Текст книги "Крестовый поход в лабиринт"

7

Остаток рабочего дня прошел относительно спокойно. Умудренная опытом подруга, захватившая из дома ограниченное количество дензнаков, укатила по магазинам. В наших общих интересах – на носу была очередная пятница и поездка на дачу. Судьба благосклонно подкинула мужьям спецзадания: Димке внеочередное дежурство, Борису выгодную халтурку. Ждать компанейской милости от детей не приходилось. Наташкиному сыну, находившемуся в длительной командировке в Дании, было не по пути с работы на дачу, а молодые побеги нашего с Димкой генеалогического древа имели собственные важные дела. До прибытия Дмитрия Николаевича и Бориса Ивановича на садовые участки следовало решить задачу с прятками Ромика – составную часть общей головоломки.

Больше всего меня волновал вопрос, стоит ли чинить препятствия сеньоре де Суарес в своевременном отлете домой в Испанию. И не потому, что поиски женщины в Москве своими силами сродни поискам ветра в поле. Можно было бы попытаться узнать название гостиницы в приемном отделении больницы. Если Тамара назвала ее правильно. А следствие вообще быстро решит вопрос с определением места регистрации иностранки. Но для этого придется сообщить им всю правду, тогда как уверенности в правильности этого действия нет. Вдруг оно неминуемо приведет к нежелательным последствиям? С другой стороны, если сеньора Тамара постарается обойтись без нашей помощи, может до Испании и не долететь. Остается надеяться, что мое предостережение будет воспринято ею всерьез, она свяжется с нами. А если нет? Я упорно пыталась заставить себя пожалеть Тамару Владимировну. В общем-то перед ней довольно трудная задача – выбрать из двух зол меньшее…

Наташкин звонок застал меня в ту счастливую минуту, когда я намеревалась покинуть рабочее место. Я долго и нервно копалась в отделениях сумки, уговаривая мобильник немного подождать. Он оказался несговорчивым и замолчал в тот момент, когда стало понятно – в сумке моего телефона нет. Чертыхнувшись, вернулась к столу, пытаясь определить, откуда он пел мне старую песню о главном – моей врожденной рассеянности. На счастье, невысказанные новости разбередили Наташкину нежную душу до такой степени, что она не смирилась с моим молчанием и позвонила вновь. Это помогло мне определить место залегания «песельника» – верхний ящик письменного стола, и доложить о готовности выслушать все имеющиеся ко мне претензии. Но их не было. Была рекомендация носить с собой телефон даже в туалет.

За несколько часов подруга успела провернуть массу дел. Осталось непонятным, зачем ей понадобилось трещать о них по мобильнику, если она вместе с ним и машиной ждала меня прямо у проходной. Напомнив о нецелевом расходовании денежных средств, я отключилась. Как раз вовремя, чтобы услышать очередной музыкальный привет. На сей раз от Димки. В отличие от Наташки, он был краток: «Подъезжаю, выходи».

Обижать подругу не хотелось, но пришлось: домой я уехала с мужем, напомнив подруге две прописные истины – все люди братья, и мы, старшие братья, в ответе за наших меньших братьев. По разуму.

Домой Наталья вернулась поздно. Направляясь к двери ее квартиры, я была вынуждена притормозить. Ее «меньшой брат по разуму» громко возмущался своим положением позабытой и позаброшенной второй половины и настаивал на немедленном восстановлении Наташки на работе. В этом случае, он, по крайней мере, будет знать, где носит жену в основное время дня и почему у нее в вечерние часы не хватает сил на просмотр телевизионных передач. Судя по тому что Наташкиных возражений почти не было слышно, общее ее состояние следовало определить как слабо-возмущенное. Сил на объяснение со мной у нее уже не хватит, а быть свидетельницей ее едва ли не первого поражения в семейной баталии мне совсем не улыбалось. Словом, я как пришла, так и ушла, благо идти недалеко – несколько шагов по коридору.

Димка редкой кратковременности моего отсутствия даже не отметил – в весьма неурочное время лихорадочно собирался на работу.

– Ты не видела мои права? – шлепая себя по карманам ветровки, озабоченно поинтересовался он.

