Текст книги "Капкан со всеми удобствами"

– Хватит жрать, – проворчал ему Дёма.

Пират покосился на него глазом в окружении белого шерстяного пятна. Честное слово, это означало не что иное, как «Тьфу на вас!».

Димка крякнул, обежал нас по снегу и понесся в машину. Мы еще не успели дойти до калитки, а он уже летел обратно, на ходу доставая что-то из пакета. Вот тут еще раз подтвердилось, что мой муж – человек основательный. И хотя его сборы на лыжную прогулку были недолги, он додумался взять с собой бутерброды… Уверена: Пират, глотая их, мне обзавидовался. С таким хозяином в доме не пропадешь.

12

До местной больницы мы добрались меньше чем за пятнадцать минут. Наталья решила проявить самостоятельность и первой оказалась у окошечка справочного бюро, буквально сунувшись туда головой.

– Шелепина Светлана Юрьевна выписана вчера под расписку в состоянии средней тяжести, – послышался поучительный голос дежурной.

Подругу ответ не удовлетворил:

– То есть как выписалась? Не могла она сама выписаться в таком состоянии. А с каким диагнозом она госпитализирована?

– Я вам человеческим языком говорю: выписана под расписку. – В голосе дежурной появилось раздражение: – Вы что, родственники? Нет? Ну так другими сведениями делиться не уполномочена!

– Простите, можно переговорить с лечащим врачом Шелепиной Светланы? – Димка молниеносно достал из бумажника визитку и сунул ее в окошко. – Хотелось бы кое-что уточнить с коллегой…

Очевидно, визитка возымела свое действие. Дежурная куда-то позвонила и тут же пригласила Дмитрия Николаевича проследовать в ординаторскую к Аркадию Анатольевичу, поспешив открыть моему мужу дверь через справочное отделение. Как я и подозревала, оставшиеся члены группы были удостоены многозначительного взгляда дежурной и крылатой фразы:

– А вас… я попрошу остаться…

От нечего делать мы вышли на улицу. Не знаю, что наговорила Наталья Мишке, но его уже явно тяготило это путешествие. Несколько раз он с тоской посмотрел на кучу лыж и лыжных палок, на небо, из голубого ставшим серым, и, наконец, на часы. Димки не было долго. Мы успели замерзнуть, погреться в машине, где моментально стало жарко от работающей печки, и опять вылезти на улицу. Я предложила отпустить несчастного Михаила, у которого был безнадежно испорчен выходной день.

Наталья неожиданно развеселилась, приседая и хлопая себя по коленкам от хохота:

– Представляю себе, как ты тащишься более десяти километров по неведомым дорожкам до кольцевой, а там наперегонки с иномарками шпаришь где-нибудь по обочине, скрипя потертым седлом!

– Почему седлом?

– Ну седалищем. Ты им перед отъездом приложилась, потом тебя еще в машине двигали, освобождая место для Бориса. Да ты не переживай. Я, как всегда, рядом буду. – Наталья заботливо подтянула молнию на моей куртке и вздохнула: – Ты была права. В смысле, насчет Светки. Так что наш сосед Володя никак не мог появиться в квартире с ее легкой руки. Слишком тяжелое для этого у нее состояние было.

– Наталья! Димке ни слова про ключ и фотографии. Убьет!

– Само собой…

Мы стояли на краю небольшого оврага недалеко от больницы и смотрели вниз на верхушки кустов, торчащих из сугробов. Михаил от скуки в двадцать пятый раз открывал капот машины, чтобы полюбоваться содержимым. Местные пейзажи ему, кажется, осточертели. В конце концов мы медленно поплелись к больнице. Похоже, Димка и здесь делает обход хирургического отделения.

– Твой муж – действительно классный специалист, – в унисон моим мыслям выдала Наталья. – Если бы со мной… нет, пожалуй, со мной – не надо… Если бы с моими знакомыми что-то случилось – не задумываясь, валялась бы в ногах у него, прося помощи. Только вредный очень…

Мы поравнялись с машиной, и в это время откуда-то с левого крыла больничного корпуса выкатился Димка. Он очень торопился. Так, что я успела испугаться, решив, что его преследуют. Но он приветственно поднял правую руку – левая была сунута в карман куртки – и крикнул:

– Ну что, покатаемся?

