Текст книги "Экспедиция за татами. Большое путешествие Николая Швейкина"

Понабрав разных деликатесов, накрыли стол и хорошо посидели. Вспомнили всех родственников, кто остался в Кыштыме, кто осел в Свердловске. Вспомнили детство, как ходили пасти коз, которых многие кыштымцы держали в стайках возле дома, так что набиралось целое стадо.

Тамара удивлялась:

– Надо же, так ведь и стал спортсменом! – и рассказывала Иванову, как в юности Швейкин за домашними заботами успевал тренироваться, – Пойдет с ведрами за водой, не как бабульки с коромыслом, а руками тащит, да еще и поднимает руки в стороны. Вода плещется – донесет едва полведра.

– Хорошая тренировка на дельтовидные мышцы, – пояснял Швейкин. – Бицепсы также можно качать, руки сгибая перед собой.

– И по книжке ведь все делал! По науке! – вспоминала сестра.

– Мне попалась книга «Моя тренировка» Эмиля Затопека, чешского автора, олимпийского чемпиона, – пояснил Швейкин. – Я все переписал и стал тренироваться по его методу. У него были нормативы на прыжок с места, подтягивание и прочее. Я побил его рекорд.

– Я все вспоминаю штангу вашу из шестеренок! – качала головой Тамара. – Ох ты, боже мой!

– Все же из подручных материалов, – смеялся брат. – Лазили на машзавод, притащили ось от вагонетки. На нее надевали шестеренки, пока нужный вес не получали. И качались.

– Еще мне нравилось тимуровские операции! – говорила Тамара.

– Да, смешно было! – согласился брат. – Поначалу-то мы в сады лазили к бабкам, обирали яблоки, сливы. А потом прочитали Гайдара «Тимур и его команда», стали наоборот помогать. Огороды копали бабушкам. Или привезут ей дрова, а она одинокая. Мы ночью придем, напилим, наколем. И на неделю разговоров у бабулек: «Кто это? Когда успели?». А мы довольные ходим!

Тамара расспрашивала, как устроился Николай на КАМАЗе.

– Перешел в «Динамо», тренирую личный состав МВД и ребятишек подпольно.

– Как так подпольно?

– Начальником УВД в Набережных Челнах у нас полковник Хаустов Владимир Николаевич, закоренелый служака. Он мне заявил, что УВД – орган государственный, никаких детей в спортзале быть не должно. Но зам его Леонид Штейнберг мне посоветовал: «А ты потихонечку!». Так и получилось, что пока Хаустов из управления не уедет, я толкусь в фойе здания УВД, а ребятишки накапливаются через дорогу. Зимой, когда холодно, в магазине греются. Только полковник вызывает свою служебную «Волгу» и едет домой, я подаю знак, и воспитанники бегут в УВД, переодеваются, и начинается тренировка.

– Да уж! – воскликнул Николай Иванов. – И смех, и грех. Однако же ехать нам пора!

Пошли втроем на площадь перед рынком, где оставили КАМАЗ. А снег выпал обильный. Во Львове вообще осадков больше, чем, например, в Киеве. Засыпало фуру выше колес. На счастье, работяги с рынка как раз снег чистили. Вместе разгребли сугроб, благо там было до дороги метров пять. Через полчаса экспедиция тронулась в путь.

– Куда мы теперь?

– В Киев!

Снова Киев

Швейкин рассказал спутнику о своем сне со спором о фильме «Солярис».

На что Николай отозвался ожидаемым анекдотом.

– Эти киношники никогда нормально не снимут. Один американский режиссер экранизировал роман Хемингуэя. После премьерного показа ему передали, что Хемингуэй весьма нелестно отозвал о картине. «Этому могут быть только две причины, – категорически заявил режиссер. – Либо Хемингуэй не видел фильма, либо не читал роман».