– Я и своих-то не вижу, одни сплошные обязанности, – машинально посетовала я, обдумывая возможность небольшого выступления в свою пользу. Ну нет никаких условий для нормальной семейной жизни! Ефимов Дмитрий Николаевич не муж, не отец, вообще не человек. Только хирург. Но, вникнув в заданный мне вопрос, упустила благоприятный момент для обвинительной речи.

– Ты напялил Славкину ветровку!

– То-то я смотрю, с какой стати у меня в кармане семечки. Позвонили, понимаешь… Сложный больной, сложный случай… Думаешь, мне самому хочется ехать? Ты, наверное, меня не жди, переночую в больнице. Славке скажи, чтобы свои вещи держал на своей вешалке и у себя дома. Так. Документы я взял… Семечек я у него отсыплю – плата за хранение его шмоток. Что, мы задаром должны охранять их от моли? Тебе не идет хмуриться. Давай!.. – Димка чмокнул меня в макушку и пообещал чудо: свое явление на дачу в субботу.

Я недолго пребывала в состоянии полной заброшенности на кухне. Прилетели Дим-2 и Алена, вывалили передо мной кучу обойных образцов, пытаясь определить, у кого из них лучше вкус. Еще та задача, когда никого не хочется обижать.

Лучше вкус оказался у Наташки. Воспрянув, она неслышно появилась перед нами, обругала все образцы, а заодно и производителей. Собрав обрывки, оба спорщика отправились наверх, к Славику и Людмилке. Не хотели смириться с равной степенью развитости собственных вкусов, а может, надоело мотаться за обоями. Их бы в период хронически застоявшегося на месте развитого социализма! Ездили бы по специализированным магазинам только с одной целью: увидеть, что кроется под таинственными словами «не очень страшненькие обои».

– Димка спит? – кивнув головой в сторону жилой части, поинтересовалась подруга.

– Вызвали на срочную операцию, – кивнув в ту же сторону, ответила я и выжидательно смолкла.

– Я моталась в больницу к Галине.

Высказать осуждение действиям подруги мне не пришлось, она предостерегающе подняла ладони, призывая подавиться упреками в ее адрес.

– Не надо! К справочному окну я подошла сама не своя, понятно? И говорила не своим голосом – шепелявила с таким усердием, что весь язык передними зубами обкусала. А учитывая, что залежавшийся в машине еще с прошлого года парик немного полысел, выглядела я… немного старше тех лет, которые сама себе определила. Так вот, никакой справки о состоянии Галины мне не дали. Предложили пройти в какой-то кабинет, а чтобы я не заблудилась, организовали мне проводы с охранником. По пути я смылась в туалет, где в считанные секунды снова обрела свое лицо и фигуру. Под длинной юбкой твоей свекрови, напяленной прямо на брюки, ее достоинства, я имею в виду мою фигуру, были скрыты. Ты не представляешь, как я радовалась своим стройным длинным ногам, когда улепетывала из больницы! Только идиот может думать, что они даны для красоты. Если бы не Ромкина просьба не наведываться к Галине, я не стала бы переодеваться. А по телефону мне ничего узнать не удалось, было велено звонить врачу. Короче, вернулась я домой сама не своя, а Борис встретил меня с такой «радостью», словно год не виделись. Причем он этот год провел на цепи у пустого холодильника, а ключ от цепного замка случайно остался у меня.

– Тебе, значит, охранника было мало, решила лишний раз продемонстрировать свои длинные стройные ноги в действии Борису, то бишь поскорее смотаться на них ко мне.

– О чем ты говоришь?! Да после стольких лет семейной жизни он с большим удовольствием будет пялиться на бифштекс, чем на меня. А если будет два бифштекса… Словом, посмотрим, что будет. Именно столько я и плюхнула ему на тарелку, после чего пошла к тебе, как он не совсем правильно догадался, жаловаться. Ты мне вот что скажи, о каких твоих исторических выводах говорил Альбрехт?

