вся эта десятка направлена – ни больше, ни меньше, как на обслуживание нашей сексуальной деятельности. Человеческий организм невероятно тонок в настройках, какое-нибудь «пустячное» изменение течение Гольфстрима или смена полюсов земли, приводит к изменению в настройках и гибели. Ученые все больше убеждаются, что человеку как таковому – во плоти, невозможно освоить далекий космос и как оказывается он не сможет заселить даже ближайшие планеты, зачахнет и уйдет в небытие, как неудавшийся герой и покоритель вселенной. Может быть мы ошибаемся в целях и не настраиваем, а расстраиваем человеческую организацию?

Кажется, человечество много сделало, чтобы приблизиться к тому состоянию, что называется счастьем. Аль-Фараби учил о необходимости повышать свой интеллект, с помощью которого человек приходит к своему последнему совершенству, то есть к счастью. А вот, Бентам Иеремия, последователь сакрального библейского учения, говорил, что высшая цель социального развития состоит в наибольшем счастье, измеряемого чувством удовольствия, для наибольшего числа людей. Основой его морали была полезность, которую он отождествлял с наслаждением. Очевидно, нет нужды говорить, что не изобилие является главным фактором определения счастья, а так же и не оно является решающим фактором для примирения принципа удовольствия и принципа реальности. Единственный вопрос заключается в освобождении Эроса и инстинктов жизни, – говорил знаменитый психоаналитик Фрейд. Лев Шестов, один из глубоких религиозных философов пишет: «Эрос источник высшего познания. Эросу нет нужды оправдываться, он все оправдывает. Ограничения оканчиваются и начинается праздник. Слияние – есть восхищение, есть то, что бывает в жизни наиболее ценное». О том же говорил Платон в произведении «Пир». Но нет ли в этом опасности крушения цивилизации и возвращении к доисторической дикости? Задается таким вопросом аналитик общества Г.Маркузе и отвечает, ссылаясь на Канта, который разрабатывая теорию эстетического, приходит к выводу, что порядок должно определять две основные категории: целесообразность без цели и законосообразность без закона. Извлеченные из кантовского контекста, они очерчивают сущность подлинно не репрессивного порядка, основанного главным образом на чувственности: не разум, но чувственность устанавливает эстетическую истинность или ложность. Чувственность как опосредующее понятие придает чувствам значение источников и органов познания. Путь к свободе пролегает через освобождение чувственности, а не разума и ограничение «высших» способностей в пользу «низших». Для освобождения разума, сделано уже не мало – образование, воспитание, свобода слова и печати, огромные завоевания. Но, что хочу и говорю, сомнительно и трудно назвать счастьем. Вот и Хайдеггер, сетуя на современность, говорит, что пришло время, чтобы люди отучились переоценивать философию и религию, и тем перегружать их требованиями. Но в нынешней мировой нужде уделять больше внимание мысли и букве, которые ближе к истокам человеческой жизни. А эти истоки мы находим в «Ветхом днями», к которому должен однажды быть подведен сын человеческий. Там тоже, больше отдается предпочтение чувственному, которое при всей разумности современного человека, все еще остается взаперти у разума. Сознанию, отказавшемуся от знания и самовольно присвоившему себе статус «разума», стало не под силу понять, что его истины и мораль приняли черты автономии, самозаконности и они уже не повинуются человеку, а повелевают им как рабом. На душевное и слабое «Я» надевается «железный пояс» аскета и сопровождается готовностью подчиниться многим непрактичным и непривлекательным истинам. Разум «сверх Я» начинает превозноситься, а мораль черпать свою силу в ненависти ко всему человеческому. Таким образом начинает торжествовать принцип реальности, который только тогда может праздновать свою победу, если никто с ним не борется, никто ему не возражает. А кто, если не «Я» – самое иррациональное и непокорное, что было создано Творцом, от века борющееся и спорящее с принципом реальности, доставляло ему столько хлопот и тревоги. А раз так, то душевное «Я» необходимо по солдафонски «построить», зачитать приказ и наделить его виной. Все это в истории развития человека сделано скрупулезно и с этого времени душевная жизнь человека