Михаил еще раз посмотрел на часы и обреченно кивнул: он, мол, понимает – здоровье бывшей соседки дорогого стоит.

Мы быстро юркнули в машину – не терпелось узнать результаты расследования Дмитрия Николаевича. Но он из вредности (Наташка права) долго и нудно объяснял Михаилу, куда следует проехать, потом попросил подругу освободить место штурмана и уселся на переднее сиденье, призывая нас полюбоваться красотами окружающей среды. Белое безмолвие уже несколько поднадоело, и Наталья, возмущенная пересадкой собственного тела на заднее сиденье, разинула рот, чтобы напомнить Дмитрию, кто он такой, но я во время толкнула ее в бок. Она хрюкнула и рот закрыла, посмотрев на меня с недоумением. Успокаивающим жестом я похлопала ее по руке, давая понять – своего мужа знаю лучше всех. Он только и ждет вспышки возмущения, чтобы усилить ее своим: «Ах, та-ак! Вообще ничего рассказывать не буду!» А вслух произнесла:

– Смотрите, какие красивые горы впереди! Надо же! Прямо саксонская Швейцария! Жаль только, лысые. Мы туда едем?

– Это не горы, – спокойно пояснил муж. – Это многолетняя свалка. Здесь вообще ничего не может расти. Миша, сейчас за поворотом налево будет речка. Главное, не прозевать мост. А через два километра начнутся лесопосадки. Там и остановимся. Часика два, я думаю, нам хватит?

Он обернулся. Глаза были хитрые, неискренние. На всякий случай я опять похлопала подругу по руке. Она, не отрываясь, смотрела вперед. Лицо у нее закаменело от напряжения. Представляю, как тяжело ей было сдерживать эмоции. Димка с удовольствием полюбовался на Наталью, потом переключился на меня, нахально подмигивая. Я продолжала усиленно изображать безразличие.

– Не понимаю, зачем надо краситься, если собираешься кататься на лыжах. Ну, нанесла визит людям. Неудачно, надо признать. Но сейчас-то зачем заново расходовать губную помаду? Зайцев очаровывать? Не понимаю!

– Ну и дурак, – не выдержав, отреагировала я.

Наташка отвлеклась от переднего стекла и тихонько похлопала меня по руке. Подруготерапия не удалась. На Димку выпала месячная норма осадков из упреков и угроз. Ничего не могу поделать с сидящей во мне с рождения натурой Тельца. Довести меня до состояния ярости трудно, но если уж довести!..

Успокоилась я только у лесополосы, но и там, забаррикадировав дверцу, напрочь отказалась вылезать из машины и вставать на лыжи.

– Успокойся, не нужно расстраиваться. Себя беречь следует, – елейным, медоточивым голоском уговаривала меня Наталья. – Тебе еще жить надо. Ради детей! – повысила она голос. – Вылезай. Мы с тобой поедем в другую сторону, где тебя никто не обидит.

– Ни фига себе! – возмутился муж, призывая Михаила в свидетели. – Вылила на меня ведро грязи, и ее же, видите ли, обидели!

– Да, вылила! – с вызовом выдала Наталья. – Потому что было с чем сравнивать! Уж очень вы, Дмитрий Николаич, походили на те самые горы мусора или свалку. Содержимое ведра по назначению попало!

Димка отшвырнул мои лыжи с палками в сторону, поставив свои аккуратненько рядом с машиной, открыл переднюю дверцу и быстро переобулся. Через минуту от его лыжных ботинок только каблуки сверкали. Бедный Михаил не знал куда деваться и как себя вести. На всякий случай принес мои лыжи назад.

Я уже успела успокоиться. По крайней мере – внешне. Внутренне назревало раскаяние за ряд надуманных обвинений. Кроме того, лыжное снаряжение задумывалось как маскировка истинной цели поездки. Кататься и не собиралась. А что делать? Не сидеть же в машине, если все так стихийно переигралось. Медленно начала переобуваться.