– А ты не поняла? Все очень просто: во время суда и казни тамплиеров в толпе парижан наверняка находились их соратники. Не исключено, что предсказанная Великим магистром скорая гибель папы Климента Пятого, короля Филиппа Красивого и его наследников, а также канцлера Гийома де Ногаре, осуществилась благодаря действиям оставшихся в живых тамплиеров. Разумеется, члены Ордена рассеялись по миру, но в Испании им было изначально уютней, поскольку удалось избежать преследования. Отсюда мой невысказанный вывод: корни семейного клана Суарес могли расти на благодатной когда-то почве Ордена Христова воинства. Не берусь утверждать, что их предки владели Священным Граалем, но носителями определенных тайн Ордена они вполне могли быть. Альбрехт не очень верит в это, хотя подозрительно хорошо знаком с историей тамплиеров в Испании. Не удивительно, если он был близким другом сына Маноло. Вспомни ее рассказ о бегстве из Испании… Ладанка!!!

– Пожалуй, я присяду. Третий бифштекс Боре – лишний. Надеюсь, сам догадается. – Наташка выдвинула табуретку из-под стола, но села почему-то на другую, стоявшую у окна. – Ладанку повесил на шею Маноло умирающий брат. От отца он хорошо знал истинную ценность иконки. В соответствии с его наказом Маноло берегла ее всю жизнь. Именно ладанка является тем предметом, за которым охотятся посвященные…

Наташка тараторила, как отличница, хорошо вызубрившая домашнее задание. И запнулась только тогда, когда не смогла сама себе ответить на вопрос, почему брат Маноло, разыскав ее в России, не увез ладанку с собой?

– Зато он увез с собой Тамару. Были, очевидно, какие-то обстоятельства… Кроме того, у Маноло к тому времени уже имелся достаточно взрослый сын. Возможно, она вручила ладанку вместе с ее тайной своему Бето. А после его гибели ладанка вновь вернулась к ней. Впрочем…

Догадка поразила меня своей простотой так, что я совсем перестала воспринимать окружающую меня обстановку, главной частью которой была Наташка. Если верить ей, она целый час не могла до меня достучаться. Самой мне показалось, что прошло не более трех минут, а чайную ложку, которой подруга тарабанила передо мной по столу, приняла за секундную стрелку давно остановленных из-за лишнего шума часов, с иезуитским грохотом отсчитывающих малые капельки времени.

– Перестань корчить рожи! – после полученного удара ложкой по лбу сквозь плотную пелену раздумий до меня, наконец, донесся требовательный Наташкин голос.

Я вздрогнула и очнулась, с трудом возвращаясь к реальной действительности, в которой встревоженная Наташкина физиономия никак не вязалась с темной фигурой мужчины в форменной одежде охранника, все еще владевшей моим воображением.

– Мне нужна Тамара! Мне очень нужна Тамара! – забормотала я, потирая ладонью лоб и нарезая круги по кухне.

– Бли-ин! Да где же я тебе ее возьму? – Наташка с интересом следила за моей беготней.

Я остановилась и, подумав, согласилась с тем, что найти женщину мы не сможем. А если и найдем, правды она не скажет.

– Ты хорошо помнишь номер кладбищенского участка, куда будет захоронена урна с прахом Маноло? Извини. Зря спросила.

Наташке мой вопрос не понравился. Ладно бы он прозвучал утром, на свежую Наташкину голову…

– Ты это к чему? – Подруга настойчиво буравила меня немигающим взглядом. – Я никогда и ничего не забываю! – самоуверенно отчеканила она по слогам, для убедительности треснув ложкой по столу. – И ни на какое кладбище сейчас не поеду! Я поеду спать! Не провожай. Дорогу помню. Прямо по коридору, направо, далее никуда не сворачивать.

Отпускать Наталью совершенно не хотелось. Меня охватило странное чувство – состояние то ли отчаяния, то ли храбрости.

– Наталья, давай на посошок, а? – кинулась я к шкафчику, где хранилась початая бутылка выдержанного коньяка, чуть меньше половины. Важный ингредиент Аленки-ных кондитерских шедевров хранился в распечатанно-запечатанном состоянии не один год.

– Не больше пяти капель, – живо откликнулась Наташка. – А у тебя найдется, чем занюхать? После шести я не ем.