наполняется чувством вины – потребностью в наказании, проистекающих из «нарушения» ограничений, поставленных перед Эросом, сексуальностью и либидо. По заданию и поручению «сверх Я», многие душевные вещи были вытеснены из жизни, вина утвердилась в бессознательном и приняла черты статус-кво. Эта реакционность, как в прямом так и в переносном смысле, составляет теперь существо инстинктивного поведения индивида, который начинает относиться к себе с суровостью, которая была бы к месту на детской ступени его развития, но выглядит устаревшей в свете возможностей зрелого разума. Индивид казнит себя за несовершенные поступки перед несовершенной моралью и уподобляется неразумному евангельскому мужу, который всегда винит себя «за то, что избирает». Потеря смысла жизни, боль и усталость становится спутницей человека. Любопытно было прочитать замечание Макса Вебера о жизни и смерти людей прошлого: В прошлом, крестьянин, феодал или воин мог умереть, чувствуя что он насыщен жизнью. Ибо они совершали круговорот своей жизни, за пределы которой не выходили. Они выполнили свое земное предназначение, проистекающее из наивной (сексуальной) однозначности содержания жизни. Именно такой круг полноты жизни совершили патриархи народов Авраам, Исаак и Иаков, которые имели жен, наложниц и гетер, и умирая, прилагались к народу своему. Но современный, образованный человек, в стремлении к «высшей, а часто искусственной культуре» этим не удовлетворяется – он может устать от жизни, но не насытиться. Человек, претендующий на высокую культуру стал подобен фарисею и книжнику, который скомкал благословение и проклятие в одно целое, но этот клубок противоречий он должен однажды распутать.

«Наслаждение отделилось от работы, средство от цели, усилие от награды. Вечно прикованный к отдельному малому обломку целого, человек сам становится обломком; слыша вечно образный шум колеса, которое он приводит в движение, человек не способен развить гармонию своего существа, и вместо того чтобы выразить человечность своей природы, он становится лишь отпечатком своего занятия». Утверждение Фрейда, что в основании цивилизация лежит постоянное обуздание человеческих инстинктов, было принято как бесспорное. Но его вопрос, стоят ли выгоды, представляемые культурой, тех страданий, которые она приносит индивиду, не был воспринят всерьез, – начинает свою книгу «Эрос и цивилизация» Г.Маркузе. В этом мыслителе меня прельщает то, что он не просто говорит и хочет высказаться, но все время пытается, чтобы его слово обрело практические рамки. Он говорит: свободное удовлетворение инстинктивных потребностей человека несовместимо с цивилизованным обществом, прогресс которого зиждется на отказе от них или отсрочивании их удовлетворения. Казалось бы все предельно ясно, но кто из цеха «практиков» озаботился провести некий опрос населения или сделать анализ в области «отсрочивания» удовлетворения, Почему «счастье» все еще подчинено старым жизненным знакам и установкам несовершенной морали, которая поставила человека на колени перед примитивным выпрашиванием секса: «хотя бы раз в неделю». Эта фраза взята с сайта «знакомств», где подавляющее большинство людей выражает свое желание «хотя бы», которое при ближайшем рассмотрении больше похоже на пощечину цивилизованному обществу. Хотя, речь идет не о сексе и не о сношении, или соитии двух, но о «сочетании» двух в одну плоть, которому только и можно научиться, когда доступен без отсрочек все тот же секс. По этому поводу вспомнились слова Л.Шестова, который взвешивая «на весах Иова» этот же вопрос о счастье, говорил – если оно не идет к людям, то на скамью подсудимых должны попасть законы, правила и все принципы на которых они возникли. И очевидно, в первую очередь на скамью должны попасть старые религиозные принципы, ибо проблемы «двоих» в обществе оттуда и там должно свершиться нечто новое, и освобождающее страх от канона – «палки». В переводе канон означает «палка», которая исторически согнала всех «язычников» под знамя веры. Но какой веры, той о которой мы говорили, как «осуществление ожидаемого», еще не наступила, ее нет. В не определенности к человеческому телу и усталости в постоянном «отсрочивании», человек уже многого не ожидает и не знает чего ожидать ни в веке настоящем, ни тем более в веке, будущем.