Разумеется, не утерпел радиоприемник «Кварц-302»:

– Александр Роу снимал сказку «По щучьему веленью», съемки, как и положено по сюжету, проходили зимой – Емеля, прорубь, сани, «дрова, грузитесь сами». Но не успели зимой завершить. Стали думать, как исправить положение. Придумали новый сценарный ход. Угадайте, какой?

– Глобальное потепление? – высказал предположение Швейкин.

– Нет! – торжествующе воскликнул радиоприемник. – Вставили в сценарий отсутствующее в сказке желание Емели «Обернись, зима лютая, летом красным» – после чего действие картины происходило уже летом.

– Выкрутились!

– Впрочем, крупные режиссеры умеют серьезно работать, – продолжил водитель. – Друг рассказывал, Мишка. Учился он в кинотехникуме в Ленинграде. Их группу привлекли к для съемок массовых сцен фильма «Красные колокола» режиссера Сергея Бондарчука. Это о событиях 1917 года в Петрограде.

– Я знаю, смотрел!

– Один из эпизодов – в Петропавловской крепости, возле собора Петра и Павла. На небольшой по сути площадке было собрано не менее тысячи человек массовки. Все «артисты» одеты в соответствующую одежду: солдаты, матросы, студенты, рабочие и т. д. Мишке досталась шинель с погонами юнкера – то есть курсанта военного училища. Так как съемки шли несколько дней, эту бутафорскую форму и даже макеты оружия не сдавали каждый день, а уносили с собой в общагу. По воинскому званию товарищ мой уже был младшим сержантом и решил повыделываться – нашил сержантские лычки поверх исторических погон. Во время съемки он оказался недалеко от операторского помоста, где рядом с камерой находился и сам Сергей Бондарчук. Но вместо «Камера, мотор» все услышали усиленные рупором слова великого режиссера: «Уберите этого КЛОУНА из кадра!» Мишка смотрит – а тот на него показывает. В общем, вывели его за помост и попросили убрать самовольные нашивки. Пока он отпарывал эти несчастные галуны – четыре желтенькие полоски шириной в сантиметр – эпизод уже сняли, так что в кадр он так и не попал.

– Довыделывался! – хмыкнул Швейкин.

– Но я о чем! – продолжал Иванов. – Снимался финальный эпизод фильма о том, как на шпиле Петропавловского собора начинает реять красное знамя, а толпа внизу, «в воздух чепчики бросающая» – это всего лишь фон, по которому оператор прошелся панорамой. Но даже в таком мимолетном кадре режиссер увидел и не допустил малейшего искажения истории, даже в виде лишних полосок на погоне в массовке.

– Мастер, что сказать! – одобрительно кивнул глава экспедиции.

– Про Бондарчука, кстати! – влез «Кварц-302».

– Ну, говори!

– Как раз в Ленинграде было. Девочка вернулась с прогулки. Родители спрашивают – где была, что видела. Она говорит, что рядом с домом какой-то бурундучок кино снимает, всю улицу милиция перекрыла. Надо ли говорить, что по итогу бурундучок оказался Бондарчуком.

– Смешно! – кивнули спутники.

– А вот еще случай смешной, – торопливо продолжал «Кварц-302». Говорить с людьми было его единственным развлечением. – Режиссер Георгий Данелия рассказал, что после выхода фильма «Кин-дза-дза!» к нему обратился американский режиссер с предложением делать спецэффекты, так как ему понравился полет пепелаца. Данелия ответил, что никаких спецэффектов тут не было, а гравицапу ему дали в Министерстве обороны. Через какое-то время Данелии позвонили из министерства и сказали не валять дурака, потому что американец на полном серьезе запрашивал у них гравицапу.

– Забавно! Какой фильм, ты сказал?

Радиоприемник понял, что он проговорился. «Кин-дза-дза» Данелия снял только в 1986 году.

Чтобы снять неловкость, Швейкин сказал:

– А я ведь тоже в кино снимался.

– Когда? Где? – удивился водитель.