– Я тоже. Занюхаешь тем, чем придется давиться мне. Из-за тебя, опять же… Если я на верном пути… Нет, пожалуй, не стоит петь себе дифирамбы раньше времени. Слушай меня внимательно… – И я увлеченно принялась излагать Наташке значительно подправленную версию преступления. Иногда она ужасалась до дрожи в коленках, иногда вносила коррективы. Самым весомым из них была ее собственная фляга с коньяком, ставшая таковой после того, как она, слетав к себе, умыкнула ее из бара Бориса, где он время от времени пытался собрать коллекцию презентованных ему напитков, и притащила ко мне.

Хорошо помню, что к концу наших посиделок я впала в мрачное состояние духа и никак не соглашалась составить Наташке компанию для поездки на кладбище в это позднее время. Не соглашалась на это и вернувшаяся домой Аленка. По ее же наводке Наташку унес домой Борис, прихватив заодно и остатки коньяка. Наше предложение «на посошок» было категорически отвергнуто, а попутно высказано возмущение тем, что Наташку здорово шибануло вольным ветром. «Борис, ты не прав!» Кажется, мне никак не удавалось выговорить эту фразу. А уж обосновать ее тем, что окно на кухне закрыто, в связи с чем ветру разгуляться негде, было вообще не по силам.

8

Хмурое утро как нельзя точно соответствовало хмурому душевному состоянию. Какому «умнику» первому пришла в голову мысль, что нервное напряжение и стрессы можно заглушить алкоголем? Конечный результат много хуже первоначального: к мукам душевным добавляются муки телесные. А эти уверения практиков, что от коньяка голова не болит! Да. Не болит. Но только в процессе потребления. Еще эта ужасная жажда, когда после воды становится значительно хуже…

Стараясь не разбудить дочь, я двигалась по квартире бесшумно. Поневоле выразишь сочувствие мастерам питейного дела. Страдая от жестокого похмелья, слушать нотации в дополнение к гневным протестам собственного организма невыносимо. Нет сил даже на возражения. Но что случилось, то случилось, и с этим следовало как-то жить дальше. В лучшем случае до следующего утра. А главное, с твердой верой в светлое будущее. Потому как трезвое.

Тот факт, что в наших аптеках не все продаваемые лекарственные препараты поддельные, я осознала собственной головой вскоре после того, как, досрочно выскочив из трамвая, решила пройти пару остановок до работы. Две проглоченные разом таблетки помогли. Головная боль прошла, мысли о собственной редкостной дурости тоже. Появилась возможность думать о других. В первую очередь об Аленке, которую не мешало бы разбудить. Со звонком она меня опередила. Ее забота выжала скупую слезу дополнительного осуждения моего поведения – увлекшись чужими проблемами, полностью забросила детей и мужа. И совершенно ничего не значит, что все они давно уже совершеннолетние. Все! Далее живу только для семьи… Впрочем, если хорошенько разобраться, а для кого же я жила до этого?

Вытащив из кармана жвачку, сунула ее в рот и, с деловым видом миновав проходную, проследовала к себе, мучимая только одним вопросом: после качественного коньяка бывает запах перегара? И посоветоваться-то не с кем. Именно поэтому быстро успокоилась. Зная меня как убежденного трезвенника, никто из сотрудников не заподозрит, что… Какая все-таки гадость, этот коньяк! Мутит от одного воспоминания о вчерашнем вечере.

Наташка была не в лучшем состоянии. Пожаловалась, что свобода ей очень дорого обходится. Мобильная связь не иначе как тоже с большого бодуна – с восьми утра соединял ее не с тем, с кем она желала. А желала она пообщаться исключительно со мной и никак не хотела верить, что ее пальцы нажимают не те кнопочки.

