Текст книги "Монархи-долгожители"

Детство королевы

Любые родители испытывают немало затруднений, выбирая имя своему ребенку. Тем более родители, чей ребенок принадлежит к королевской семье. Им приходится учитывать множество нюансов, связанных с политикой, традициями страны, семейными взаимоотношениями. Принц-регент настаивал на имени Джорджина – производном от его собственного. А в связи с тем, что ее крестным должен был стать российский император Александр I, просто необходимо было взять женский вариант его имени. Часть придворных предлагала использовать традиционные для династии имена – Шарлотта или Августа. Поначалу малышку хотели назвать Джорджина Шарлотта Августа Александрина Виктория. Но позже, на семейном совете, остановились на двух последних именах: Александрина Виктория. Первое имя – в честь императора Александра I, второе – в честь матери.

Хотя маленькая принцесса и не была единственной претенденткой на трон, однако ее шансы на царствование были очень и очень велики. Мать вскоре после ее рождения написала в письме домой, что Виктории, «вероятно, предназначено однажды сыграть великую роль, если не родится брат и не перехватит эту роль у нее из рук». На случай, если эта возможность осуществится, девочку необходимо было подготовить к предстоящей роли. Ведь, как известно, королевами не рождаются…

Первый год жизни принцессы был омрачен серьезной потерей. Беда обрушилась на семью неожиданно. Принц Эдуард отличался прекрасным здоровьем, следил за собой, так что надеялся на долгую и полноценную жизнь. Он надеялся пережить своих братьев, после чего у него появилась бы возможность на какое-то время занять трон, а затем передать его своей дочери. Но судьба распорядилась иначе. Во время охоты он попал под дождь, сильно промок и простудился. Простуда перешла в воспаление легких, и его вдова осталась с восьмимесячной дочерью на руках. Одна, в чужой стране, без денег…

Мать будущей королевы была на грани отчаяния. Единственным выходом из ситуации ей казалось возвращение в Германию, домой, там она, по крайней мере, могла рассчитывать на помощь семьи. Однако ее родственники рассудили иначе. Леопольд, который в свое время организовал замужество сестры, не мог не понимать: если его племянница вырастет в Германии, ее шансы на престол существенно уменьшатся. А в случае, если она все же станет королевой, народ будет воспринимать ее не иначе как чужестранку. В отличие от сестры Леопольд считался состоятельным человеком, так что он выделил ей часть своих средств, чтобы дать возможность будущей королеве вырасти на английской земле. Его помощь не ограничилась деньгами. К семье герцогини Кентской был направлен Штокмар – доверенное лицо Леопольда, а позже – Луиза Лехцен, которая стала наставницей маленькой принцессы. Дядя проявлял исключительный интерес ко всему, что касалось жизни племянницы. А жизнь эта была очень непростой…

После смерти мужа герцогиня попала под сильное влияние Джона Конроя. Этот человек, когда-то служивший конюшим у герцога Кентского, позже стал его другом. Так что его предложение остаться с безутешной вдовой, чтобы позаботиться о ней, выглядело почти естественно… При дворе говорили, что Конрой был любовником Виктории

Кентской, что, впрочем, мало кого могло бы удивить или шокировать. Однако его отношения с герцогиней строились не на страсти, а на трезвом расчете, и истинной целью была власть. Бывший конюший надеялся, что Виктория может стать королевой до совершеннолетия. А в этом случае регентшей при ней должна была бы стать ее мать. Герцогиня была в его власти, и он рассчитывал, что через нее сможет оказывать влияние и на королеву. Это сулило ему огромную выгоду в будущем. Герцогиню, в свою очередь, положение регентши при дочери тоже вполне устроило бы. А для того, чтобы управлять принцессой было проще, ее необходимо было вырастить послушной.

Для выработки послушания была разработана целая система воспитания, получившая название кенсингтонской. Буквально каждый шаг девочки был под контролем. Ее поведение было подчинено длинному списку запретов. В числе многочисленных «табу» были лишние сладости, чтение литературы по своему выбору, выражение чувств при посторонних, беседы с незнакомыми людьми. Обучение, прогулки, прием пищи – все происходило по раз и навсегда установленному графику, отклонения от которого не допускались. Каждый ее проступок заносился в особые «Книги поведения». Как ни странно, но гувернантка Луиза Лехцен, которая следила за соблюдением всех этих бесчисленных правил, пользовалась полным доверием и любовью Виктории.

