Текст книги "Крестовый поход в лабиринт"

Часть третья
ХОЖДЕНИЕ ПО ЧУЖИМ МУКАМ

1

– Ир, а у тебя, случайно, не появились хоть какие-то вразумительные объяснения всей этой галиматье? Честно говоря, меня волнует вопрос, как относиться к гражданке де Суарес? С одной стороны, ее следует пожалеть, с другой… Если она наведывалась в четверг к Маноло, вполне могла заботливо отправить ее на тот свет. Ты молчишь в знак согласия или в знак протеста?

Наташка очередной раз притормозила. Пробки в столице стали повышенным источником опасности. В таких условиях «скорая помощь», неуклонно теряя свою специфику, скоро превратится в моторизованного вестника смерти. Этим выводом я с Наташкой, не отвечая на ее вопрос, и поделилась. Надо было как-то отвлечь подругу от лихой перебранки с водителем внедорожника. Правым боком машина старалась прижаться к нашей «Шкоде».

Попытка провалилась. Куда там! Забыв про свой вопрос, Наташка коротала время вынужденной стоянки более интересно, соревнуясь с соседом в вопросах ясновидения. Оба пытались угадать мерзкую сущность друг друга, скрытую за металлической оболочкой транспортного средства. Ничего не поделаешь, пробки капитально расшатывают нервную систему водителей, рождая в их измученных постоянным «спотыкачом» душах самые низменные и опасные желания. Например, дать полный газ – и вперед! Зато мстительно и тихо радуются пешеходы. Можно без особого риска для жизни прогуляться на противоположную сторону дороги, а то и обратно, не используя предназначенный для этой цели подземный переход. И при этом делать вид, что в упор не видишь шеренги злобно урчащих машин. Неужели Тамара Владимировна попала под колеса сбрендившего водителя одной из таких вот застоявшихся машин? Что-то плохо верится…

Наташка наконец отвлеклась от перебранки, и метров десять вперед мы все же проползли. Когда она закончила с характеристикой впереди стоящего «козла», ее ждала приятная неожиданность. Нахальный мужик на «внедорожнике» приотстал. Как пояснила довольная подруга, не выдержал прессинга ее доводов, смирился со своей гнусной характеристикой и теперь занят собственным перевоспитанием. Слева, но уже в неопасной близости от нас стоял серенький «жигуленок», водитель которого был занят разговором по мобильнику. Наташка скривилась и решила было напомнить ему о запрете на подобные действия за рулем, что сулило новое и хоть какое-то развлечение на стороне. Но осеклась. Из открытых окон машины доносились слова, по которым можно было судить о теме разговора. Наташка привлекла внимание парня громким извинением. Не отрываясь от трубки, он перевел на нее полные недоумения глаза и вопросительно кивнул – чего, мол, надо?

– Отключайся! Я тебе сейчас все подробно и бесплатно объясню…

Какое-то время я машинально отмечала поэтапное опустошение Наташкиного кладезя знаний в плане ручного метода безошибочного отбора яйценосных кур-молодок, пока не погрязла в собственных думах. Сначала о курах, которых мы с Наташкой приобрели под воздействием непреодолимой тяги к сельской жизни на своих дачных участках. В основном эта тяга была спровоцирована восторженными отзывами уже приобщившихся святых тайн соседей. Куры мгновенно стали ручными, мало того, ловко «влезли в шкуры» домашних животных и через постоянно открытую летом дверь дома неуклонно стремились поселиться на кухне. Для начала.

Наташкина Денька их уважала и на все хулиганские действия смотрела снисходительно. А наши кошки кур панически боялись и безропотно отползали от своих плошек, предпочитая делиться кормом насущным добровольно и без применения пернатыми силовых методов убеждения. Отъевшись до внушительных размеров, куры исполняли свой долг по яйценоскости где угодно, только не в благоустроенном курятнике, в свободное от ночевки время рыхлили лапами грядки, а затем, чихая на границы участков, принялись активно осваивать соседские территории. Там их тоже подкармливали, сюсюкая и показывая малышам экзотических для города птиц. Ведь не вороны, не голуби и уж тем более не воробушки. Мелкие шалости на грядках, а также явный грабеж очень полезных для почвы червяков легко прощались. За те же яйца, которых курам жалко не было.