Михаил облегченно вздохнул:

– Наталья Николаевна, я ключики от машины в платочке под эту елочку положу, а этой веточкой замаскирую. Если вернетесь раньше меня и замерзнете – машину откроете и прогреете. Я, пожалуй, тоже поеду…

Уныло мы поплелись по лыжне в противоположную сторону.

– Далеко отъезжать не будем. Уже третий час. В пять темно, – громко произнесла впереди идущая Наталья. – Ни одной собаки не видно. Все уже с утра отъездились. И есть хочется!

– Хочется, – грустно подтвердила я. – Давай о хорошем: рано или поздно Димка выболтает правду. Кроме того, мы с тобой обошлись почти без завтрака и без обеда. Если пропустить еще ужин, наверняка…

– Откинем лыжные ботинки вместе с лыжами, – закончила подруга мою мысль своими словами. – Нет, ужин не отдам даже твоему Димке, хотя он уже почти двадцать минут мой злейший враг на сегодняшний день.

Постепенно прогулка увлекла. Я даже стала себя поругивать за то, что забросила лыжи. По пути возникало много заманчивых спусков. Наталья несколько раз скатывалась вниз. Наконец созрела и я. Облюбовав пологий спуск, не суливший никаких неожиданностей, я храбро ринулась вниз. Но, как оказалось, конец спуска стал началом нового, довольно крутого склона. Обреченно приготовилась падать. Именно это и помешало мне следовать прямо. Я исхитрилась свернуть вправо и пропустить между ног маленькую лохматую елочку. Раздавшийся треск даже не испугал. Во всяком случае это были не мои косточки. Лыжи остановились сами по себе. Я даже не шлепнулась. Вернулось чувство уверенности в свои силы, вот только жаль было елочку. Впрочем, сразу же выяснилось, что жалела ее зря. Она стояла целая и невредимая, тогда как мои спортивные штаны в нескольких местах сверкали клоками ткани-утеплителя и подкладки. С упорством, подогреваемым жалостью к штанам и себе, родной и несчастной, я ступеньчатой поступью вскарабкалась вверх. В прорехи ощутимо несло холодом.

– Ну ты даешь! – восхитилась Наташка. – Прямо слаломистка какая-то. Честно говорю – с этой горы не рискнула бы скатиться. Даже не пошатнулась на елке! Погоди, погоди… А что это ты сделала со штанами? – Я молчала: глупый вопрос, продрала, естественно. До подруги ответ наконец дошел самостоятельно. – Во, блин! Это ж елка… палка! Погоди, погоди… – Можно подумать, я торопилась. – У меня есть большая булавка.

Наталья расстегнула куртку и порылась в свитере, но неудачно. Куртку пришлось расстегнуть до конца, свитер задрать и рыться в теплой футболке, вытянув ее из спортивных штанов. Булавка гигантских размеров была извлечена. В это время и подъехал мой муж, давший круг по лыжне.

Изумление его было неподдельным – полуодетая, вернее полураздетая, Наташка и я в экзотически драных штанах. Наташка со словами «Кончай обзорную экскурсию!» быстро поправила одежду и застегнулась по всей форме. Дав мне указание расширить ноги на ширину плеч, приколола булавкой самый большой клок на место и осталась довольна.

– Что случилось? – созрел для вопроса Димка.

– Ничего, – огрызнулась подруга. – Довел жену: с отчаяния бросилась грудью на елку!

– А как же спортивные штаны на груди оказались?

Я посмотрела на мужа, он совсем не шутил. Правильно его дураком обозвала.

– Елка спружинила, – мрачно пояснила я.

Нахмуренный лоб мужа выдал напряженную работу мысли.