Честно говоря, тому, что она с восьми часов утра гуляет по кладбищу, я сначала не поверила. Получалось, что подруга покинула родные стены около семи. Но для этого бредового поступка ей следовало продолжать возлияния малыми дозами всю ночь, поддерживая себя в пьяном угаре, в котором, как известно, «море по колено», что также противоречило здравому смыслу. Объяснение было простым: Наташку выгнал из дома муж. С моей точки зрения, правильнее было бы сказать «вынудил уйти». Оказывается, ему надоело скакать всю ночь напролет, помогая жене справиться с последствиями перепития. Около шести утра, когда он, наконец, забылся тревожным сном, а Наташка очередной раз проснулась с мыслью о том, что она самый больной человек в мире, и громко посетовала на одиночество (некому даже стакан воды подать), Борис натянул на голову одеяло, обретя себя в новом качестве – глухонемого. Наталья увеличила громкость стенаний. И тогда озверевший супруг посоветовал ей прилечь прямо в туалете. Там и до воды рукой подать. И попрекнул ее тем, что она, больше суток просидев на его шее, пропивает его же деньги.

Обвинение было настолько страшным и несправедливым, что подруге в миг полегчало. После кофе пришли совсем трезвые мысли, которые привели ее к трезвому выводу: она и вправду переборщила, ничего хорошего от невыспавшегося мужа ей ждать не придется. Скандала с утра пораньше не хотелось – силы еще не те. Идти ко мне не решилась по той же причине. Выгуляв собаку, надумала прогуляться сама.

Посещение кладбища являлось нашим совместным плановым мероприятием, но подруге некуда было податься в такую рань, и она решила выполнить задание досрочно и в одиночку, что само по себе было подвигом. Пугало только одно – возможное безлюдье, но опасения не оправдались. Кроме того, в Наташке наверняка еще бродили темные силы похмелья, себя подруга не жалела.

– Никаких неувязок! – доложила она о результатах своей прогулки. – Там действительно две могилки. Судя по надписи на памятниках, захоронены в них именно Осиповы – Клавдия Михайловна и Альберт Владимирович. Удивительно, но твоя память оказалась более надежной. Тамара говорила, что Осипов Владимир Михайлович погиб на фронте. Не известно, есть ли у него вообще могила. А вот где погиб сын Маноло, у меня совершенно вылетело из головы. Блин, склероз…

– Это не запущенная форма, – утешила я Наталью. – Конкретное место гибели племянника Аль…берто Тамара не называла. Ну до чего же одинаковое начало у имен обоих друзей! Альберто и Альбрехта вполне можно было называть одним сокращенным именем – Аль, Алик… Нет, у последнего имеется еще одно значение. Надо же, неплохое имя к алкашам приспособили. – Меня невольно передернуло от отвращения. – Надеюсь, ты не привлекала к себе лишнего внимания?

– Нет. Покойные вели себя, как и положено, покойно. Живые занимались своими делами. В основном мокрыми, большинство плакало, но не рядом со мной. Совершенно нормальные люди, которым не было до меня никакого дела. Мой лысый парик никто не оценил. О! Я же его еще не сняла! И он находится в явном противоречии с моей «Шкодой». Пока! Перезвоню.

Очередная попытка связаться с Тамарой Владимировной потерпела крах. На сей раз оператор «порадовал» тем, что номер абонента заблокирован. На секунду я оторопела, но тут же хлопнула себя по лбу и обозвала дубиной стоеросовой. К счастью, немного раньше, чем вошел шеф. Макс обожает чужую самокритику.

– Что это у тебя за духи такие убойные? – заявил он прямо с порога и, подойдя ближе, ловко закинул пачку документов на мой стол. – Все провоняло. Забыла, что не на подиуме?

– В чем дело?! Просто мне показалось, что в кабинете пахнет мышатиной, я и распылила свой флакон.

Макс тщательно принюхался.

– М-да?.. Такое впечатление, что твои мыши никак не дойдут до дома с дружеской попойки. Посмотри материалы претензий и дай свое заключение об их обоснованности. Мне не нравится вывод юриста. Две встречи на сегодня отменены по просьбе самих поставщиков. Пятница! Я буду через пару часов. – Максим Максимович выжидательно замер.

– Мне все понятно, – доложила я, прекрасно сознавая, чего именно ждет шеф.

– Ефимова, ты не поняла или намеренно не хочешь понимать. Что тебе велит сказать твой долг?

– Ну сколько можно говорить одно и то же? Хорошо. Пятница, Максим Максимович. Через пару часов вашего отсутствия будет обеденный перерыв, а следом и конец рабочего дня. Нет никакого смысла возвращаться на работу. Будет что-нибудь сродни стихийному бедствию, я перезвоню.