Самое ужасное началось ближе к осени, когда назрела необходимость прощаться… Мы не смогли. В результате до нового теплого сезона через день мотались на дачу. Во что за это время превратился гараж, где их разместили, лучше не говорить.

Второе лето в плане яйценосности куры себя особенно не переутомляли, что им также прощалось. А как иначе, если они, завидя кого-то из нас на участке, стремительно неслись навстречу и тяжелыми бомбардировщиками взлетали на руки, замирая от счастья, когда гладили их перышки.

Привыкнув к тому, что весь мир, полный добра и света, вращается вокруг них, куры не ведали страха. В результате, две из них погибли. Одна – в пасти заезжего бультерьера, донельзя удивленного наглостью несушки, методично обклевывающей у него под носом остатки мяса с презентованной хозяином косточки. Вторая не смогла преодолеть любопытства перед техникой укладки поленницы дров, в результате провалилась пропадом между стеной и поленницей. И нет бы подать голос!..

В конце ноября состоялись слезные проводы кур на новое место жительства – нашлись добрые люди, приютили. Надолго или нет, мы старались не думать. Не очень успешно, поскольку стараемся до сих пор.

Именно чтобы не думать о судьбе несушек, я и переключилась на невеселые мысли о Тамаре Владимировне. Ну зачем ей было обманывать нас с датой прилета из Испании? Да только затем, чтобы скрыть факт своего посещения Маноло в четверг. Следовательно, известие о скоропостижной смерти Маноло она получила до официального уведомления Альбрехта. Знает она и о причине этой скоропостижности. Теперь об ее отсутствии на похоронах. Опоздание из-за несвоевременного прилета, разумеется, отпадает. Тогда почему она не могла явиться вовремя и по-человечески проститься с Маноло? Не верится, что душеприказчик мог назвать неверное время. Как нам, например. Если это так, то получается… она опоздала умышленно? Уж не из опасения ли за свою жизнь? В таком случае ее действие рассекречено, машина сбила Тамару не случайно. И еще: не похоже, что она знает о смерти сына. Матери, неожиданно лишившиеся детей, так себя не ведут. Они вообще никак себя не ведут, поскольку ничего страшнее в жизни быть не может. Неужели мы с Наташкой ошиблись с субъектом смерти в доме Сафонтьевых и Тамара на самом деле говорила по телефону с живым Владимиром? А если перевернуть все с ног на голову и начать рассуждать от противного: допустим, Тамара решила помочь вдове своего брата досрочно свести счеты с жизнью. Зачем?.. Нет, над этим вопросом потом – есть серьезные наметки к возможной разгадке, но лучше не путать божий дар с яичницей… О чем это я? Неужели опять о курах? А при чем тут дар божий? Так! Не отвлекаться ни на какие дары! Предположим, Тамара ускорила конец Маноло и, чтобы избежать подозрений, сочинила байку о своем прибытии из Испании только сегодня. Но тогда почему она опоздала на похороны? Стоп! Надо уточнить время прибытия самолета. Душеприказчик наверняка его знал. В таком случае он должен был соотнести это время со временем прощания с Маноло. Получается, Альбрехт вообще не ждал появления сеньоры де Суарес. А она взяла да появилась! Незаметно для всех. Мы с Наташкой видели ее заплаканное лицо – так перед незнакомыми людьми не притворяются. Она же не знала, что наткнется на нас. Скорее всего, Тамара наблюдала за скорбной процедурой со стороны. Тогда и попрощалась со своей родственницей.

Сразу вспомнился веселый рассказ «моргонавта»… или как там называют работников морга, о женщине, заблудившейся в поисках лаборатории. Не исключено, что Тамара Владимировна пыталась таким путем проститься с Маноло. Странное поведение для убийцы. А может, она собиралась предотвратить большее зло. Но что и кому могла сделать пожилая, тяжело больная женщина, к тому же находившаяся в больнице?..