Мы привыкли уповать на культуру. Но, пока общество ищет спасение в обновлении культуры, когда человек перестанет плевать с балкона, а религиозный человек ищет спасения в старых знаках аскетической морали. Простой и «отсроченный» человек, будет продолжать совершать свои «малые дела» и онанировать на землю, забавляться вибро игрушками и тем самым все глубже утопать в вине и делать свое сознание несчастным, не догадываясь, что это и проблема общества. Культура, по определению Фрейда, есть методическое принесение в жертву либидо, его принудительное переключение на социально полезные виды человеческой деятельности и самовыражения: Даже если, эта жертва принесла «недурные» плоды в технически развитых странах, в результате чего стало реальным удовлетворение умножающихся потребностей, успехи цивилизации и ее прогресс, как и духовное оскудение людей, еще не заставили поставить под сомнение сам принцип, направляющий прогресс в котором возрастает господство человека над человеком. Концепция человека, выдвинутая Фрейдом, стала тягчайшим обвинительным актом западной цивилизации, в которой история человека есть история его подавления, – замечает Маркузе. Он задается вопросом: Является ли конфликт между принципом удовольствия и принципом реальности, между свободой и репрессией, производительностью и деструкцией, господством и прогрессом, основным принципом цивилизации, или возможно иное понятие нерепрессивной цивилизации, основывающейся на принципиально ином опыте человеческого бытия? Автор подробно останавливается на характеристике принципа реальности, который своей властью и силой вынуждает поддерживать репрессивную модификацию инстинктов. Вечная исконная борьба за существование – Ананке (нужда) приучает людей к тому, что они не могут свободно удовлетворять свои инстинктивные импульсы и жить, руководствуясь принципом удовольствия. Из которых, главным и доминирующим является – сексуальный, что обусловлено самой природой психического аппарата, так как первичные психические процессы управляются принципом удовольствия, подчиняясь этому принципу они становятся самой жизнью и получают название Эроса. Того самого Эроса, который в противовес Танатосу (смерти), определяется как великая объединяющая сила, сохраняющая жизнь, как таковую. С признанием либидозных компонентов у «Я» влечений, стало практически невозможным указать какие-либо влечения, кроме либидозных, найти какие-либо инстинктивные импульсы, которые бы не раскрывались как отпрыски Эроса и сексуальности. Эта неспособность обнаружить в первичной структуре инстинктов чуждые вещи, не являющиеся Эросом – является залогом самой истины. Это та самая истина, которая обнаруживается у древнегреческих мыслителей, в книгах Зогар, Библия и Коран, как тайнопись и другое множество древней литературы, только подтверждает эту правду бытия. Переводя эти слова на практические рельсы жизни, можно утверждать, что всякий человек, озабоченный своей сексуальностью – здоров по природе своей. А если он не «одержим» монизмом сексуальности, то его монизм существования влечет к смерти и почитанию смерти. Никогда прежде смерть и жизнь не включались столь последовательно в сущность жизни, и никогда прежде они не приближались так близко к Эросу. И не стоит иронизировать при чтении слов – эрос, либидо и сексуальность, хотя бы потому, что много раз древние и современные мужи знания говорили, что пренебрежение этим видом человеческой деятельности, наказывается природой. Человек теряет полноту жизни, ожесточается и перестает ощущать то, что называется счастьем.