– Благодарю за службу, Ефимова. Надеюсь, мое «стихийное бедствие» сейчас плещется с детьми в море. Не люблю лето, период застоя. – И, крутанувшись на месте, шеф направился к двери. – Мыши, говоришь? – притормозил он, открывая ее нараспашку. – В понедельник вызовем санэпидстанцию.

Я отметила его уход благодарным кивком и переключилась на бесконечные ответы по телефону. Задержка платежей – больной вопрос, тем более если он ознаменован невыполненными обещаниями шефа. Прозвониться в больницу мне никак не удавалось. Пришлось задействовать Наталью, уже успевшую вернуться домой, приготовить мужу «ленивые» голубцы и прилечь отдохнуть с намерением выспаться.

– Пусть он ест голубцы, а его в это время гложет совесть вплоть до субботы, – тихо радуясь своей мести, заявила Наташка.

Перезвонила она довольно быстро:

– Обал-деть!!! Наша «испанка» в том же отделении травматологии, куда сначала отказалась лечь, представляешь?

– Нет, – честно призналась я, испытывая смешанное чувство облегчения и тревоги. – Не представляю.

– Ну так представь! Звоню я в приемное отделение, жалуюсь по твоей наводке на то, что врач «скорой», доставивший к ним позавчера сеньору Осипову-Суарес, в качестве благодарности за оказанную услугу без разрешения унес мобильник сеньоры. Требую сведения об этой машине и фамилию врача, а получаю в ответ что?! Что я нахалка, трещетка и стяжательница! Ну как?

– Нормально. Они просто ограничились намеками, имея в виду, что ты зря обижаешь медработников. Врач «скорой» прихватил с собой мобильник нечаянно, а когда обнаружил это, вернул в приемное отделение. Только нашей сеньоры уже и след простыл… Наташка, неужели он разыскал ее в гостинице? Ей же в понедельник улетать!

– Фига себе!.. А ты и вправду хорошо все представила. Я забыла про десятидневный отсчет… Вот что значит не работать! – От счастья не только часов, дней не замечаешь. А врач Тамару не только разыскал вчера, но и на своей личной машине доставил в больницу. Вместе с вещами. Я сама проверяла. Из гостиницы сеньора Осипова-Суарес выписана в неизвестном направлении. Кстати говоря, ты очень наблюдательна. Почти как я – у нее еще один мобильник есть. Основной. А второй, по которому мы безуспешно звонили, Тамара приобрела в Москве, там на счете деньги кончились. Именно его случайно и увез врач. Она его подарила молодому человеку.

– Кому?!

– Иришка, врачи «скорой» в основной своей массе – молодые человеки… люди, я хотела сказать.

– Тамару можно навестить?

– Я думаю, пока нежелательно. Как бы ее кондрашка не хватила. Я еще и в справочную прозвонилась. У Тамары температура. Если бы не наш эскулап, она бы тихо скончалась в номере гостиницы, не испытывая никакой грусти по этому поводу. Дадим ей пару дней прийти в себя. Сможешь удрать на часок пораньше? Не хочется в пробках торчать, собака от жары взбесится. Я, в принципе, уже готова. Сейчас только «ленивые» голубцы упакую.

– Ты же приготовила их для Бориса.

– Конечно. Потом подумала, что с ними он в полной мере не ощутит боль расставания, поскольку просто не заметит моего отсутствия. Или заметит, но обрадуется и будет эти голубцы лопать, вроде как из одолжения мне. Больше-то нечего…

– Не боишься приучить мужа к своему постоянному отсутствию? Заявишься как-нибудь домой, а он тебя и не признает.

– Еще чего! Ладно, уговорила. Оставлю его долю в холодильнике, распишусь на тарелке, а рядом помещу свою фотографию в рамочке. Мне еще Ромку кормить, если он, конечно, воспользовался моим приглашением на дачу. Ну так во сколько за тобой заезжать?

Упоминание о Ромке меня подстегнуло, хотя надежда на то, что наш юноша отсиживается на Натальиной даче, была слабая. Жаль парня. Попал в ловушку, и не разобрать, кто именно хочет выпустить его на свободу – друг или враг.