Лучше бы я не задумывалась над этим вопросом. Несмотря на напрашивающийся ответ «ничего!», нашла целую кучу противоположных ему. И ни один из них мне не нравился. Единственный положительный результат, которого я достигла – вывод о том, что следует наглухо молчать о просьбе Маноло и вообще забыть о переданных ею Наталье ладанке и сборнике стихов Цветаевой. В первую очередь, именно об этой книжечке с бывшей ленточной закладкой в определенном месте. Но, помнится, мы с Наташкой говорили об этом и раньше. Кто-то очень активно охотится за этими вещицами. Причем не в одиночестве, но в разной компании и с разными целями. Нынешнее место нахождения иконки охотникам не известно, ключ к тайне у нас с Наташкой. В принципе, мы можем легко его уничтожить, но из памяти такое не выкинешь. «И пусть тебя не тревожит мой голос из-под земли». «Прохожий», которому адресовалось это послание Маноло, должен был найти и забрать иконку из ее могилы. После получения кодового «ключа».

– Мама дорогая!

– Я так и не поняла, подпрыгнула ли вместе с машиной или это моя личная инициатива.

– Да при чем тут моя дорогая мама! – возмутилась сидящая рядом Наташка. – Я этот рецепт сама придумала, совсем недавно. Только подумай! С завтрашнего дня передо мной открываются широкие горизонты хозяйственной деятельности на дому. Первым делом, высплюсь. Вторым – позвоню тебе и сообщу, что выспалась. Часиков в двенадцать, не рано?

– В самый раз, – вздохнула я, начиная терзать себя мучительным желанием подкинуть Наташке повод для ночной бессонницы. Тогда к полудню точно не проснется. С другой стороны, зачем рушить ее радужные планы? Если я рассуждала правильно, вскоре найдется тот, кто успешнее сделает все за меня. Пускай подруга перед этим хотя бы выспится.

– Ты долго собираешься спать с открытыми глазами? – мирно поинтересовалась Наташка, остановив машину у бетонного забора. – Мы приехали. Знаешь, давай не будем поощрять взяточничество, когда в стране очередной раз радикально собираются бороться с этим замысловатым изобретением человечества. Вытряхивайся. Через проходную и далее гордо пойдем пешком.

Наш решительный рывок через эту самую проходную был остановлен охранником, скучно потребовавшим пропуск. Приемные часы не наступили, до них еще оставалось целых двенадцать минут. Хорошо, что я не успела заломить руки и упасть перед охранником на колени, дабы, не предлагая денег, внести личный вклад в общероссийскую акцию борьбы со взяточничеством – авось пропустит. Наташка вытолкнула меня вперед так, что я едва не повисла на турникете. Смерив охранника суровым взглядом, подруга заявила о запланированной встрече с врачом, для консультации. Его это объяснение вполне устроило.

У входа в центральное здание мы столкнулись со знакомой личностью. Следователь номер один, знакомый по нашему визиту в квартиру Маноло Сергей Сергеевич, с черной пластиковой папкой в руке вежливо отступил, уважая силу нашего стремления вперед. Вместо приветствия я тепло поздравила его с тем, что мир тесен, после чего он нас сразу узнал и хмуро отозвался:

– В тесноте, да не в обиде. Каким ветром?

– Попутным. Из-за пробок на дороге, – нашлась Наташка. – Вот, решили здесь их переждать, заодно и спасенную нами женщину проведать… Забыли ее фамилию.

– Случайно, не Антипову?

– Большое спасибо! – бурно обрадовалась Наташка. Мне даже показалось, что она готова объять необъятное – самого Сергея Сергеевича. Уж больно он был массивен. Кроме того, он не был ей родной матерью. Впрочем, как и родным отцом… Короче, никем не был. – Хоть здесь, в регистратуре обойдемся без пробок. Трудно искать пациентку с забытыми данными… – Наташка оглянулась на меня.