В сказках принцы и принцессы живут в розово-голубых замках, спят на перинах из лебяжьего пуха и по пять раз на дню меняют наряды. У Виктории всего этого не было. Впоследствии она вспоминала свое детство с грустью: «У меня никогда не было отдельной комнаты. У меня никогда не было ни дивана, ни мягкого кресла, все ковры были изношены и вытерты». Гардероб будущей королевы был более чем скромным. Часто ей приходилось носить одно и то же платье, пока она не вырастала из него окончательно. Во многом это объяснялось нехваткой средств, ведь приходилось экономить буквально на всем. Но у скромности и аскетизма была и другая причина.

Вдовствующая герцогиня одним выстрелом убивала двух зайцев. С одной стороны, она прекрасно понимала, что репутацию наследницы престола необходимо беречь с самого детства. Герцогиня имела все основания опасаться провокаций и даже покушений на жизнь дочери. Именно поэтому постель Виктории стояла в комнате матери. Что касается подчеркнутой скромности, которую прививали Александрине Виктории, она также была частью создания ее будущего образа. В те времена королевский дворец считался местом, где мораль и нравы были далеки от совершенства. Образ скромной, чистой и умненькой принцессы на этом фоне выглядел как нельзя более привлекательно. С другой стороны, девочка, воспитанная в системе ограничений, должна была стать послушной и благодарной дочерью, полностью лишенной капризов и своеволия.

Хотя вдовствующую герцогиню и обвиняли впоследствии в излишнем подавлении воли дочери, в итоге «кенсингтонская система» пошла Виктории только на пользу. Она сумела сохранить самостоятельность характера и чувство собственного достоинства, научилась следовать установленным правилам игры и ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа. А привычка управлять своими чувствами и не показывать их посторонним позже сделалась ее отличительной чертой.

Принцесса получила классическое домашнее образование, для своего времени – очень неплохое. Вначале оно мало чем отличалось от обучения, предназначенного для всех дочерей аристократов. В список необходимых предметов входили иностранные языки, арифметика, география, история, музыка, конная выездка, рисование. Больше всего Дрине (так ее называли домашние) нравились танцы и занятия живописью. Впоследствии Виктория писала прекрасные акварели, это было для нее отдыхом от государственных дел. Ее языковое чутье также было прекрасно развито. Это позволило ей выучить не только немецкий и английский языки, но также французский и итальянский.

До 12 лет девочка не задумывалась о том, какое будущее ее ожидает. Разумеется, она знала о своей принадлежности к королевской семье, однако вряд ли всерьез задумывалась о том моменте, когда на ее голове окажется корона. Затем все изменилось. Ей сообщили о роли, которую ей предстоит сыграть в истории страны, и она отнеслась к этой роли с полной серьезностью, пусть и выразила свою мысль совсем по-детски: «Я буду хорошей».

С этого момента занятиям уделялось больше времени. Результат стоил потраченных усилий. Пусть королева Виктория и не могла похвастаться выдающимися успехами в науках, но во многих вопросах она разбиралась не хуже своих министров. Кроме того, она неизменно руководствовалась здравым смыслом, а в сложных вопросах опиралась на помощь советников, которым могла доверять.

Когда будущей королеве исполнилось 13 лет, мать отправилась с ней в поездку по стране. Виктории предстояло познакомиться со своими будущими владениями и подданными. Стремясь упрочить положение дочери, вдовствующая герцогиня сделала ставку на партию вигов. Во время поездки она посетила дома наиболее влиятельных из них. На юную принцессу поездка произвела ошеломляющее впечатление. Она своими глазами увидела и великолепную пышность дворца герцога Вестминстерского в графстве Чешир, и ужасающую нищету промышленных районов Бирмингема. Но не только принцесса знакомилась со своей будущей страной: страна, в свою очередь, присматривалась к ней самой и к ее окружению. Двор испытывал сильнейшее раздражение, наблюдая за действиями вдовствующей герцогини. Ни она, ни будущая королева (а в том, что девочка вскоре займет трон, уже не оставалось сомнений) не были желанными гостями в Виндзорском замке и бывали там исключительно редко.