– Никого не собирался доводить, – буркнул он. – А если вы считаете целесообразным обсуждать нашу тему в присутствии постороннего человека, я имею в виду Михаила, то это глупо и неосмотрительно. – Он оглянулся назад и, посмотрев по сторонам, как будто в чистом поле и лесу могли прятаться враги в белых маскировочных халатах, продолжил: – В общем, так: пациентка Шелепина Светлана Юрьевна поступила в реанимационное отделение больницы по «скорой помощи» в коматозном состоянии второго декабря в шесть часов пятнадцать минут с диагнозом: отравление неизвестным лекарственным препаратом. Неизвестным – поскольку Светлана, выпив лекарство, уничтожила упаковки с названием. Герман, позвонив кухарке или кому там еще, попросил проверить наличие дома в аптечке снотворного лекарства, несколько упаковок которого он пару месяцев до этого купил по ее просьбе. У Светланы во время полнолуния пропадал сон, и она иногда пользовалась снотворными. Короче, упаковок на месте не оказалось. В реанимации с учетом этого обстоятельства ей была произведена соответствующая дезинтоксикация организма и назначена общеукрепляющая терапия. Через трое суток больная вышла из комы, но состояние оставалось тяжелым. Еще через трое суток оно улучшилось и стабилизировалось. Вел пациентку заведующий отделением. Он же дал указание медперсоналу не распространять сведения, касающиеся диагноза и состояния здоровья Шелепиной Светланы Юрьевны никому, кроме мужа. Я не в счет. По особым причинам, определяемым моим положением. Я проконсультировал завотделением – его сразу же вызвали из дома – по поводу необходимости оперативного вмешательства в спорном клиническом случае. – В голосе Дмитрия послышались хвастливые нотки. Они сгладили впечатление, которое он производил своим рассказом: как будто находишься на приеме у врача. – Короче, напрашиваются следующие выводы: либо пациентка сама решила покончить жизнь самоубийством, либо ей решили помочь. Герману вмешательство следственных органов ни к чему. Именно поэтому он, несмотря на возражения врачей, забрал жену под расписку, мотивируя тем, что продолжит ее лечение за границей. Даже показал заведующему отделением два билета на самолет. Долечиваться Светлана должна в Баден-Бадене. Это, если не забыли, Германия. Ну, кто из нас умнее? Или все это стоило рассказать при друге Натальиного сына Михаиле?

Переглянувшись, мы с подругой решили не поддерживать дебаты на тему самого умного. Невозможно быть самым умным в решении всех проблем. Не стоило развивать в Дмитрии Николаевиче манию величия. Именно поэтому я коротко заметила, что у него должно было хватить ума и на то, чтобы дать понять – интересующая нас тема пока закрыта.

– А губная помада?! – возмутился он. – Я же тебе при этом усиленно подмигивал…

Пререкания по поводу идиотских подмигиваний, оказавшихся тайным знаком, что, кроме Димки, никто не понял, пришлось прекратить. К компании приближался румяный, как красна девица, Михаил. Я спешно поставила лыжи вместе – почти одна на другую.

– Ну что, еще по кружочку? – спросил он и, сильно оттолкнувшись палками, подкатил к нам вплотную.

– У нас ЧП, – коротко бросил муж. – Ирина Александровна приступила к лесоповалу. Плохой признак.

Я невольно опустила глаза и принялась чертить лыжной палкой на снегу паутину. Ну к чему объяснять детали? Пока пелись хвалебные песни Мишке за его долготерпение и доставленное вылазкой удовольствие (кому как…), я успела пририсовать к паутине муху. Без паука. Я их, пауков, боюсь. Муха получилась не очень похожая, тем не менее я над картиной так и застыла! Отдельные детали всего случившегося за эту неделю опять стали складываться в общую картину. Более того, появились дополнительные фрагменты. Правда, с большими прорехами – как в моих спортивных штанах. Я моментально оглохла, ослепла и замерла. Очнулась в полной тишине. Рядом со мной никого не было, и я испуганно оглянулась. Вся группа оказалась далеко впереди – уверенно катила по направлению к машине.

Соображение, что общество не хотело смущать меня моими же штанами, поэтому и уехало, пришло на смену растерянности довольно быстро. Я развернулась и бойко покатила вдогонку. Еще пара жертвенных спортивных ползунков, и я смогу дать фору мужу. С детства так хорошо не каталась. А может, меня просто подгонял невольный страх. Одной жутковато…

Часть четвертая
Секрет фирмы

1

Как же хорошо дома! На обратном пути в машине разморило, и я с трудом разлепляла слипающиеся глаза. Вылезла у подъезда почти в бессознательном состоянии, забыв про дефект одежды. Повезло, что стемнело. Все казались уставшими. Михаил категорически отказался идти в гости, заявив, что мечтает только об одном: поскорее вернуться домой. Пока поднимались в лифте на свой тринадцатый этаж, я с тоской успела подумать о домашних хлопотах, связанных с ранним ужином, но, перешагнув порог родной квартиры, поняла, что это пустяк по сравнению с тем, что дома есть ванна и диванчик, который следует занять первой. Просто не буду мыть посуду.

