Текст книги "50 знаменитых скандалов"

В октябре музейным экспертам пришлось устанавливать подлинность еще одного «возвращенца» – часов фирмы «Бреге». В Росохранкультуры обратился известный московский коллекционер и попросил проверить часы, которые он приобрел в ноябре прошлого года. Мужчина предположил наличие криминального прошлого у данного предмета, когда ознакомился с дополнительным эрмитажным списком. Оказалось, к нему попали уникальные часы, которые значились в коллекции музея с 1949 года, – один из наиболее сложных и интересных образцов экспериментальной продукции Абрахама Луи Бреге. Этот шедевр датируется рубежом XVIII–XIX веков, изготовлен из золота 750-й пробы. Узнав о том, что часы действительно принадлежали Эрмитажу, коллекционер безвозмездно передал их музею. Здесь стоит упомянуть о курьезе в жанре пресловутого «черного юмора»: эти часы предлагались прежним владельцем – питерским антикваром – для покупки Эрмитажу где-то в середине 2005 года. Эрмитаж оценил их в 30 000 долларов, но эта сумма не устроила коллекционера, и он продал их за большую сумму московскому любителю древностей…

Порой антикварам было непросто решиться признать, что в их собственности оказались краденые предметы. Так, в ноябре 2006 года в милицию позвонил один из знакомых известного петербургского коллекционера; он сообщил, что его друг обнаружил у себя предмет, числящийся под № 78 в списке похищенных из фондов Эрмитажа экспонатов, – серебряный кунган, однако очень боится, что его имя будет предано огласке и это может сказаться на его репутации. В итоге, вещь вернулась в музей, а беседовавшие с антикваром следователи не стали разглашать его имя.

Стоит сказать, что директор Государственного Эрмитажа М. Пиотровский, говоря о выборе воров, похозяйничавших в запасниках музея, признавался: он ничего не понимает! Ведь специалист никогда бы не остановил своего внимания на некоторых предметах. Да, из хранилища действительно пропали очень ценные вещи, в частности произведения средневекового русского искусства и русского искусства XIX века – иконы, потиры и ковши с эмалью. «Если пару таких продать, то человек может потом жить на Канарских островах и не таскать всего остального», – заявил Михаил Пиотровский. Но оказалось, что воры прихватили также… вилки, ложки и поддельные фигурки работы Фаберже, предназначенные для демонстрации студентам! Простите, а это зачем?!

Этот вопрос несколько прояснила следственная группа. Было высказано предположение, что кражи осуществлялись разными группами людей. Например, в ходе расследования всплыла информация о том, что за месяц до обнаружения пропажи экспонатов в запаснике помогали наводить порядок сотрудники одного из петербургских институтов… Они-то и могли польститься на мелкие безделушки, достаточно ценные для какого-нибудь студиозуса, но слишком малозначимые для самого Эрмитажа, чтобы поднимать шум по поводу их исчезновения.

Итак, дирекция музея полагает, что экспонаты из хранилища «уводились» на протяжении шести-восьми лет. Однако в ГУВД Петербурга к этим цифрам подошли скептически. Следователи полагают, что пропавшие ценности могли быть похищены еще 30 лет назад, однако обнаружилось это только сейчас. Ознакомившись с состоянием дел музея и системой контроля за ценностями, специалисты заявили: с 70-х годов прошлого века полная ревизия собрания не проводилась, а происходили только плановые проверки, не позволяющие вовремя выявить недостачу. При этом любой желающий мог получить информацию о ценности произведений, попавших в общедоступные каталоги. То есть данное хищение вполне могло носить «заказной» характер, и его заказчиком мог быть как российский, так и зарубежный частный коллекционер. Причем маловероятно, что все экспонаты прибрало к рукам одно лицо, а значит, шансы отыскать все пропавшие вещи ничтожно малы. Многие из раритетов уже давно могут находиться в частных собраниях за рубежом, и извлечь их оттуда даже при помощи Интерпола будет практически невозможно. Тем не менее, были оповещены все подразделения милиции, таможня, стали тщательно досматриваться пассажиры и грузы в машинах.

Сотрудников отдела, в котором произошло хищение, конечно, финансово наказали, всем прочим работникам Эрмитажа изрядно попортили нервы, сам Пиотровский получил выговор – уже третий. Но что это дало? Ведь если быть абсолютно беспристрастным, ни один из музеев мира не застрахован от подобных происшествий. Даже ультрасовременные системы безопасности и контроля подчас не способны учитывать банальный «человеческий фактор» и расторопность музейных воров, уровень информированности и технического оснащения которых зачастую опережает возможности служб безопасности музейных объектов и органов правопорядка.