Впрочем, на празднование 72-летия Вильгельма IV, состоявшееся в августе 1836 года, приглашение Виктории и ее матери было отправлено. Во-первых, король с королевой были людьми объективными и понимали, что Виктория не несет ответственности за действия герцогини и Конроя. Во-вторых, не пригласить членов королевской семьи на празднование было бы вопиющим нарушением этикета. Обед надолго запомнился всем приглашенным. В конце приема Вильгельм IV предельно ясно выразил свое отношение к деятельности вдовствующей герцогини. Он сказал, что искренне надеется дожить до совершеннолетия Виктории, и выразил надежду, что ее мать, окружившая себя «злобными советниками», никогда не станет регентшей.

Конрой тем временем почувствовал, что его положение становится все более шатким. Еще недавно он хвастал, что вот-вот станет управлять Англией (эти его слова были записаны одним из австрийских дипломатов). Но время было против него: после достижения совершеннолетия Виктория обретала полную независимость от матери, а значит – и от него самого.

Конрой решил сменить тактику. Он почти требовал от герцогини, чтобы она заставила дочь сделать его своим постоянным советником. Сохранились его слова: «Если принцесса Виктория не прислушается к голосу здравого смысла, ее нужно будет заставить». Однако здравый смысл подсказывал будущей королеве как раз обратное: держаться от этого человека как можно дальше. Даже когда она заболела тифом и лежала в горячке, она нашла в себе силы отказать Конрою, который буквально не отходил от нее, требуя подписать бумагу о своем назначении. Он попытался распространить слух о том, что будущая королева неспособна управлять страной – в этом случае герцогиня все же имела шанс стать регентшей при дочери, однако и эта его попытка провалилась.

24 мая 1837 года Виктория отметила свое 18-летие. Лондонцы искренне поздравляли ее с днем рождения. Надежды Вильгельма IV, чье здоровье ухудшалось с каждым днем, сбылись: теперь Виктория не нуждалась в регентах.

«Скажите, что мне делать?»

Ночь с 19-го на 20 июня 1837 года стала для короля роковой. Его последние часы прошли в Виндзорском дворце, в обществе архиепископа Кентерберийского и управляющего двором лорда Кэнингхэма. Как только царствующий монарх скончался, они отправились в Кенсингтонский дворец, чтобы сообщить будущей королеве эту печальную новость. К воротам дворца они прибыли в 5 утра, и целый час были вынуждены дожидаться, пока их примут.

Наконец мать разбудила Викторию и сообщила ей о посетителях, ожидающих ее внизу. Когда принцесса в халате (тратить время на переодевание она не стала) спустилась к ним, лорд Кэнингхэм и архиепископ Кентерберийский рассказали ей о кончине короля. А затем, повинуясь традиции, преклонили колени перед новой королевой Англии.

Виктория понимала, что от ее первых шагов в новой роли зависит очень многое. Прежде всего необходимо было заручиться поддержкой правительства. Некоторые историки приводят свидетельства того, что покойный король заранее позаботился о своей наследнице и передал ей записку, в которой дал несколько советов о том, как ей следует держаться в первые дни. Другие утверждают, что стратегия была выработана за завтраком, а советником Виктории был Штокмар. Во всяком случае приехавший в Кенсингтонский дворец премьер-министр лорд Мельбурн был встречен королевой тепло. Королева сразу же сказала, что собирается оставить его и весь действующий кабинет министров у власти. Это был верный ход, и Мельбурн, в свою очередь, помог Виктории подготовить речь для будущего выступления на тайном совете.

В 11.30 в зал, где собрались высшие деятели государства, вошла Виктория в сопровождении двух герцогов королевской крови. Сидя в приготовленном для нее кресле, она прочла речь, составленную лордом Мельбурном и произнесла традиционные слова присяги. Как и ее предки, Виктория обещала соблюдать права своих подданных.