Элька своим гостеприимством мешала раздеваться. Жалуясь на одиночество, вертелась под ногами то у меня, то у Димки, требуя моральной компенсации. Нашли компромиссное решение – пока я ее гладила, Димка стягивал сапоги. Потом мы менялись рукоприкладством.

Ужин, к счастью, был готов. На столе лежала записка от дочери: «О массовом спортивном психозе следует предупреждать заранее! Ужин на плите. Славка обиделся больше меня, съел все пельмени и уехал к бабушке. Я с Лешкой у Алисы. Готовлюсь в загранку. Все еще ваша дочь Алена».

Димка, тщательно вымыв руки (издержки профессии), принялся названивать Листратову. Хорошо, что на звонок никто не отозвался. Еле отговорила его от этого недостойного занятия ссылкой на то, что подводим Германа. Сначала надо самим хоть немного разобраться в данной истории.

– А как же сосед? Надеюсь, у тебя хватило ума додуматься, что Светлана никакого отношения к его вселению в ее квартиру не могла иметь?

– Хватило. Могу даже в долг дать. Трудно додуматься, что он на нее сослался по просьбе Германа? А тот просто хотел избежать лишних объяснений. Первоначально сосед вообще выступал как родственник Германа. И Герман законность его проживания здесь подтвердил официальным путем – через наше отделение милиции. Так о чем ты собираешься трезвонить Листратову? О том, что Шелепин отравил свою жену, пихнув ей в вечерний чай горсть снотворного? А Светка даже горечи не почувствовала. Маханула чашечку, преданно смотря в наглые глаза муженька! А заодно о том, что сосед скрывается от наркобандитов вместе с беременной женой, которой грозит уголовная ответственность за хранение наркотиков?

– А почему, собственно, ты повышаешь голос? Нельзя то же самое сказать спокойно? Не совсем ведь кретин. Как-нибудь дойдут твои слова. Кстати сказать, в последнее время в наших отношениях постоянная напряженка. Может, это потому, что тебе лучше работать?

«Ну все, – с тоской подумала я. – Теперь это надолго». Но в прогнозах ошиблась. Димку просто надо было накормить. Все-таки соображения у меня меньше, чем гонора. Чувствуя за собой вину, я даже уступила диван мужу, решив перемыть грязную посуду.

За этим делом и застала меня сытая и довольная подруга, заявившись с предложением немедленно позвонить Листратову с просьбой выяснить личность соседа Владимира. Недолго думая, послала ее к Димке. Пусть блеснет логикой.

Он, очевидно, блеснул. Минут через пять Наташка вернулась со слегка ошарашенным видом.

– Все-таки очень умный мужик твой муж! Глаголешь вам, говорит, глаголешь – не понимаете. Нет никаких оснований подключать Листратова…

Далее подруга изложила краткое содержание моих доводов и за чаем поинтересовалась дальнейшими планами. Я попросила ее только об одном: любыми путями выяснить у секретарши Велочки несколько адресов, по которым фирма «Купава» осуществляла свои работы. Один клиент был мне уже известен – депутат непонятно какой думы Воронко Альберт Андреевич. Три раза напомнила подруге, что звонить следует только на номер личного мобильного телефона Велочки. Наталья задумалась – задание не из легких, учитывая трусоватость секретарши сыскного агентства «Пантера-С». Разошлись с убеждением, что «утро вечера мудренее» и «будет день – будет повод для звонка».

Димка в блаженном состоянии дремал под «Семнадцать мгновений весны». Я уселась в кресло, вытянула ноги и, ощутив себя почти счастливой, переключила телевизор на другой канал. Муж моментально очнулся и посмотрел на меня с укоризной. Я развела руками:

– Кончились мгновения весны. Новый год почти на носу…

Из полудремы вырвал звонок мобильного телефона. Я кинулась разыскивать аппарат и нашла в собственной сумке. Сразу два. Звонил подкидыш.