Поскольку следователи и дирекция музея с самого начала подозревали в причастности к краже кого-то из своих (на это указывал масштаб хищения и длительность аферы), известие о том, что среди задержанных ГУВД Петербурга лиц оказались и родственники покойной Ларисы Завадской, можно сказать, мало кого удивило.

7 августа 2006 года суд Петербурга избрал арест мерой пресечения подозреваемому в хищении музейных экспонатов 54-летнему Николаю Завадскому-старшему, вдовцу хранительницы. Преподаватель истории Государственного университета физкультуры им. Лесгафта был впервые вызван на допрос спустя неделю после возбуждения уголовного дела. Арестовали же его по обвинению собственно в краже. Правда, витают слухи, что Завадский оформил явку с повинной. Сначала он признавался только в том, что относил переданные ему предметы в петербургские ломбарды – и не больше. Затем всплыли другие обстоятельства. Вдовец признался, что прекрасно был осведомлен о музейном происхождении более чем 50 (!) предметов, которые он в течение нескольких лет исправно относил в ломбарды. Следственные органы обнаружили у Завадского более 100 квитанций, которые подтверждают прием от него ломбардами ювелирных изделий. Жулик подтвердил: он имел отношение к сбыту раритетов еще с конца 1990-х годов.

7 августа Куйбышевский суд выдал санкцию на арест по подозрению в причастности к краже ювелирных изделий из Русского отдела музея также специализировавшегося на иконах петербургского антиквара Максима Шепеля. При обыске у него обнаружили одну из пропавших икон. 38-летний Шепель, будучи членом Ассоциации антикваров, зарабатывал в основном на перепродаже: он скупал ценности в Питере, а продавал их московским коллекционерам. Председатель Ассоциации А. Горбунов был просто ошарашен, поскольку, по его словам, Шепель был бы последним, на кого могло пасть подозрение в причастности к краже из Эрмитажа. Он в течение нескольких лет являлся членом Ассоциации и ни разу не запятнал свою репутацию, ни разу не был прямо или косвенно замешанн в какой-либо некрасивой истории.

Собственно, за решетку Шепель угодил сразу по двум причинам. На него, как на один из каналов сбыта краденого, указал Завадский-старший; к тому же оказалось, что потир, который обнаружился в «Ортодокс Антик», сдал на комиссию… именно этот «безупречный» антиквар.

9 августа в прессе появилось сообщение о том, что арестованный антиквар, который содержался в СИЗО-4 временного содержания «Кресты», был доставлен в психиатрическое отделение тюремной больницы Гааза. Адвокат Шепеля, Андрей Павлов, выразил недоумение: ему сообщили, что антиквар госпитализирован с предварительным диагнозом «реактивное состояние» и с полученной при невыясненных обстоятельствах травмой глаза. «Он полностью неконтактен, и абсолютно неясно, что с ним», – подытожил адвокат. Позже стало известно, что арестованный в ночь с 8 на 9 августа «повел себя неадекватно», а потому и загремел «для оказания помощи в соответствующее отделение». Правоохранительные органы отрицали связь госпитализации с якобы нанесенными Шепелю травмами. Павлов же настаивал: «Травмы подзащитному нанесены, но их происхождение и их степень неизвестны». Наконец, в петербургском Главном управлении исполнения наказаний сообщили, что причиной перевода арестованного в больницу стало «членовредительство на почве психического расстройства».

Подозреваемый антиквар не откладывал в долгий ящик обжалование решения суда о своем аресте и уже 15 августа 2006 года он был освобожден из-под стражи, а затем переведен из тюремной больницы в офтальмологическое отделение петербургской городской больницы № 2. Адвокат тут же сообщил прессе, что, согласно имеющимся у него сведениям, в дальнейшем Максим Шепель, которому так и не было предъявлено обвинение в причастности к хищению из Эрмитажа, будет проходить по данному делу только в качестве свидетеля. А с потиром вышло просто. Как оказалось, питерец просто выкупил его в одном из городских ломбардов, после чего и продал в московский антикварный магазин…

Сын хранительницы фонда «Русская культура», 25-летний Николай Завадский, был задержан милицией и 8 августа 2006 года арестован. Некоторое время он и в самом деле работал в Эрмитаже, но за два года до ЧП уволился (молодой человек неоднократно жаловался на маленький оклад) и ушел на новое место. Поговаривали, что в таможню.