Несмотря на то что смерть Вильгельма IV не была неожиданной или скоропостижной, коронация Виктории прошла несколько скомкано. Когда карета подъехала к Вестминстрскому аббатству, будущая королева была немного растеряна. Она не знала всех тонкостей предстоящей церемонии. Поэтому была вынуждена шепотом спрашивать у придворных: «Умоляю, скажите мне, что я должна делать?» Кольцо, которое архиепископ Кентерберийский должен был надеть на ее палец, оказалось слишком мало. По воспоминаниям присутствовавших, архиепископ чуть не вывихнул королеве палец. Разумеется, он поступил так не из жестокости. Чуткие к соблюдению традиций англичане непременно сочли бы дурным знаком, если бы не удалось выполнить эту часть церемонии. Одно знамение лондонцы уже успели заметить: в день коронации над городом пролетел черный лебедь. Это дало пищу для множества слухов. Подданные из самых разных слоев общества многозначительно качал и головами и предсказывали, что правление юной королевы окажется недолгим.

Восемнадцатилетняя королева удивительно быстро приспособилась к своему новому статусу. В день своей коронации она написала: «Раз Провидению угодно было поставить меня на это место, я все сделаю, чтобы исполнить свой долг в отношении моей страны; я очень молода и, может быть, во многих, но не во всех отношениях неопытна, но я уверена, что лишь немногие имеют больше действительной доброй воли и больше желания делать то, что полезно и справедливо, чем я». Ей удалось найти единственно верную линию поведения: она не пыталась указывать министрам, что им следует делать, но вникала во все тонкости принимаемых решений и умела отстоять свою позицию в важных вопросах.

В первые годы ее правления правительство возглавлял лорд Мельбурн. Ему пришлось столкнуться с множеством проблем – в колониях назревали восстания. В результате он был вынужден уйти в отставку, уступив место сэру Роберту Пилу, принадлежавшему к партии тори. Многие из королевских фрейлин были женами вигов, и новый глава правительства попытался заменить их женами членов своей партии. Королева отказалась пойти на этот шаг. Она твердо сказала, что не откажется ни от одной из своих фрейлин и оставит их всех. Когда же Пил попытался обосновать свое требование, ссылаясь на непопулярность вигов и расстановку сил в парламенте, Виктория ответила: «Меня не интересуют их политические взгляды. Я не беседую с ними о политике».

Начало царствования Виктории прошло в условиях политической нестабильности. Тори и виги непрерывно боролись за власть, сменяя друг друга чуть ли не каждый год. Королева приложила немало усилий, добиваясь создания коалиции, но лишь в 1852 году, когда правительство возглавил лорд Абердин, эта цель была достигнута.

В целом же отношения Виктории с правительством были удивительно разумны и рациональны. Она подписывала государственные решения, принятые кабинетом министров, не пытаясь вносить в них коррективы. Но неизменно требовала обоснования этих решений. Королевская санкция в ее понимании не была пустой формальностью, и она терпеливо выслушивала доклады и читала документы, разъясняющие тот или иной вопрос. Ее послания правительству были выдержаны в строгом стиле. А порой она даже напоминала министрам, что если они посягнут на ее право знать обо всех государственных решениях, то им быстро найдется замена.

Заинтересованность молодой королевы государственными обязанностями не осталась незамеченной. Один из ее современников оставил восхищенный отзыв: «Она ни на минуту не покидает своего поста – самая трудолюбивая и обязательная королева в мире».

Первая влюбленность королевы

Не прошло и двух лет с момента вступления на престол Александрины Виктории, как она доказала, что верность долгу перед своей страной для нее важнее любых других соображений. Правительство и родственники понимали, что королева Англии просто обязана выйти замуж и оставить после себя наследника.

Для любой женщины замужество – важный шаг, способный изменить жизнь в лучшую или худшую сторону. Для королевы он важен вдвойне. Поэтому кандидатуры подбирались тщательно. Наиболее перспективным казался герцог Альберт, которого прочили принцессе в мужья еще в детстве. Как оказалось впоследствии, это был исключительно удачный выбор. И все же первым, на кого обратила внимание Виктория, оказался совершенно другой мужчина…

В 1839 году Александрина Виктория готовилась отпраздновать свое двадцатилетие. При дворе готовились к пышным празднествам. Приглашения на торжество получили многие представители правящих домов Европы, в том числе – будущий император Российской империи, цесаревич Александр. Цесаревич Александр, впоследствии известный как Александр II, был всего на год старше английской королевы. Красивый, голубоглазый, высокий, он невольно обращал на себя внимание. Дамы восхищались его безукоризненными манерами, умением держаться. Затянутый в великолепный мундир русский наследник престола не оставил равнодушной и именинницу. Первый танец она танцевала именно с ним – и не только из политических соображений. Последний танец – также. Языкового барьера не существовало – цесаревич получил прекрасное образование, так что во время бала они смогли побеседовать. Виктория призналась жене премьер-министра, что Александр ей «чрезвычайно понравился» и что они стали друзьями.