– В пятницу, тринадцатого!

Утром в пятницу 13 мая 1972 года Николай Швейкин еще не знал, что станет знаменитостью, что лицо молодого монтажника треста «Стальмонтаж» будут узнавать на улицах и в общественном транспорте.

Нежданной популярностью он был обязан особой черте характера, воспитанной с детства – не тушеваться перед начальством любого ранга. Появилась она еще в дни школьных спортивных побед, когда директор школы, секретарь райкома комсомола или даже председатель горисполкома, награждали мальчишек, жали им руку, трепали по плечу. К такому начальству можно было запросто зайти с какой-нибудь юношеской инициативой – построить пристрой для настольного тенниса или провести концерт самодеятельности. Все решалось легко. Да и руководители геологических партий, с которыми на лето уезжал Коля вместе с отцом, любили бойкого паренька, не боявшегося ни работы, ни таежного гнуса. В общем, для Швейкина начальники были всегда свои люди, с которыми можно найти общий язык.

В мае 1972 года для участия в Первом слете монтажников КАМАЗа в Набережные Челны прилетел первый секретарь ЦК ВЛКСМ – главный заводила комсомольцев всей страны Евгений Михайлович Тяжельников. Так они и шли вчетвером по стройплощадке летнего кинотеатра «Гренада» – Тяжельников, первый секретарь Татарского обкома КПСС Фикрят Ахмеджанович Табеев, первый секретарь Набережночелнинского горкома партии Раис Киямович Беляев и Лидия Викторовна Шилова, заведующая отделом идеологии горкома. Тут же возилась команда молодых монтажников «Стальмонтажа», среди которых был и Николай Швейкин. Евгений Михайлович подошел к рабочим и поздоровался.

Шилова представила ребят:

1. 1972 год. Е.М. Тяжельников на «КАМАЗе».

2. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Михайлович Тяжельников.

3.На строительстве   «КАМАЗа». Монтажник «Минмонтажспецстрой» Николай Швейкин.

– И работают ударно, и спортом занимаются серьезно!

Е. М. Тяжельников в жизни проявил себя настоящим комсомольским вожаком. Умел найти подход к людям, увлечь масштабом предстоящих дел. Поначалу он занимался наукой и стал самым молодым в стране ректором, возглавив свою альма-матер – Челябинский пединститут, но потом судьба распорядилась по-своему – поработал в партии, а затем возглавил комсомол страны. Вот где по-настоящему раскрылся талант организатора. Поднимал молодежь на строительство БАМа, Атоммаша, Волжского и Камского автозаводов, нефтяных северных строек, в том числе Усинска, о чем речь пойдет позже. Евгений Михайлович обладал фотографической памятью и никогда не забывал тех, с кем встречался. И на этот раз он так же быстро нашел контакт с молодежью.

– Вы откуда, ребята?

– Из Узбекистана! – С Башкирии! – Из Костромы!

Тут Швейкин воскликнул:

– С Урала!

Тяжельников тут же расцвел от радости:

– Земляк! Из какого города?

– Из Кыштыма!

– Я из-под Пласта! Это же совсем рядом! Как там жизнь? Как горы? Как озеро Увильды?

Разговорились о разном: о семье, о малой родине, о работе.

– Второй год как приехал. Работаю на монтаже, – докладывал Швейкин. – Семью перевез. Живем в общежитии. Жена кастеляншей работает, нелегкая работа при здешнем контингенте. Люди разные на КАМАЗ едут, не только комсомольцы.

– Бытовые условия устраивают?

– Честно скажу, зимой бывало холодно в комнате. Людмила у меня не морозоустойчивая, из интеллигенции, но терпит. Дочка растет.

– Спортом успеваешь заниматься?

– Спорт – это отдушина, это на всю жизнь. Занимаюсь самбо и дзюдо, тренирую ребят из Боевой комсомольской дружины. Спортзал предоставляет школа.