Завадский-старший, как оказалось, дал наводку на еще одного человека, якобы причастного к кражам и являющегося их главным вдохновителем и организатором. Вдовец утверждал, будто именно этот человек придумал план похищения, организовал каналы сбыта и подбил его самого на противоправные действия. Этакий, в общем, змей-искуситель… Его спешно объявили в розыск, задержали вечером 10 августа в Петербургской области, а в ночь на 11-е уже провели обыск на его даче в Приозерском районе. Это был хороший знакомый Завадского, 39-летний доцент Санкт-Петербургского государственного университета физкультуры Иван Соболев. Как оказалось, и без стараний Завадского к доценту у правоохранительных органов имелось немало вопросов. Соболеву было предъявлено обвинение по части 4-й статьи 158-й УК РФ («кража в особо крупном размере»). Впрочем, впоследствии оно вполне может быть переквалифицировано на 164-ю статью: хищение предметов, имеющих особую ценность.

Как выяснилось, новый подозреваемый является кандидатом исторических наук, закончил исторический факультет СпбГУ и аспирантуру, после чего преподавал в разных вузах, пока наконец не «осел» в университете физкультуры на кафедре истории. Интересный момент: Иван Соболев специализируется на истории России конца XIX – начала XX века. А ведь пропавшие экспонаты в своем большинстве как раз и относятся к XVIII–XIX векам! То есть получается, что доцент, как специалист, как раз был в состоянии по достоинству оценить предметы из Эрмитажа!

По предварительным данным, Соболев, узнав, что пропажа экспонатов из Эрмитажа обнаружена, успел скрыться и в течение шести дней отсиживался на своей загородной даче. По другой же информации, доцент не делал никакой тайны из своего местонахождения. Как бы то ни было, в суде прозвучало: в 1992–1993 годах Иван Соболев «вступил в преступный сговор» с хранительницей музея Ларисой Завадской и ее супругом Николаем Завадским. Причем, Завадская якобы выносила предметы и передавала их мужу, а тот в свою очередь отдавал их своему «оборотистому» знакомому – для сбыта.

Поскольку доцента доставили в суд уже «с обвинением», от него не стали требовать признания собственной вины, но мнением по поводу ареста все же поинтересовались. Соболев заявил: от следствия он скрываться и не думал и в чем, собственно, дело не понимает. А адвокат тут же добавил, что для ареста его подзащитного нет веских оснований. Мол, он еще в 1995 году поругался с Завадскими. И вообще, у него хронический бронхит, а для такого диагноза тюрьма просто губительна. К тому же у доцента на иждивении находится несовершеннолетняя дочь. Так о каком аресте вообще может идти речь?!

Суд не отреагировал на «убедительные» заявления, и Соболев отбыл в следственный изолятор на улице Лебедева. Но уже 13 ноября того же года уголовное преследование в отношении данного подозреваемого было прекращено… в связи с истечением срока давности уголовной ответственности по эпизоду 1992–1993 годов! Понятно, что свою вину Соболев не признал, предпочитая отмалчиваться. Согласие на прекращение уголовного дела в отношении него с данной формулировкой он, тем не менее, дал. И тут же оказался на свободе.

Специалисты полагают, что ушлый доцент и в самом деле мог стоять у истоков кражи, предложив Завадским заняться подобным «бизнесом». Спустя несколько лет приятели действительно рассорились (скорее всего, не сошлись в «оплате труда»). Но был ли Соболев «первоисточником» идеи или только ее озвучил – неясно. Как и то, расстались ли вчерашние знакомые навсегда и продолжался ли после этого вынос ценностей из хранилища. Но вот на «солидного организатора» доцент действительно не тянет. Скорее всего, в его тени постоянно оставался какой-то частный коллекционер или даже целое сообщество.