Дорога, которую мы выбрали в последний момент, была успокаивающе свободной. Просто Наташка, включив поворотник и намереваясь свернуть на перегруженную транспортом кольцевую, стихийно решила проехать прямо по Симферопольскому шоссе, где не было пробок. Получив в след возмущенные сигналы других водителей, подруга легкомысленно пожала плечами:

– Неужели не понятно, кто за рулем? Ир, тебе понятно? И мне понятно.

Сделав небольшой крюк в двенадцать километров, мы въехали на дачные угодья во вполне вменяемом состоянии, но сразу попасть в дом Натальи не удалось. У ворот нашей дачи меня встречала светившаяся радостью свекровь. Я сразу почувствовала угрызения совести. За весь сегодняшний день даже не удосужилась ей позвонить, а вчера вообще переложила эту обязанность на Наташку. Именно она уточняла с нашей бабулей список необходимых продуктов. Все уточнения свелись к одному: «Не надо мне ничего, все есть, пусть Ирочка прихватит только то, что нужно им с Димой». Все наши стремления перевезти бабулю вместе с кошками в Москву встречались в штыки: «Это и буду я там со всеми вами нервы мотать! А здесь я сама себе хозяйка. Приедете, привезете новостей, мне их на неделю хватит с кошками обсуждать».

– Забегу, как только смогу, – процедила я сквозь зубы Наташке, расплываясь в ответной улыбке свекрови. – Без меня Ромку не пытай, к нему нужен особый подход.

– Как скажешь. Если боишься, что парня и на козе не объедешь, то зря. У меня козы нет. Мотоблок, и тот не работает.

Пару часов спустя я выполнила свое обещание. Наталья тоже. И не из-за отсутствия козы. Просто Ромка наведался к ней с краткосрочным визитом – как следует подкрепиться. Подкрепился и исчез.

Немного взгрустнув по поводу его отсутствия, мы принялись успокаивать себя надеждой на то, что состояние здоровья сеньоры де Суарес к понедельнику улучшиться до такой степени, что незначительное его ухудшение, вызванное нашим посещением, не слишком отразиться на ее намерении жить дальше. Кроме того, можно сообщить следователю о нашем вполне законном желании наведаться к Галине, если, конечно, ее переместили из реанимации в общую палату. Да, Наташка наделала шороху, но кто докажет, что его наделала именно она?

Сергею Сергеевичу позвонили сразу, решив не откладывать дело в долгий ящик. Он так обрадовался! Даже нисколько не обиделся на Наташку, обозвавшую его сумасшедшим диктатором за категорический отказ допустить нас к больной Антиповой, тем более что она переведена в другую больницу, номер которой он ни за что не сообщит. Человек, дважды вернувшийся с того света, имеет право на заслуженный отдых. Пусть даже и на больничной койке.

– Мой парик все-таки произвел впечатление, – попыталась утешить себя Наталья. – Следователь от одних сказок обо мне, закамуфлированной, умом тронулся. Поздравляю! До понедельника мы совершенно свободны в выборе крепких выражений по поводу замкнутого круга, внутри которого носимся как оголтелые… Крестоносицы, блин! – Подруга встала. – Пойду окучивать сорняки. И на фига, спрашивается, я сюда прикатила сегодня, да еще с голубцами? Забегай ближе к ночи, съедим.

Ближе к ночи Наташка заявилась сама. Бабуля смотрела старую киноленту, рекламирующую руководящую и направляющую роль партии в деле уборки колхозного урожая картошки, а я, отупев от дачного воздуха, с трудом уговаривала себя отправиться спать.

– Мне нужна твоя помощь! – безапелляционно заявила подруга, не выказав ни малейшего желания присесть.

– Именно сейчас? – посмотрела на Наталью моя свекровь из-под очков, поглаживая дрыхнувший на коленях мохнатый клубок, именуемый Плюшкой. – Дай хоть Ирише досмотреть, как люди ведут битву за урожай. Очень познавательная картина. И почему раньше картошку в колхозах убирали всегда после первого снега?

– Ее хранить было негде, – зевнула я. – Искусственный отбор на лежкость.