В обществе давно присутствовал миф о неком сексуальном освобождении, который в наше время получил название «сексуальная революция». Специалисты много говорят о ней, но никто так и не сформулировал ее конкретные характеристики. Ее опасаются и боятся неким возникновением побочных проблем, и человечество много раз держало ключи от этих проблем, но при небрежном отношении к ним, теряло их и забывало, какие двери ими открываются. Фрейд и его последователи сказали много серьезного в области сексуального освобождения, но оно так и осталась сказанным. По сути, всякая революция подводит человека еще и еще раз к старому вопросу – что есть человек? чего он хочет и чего ждет? Попробуем подойти к этому вопросу не с позиции линейного исторического времени, которое характеризуется прошлым, настоящим и будущим. Но рассмотрим время как место, которое мы занимаем в пространстве между телами людей. Французский философ Ж. Нанси пишет: время истории не линейно, но событийно. Прошлое и настоящее мы определяем через определенные события, происходящие в историческом времени.

Мы живем в судьбоносное время и мы испорчены этими событиями. Ж. Бодрийар критикуя современный мир, говорит: В современном обществе происходят только недостоверные, маловероятные события. Для большинства людей всякий день начинается с информации о том, что произошло в мире – войны, катастрофы и презентации стали нашим уделом и эти события определяют наше бытие в нем. Но вот, В. Подорога пишет: все события существования происходят на теле и его коже, и нигде более. Те события, которые произошли в мире и обществе мы забываем легко и быстро, а те приятные события, которые произошли на коже, в любовных прикосновениях помнятся очень долго и всегда желанны. Мы привыкли к телу и воспринимаем его как наше личное, данное нам в использование на наше усмотрение. Хочу – лелею его, хочу – угнетаю его в строгости и аскетизме. Но это не так и чтобы убедить нас в важности того что мы имеем, Нанси вводит понятие разомкнутого пространства. Тела не заполняют пространства, но тела суть пространство открытое. Тела должны быть открыты друг для друга, а иначе мы приходим в мир пустыми и уходим пустыми. Мы бытуем на границе существования, а не самой жизни. В учении апостола Фомы Иисус говорит о том же: «Я встал посреди мира, и я явился им во плоти. Я нашел всех их пьяными, я не нашел никого из них жаждущими, и душа моя опечалилась за детей человеческих. Ибо они слепы в сердце своем и они не видят, что они приходят в мир пустыми, они ищут снова уйти из мира пустыми». В учении этого апостола не раз подчеркивается необходимость познать себя, не пренебрегать плотью, которая произошла от большой силы и большого богатства, а иначе «мы в бедности и сама – бедность». Западное тело так долго подвергалось искусственному «осветлению», что стало катастрофичным для себя – подавленным, истерзанным, беспокойным. Мир переполнен «легкими» телами, ставшими пустыми знаками. В свое время я не мог понять библейские слова о том, что когда Бог взвешивает человека и находя его «легким», попадает в число беззаконников и того, кто не ходит по стезям его. Но быть взвешенным, требует помощи со стороны другого тела и творение начинается со взвешивания, друг на друге и друг подле друга. Тела приходят, чтобы весить один подле других – так устроен белый свет, что тело ждущее поддержки в одиночестве любви или отчаянии, всякий раз весит абсолютным весом. И когда я опять взял Библию, чтобы разобраться о теле «легком» и теле ждущем поддержки в одиночестве, то был поражен, что таковыми оказались те: «кто не смотрит на дорогу садов виноградных, кто угнетает бездетную, не рождавшую и вдове не делает добра».