Одно известно точно: после внезапной смерти хранительницы Ларисы Завадской осенью 2005 года из Эрмитажа больше не пропал ни один предмет. В связи с этим у следствия появилось сразу две версии. Согласно одной из них, Лариса Завадская могла сама выносить драгоценные экспонаты, а ее родственники – сдавать их в ломбард. Тогда ворох залоговых квитанций из ломбардов, почему-то не уничтоженный преступниками, – железная улика, которая дает шанс выйти на каждого из покупателей краденых ценностей. Но вполне возможно, что кражи совершались только обоими Николаями – отцом и сыном – без ведома самой хранительницы. Ведь, как ни крути, а для близких родственников музейного работника попасть в святая святых – хранилище – дело не столь сложное, как для простого смертного или даже для ученого. Тогда не исключено, что Лариса Завадская, обнаружив кражу, быстро сообразила, чьих это рук дело (к хранилищу, как оказалось, имели прямой доступ только четыре человека), и умерла от потрясения. А вот в том, могла ли семья Завадских стать жертвой какой-то изощренной «подставы», придется разбираться их адвокатам…

Данное ЧП, понятно, не могло не повредить престижу Эрмитажа. Однако, по словам М. Пиотровского, слава его музея пострадала не очень сильно, несмотря на огромное число похищенных предметов. И в самом деле, кражи-то происходят во всех странах, во всех музеях…

Тем временем сроки следствия были продлены до 31 декабря 2006 года, а затем этот рубеж снова отодвинулся. Только в марте 2007 года Николай Завадский был приговорен к пяти годам колонии за хищение экспонатов из Эрмитажа. Он подал кассационную жалобу в городской суд Санкт-Петербурга. Однако приговор в отношении его был оставлен без изменения. Помимо отбывания назначенного срока заключения, осужденный должен также удовлетворить гражданский иск музея на сумму 7,3 миллиона рублей. Сроки основного расследования по этому делу были продлены и «у следствия остается еще несколько версий, по которым не прекращается работа, и в этой связи нельзя исключать новых фигурантов». Следствию также предстоит установить местонахождение еще 159 похищенных предметов музейной коллекции. По сути, на данный момент оказались обнаружены лишь 31 предмет из «черного списка», но в ходе оперативно-розыскных мероприятий правоохранительные органы получили данные о возможном местонахождении еще примерно 70 экспонатов, то есть приблизительно трети из списка. А это уже что-то.

Это ЧП бросает тень на всю российскую музейную систему. Если в Эрмитаже не смогли предотвратить такую кражу, возникает вопрос: что творится в других музеях страны? Но только музейных работников в произошедшем винить нельзя. Ведь подавляющее большинство из них, по сути, оказались в шкуре пресловутого стрелочника, на которого сыплются все шишки – как заслуженные, так и нет. Да, Росохранкультура била себя в грудь: мол, в Эрмитаже пренебрегли результатами предыдущих проверок фондов и обнаруженными «недоработками», а «система учета в музее не соответствует современным техническим возможностям». Вот только почему-то чиновники «скромно» умолчали о том, что финансирование систем учета и хранения не позволяет ни одному музею в стране пользоваться этими самыми «современными техническими возможностями»… Чтобы организовать и отладить грамотную, не дающую сбоев систему защиты ценностей от пожаров и криминала, нужны не только время и энтузиазм, но и банальные деньги. А их-то как раз и не имеют российские музеи, по большей части располагающиеся в старых, ветхих зданиях, совершенно не предназначенных для хранения ценностей. Равно как не имеют и совершенных охранных систем, подходящих хранилищ, нормальных металлических рамок на служебном выходе, времени и средств для тотального фотографирования всех без исключения экспонатов. К тому же, в музеях большинство сотрудников – пожилые люди, которые не могут разобраться в системе электронных меток. Статистика неутешительна: ежегодно на материальную базу российской культуры не хватает 9,5 миллиарда рублей! Простите, но это уже, по сути, второй бюджет. Так стоит ли удивляться, что из Эрмитажа и других музеев воры время от времени тащат ценные экспонаты? Тот же М. Пиотровский сетует: строительство нового фонда-хранилища затягивается, недавно был введен в строй только один корпус (система охраны там в 100 раз лучше, чем в старом здании); инвентаризация ценностей и переход на электронную систему их учета движется черепашьими шагами. Ранее планировалось завершить эти работы к 2014 году, но Пиотровский настроен скептически: судя по нынешним темпам, на это уйдет более 70 лет…

А пока дело о краже из Эрмитажа тянется, Союз музеев России и Управление Роскультуры заговорили о «неадекватной реакции СМИ на данное происшествие». Это, мол, никакая не «кража века». Директора основных российских хранилищ произведений искусства полагают, что нынешний скандал, «музейный Чернобыль», хотят использовать в качестве средства для… приватизации музеев. В общем, ждем продолжения сериала…

ГОРЬКОЕ ЗОЛОТО СПОРТИВНЫХ ПОБЕД

Допинг-скандалы: новая сказка на старый лад

Проблема допинга в спорте – один из самых болезненных вопросов современности. Ведь использование стимуляторов, которые внесены Международным антидопинговым комитетом в список запрещенных, серьезно подрывает здоровье спортсменов, постепенно убивает их. И, тем не менее, чем дальше, тем большее количество «звезд» уличают в приеме таких веществ.