– А вы, наверное, тоже ее навещали? – приветливо поинтересовалась я. – Антипова уже в своем уме?.. То есть я хотела сказать в твердой памяти?

– А давайте-ка мы это сейчас проверим, – несказанно обрадовался и Сергей Сергеевич. – Возможно, вас-то она как раз и узнает.

– Если вы имеете в виду «опознает», то меня такая трактовка не устраивает.

Я перестала излучать приветливость.

– Да какая разница! Сегодня утром на обходе Антипова вполне внятно изъяснялась с врачом, а при моем появлении внезапно онемела. При первом нашем знакомстве вы говорили, что женщина проявляла беспокойство о ребенке, оставленном без присмотра. Так вот, большая просьба – не сообщать ей о преступлении, совершенном на даче Сафонтьевых. Врач предупредил, что ей нельзя волноваться.

Если Сергей Сергеевич намеревался нас огорошить, то ему это удалось в варианте пятьдесят на пятьдесят.

– Здра-а-ассьте!

Что именно хотела этим сказать огорошенная половина в облике Наташки было непонятно. То ли у нее в голове внезапно появился тайм-аут и она запоздало вспомнила о правилах приличия, то ли пыталась таким образом выразить протест против просьбы следователя. Я же не проявила никакого замешательства. Дураку понятно (Наташка – исключение, точно – не дурак), мой Дмитрий Николаевич успел выложить все подробности пятницы, связанные с нашим визитом в квартиру Маноло следователю номер два, в производстве которого находилось дело об убийстве на даче Сафонтьевых. Не мудрено, что факты связали воедино.

– Но мы же должны рассказать ей, что в какой-то мере позаботились о ребенке. Мне кажется, это вызовет положительные эмоции, – возразила я.

– И он сам удрал! – опомнилась Наташка, начиная соображать и испытывая настоятельную потребность оправдаться до начала обвинений в халатности – упустила ребенка, – наплевав на мою заботу, волнения и наглухо заделанную калитку в заборе.

– А давайте-ка присядем на скамеечку, вон там в сторонке. – Сергей Сергеевич продемонстрировал рукой направление, в котором следовало искать скамейку, видимую только ему. Наверное, когда-то она и вправду там стояла. – Вы мне про свою заботу и волнения расскажете. Потерпевшую Антипову навестить успеем, она не ходячая, никуда не денется.

– А скамеечка денется… – догадалась я. – Ходячие больные ее еще дальше унесут. Только с ней ничего не случиться, а вот с Антиповой…

– Да что вы выдумываете, какие там заботы! – противореча самой себе, заявила Наташка. – Накормила, напоила, а заснул он сам. Прямо на стуле. Сам и на диван перебрался. А когда с него сорвался и через забор перемахнул, я не слышала. Такой заботливый паренек, не стал меня будить. Мы тут сок Антиповой купили, вы не знаете, можно ей его пить?

– Я предлагаю все-таки освободить проход, – заявил Сергей Сергеевич.

Его предложение выглядело скорее ультиматумом. Тем более что за него неформально проголосовали третьи лица – пара посетителей за нашими с Наташкой спинами, справедливо заметивших, что точить лясы можно в другом месте. Наташка оживилась и в долгу не осталась, заявив, что у них тоже имеется альтернатива: торчать до начала приема в душном маленьком вестибюле или прогуливаться на относительно свежем воздухе. Продолжение, может, и последовало бы, но Сергей Сергеевич сунул свою папку под мышку, подхватил Наташку под руку и, так сказать, «проводил ее с крыльца». Я в добровольном порядке поплелась следом. Уж лучше побеседовать со следователем в теплой, почти дружеской обстановке, чем официально в его кабинете.

Не обнаружив в ожидаемом месте скамеечку, Сергей Сергеевич не расстроился и предложил погулять вокруг корпуса больницы. Отказаться было невозможно. Наташка гуляла «на приколе», я свободно болталась с другого следовательского бока.