В современной философии появился термин «мудрости тела», внимание к которому позволяет получить новый опыт и новое качество существования. Но что значит «мы» получаем тела? В Библии легко прослеживается, что человек был создан до того, как получил тело и был «одет в кожаные одежды». По существу мы водворены в тело, оно дано нам в пространстве и на время, чтобы из двух тел создать нечто новое, под названием плоть. Тело имеет форму осязаемую и видимую как части тела, а плоть состоит из теплоты, гладкостей и желаний, всего того, что мы воспринимаем как осязающее и ласкающее нас. Тела сродняются и слепляются через плоть и через нее мы отзываемся на плотское в другом, что льнет и липнет к другой плоти. В Библии слово «плоть» впервые употребляется в связи с отношением Адама и Евы – «плоть от плоти» и «будут двое одна плоть». Нам дано тело не для того чтобы его прятать, угнетать и пренебрегать, оно показание бытия – как жить и приближаться друг к другу. Даже голос, проявляется как тембр места, при котором тела выказывают себя для другого. Мы много думаем и мыслим о теле, но оно более предназначено быть касаемым, ласкаемым и как предел существования завершается вторжением одного в другое. Мужчина и женщина – это не просто имя пола, но императив и закон малейшего, возможного прикосновения, – утверждает Нанси. И добавляет: касаться, целовать, но не объяснять потребностью продолжения рода и прочими полезностями либидо – но только радость. При правильном отношении к телу оно может стать как нарастающая сборка при «показе» тела, или же когда тела отталкиваются друг от друга, происходит его разборка, развоплощение и возвращение человеческого существа к пустому знаку повторного воплощения и скучиванья тел. Философы сакрального говорят, что мы (современники) вытканы из некачественной ткани большой энциклопедии науки, искусства и философии аскета, где тело всегда принесено в жертву: гостия. Свое тело стало чужим, мы увязли в трясине образов – научных открытий о теле, медицинских предписаний и различного рода оздоровительных идеологий, составленных по смутному, всегда растяжимому рецепту. Хотим мы того или нет, но тела призваны соприкасаться друг с другом, которое бесконечно искажено и отсрочено. Оно опосредовано машинами, ксерокопиями, тела наказаны трудом и замараны заработком: Утром человек торопит свое тело пробудиться, едет на работу, возвращается с работы, не ожидает отпуска, а если берет его, то быстро из него выходит, чтобы продолжить воплощать тело в товар, становится товаром, рабочей силой, истощаемой на рынке труда. Это тела, направляемые ни к чему иному, как к их превращенной в деньги силе, к прибавочной стоимости капитала. Даже не пытайтесь утверждать, – возмущается один из лучших терапевтов тела – что дискурс этот архаичен. Капитал означает тело, превращенное в товар, перевозимое, перемещаемое, замещаемое, поставленный на некий пост и в некую позицию – до самого износа, до безработицы, до голода, до пустоты и бессмыслицы жизни. Все это толчея и рана тел, где от одного тела до другого простирается разомкнутый мир, в котором некогда прикоснуться и почувствовать тепло и мирность другого тела. Каждый, кто прикасается к другому, прикасается к себе. Одно прикосновение – два самопознания. У тела без касаний другого, вырвана энергия жизни. Прикосновение к телу Другого, является решающим моментом рождения моей плоти и плоти Другого. Человек должен желать прикосновения к плоти Другого, чтобы проявилась моя. Хорошие выводы и уникальные откровения о прикосновении, но опять как то в недоговоренности и боязни, сказать – к кому и как прикоснуться, чтобы приобрести некую мудрость от того к кому прикасаешься и кто прикасается к тебе. Тема инаковости «Другого» замечательно разработана в современной философии, где говорится о первичной ответственности человека перед Другим. А если поставить вопрос о первичной ответственности в человеческих желаниях, то есть поставить вопрос о милосердии к Другому в сексуальной области.