Скандалы, связанные с применением спортсменами допинга, все чаще будоражат публику в период проведения крупных соревнований и, естественно, олимпиад. Если верить статистике, то первая жертва на алтарь стремления к невозможному была положена еще в 1960 году, когда на XVII Олимпийских играх впервые был зафиксирован факт гибели спортсмена из-за применения запрещенных стимуляторов. Велосипедист из Дании К. Е. Йенсен открыл печальный список тех, кто в погоне за победой готов был пожертвовать собственной жизнью. Следующий громкий скандал грянул в 1988-м: в Сеуле, на XXIV Олимпиаде, канадский спринтер Бен Джонсон, который убедительно выиграл финальный забег на 100 метров, был уличен в использовании допинга; медаль он, в итоге, потерял, приобретя «взамен» дисквалификацию…

Следующий акт допинговой драмы начался в 2000 году. Нет, до этого времени в большом спорте тоже далеко не все было чисто и безоблачно. Просто дело в том, что особый размах подобные случаи приобретают именно во время проведения крупных международных соревнований; тогда-то все эти некрасивые истории доходят до обычных, далеких от спорта граждан.

Итак, в начале ноября 2000 года прозвучало сообщение о том, что вторая допинг-проба (так называемая проба «В») украинки Инессы Кравец, олимпийской чемпионки Атланты 1996 года и рекордсменки мира в тройном прыжке, дала положительный результат. Первая проба, которая была взята у спортсменки 7 июля, сразу же после состязаний в Барселоне, показала наличие в организме некоего запрещенного препарата. После обнародования результатов пробы «В» Международная федерация легкой атлетики занесла Кравец в «черный список». Там уже фигурировали фамилии еще 38 спортсменов, «погоревших» на использовании допинга. Кравец, понятно, тут же отстранили от соревнований, и ей оставалось только сидеть и ждать, какие же санкции применит против злостной нарушительницы правил Международная федерация. Почему злостной? Да потому, что Инессе было не привыкать к скандалам вокруг собственной персоны. Например, еще в 1993 году ее дисквалифицировали на три месяца за использование стимуляторов.

Еще несколько россиян, победителей в своих видах спорта – пловец А. Корнеев, борец 3. Гулиев, пловчиха Н. Жиневская – «засветились» на приеме бромантана. Правда, руководству спортивной делегации России удалось тогда выкрутиться и добиться отмены решения Международного олимпийского комитета о дисквалификации атлетов. Им даже медали вернули! Россияне сумели сыграть на том, что сами организаторы игр нарушили их регламент… При этом факт применения стимулятора никто даже не пытался отрицать. А. Корнеев в интервью вообще признался: «Мы не знали, что бромантан запрещен, мы его употребляли всей командой – легально, разумеется, – еще со времен Игр доброй воли, с 1994 года». Вот так. Просто и со вкусом.

Незадолго до скандала с Кравец еще один украинский спортсмен попался на допинге: перед самым началом Олимпийских игр в Сиднее угодил под дисквалификацию толкатель ядра Александр Багач. Доказать, что запрещенный препарат попал в организм спортсмена случайно, не удалось. А такие попытки «проштрафившимися» звездами предпринимаются очень часто. Например, возьмем самую громкую допинговую историю 2001 года.