– В общем, хорошо поговорили, – подвел итог Швейкин. – А что из этого вышло. На следующий день я сидел с дочкой, Людмила выдавала белье жильцам общежития, как вдруг позвонили: «Срочно Швейкина в горком комсомола!» Я подхватился и прибыл. В кабинете за длинным столом сидит много разного начальства. Огорошили сразу…

– Николай, будет сниматься фильм про КАМАЗ, про первый слет монтажников. Тебя рекомендовано сделать главным героем.

– Ладно! А что делать-то надо?

– Расскажем. Приходи завтра на проходную за полчаса до начала рабочего дня.

По дороге домой Николай задумался: «что же такого я могу поведать стране? Почему именно я?».

Швейкин пришел в свою комнату в общежитии и за ужином посоветовался с Людмилой:

– О чем мне говорить перед камерой? Что особенного я могу сказать?

– Расскажи о том, как добровольно строили кинотеатр «Энергетик» или парк «Гренада». Везде же по первому зову являлись! Бетон носили, делали кирпичную кладку, сажали деревья…

– Вообще, удивляюсь, как ребята этот ритм выдерживают! – поддержал Николай. – С утра на стройке на морозе, вечером – тренировки, потом до полуночи дежурство на улицах, поимка преступников, работа с трудными подростками. А по выходным на субботники выходят.

– Да ты же их всех и собирал. Чуть что, к тебе прибегают: «Сейчас бетон привезут. Надо двадцать человек!». Только про общежитие не рассказывай, Коля, не надо. – попросила Людмила.

– А может, наоборот, рассказать? – предположил будущий герой фильма.

Он вспомнил, как ночевали порой без отопления: на улице минусовая температура, в комнате – ноль. Спали не раздеваясь.

– Это все временно, Коля!

– А я расскажу, как сапоги сушил, засовывая в них на ночь лампочки от переноски. Или про соседей-алкоголиков… Понял – не надо!

– Расскажи, как кран башенный спасал.

– Это да!

Большая стройка собирает много разного народа, и не все сразу понимают правила производства работ и соблюдают технику безопасности. Уж на что вроде бы простое и понятное дело: закончил работу на башенном кране – застопори его! Есть специальный захват, который обхватывает рельс и держит кран. Но все же находятся те, кто умудряются этот закон игнорировать.

Как-то начался сильный ветер, дождь со снегом. Работы прекратили, все сидели по вагончикам. Вдруг видят монтажники, что мимо вагончика, постепенно набирая ход, проезжает кран, подгоняемый ветром. Все оторопели, крановщик сидит белее мела. Кран уронить – не шутка! Хорошо, если никто не погибнет под рухнувшей махиной, тогда ведь вообще тюрьма. Пока сидящие рядом судорожно соображали, что делать, Николай Швейкин уже стремглав несся к крану. Захват оказался не закручен. Николай попытался закрутить его на ходу – не получилось, разбил пальцы в кровь о щебенку. До тупика уже осталось несколько метров, уткнется в него кран – и повалится. В последний момент – получилось! Машина со скрипом остановилась. Крановщик прибегает, благодарит, руку пожать пытается, а она в крови.

– Тебе потом даже премию какую-то дали за этот случай. – напомнила Людмила.

– Дали, – подтвердил Швейкин и вдруг резко сказал. – А пусть они сами, киношники, разбираются, что говорить и как снимать.

– Верно. У нас своих забот хватает.

– Надо признать, что режиссер фильма дело свое знал, – под гул мотора сказал Швейкин. – И задумка для показа рабочего парня из Набережных Челнов была мастерская. Первый кадр – утро, трудовой люд потоком идет на работу. Хороший ракурс – горка и словно стекает с нее людская река – уверенная, трудовая, степенная. И в ней я, Николай Швейкин, монтажник треста «Стальмонтаж». Обычный парень, каких в этом потоке тысячи.