И вот здесь в философии тупик, преграда. Где то, как то есть намеки на эту тему в разных источниках слова, но вот читаем в псалмах: «Милость и истина встретятся, правда и мир облобызаются». Что за «милость», которой определено встретиться с самой истиной и что за «правда», которая несет мир человеку? Э. Левинас в произведении «Трудная свобода» пишет: «Страдать из-за другого – значит озаботиться им, сносить его, становиться на его место, быть снедаемым им. Всякая любовь или ненависть к ближнему, как рефлективная установка заранее предполагает – милосердие, как стон „внутренности моей“». Обычно, когда мы помышляем о милосердии, то связываем это действие с отдаванием человеку неких материальных благ. Но вот, Левинас замечает: обычно библейский термин «rakhamin» переводят как «милосердие» – бросить нищему монету или отдать рубашку, но на самом деле это слово соотносится с «маткой» и сотрясением ее. Другими словами «милосердие и матка» одно целое, которое подобно сотрясению женской утробы. Нетрудно, сделать вывод, что истинное милосердие в отношениях между мужчиной и женщиной, связано со способностью оказывать милость друг другу в области сексуальных отношений. Или вспомним опять: «грех – это мужское», который не устремляет свои желания к женскому. А «вина – женское», которая всегда не хочет и беспричинно отказывает нуждающемуся мужчине. Из своей чувствительности человек бытийствует за другого; его бытие – замещение, ответственность, искупление. В Евангелии от Филиппа многообразно утверждается, что истинное искупление происходит в чертоге «брачном». Левинас признается, что этой ответственности в области милосердия, ни он сам, ни многие из нас еще не брали на себя. Не знали и не умели. Возможно, к такой ответственности и милосердию ближе всего подошли «блудницы», правда пока еще за плату. Но мы-то знаем, что эта плата по Моисееву закону не войдет в Царство Отца, а они милосердствующие «мытари и блудницы» – войдут. Поразительно, но когда обращаешься к библейскому слову, вокруг которого возникли выше приведенные рассуждения философа, то само «слово» заканчивается так: «Ибо Господь сотворит на земле нечто новое: жена спасет мужа». А в Евангелиях эта женщина предстает в образе царицы Савской (Южной), то есть женщины «знойной» в любви. И тот же философ, раскрывая термин «открытости», защищает чувствительность в которой «распахивается и являет себя нагота», но не нагота тела, которое вдохновляет пластические искусства: «здесь это нагота кожи, подставленной прикосновению, ласке, которая всегда, даже заблудившись в сладострастии, есть страдание за страдание Другого. Эта чувствительность распахнута, раскрыта подобно городу, объявившему себя открытым для вступления неприятеля; она по сю сторону всякого воления, поступка, деклараций и определения позиций». Как бы подводя итог философско-религиозным определениям состояния «бедности тела, как пустого знака», «разборка тела», «развоплощение тела» и «чумные отношения между телами» нам может покажется, что это ничего не значащие метафоры, мало нас касающиеся. Но это далеко не так. Нам понятен страх человечества перед «гибелью» от стихий природы, но это всего лишь предмет веры. Как сказано: не бойтесь убивающих тело, ибо они не могут убить душу. Но душа, как сущность человека убивается в «развоплощении» тела, от нечистых прикосновений. Киберсекс, разного рода суррогатные приборы и искусственные заменители соития обедняют тело, делают его безличным. Это то состояние, когда человек уходит в вечность, так и не поняв, кто он – мужчина или женщина. На Пире небесном и на Брачной вечери, ему там не находится места, а все потому, что он не в тех одеждах. Очевидно многие, в спешке перед земным воплощением не успели в этом определиться, поэтому они меняют свой пол, становятся трансвеститами бесполого духа. Виновато общество, что не создало условий, при которых человек мог бы без отсрочивания утверждаться в своем предназначении пола.

Но мы вернемся к практичному Маркузе. В эпилоге своей книги он говорит: Почему до сих пор не слышится голос от здравого смысла, когда Фрейд открыл универсальные законы развития личности и общества, его тоже не поняли. Нам говорят: потому что была война – людям не до секса. Чепуха – и сейчас «война», но другая. Если в той войне, выжившие становились героями и в этом обретали хотя бы временный смысл жизни. То в нашей, невидимой войне, когда народ «убивает себя» отсутствием и отсрочиванием удовольствий, то все они мирной чередой идущие друг за другом поколения, теряют некий смысл жизни, до того как дойдут до границ Танатоса (смерти). Аналитики утверждают, что желающих найти смысл жизни около 78 % людей, а не нашедших его и совершающих самоубийства – 85 %. Признаки множатся, традиции не диктуют – что нужно, человек хочет того, что другие хотят. Но как всегда прав дедушка Фрейд, который утверждает, что те кто ищет смысл жизни, как правило неудовлетворенны в области либидо. Вокруг «пророка» всегда собирается «легион» – учителя, что поменьше и им тоже хочется высказаться – хоть как-нибудь. Имя им – «неофрейдисты». Как правило, их теории интеллектуальное трюкачество и обслуживают они идеологию. Маркузе пишет: в то время как психоаналитическая теория Фрейда признает, что заболевание индивида корениться в болезни его цивилизации, психоаналитическая терапия пытается вылечить индивида с тем, чтобы он мог продолжать функционировать как часть больной цивилизации, не капитулировав перед ней окончательно. А «легион» утверждает – вы уже достигните многого, если сможете превратить вашу мучительную истерию в ежедневное счастье. Дедушка Фрейд интерпретировал судьбу человека в терминах первичных инстинктов, в особенности сексуального и их модификаций, а ревизионисты, перемещают акцент с биологического на культурный уровень, с конституции индивида на его среду. Они проповедуют полный отказ от понятия либидо для лучшего «взросления человека», но как он повзрослел, – нам, удаленным во времени видно лучше.