Итак, взятые на Играх доброй воли в конце августа пробы «А» показали: у двух лучших гимнасток России и мира – Алины Кабаевой и Ирины Чащиной – в организме имеются более чем заметные следы стимуляторов. Спортсменки спешно вернулись в Москву из Японии, где участвовали в показательных турнирах, и сразу же дали интервью прессе, в которых утверждали: ничего запрещенного они не принимали, ни о каком допинге слыхом не слыхивали; стимулятор мог попасть в их организмы единственным путем: с пищевой добавкой «Гипер». Мол, покупали препарат в обычной аптеке, в лаборатории проверять поленились – и вот вам результат: нарвались на подделку. «Что ж, в следующий раз умнее будем», – пожала плечами Кабаева. Она сообщила: о положительных результатах пробы «А» ей сказала родная мать, а затем «приятную» новость подтвердила тренер гимнастки, главный тренер сборной России Ирина Винер. Алина негодовала. Мол, никогда в жизни она не принимала запрещенных препаратов и всегда побеждала исключительно благодаря природным данным и кропотливой работе. Ведь у гимнастов – все не как у людей, и анаболики с большей вероятностью принесут им вред, чем пользу. Дело в том, что стимуляторы возбуждают нервную систему и являются источником повышенной эмоциональности. А тренеры требуют от художественных гимнастов на соревнованиях предельной собранности и спокойствия. Девушкам даже попадает, когда они начинают шутить и дурачиться!

Как бы то ни было, а 20 декабря того же года Международная федерация гимнастики (FIG) официально обвинила Кабаеву и Чащину в употреблении запрещенного препарата фуросемида. Это случилось после того, как анализ допингпроб «В», который проводился в австралийской антидопинговой лаборатории в Канберре, подтвердил: в организмах россиянок и в самом деле присутствует фуросемид. Данный результат попал в федерацию 18 декабря.

Здесь следует сказать, что и самой Винер, и члену технического комитета FIG болгарке Марии Гиговой федерация устроила разнос: согласно правилам, до завершения анализа проб «В» разглашать имена возможных нарушителей запрещено категорически.

Федерация приняла решение провести заседание специальной комиссии для того, чтобы изучить медицинские документы и заслушать самих спортсменок. Только после этого следовало выдать окончательный вердикт: виновны ли россиянки в приеме стимулятора или он в самом деле попал в организмы волей случая. Интересы Чащиной и Кабаевой взялся отстаивать руководитель антидопинговой инспекции Олимпийского комитета России профессор Н. Дурманов.

Если верить анализу пищевой добавки «Гипер», то она и в самом деле оказалась банальной подделкой. В частности, вместо мягкого диуретика производители ввели в нее фуросемид, поскольку тот значительно дешевле в производстве. Данные сведения, а также документ от Минздрава РФ о том, что в аптеках России продается до 40 % поддельных лекарств, срочно направили в Международную федерацию гимнастики.

Для финнов 2001 год стал поистине катастрофическим: на чемпионате мира в Лахти прогремел знаменитый допинговый скандал, который стоил рабочих мест всему руководству лыжной федерации. Шестеро ведущих спортсменов оказались дисквалифицированными на два года, что крайне негативно отразилось на этом виде спорта в масштабах всей страны. Особенно «отличился» член эстафетной команды Янне Иммонен; из-за него была наказана вся сборная Финляндии, лишившаяся «золота».

Идем дальше. О том, что происходило в Солт-Лейк-Сити в 2002 году с легендарной российской женской сборной по лыжным гонкам, знают даже очень далекие от спорта люди. Собственно, те события стали настоящей катастрофой для российского лыжного спорта, поскольку сборная сразу же «ухнула» на уровень середнячков, а восстановить репутацию, похоже, удастся весьма не скоро. Лидеров команды, Лазутину и Данилову, лишили «золота»; по словам руководства российского Олимпийского комитета – несправедливо, поскольку метод, на котором «поймали» спортсменок, был «ненадежным».

Тогда же «поймали за руку» главного организатора нарушений антидопингового законодательства австрийскими биатлонистами. Им оказался тренер Вальтер Майер, исправно снабжавший своих подопечных стимуляторами. В итоге, «заботливому» наставнику пришлось распрощаться со спортом.

Интересно, что в том же 2002 году медики попытались немного прояснить вопрос, всегда ли допинг принимается спортсменами сознательно. Выяснились любопытные факты: кроме поддельных лекарств и пищевых добавок к появлению в организме запрещенных веществ может привести… пристрастие к свинине! Правда, для этого нужно есть не просто свинину, а мясо некастрированного хряка. Во всяком случае, к такому выводу пришли ученые из Национальной лаборатории ветеринарных исследований Португалии. Оказывается, в такой вырезке содержится значительное количество нандролона – одного из запрещенных к употреблению спортсменами стимулятора. Нандролон вырабатывается в организме любого человека в результате естественного метаболизма, так что определенный его «фон» считается нормальным. Но если накануне соревнований спортсмен полакомится такой свининой, уровень нандролона в крови подскочит до заоблачных высот. Португальские специалисты уверены: жертвами такой случайности стали многие спортсмены, среди которых числятся также соотечественники исследователей – футболисты Фернанду Коуту (сейчас играет за итальянский «Лацио») и Ким (вратарь «Стортинга», Прага).