– Да вы что, Мария Ивановна! Такие фильмы вообще вредно смотреть, – отрезала Наташка. – Они рождают в душе отвращение к колхозам и коммунизму. Сами знаете, чем это кончилось. Иришка, подъем! Мне надо… кровать переставить. Из одной геопатогенной зоны в другую. Не геопатогенную.

Подруга набычилась, готовясь отразить любые мои возражения. Я молчала.

– Да уж иди, Ирочка. Чего тут меня караулить. Наташа, наверное, опять ужасняк смотрела. Только долго не засиживайся, я ведь тоже своего рода ужасняк смотрю.

Пожелав бабуле спокойной ночи, Наташка стала напяливать свои розовые галоши – предмет зависти местных лягушат, ошиблась ногами, грохнула об пол фонарь и тихо обругала темную ночь, перегоревшую в нашем коридоре лампочку и себя бестолковку за выведенное из строя карманное светило.

– Блин, ну как назло! – ворчала она, пытаясь ухватить носок, из солидарности слетевший вместе с галошей. – Ромка прибыл. Так что повод для посиделок меняется. Голубцы он сметелил и за нас тоже. Подожди… Дай руку, могу и навернуться с вашего крыльца. Все бы ничего – лететь далеко.

Я нашарила рукой выключатель, и крыльцо озарилось ровным светом, сгустив окружающую темноту. Хотя «темнота» была относительной. При такой-то луне!

Очередной раз напялив галоши не на ту ногу, Наташка помянула нечистую силу и решила больше не переобуваться.

За минувшую неделю Ромик немного переменился. Бесспорно похудел, но выглядел достаточно спокойным. Может, после Наташкиных голубцов?

– Не волнуйтесь, – криво усмехнулся он, – завтра утром я уйду.

– Как хочешь…

Если бы парень знал, с каким трудом мне дается равнодушие! Не приведи господи, сорвется и удерет.

– Если тебе нравится бегство в никуда – беги. Только лучше с этим притормозить и поразмыслить. Не все люди враги. В первую очередь, я имею в виду твоих родственников.

Ромик едва заметно усмехнулся. Все-таки он очень похож на своего отца. Испанская кровь дала себя знать и через поколение. Я нахмурилась:

– Мне кажется, ты просто трусишь. Боишься считать себя предателем. Жаль, что из-за этого пострадали невиновные. Разумеется, легче всего ненавидеть всех оптом, но ведь тебе придется с этим жить дальше. Так и будешь прятаться?

– Что вы все говорите загадками?

Ромик на меня не смотрел. С одержимостью увлеченного своей работой скульптора лепил из хлебного мякиша кубик.

– Честно говоря, не знаю… – я вспомнила Наташкины слова, – …на какой «козе» и с какой стороны к тебе подъехать. Начнем с того, что мы с Натальей Николаевной слегка приврали. Извини, пожалуйста. Во всей этой истории мы замешаны случайно. Я клянусь тебе…

Оглядевшись вокруг, не нашла ничего подходящего, на чем можно было бы поклясться, поэтому театральным жестом приложила руку к сердцу:

– …до момента обнаружения Галины Андреевны Антиповой в лифте, мы никогда прежде ее не видели, а твою маму и подавно. И до недавних пор не знали, что ты и твоя мама состоите… состояли в родстве со Светланой Владимировной Осиповой, по просьбе которой приехали к ней домой, чтобы взять необходимые ей вещи. Если бы не жуткие страдания раненой Галины по поводу того, что на даче ребенок без присмотра, вряд ли вообще с тобой познакомились. Мы верим, что ты никого не убивал, но и тебя тоже никто убивать не собирается. А теперь ближе к неприятным событиям. В ту злополучную пятницу после отъезда твоей мамы со своим другом на отдых тебе позвонила Галина и сообщила, что может немного задержаться в Москве, строго-настрого наказав не строить планы организации вечеринки с друзьями. Наверное, ты всегда славился гостеприимством, поэтому, несмотря на запрет, все-таки ее организовал. Следовательно, был уверен в безнаказанности, иными словами, в том, что Галина не приедет. Какое предельное время для своего приезда она указала?