– Да? – напряженно произнесла я в трубку.

– Здравствуйте. – Уже знакомый то ли женский, то ли мужской голос. – У вас все в порядке?

– Да. Можете быть спокойны, – тихо сказала в ответ. – А главное, я вам верю. Попробуйте поверить мне… – Абонент отключился.

– Кто там? – окончательно проснулся Димка.

– Да кто ж его знает? – ответила я, возвращаясь в комнату. – Просто ошиблись номером.

Подумала и, сдвинув Эльку, притулилась к мужу под бочок. В отличие от кошки он не жаловался на неудобства. Просто погладил меня по голове, как маленькую, и шепнул:

– Не сердись на меня, деспота. А спортивный костюм я тебе новый подарю. Такой, какого ни у кого нет. И поверь, не стоит вымещать раздражение на елках…

2

Лыжная прогулка дала о себе знать. Спала – как убитая. Сравнение, конечно, не очень… Но в каком положении легла, в том и проснулась. А вот вставать пришлось, собирая себя по частям. Малейшее движение причиняло боль. Причем болело даже то, что и болеть-то не должно, например правое ухо. Но оно само как-то завернулось во сне – я его отлежала.

Айкая, ойкая и подвывая, долго сползала с кровати. Димка, веселый и бодрый, как массовик-затейник, уже успел сбегать под душ и поставить чайник, а я только предпринимала попытки сделать первый шаг, хотя в мыслях была уже на кухне. Муж предложил инъекцию баралгина, я вздрогнула, и дело пошло на лад. После двух шагов уже могла сносно передвигаться.

– Наконец-то ты начала заботиться о своем здоровье! – хихикнула дочь, вытаскивая из холодильника сделанные мной блинчики с капустой. – Лучше бы ты не вставала. У тебя взгляд великомученицы. И твой видок терзает душу жуткими воспоминаниями. Так и вижу саму себя на первом курсе после занятий физкультурой. Мамочка, иди под горяченький душ – полегчает. А тут я сама справлюсь.

– Только без жалости, – простонала я. – Уже расходилась, только умоюсь.

Позвонил сын и поинтересовался, все ли в порядке, – бабушка волнуется. Попросил к телефону меня. Алена фыркнула и порекомендовала перезвонить через полчаса, мамочка как раз успеет поднять руку и взять трубку. Если поторопится… И это в то время, когда я снимала блинчики со сковороды! Детки веселились вовсю! Веселье прервал Димка, заявив, что торопится. Свеженький, как зеленый огурчик, и собранный, как разведчик из старых советских кинолент, он настолько завладел моим вниманием, что я машинально выложила ему на тарелку все содержимое сковороды.

– А мне-е-е? – возмутилась Алена, бросая трубку и придвигаясь ближе к столу. – Нельзя же так мстить человеку за милую шутку!.. Папик… Кажется, мамочка тебя в первый раз увидела и очень сомневается в том, что вы знакомы. Ты уверен, что она на горке не головой тормозила?

Димка кивнул, что можно было расценить как угодно. Перетащив блинчик из отцовской тарелки в свою, дочь наконец смолкла. Хотя в чем-то была права. Просто я посмотрела на Димку не глазами вечно занятой непонятно чем жены, а как бы со стороны: красавец мужчина! Бабы на работе, наверное, проходу не дают. А я? Такая скособоченная, бледная. Только правое ухо малиновое, но и оно совсем не оживляет лицо. Сижу дома и не могу собой заняться! Даже дочь проглядела. Куда это она собралась? Тоже в Швецию, как дочь Димкиного анестезиолога?

Не обращая на меня никакого внимания, дочь с отцом за чаем (кофе оба не пьют из принципа) с интересом обсуждали проблему коматозного состояния.