Допинговые скандалы 2002 года на том не закончились. В конце августа оказалось, что олимпийская чемпионка по тяжелой атлетике, мексиканка Сорайя Хименес («золото» на олимпиаде в Сиднее в 2000 году в весовой категории до 58 кг) тоже «проштрафилась». Ее пробы на допинг, взятые за несколько недель до этого в Венесуэле, где проходил очередной Панамериканский чемпионат, дали положительный результат. А ведь Хименес на этих играх завоевала одну золотую и одну серебряную медали! Санкции, примененные к спортсменке оказались настолько жесткими, что, по мнению многих, могут означать только конец карьеры Хименес… И это несмотря на то, что она – единственная в истории мексиканка, которая смогла стать олимпийской чемпионкой.

Год 2003-й выдался не менее урожайным на скандалы такого типа. Так, на чемпионате мира в Валь ди Фьемме у Кайсы Варис, члена финской сборной лыжников, в организме обнаружили некий стимулятор. Лыжница привлекла к себе нездоровое внимание еще утром первого дня соревнований, 18 февраля. Она не вышла на дистанцию в 15 км из-за того, что уровень гемоглобина в ее крови оказался повышенным: уровень эритроцитов 16,4 при допустимой норме 16,0. Варис пришлось пропустить три гонки, и на трассе она появилась только 24 февраля. Она бежала третий этап эстафеты и вывела свою команду на вторую позицию. 17 марта, после оглашения результата исследования пробы «В», Варис дисквалифицировали, в связи с чем пришлось пересматривать итоги женской эстафеты на чемпионате мира, где финская сборная заняла второе место. «Серебро» уплыло к норвежцам, а «бронза» совершенно неожиданно досталась оставшимся вне пьедестала россиянам. В итоге Министерство образования, которое курирует спорт в Финляндии, на довольно длительный срок заморозило все выплаты в пользу лыжной ассоциации. Тогда же федерации фристайла и горных лыж объявили о своем желании выделиться в автономные образования.

В ноябре 2003 года в центре внимания мировой общественности оказался допинг THG, о котором шла речь на исполкоме Всемирного антидопингового агентства и на совете Международной ассоциации легкоатлетических федераций. История с THG очень долго продолжала удерживать славу самого масштабного, самого грандиозного в истории спорта допингового скандала. Интересно, что история обнаружения неизвестного прежде стимулятора тетрагидрогестринона смахивает на анекдот. Тренер по легкой атлетике, имя которого держится в тайне, позвонил в Антидопинговое агентство США и сообщил, что многие спортсмены потихоньку используют какой-то допинг. Затем правдоискатель прислал в агентство использованный шприц с остатками некоего препарата. Почти сразу оказалось, что имеются веские основания подозревать в применении THG сотни – если не тысячи (!) – элитных атлетов! Столько потребителей не имел даже популярный не так давно модафинил…

2004 год. Олимпиада в Афинах. Это вообще отдельный разговор. В те дни за употребление допинга или нарушение процедуры сдачи тестов было дисквалифицировано 18 спортсменов; впервые в истории «золото» потеряли сразу три победителя в своих дисциплинах! Первым, еще за три дня до официального открытия олимпиады, попался кенийский боксер Дэвид Маньяси. В его организме был обнаружен катин (вещество, обычно используемое при изготовлении наркотиков). Спустя пару дней представители МОК, прибывшие для плановой проверки греческой сборной, «не досчитались» двух ее представителей – чемпиона Сиднея в беге на 200 м Костаса Кентериса и серебряного призера Игр-2000 на стометровке Екатерину Тану. Оказалось, оба спортсмена в этот момент находились в больнице после того, как якобы побывали в аварии на мотоцикле. Естественно, представителей Вмемирного антидопингового агентства к ним не пустили, равно как и представителей МОК. Впоследствии атлеты выступили перед комиссией, но дать внятного объяснения, почему они не прошли пробы на допинг, не смогли. И Тану, и Кентерис предпочли сдать свои олимпийские аккредитации, отделавшись обвинением в нарушении процедуры сдачи тестов.