Камера наезжает все ближе, становится видно лицо Николая – открытое, рабочее, советское. Становится видна и индивидуальность, образованность, увлеченность, даже одухотворенность – то, что надо для хорошего фильма. За таким героем хочется идти по жизни, наблюдать, сопереживать. Диктор произносит выдержанным торжественным тоном: «Есть ли настоящие парни на КАМАЗе? Есть! И один из них Николай Швейкин!»

Следующий план – монтаж стальных конструкций. Весят они по десятку тонн, но мощные краны поднимают их как пушинку. Задача монтажника – точно установить ферму или балку, закрепить ее на месте, при этом не создавая опасных ситуаций. Работа у бригады идет споро, лаконичные бодрые возгласы – ни одного лишнего слова, ни одного лишнего движения. За кадром диктор оглашает цифры производительности труда, они впечатляющие. КАМАЗ был местом ударного труда, творческой выдумки и суперсовременных технологий.

Снова смена обстановки. Тренировка. Мастер спорта по самбо Швейкин показывает спортсменам выполнение очередного приема. Он ненамного старше своих воспитанников, но уверенность его слов и движений завораживает. Незаметное движение, выводящее напарника из равновесия, подхват, бросок, взятие на удержание. Изящно! Легко! Это и есть самбо!

Следующий кадр. Семья Швейкиных в доме отдыха. Сосновый бор, современное здание ведомственного санатория. Жена читает книгу на скамейке, отец играет с дочкой. Образец для любой советской семьи!

Кульминация событий. Новенький кинотеатр «Чулпан». Диктор сообщает, что проходит первый слет монтажников КАМАЗа. Выступает Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Е. М. Тяжельников. Подчеркивает достижения, указывает на недостатки. Выступает ветеран – один из первых довоенных ударников-стахановцев, кузнец Горьковского автомобильного завода Александр Харитонович Бусыгин. Он призывает следовать почину героев первых пятилеток и досрочно построить завод. Следом за ним наш герой. Ему дали заучить текст примерно такого содержания: «Мы строим КАМАЗ! КАМАЗ строит наши сердца, наши характеры!».

И тут – стоп, обрыв пленки.

– Что случилось? – удивился Иванов. – Все так гладко шло!

– Я уперся! – отвечал Швейкин. – «Не буду я этого говорить! Скажу своими словами!»

– А тебе сложно три слова сказать?

– Да что тебе сложно сказать три слова? – вскипает режиссер, отработавший два дня и снявший отличный фильм.

– Не трудно, но никто же так не говорит! Сразу видно, что не мои слова.

– Так! – задумывается режиссер. – Мотор! Говори своими словами!

– Э-э! Товарищи! Мы с вами монтажники… И я хочу вам сказать… что… это… Мы строим КАМАЗ! КАМАЗ строит наши сердца!

– Стоп! Замечательно! Завтра так и скажешь!

Съемки закончены. Слет окончен. Николай в повязке БКД присоединился к товарищам, которые обеспечивали порядок на мероприятии. Голова была пустая и гулкая. Вдруг мимо проходит Тяжельников.

– О, Николай! Привет! Слышал, как ты выступал! Из тебя настоящий лектор получиться может!

– Спасибо, Евгений Михайлович!

– Всем спасибо, товарищи! Всегда рад побывать у вас на КАМАЗе!

– А я ведь фильм так и не увидел! – признался Швейкин.

– Как так?

– Когда фильм о слете демонстрировали через две недели по телевизору, я был на смене.

– Так обычно же повторяют! – воскликнул водитель.

– И когда повторяли – тоже на смене. Зато рассказывали о нем друзья и знакомые. А потом замечаю – люди стали оборачиваться и перешептываться на улице и в общественном транспорте.

– Вот она – слава! – подмигнул Иванов.

– Может, уберег ангел-хранитель, – задумчиво произнес Швейкин. – Долго ли возгордиться, молодому бестолковому, увидев свое лицо на голубом экране?