– Я думаю, либо греки с названием перемудрили, либо наши недомудрили с переводом, – авторитетно заявила Алена, мешая настой шиповника в отцовской чашке. – Ну можно ли определять koma как «глубокий сон», когда налицо результат глубокого торможения коры головного мозга с распространением на подкорку и нижележащие отделы центральной нервной системы. А приплюсовать еще последствия… Нарушение кислотно-щелочного баланса, кислородное голодание и прочее. Мама дорогая! Хорош глубокий сон – мостик от жизни к смерти.

Димка довольно улыбался. В отличие от меня дочери выпадало гораздо меньше нравоучений…

Они уже вскочили из-за стола и направились одеваться, когда я спохватилась и задала мучивший вопрос:

– Елена, в какую это заграницу ты собралась?

Она недоуменно оглянулась, нахмурилась, но тут же радостно разулыбалась:

– Это не я. Это Лешка спятил. Напрямую он, конечно, о том не говорит, но общаются они с Алиской исключительно на английском. Он, так сказать, совершенствуется в знаниях, она – просто боится их забыть на родимой сторонушке. Только я гордо несу флаг родины и шпарю в их обществе на великом и могучем… Как на втором курсе зачет получила, так и успокоилась. Впрочем, это больше твоя заслуга. Но что характерно – в основном эту пару понимаю, только боюсь шокировать своим личным диалектом, ну… и фразами, естественно. – Алена натягивала сапожки и продолжала что-то бубнить насчет того, что после окончания института всегда может пойти на курсы.

Меня неприятно кольнуло ее выражение: «эта пара».

– Если ему так хочется, может приходить к нам и общаться со мной на английском…

– Еще не хватало! – возмутился одетый и хорошо выглядевший муж. – Ты для меня-то время не находишь на родном языке поговорить…

Закончить я ему не дала. Раз пять чмокнула в щеку, в результате он потянулся ко мне губами, и… прощание грозило затянуться, если бы не Алена. Она бесцеремонно влезла между нами со словами: «Ваше время истекло…»

Через полчаса сделала вывод: чем больше двигаешься, тем меньше болят ноги и спина. Ровно в девять часов раздался звонок в дверь, и я, забыв о предусмотрительности, тут же открыла дверь. За ней стояла какая-то каракатица в знакомой розовой пижаме. Дверь соседа слегка заколебалась.

При ближайшем рассмотрении каракатица оказалась карикатурной копией Наташки. Постанывая, держась руками за поясницу и приволакивая левую ногу, она с большим трудом перешагнула порог и, не пытаясь выпрямиться, прошамкала:

– Анальгин ешть?

– Ешть, – ответила я и в подтверждение своих слов убедительно кивнула.

– Ташши, я присяду… – Когда я вернулась с таблетками, подруга все еще садилась, хватаясь руками за разные части тела. – У меня тоже ешть, только вышоко – не влежу. Воды дай… Тут посижу. Ой, ой, ой!.. – Она как раз достигла точки соприкосновения с сиденьем перед вешалкой.

О как! Выходит, Наташка отдохнула еще лучше, чем я… Чашку воды осторожно поднесла к носу подруги. Она сделала предупреждающий жест и чем-то захрустела во рту – оказалось леденцом. Проглотив одну таблетку, вторую протянула мне. Из человеколюбия. Я тоже приняла. Из солидарности. Только Наташка вылакала всю воду из чашки. Наверное, из-за леденца. Пришлось поторопиться на кухню.

Минут через двадцать Наталья совсем повеселела и обрела способность перейти со мной в большую комнату, где осторожно расположилась на диване и сообщила, что на работу не идет. Без пяти девять ее очень жалела завотделением, а сейчас, вероятно, вообще весь коллектив, кроме опоздавших.

– В спорте надо уметь жертвовать всем, в том числе и своим здоровьем, – отметила подруга. – А заодно и чужим. Сегодня мои без завтрака смотались. Радуясь, что в семье только я от души накаталась.

– Может быть, позвоним Велочке? – Моя просьба прозвучала достаточно смиренно. Кто его знает, вдруг у подруги скрючивает не только тело, но и челюсть?

– О! Давай телефон! По ходу разговора что-нибудь придумаю.

Я быстро сносилась за подкидышем-бомбильником, попутно отмечая благотворное действие анальгина.