Заодно мы «прошлись по памятным местам» прошлых пятницы и субботы, начиная с момента обращения больной Светланы Владимировны к Наталье с просьбой привезти ей вещи. Следователя очень удивил сам факт обращения именно к Наталье. Он очень умно подметил, что о подобном одолжении логично просить родственников – внука или невестку. На худой конец, близких друзей. Наташка заявила, что на данный момент у следователя нет никого ближе ее самой – совершенно чужого ему человека, в которого он вцепился мертвой хваткой. И если сейчас он обратится к ней с просьбой отцепиться и съездить к нему домой, чтобы перекрыть в стояке воду, дабы предотвратить протечку, она с удовольствием это сделает. Сергей Сергеевич насторожился и поинтересовался, откуда Наталье известно, что у него в ванной кран подтекает. Подруга даже не задумалась: «А у какого нормального мужика, работающего от зари до зари, все в порядке с сантехникой, причем наверняка установленной еще в советские времена?» Далее она выдала истину о том, что иногда чужие люди бывают лучше родных.

По-моему, следователь теперь взглянул на Наташку другими глазами – добрыми. А она продолжала увлеченно распинаться о своей излишней жалости ко всем больным, сирым и убогим, а также фантастической несправедливости, в результате которой конечный итог всегда оборачивается против нее. Я испытала некоторое разочарование. Можно подумать, подруга страдает в одиночестве! И решила отстать от деловой пары в надежде, что, заметив мое отсутствие, Наташка в полной мере ощутит горечь потери, а следовательно, и фантастическую несправедливость своих слов.

Некоторые окна корпуса были открыты. Из палат выглядывали больные разного возраста, пола и национальности. В одном из окон мне померещился Ромка, и я даже остановилась. Проверить, не глюк ли это, не удалось. Как назло, он отвернулся – то ли его кто-то окликнул, то ли у юноши неожиданно возник к чему-то интерес. Тем не менее я насторожилась и запомнила это окно. Хотела окликнуть Наташку, но не решилась, ограничилась тем, что выразительно пробуравила спину подруги неласковым взглядом. Мою «выразительность» она совершенно не почувствовала и продолжала равномерно печатать шаг в ногу со следователем.

Одна из дверей с тыльной стороны корпуса распахнулась, и на меня с веселым щебетом вылетела стайка девчонок, судя по возрасту, студенток медицинского училища. Многие на ходу потянулись за сигаретами, защелкали зажигалки. Следом за ними вышли несколько мужчин и три женщины. Взглянув на меня мельком, они, каждый сам по себе, направились к центральной проходной. Пользуясь наглядной агитацией, я подлетела к двери, но открыть ее не смогла – ручка отсутствовала. И пока раздумывала, что бы это значило: всех без разбора выпускать, но никого не впускать или кто-то просто перестарался и отломал ручку, дверь снова распахнулась, порадовав меня тем, что я не подставила в качестве стопора собственный лоб.

Прямо на меня не в лучшем душевном состоянии шагнула пара. Одетая в темное платье женщина пыталась сдерживать рыдания, но они непроизвольно прорывались сквозь плотно прижатый ко рту носовой платок. Золотистые волосы на склоненной голове растрепались. Мне показалось, она даже не видела, куда ступает. Это делал за нее мужчина в белом халате, с усилием придерживавший дверь и без усилия локоть спутницы, чтобы иметь возможность выйти вместе с дамой – целиком и полностью. Мужчина меня поразил больше, чем я его. Будучи на сто процентов уверенной в том, что никогда прежде его не встречала, я странным образом «узнавала» черты его лица. Впрочем, женщина тоже показалась знакомой. Бросив на меня внимательный и очень неприязненный взгляд, мужчина на пару секунд задержался, заявив, что здесь входа нет. Я с ним согласилась – какой же вход без ручки, и, пояснив, что в моем случае это единственный выход, носком туфли застопорила дверь, грозившую захлопнуться.