Все устали, все предчувствуют что должно наступить нечто новое, но которое никак не может разродиться, обнаружится и наконец, начать быть в человеческом обществе. Все озабочены теориями и высказываниями, но природа и ее основной фактор времени – консервативен, ей нет дела до созревания разного рода «нео», когда человек зреет, зреет и никак не созреет. Просто приходит новое время, приходит быстро, революционно – кто осознал и исполнил – взошел на «престол», а кто не услышал, побудет еще некоторое время под «престолом» любви. Оказаться под «престолом», а тем более быть отлученным от Небесного пира, не такая и безобидная вещь. Философское познание хорошо, но оно не для многих, что то должно делаться и осуществляться в обществе практическим образом. Очевидно, есть смысл посмотреть, что творится в низинах мира, ибо говоря только философскими, хотя и важными категориями, можно о многом не сказать и уподобиться «заике» Аристофану из «Пира» Платона, которому, когда пришло его время говорить об Эроте, у него возбудилась икота. Когда возвышенные рассуждения о «правильной» любви должны быть временно отодвинуты в сторону, если их не воспринимают слушающие. Можно как Аристофан передать речь врачу Эриксимаху и говорить о пользе секса для человека, пока общество не утвердится хотя бы в этом знании. Необходимо заметить, что Павсаний хорошо хвалил бога Эрота, как хвалят его современные апологеты любви, но мало что делается для этого спутника всенародной любви. Он говорил о важности оказания ласк любящим, которые в одних местах порицаются законом, в других городах трудны для определения, где нет привычки к мудреным речам. Итак, – делает заключение он: где принято, что постыдно оказывать ласки любящим, там это произошло от своекорыстия правителей и от слабости подвластных. А где знают «нижним» местом, что секс это хорошо, но проявляют бездействие, чтобы всем было хорошо, там такое правило бездействием своей души допустили законодатели. В речи Павсания говорится и о деньгах, за которые любящие решаются на такую рабскую службу, какой не несет ни один раб. Переводя стрелки с Платонова «Пира» на нашу современность, спросим свое «сверх Я»: По какому праву простоватое и душевное «Я», получившее в удел жизни непривлекательное лицо или косноязычную речь, не способную привлечь подружку к себе, или по какой-либо другой причине он остался без спутницы жизни и от этого лишен отправлять свои естественные (сексуальные) потребности. Лишен по той простой причине, что «цивилизованное» общество, состоящее из «сверх Я», почему-то решило что специально организованные «дома» для этого дела и «гостиница Деборы» у дороги – это плохо. Если он не может на свои кровные денежки приобрести женщину (не купить, как кричали бы моралисты), чтобы иметь возможность отправить свои природные и божеские потребности, то в «лучшем» случае он делается перверсным, а в худшем начнет приобретать опасные для общества «игрушки». Перверсность, на свой манер выражает бунт против порядка, подчинившего сексуальность «моральному» принципу и протест против реальности, порабощающей удовольствие. Эта концепция имеет далеко идущие последствия для метода и содержания социальной (политической) науки.