– У тебя новый аппарат? – удивилась подруга.

– Да нет, – промычала я в сторону, старательно перекладывая на столике Димкины журналы. – Сын забыл.

– И не стыдно ребенка обговаривать на баксы? Может, по простому позвоним? Ведь на ее личный мобильник…

– А вдруг он у нее с определителем, а кто-нибудь возьмет и поинтересуется?

– Совсем законспирировалась! Прямо партизанское благоустроенное подполье… Только я тебя огорчу. Номер ее телефона в памяти моего, а мой… – Наталья сосредоточенно порылась в объемных карманах пижамы. – Нет, в отличие от некоторых я человек собранный. Даже в полубессознательном состоянии. В этом кармашке радиотелефон торчит. Тяжелый, зараза. А в этом – моя крохотулечка мобильный. Что ж ты мне сразу не сказала? Ведь не увидеть радиотелефон не могла. На полкорпуса торчит над карманом!

– Да ты вся из себя скрюченная была и над своими карманами с аппаратурой, как тент, нависала!

– Могла бы и догадаться.

– Наталья, не зли меня сейчас. У меня, может быть, вот-вот мужа уведут. – Я села в кресло и горестно вздохнула.

Наташка недоверчиво ухмыльнулась:

– Тебе плохой сон приснился? – Она отложила оба телефона в сторону и внимательно посмотрела на меня. Я отрицательно покачала головой. – То-то я думаю, – нахмурилась подруга, – чего это он к твоей губной помаде привязался? И вообще, в последнее время какой-то недовольный… Ладно мой Борис. Он всю жизнь мной недоволен. Но твой?.. И на меня собаку спускает.

Выслушав Наташку, совсем расстроилась. Значит, уже и со стороны все заметно?

– Тогда почему он со мной на лыжах поперся?

– Как – почему? Истинно говорю: каждый судит в меру своей испорченности. Решил тебя в измене уличить да на тебя же ответственность за развал семьи и спихнуть. Обломался!

Я вспомнила утреннее прощание – ну точно, стыдно стало передо мной за безгрешность мою, попытался вину загладить. А звонить мне в течение дня в последнее время совсем перестал… Надо было взять себя в руки, но они бессовестно дрожали.

Элька жалобно мяукнула и прыгнула мне на колени. Даже она меня жалеет.

– Ты знаешь всех из его отделения? – деловито осведомилась Наталья. – Не торопись, подумай. Особенно перебери медсестер. Они сейчас такие шалавы! Да и врачих одиноких много. А переживать не стоит. Ночевать-то Димка домой приходит. Мы эту привязанность в зародыше убьем.

Образы медперсонала хирургического отделения мелькали и путались перед глазами. Кончилось тем, что я заподозревала всех, включая пожилых санитарок, а заодно и все отделение гинекологии вместе с больными.

– Так не пойдет! – Наташка резко оборвала мои рассуждения. – Не надо усугублять обстановку. Просто за ним нужно понаблюдать: вовремя ли приходит с работы, какой приходит – в смысле, голодный или нет, стремится ли к уединению с телефоном?.. И вот еще: звонят ли ему женщины после работы?

Анализ поведения мужа по вечерам показал: на службе иногда задерживается, но всегда приходит голодный и сердитый…

– Это не главный показатель, – возразила подруга. – Он у тебя и раньше иногда задерживался – не на всю же ночь. А что сердитый… Ты бы видела голодным моего! Я и сама, когда на диете, зверь зверем. Сама знаешь…

– Ну тогда другие показатели… С телефоном не уединяется. Скорее, с телевизором. А когда подзываю к телефону, сквашивается и трубку берет с сожалением… Может, это игра? – Подруга пожала плечами. – И звонят ему все подряд – и женщины, и мужчины, но не каждый вечер.

– Погоди, а с чего у тебя возникли подозрения в его неверности? – Наталья, очевидно, решила меня утешить.

– Как это – с чего? Естественно, не на пустом месте. Сегодня утром взглянула на него чужими глазами – ну просто мечта моей жизни. Когда молчит. Ну да ведь все мы не без недостатков. Такого просто невозможно не увести из семьи…