Внутри мне не понравилось – слишком мрачно. Особенно неосвещенный спуск вниз, в подвальное помещение. Понятно, что я вошла через черный ход, но такая «чернуха», пожалуй, уж слишком… Можно было стоять столбом и дальше, пропитываясь ужасом от сознания опрометчивости своего действия. Ступеньки ведущие наверх были заблокированы ведрами, банками с краской, какими-то досками… Всего и не распознаешь. В качестве альтернативы я могла вылететь наружу – туда, откуда заявилась, либо спуститься вниз и по переходу добраться до центральной лестницы.

Обругав себя за трусость и поощрив за догадливость в том плане, что никому из умерших в больнице я не сделала ничего плохого, в связи с чем их души, возможно покоящиеся где-то неподалеку, а заодно и моя, могут быть спокойны, я спустилась вниз.

Кафельный коридор был освещен хоть и слабо, но достаточно, чтобы не спотыкаться, однако полное безлюдье пугало, ноги стали заплетаться. Услышав звук работающего лифта, я заспешила в ту сторону, откуда он доносился. По логике, лестнице следовало находиться рядышком. Когда я уже подходила к заветной цели, позади раздались торопливые шаги. Я обрадовано обернулась – едва ли покойники так бегают. Даже из морга. А в следующую секунду мои ноги значительно опередили мои мысли – состояние, доселе мне не ведомое. Для меня проще и привычней закаменеть на месте. Толчком послужило то, что я увидела быстро приближающуюся ко мне мужскую фигуру, как показалось, на все сто процентов похожую на фигуру того самого черного человека, встреченного нами у дома Сафонтьевых. Шутник и возможный убийца. Самозванец, назвавшийся именем скончавшегося охранника Брускова Алексея Ивановича…

Кажется, я что-то вякнула. Или просто взвыла… Не помню. Резонанс был еще тот! Мне показалось, что эхо прокатилось из конца в конец длиннющего коридора. Вдохновленная новой волной ужаса, я в рекордные сроки преодолела последние метры до лестницы, лихорадочно соображая, успею ли «выйти в люди» живой и невредимой, как прямо передо мной распахнулись врата большого грузового лифта и из него высыпалась очередная партия студенток, обсуждающих выражение лица куратора, контролирующего дисциплину легкомысленных практиканток на главном входе.

– Давайте подвезу, – послышался из кабины скрипучий старческий голос. – Чего надрываться, коли оказия подвернулась.

Ноги снова сработали с опережением сознания. Не хотели себя утруждать. Я опомнилась уже внутри кабины, прошептала: «Мне третий» – и закрыла глаза, напряженно ожидая… Да чего уж там. Милости от судьбы, разумеется. Кабина дрогнула и медленно тронулась вверх.

– Что, понравилось кататься? Третий этаж, голубка моя, – проскрипела пожилая женщина. – Да тебе никак плохо?

Я открыла глаза, осознав, что «голубка» в лифте только одна, без «голубка» – и это мое звание. С неожиданной для себя легкостью развернулась и, забыв поблагодарить судьбу в лице пожилой лифтерши, вышла. Мимо меня на большой скорости провезли каталку. Я успела заметить женщину со знакомым, но слишком уж посиневшим лицом – Галину Андреевну Антипову. Присесть прямо у лифта мне не удалось – молодой человек в белом халате и зеленых штанах, тащивший рядом с каталкой капельницу, работающую без перерыва на время транспортировки Антиповой в реанимацию, рыкнул на меня так зычно, что я шарахнулась к окну, где и вытянулась в струнку.

Вот тут-то и проявилась моя стойкость к различным стрессовым ситуациям. Меня долго не могли убедить отлипнуть от закрытого окна даже с помощью угроз. Не иначе как заподозрили в решении преодолеть это тонкое-звонкое препятствие между жизнью и смертью. Не будучи в силах пошевелиться, а не то что огрызнуться, я стояла и медленно провожала глазами Ромку, торопившегося покинуть больничную территорию.