– А я, кстати, фильм припоминаю, – сказал водитель. – Опять солярка на нуле! До когда же кончится эта украинская морока по 20 л на заправке? Я гляжу тут шоферские волнения назревают в форме мордобоя.

– Только того, кто мороку придумал, мордобой не достанет.

– Это точно!

В Киев приехали утром. Татами было уже готово. Швейкин не мог на него налюбоваться! Маты размером один на два метра образовывали два комплекта татами с рабочей красной зоной шесть на шесть и зеленой зоной безопасности двенадцать на двенадцать! С должной мерой упругости. Он представил как на татами выйдут Славка Ситдыков или Радик Рашитов – ребята склонны к скоростной резкой работе ногами, быстрым подхватам и подсечкам – вот где им будет раздолье! Да и сам он еще покажет молодым, что такое настоящее дзюдо!

Это чудо окупало все мучения долгой дороги. Пока оба комплекта татами грузили в фуру, Иван Иванович в благодарность за запчасти и в извинение за задержку заказа дал дополнительное покрытие – и красного, и зеленого цвета.

– Хоть и прочный поливинилхлорид, но со временем истирается – можно будет заменить!

– Благодарю! – Швейкин был полон чувств от наконец сбывшейся мечты.

За спиной руководителя скромно стояла бойкая сотрудница, молчаливо напоминая о золотой цепочке.

Швейкин отвел ее в сторону:

– Не забыл!

Он в своей жизни еще никогда не имел дела с золотом за исключением покупки обручальных колец, но когда дело с запчастями начало раскручиваться, то через знакомых нашел выход на магазин «Березка» и достал вожделенное женскому сердцу украшение.

– Какая красивая! – ахнула девушка.

Для нее это тоже было первое золото в жизни, теперь она точно не забудет Николая Швейкина.

– На счастье!

Девушка порывисто обняла Николая за шею и поцеловала в щеку. Он удивился: «Вот же что блестящие побрякушки с женщинами делают! Видно древний сорочий инстинкт!»

– И ты всю дорогу вез с собой золото? – удивился водитель. – И ничего не сказал?

– А о чем говорить? Я только беспокоился, чтобы не потерять во всех передрягах!

На радостях Швейкин бросился на переговорный пункт и позвонил Генке Пархомовичу – вот кто мог оценить приобретение!

– Ты где там пропал в степях Украины? – взревел Генка.

– Приеду расскажу! Приключений – море! – пообещал Швейкин и заорал так, что в переговорной все оглянулись. – Генка! У нас есть татами!!

Дальше разговор состоял, в основном, из нечленораздельных восклицаний. Видео для телефонов еще не придумали, но Николай так живо представлял себе новоприобретение, что на другом конце провода Пархомович поймал изображение.

– Красное, что ли?!

– Да!

– С зеленой окантовкой?!

– Точно!

– Ну все, теперь мы Казань сделаем! – горячился Генка. – И Челябинск! И Майкоп!

– Конечно, сделаем! У нас такие ребята талантливые!

Тогда междугородные переговоры заказывались по минутам, Швейкин собирался закругляться, когда Пархомович попросил:

– Заедете к моим родителям в Полоцк?

Швейкин уже привык к дороге, для него, как для бешеной собаки, триста верст был не крюк. Да и радость требовала выхода.

– Конечно, заедем!

– Они там собрали посылочку для меня – сало, домашняя колбаска, горилка. В общем, почтой не пошлешь. А нам будет, чем отметить обновку!

– Диктуй адрес!

Наконец, снаряженный татами КАМАЗ как снаряд вырвался из тесных улочек города на простор шоссе. Это, действительно, был снаряд – и он должен был взорваться, подарив стране челнинскую школу дзюдо и заставив потесниться признанных лидеров.

– Куда мы теперь? – спросил водитель.

– В Полоцк за посылкой для Пархомовича, а потом в Москву к Владлену Андрееву!