4 мая состоялась личная аудиенция. Виктория и Александр смогли немного лучше узнать друг друга. О мыслях и чувствах цесаревича свидетельств не сохранилось, а юная королева посвятила ему несколько строк в своем дневнике: «У него красивые синие глаза, короткий нос и изящный рот с очаровательной улыбкой. Я нашла Великого Князя чрезвычайно привлекательным, с располагающим приятным характером, таким естественным, таким веселым».

Одной аудиенцией дело не ограничилось. За время, в течение которого цесаревич находился в столице, встреч было немало. Разумеется, ни о каких нескромных поступках и речи быть не могло, да и виделась молодая пара только урывками и в большом обществе. Но от двора не укрылось, что обычно пунктуальная королева стала откладывать некоторые встречи, если они мешали ей увидеться с Александром, или поручать их премьер-министру. На страницах ее дневника появилась еще одна запись, более откровенная, чем первая: «Мне страшно нравится Великий Князь, он такой естественный и веселый, и мне так легко с ним».

Александр тоже выглядел счастливым. Он охотно беседовал с английской королевой, делал ей небольшие подарки – все строго в рамках приличий, однако сопровождавшие наследника придворные всполошились. Они опасались, что цесаревич окончательно потеряет голову. А это грозило нешуточными потрясениями. Дело в том, что брак между Викторией и Александром мог состояться лишь в одном-единственном случае: если бы один из них отказался от престола во имя любви. Виктория уже стала королевой и на цесаревича возлагались большие надежды. Поэтому английские и российские придворные были на грани паники.

В Россию полетели письма: Александрина Виктория и Александр глаз не сводят друг с друга, между ними зарождается настоящее чувство. Из Петербурга курьеры доставили ответ императора: необходимо срочно покинуть Англию, пока наследник не наделал глупостей. Англичане, в свою очередь, принялись уговаривать королеву прислушаться к голосу разума. В стране наконец-то установилось хрупкое равновесие, и любой опрометчивый поступок отразился бы на судьбе Англии. Что же касается наследника русского престола, говорили Виктории советники, каким бы прекрасным человеком он ни был, Россия – опасный соперник для Британии. Таким образом, королева оказалась перед выбором: собственное счастье или счастье своих подданных. Уроки наставников не прошли даром: она выбрала второе.

Советники Александра торопили его с отъездом, но назначен он был лишь на 30 мая. Почти месяц – много это или мало? Для молодых влюбленных он, наверное, казался одним мгновением. И оба сознавали, что это мгновение скоро станет только воспоминанием. Перед отъездом цесаревич и английская королева в последний раз увиделись наедине. Это прощальное свидание сильно взволновало обоих. Виктория записала: «Он был бледен, и голос его дрожал, когда он сказал мне по-французски: «Мне не хватает слов, чтобы выразить все, что я чувствую», – и добавил, как глубоко он признателен за столь любезный прием…Затем он прижался к моей щеке и поцеловал меня так тепло и с таким сердечным чувством, и потом мы опять очень тепло пожали друг другу руки».

Королева вернулась к государственным делам, и о визите цесаревича ей напоминали теперь только его портрет и живой подарок – щенок овчарки по имени Казбек. Впрочем, нельзя сказать, что кто-то заметил на лице Виктории следы слез или переживаний. Либо она настолько хорошо скрывала свои чувства, либо ее увлечение Александром все же не успело перерасти в глубокое чувство. Им суждено было встретиться еще раз – спустя 35 лет, когда романтика была полностью вытеснена конфликтом интересов двух огромных государств. Возможно, оба вспомнили свою первую встречу, но оба уже были в том возрасте, когда воспоминания не имеют власти ни над настоящим, ни над будущим.