Текст книги "Белая обитель"

– Это называется Галкина тропинка, – пояснила она.

– В честь кого это так она названа?

– В честь меня! Меня зовут Галкой, и только я по ней хожу. Мне так короче добираться на работу в пансионат.

Потом я ежедневно встречал и провожал ее по этой тропинке. В ней меня поражала ее доверчивость, мягкость манер, ведь ее, наверное, в жизни никто не обманывал, так думал я, идя рядом с ней. Это был единственный раз в моей жизни, когда меня слушали и когда я слушал.

Вскоре я уехал так, что не успел попрощаться.

Прошло несколько месяцев. Наступила зима. И вдруг всплыли в памяти эти дни. Чего это так мне она вспомнилась? Я посмотрел в окно и увидел снежные улицы. Поехал за город.

Электричка остановилась на знакомой станции. На перроне были еще три человека.

Когда подходил к санаторию, я повернул голову и увидел Галкину тропинку. Все дороги были засыпаны снегом, и только лунная дорожка пролегла между сосен.

У Антуана де Сент-Экзюпери произошло важное событие в жизниу которое легло в основу сказки «Маленький принц».

Он заканчивает сказку с грустной, но обнадеживающей мыслью. «Это, по-моему, самое красивое и самое печальное место на свете. Этот же уголок пустыни нарисован и на предыдущей странице, но я нарисовал еще раз, чтобы вы получше его разглядели. Здесь Маленький принц впервые появился на земле, а потом исчез.

Всмотритесь внимательней, чтобы непременно узнать это место у если когда-нибудь вы поедете в Африку, в пустыню».

У каждого человека есть такой уголок, где он вновь и вновь ищет встречи с прошлым.

Сухощавого Алексея, постоянно раздраженного в семье, въедливого на работе, ворчливого в общественном транспорте, вдруг подкараулила любовь, и не где-нибудь там в каком-нибудь обществе книголюбов или любителей охраны природы, а в санатории, куда его спровадили общественность и врачи. И никто не мог выдумать другой болезни, как вегето-сосудистая дистония. Новое современное, своевременное определение болезни в духе нашего времени.

Предметом его любви стала крупная, на голову выше его, женщина, тоже страдающая дистонией. Возраст на них нисколько не сказывался. Хотя она как-то расцвела, но это был крик его внутренней перестройки организма перед неминуемой старостью.

Первый день прошел на террасе павильона.

Она обмахивала себя платком, спасаясь от комаров и жары. Она тихонько вздыхала, что, скорее всего, было похоже на стоны умирающего человека. «Ни одного приличного мужчины», – говорила она про себя, исподлобья рассматривая чужую, страдающую от болезней братию. – Не с кем тут и поговорить, с ума сойти можно, лучше на южный курорт укатила бы, там-то и поприличнее найти можно было, чем в санатории.

Чего она покатила по горящей путевке, наверное, позарилась на бесплатное. “Пропади все на свете. О чем думает администрация. Если горящая путевка, так пусть, значит, человек страдает, так бы лучше было, если путевка сгорела, чем я здесь буду сгорать от пустоты и духоты, которая душила так, что спазмы прокатывались от горла до пят”.

А вот что его потянуло к ней, он и сам не знал.

Его раздражали жена, быт, транспорт, а здесь он вдруг в один миг взял да и успокоился. И вот перед ним стояла она с опущенными ресницами. Его успокаивали эта робкая женщина и этот тихий сосновый лес.

Решительно подойдя к ней, он, в буквальном смысле слова, предложил ей руку и сердце.

– Я женщина дорогая, – насмешливо произнесла она, не беря его в расчет, – я много требую внимания и любви.

Это Алексея не смутило.

– Будет, все будет, – произнес он.

Через час он вернулся из ближайшей сберкассы, где снял со своего счета деньги.

И он платил. Платил за все большие и маленькие свои удовольствия. Изобретали они каждый день что-то сногсшибательное: прогулки по реке, даже подрядили вертолет, чтобы посмотреть этот прекрасный мир с высоты птичьего полета. В общем сорили, тратили, транжирили, кутили.

Через восемнадцать дней все кончилось.

Посвежевшие, отдохнувшие люди возвращались домой. Она уезжала к мужу. Он возвращался к жене. Слезы, поцелуи. Слезы, поцелуи.

Он дал ей столько счастья, сколько она не видела за всю свою жизнь. Она внесла в его жизнь умиротворение к жене, быту, транспорту. Он был спокоен и счастлив.

Они ехали в такси. Она вытащила кошелек и по-барски рассчиталась. Два желтых рубля легли на мозолистую ладонь таксиста.

– Видишь, я за тебя заплатила.

Он счастливо расплылся в улыбке.

– Не расстраивайся, ведь я снял со своего счета годовую заначку, – заметил он ей.

– Да? Это же надо! – воскликнула она.

Он определенно ей нравился.

– Давай на следующий год махнем на юг. Я тебе письмо чиркну, – сказал он.

– Хо-хо. Не будем загадывать, – вздохнула она, – но я согласна. Ты настоящий мужчина.

Она поцеловала его в губы.

Он задержал ее руку и, крепко обняв, поцеловал.

– Вот так надо!

– Ох, мои косточки будут век тебя помнить.

Через час поезда увозили их домой в разные направления.

Из книги «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Е. Петрова об Эллочке – людоедке:

«Упрощенно чувства эти можно было бы выразить в следующей фразе: “Увидев меня такой, мужчины взволнуются. Они задрожат. Они пойдут за мной на край света, заикаясь о любви. Но я буду холодна. Разве они стоят меня? Я – самая красивая. Такой элегантной кофточки нет ни у кого на земном шаре”.

Но слов в ее лексиконе было всего тридцать, и Эллочка выбрала из них наиболее выразительное: «Хо-хо».

В душном вечернем морском воздухе Сочи разносился ароматный запах зажаренного в специях цыпленка табака.

Гости весело шумели за столом. Они вернулись с прогулки по озеру Рица, еще находясь под впечатлением увиденных красот Кавказа.

Мужчины и женщины сверкали амулетами, золотыми кольцами и серьгами.

– Как вкусно готовит наша дорогая хозяйка, – Артур посмотрел жадным взглядом на широкий лиф хозяйки.

Жена скорчила гримасу. Повадки своего мужа она знала наизусть.

– Приедешь домой, я тоже тебе каждый день буду готовить цыплят табака, – ласково протянула она ему в ответ.

– Именно также аппетитно?

– Да, именно так.

– Дай, тебя поцелую.

Она послушно подставила щеку.

Он жирными губами чмокнул и отпечатал на ее лице поцелуй в виде пятна.

– Но хозяйку я хочу отблагодарить особо.

Он включил магнитофон «Сони», и музыка заглушила веселых гостей. Все шумели, смеялись, изысканно стучали ножами и вилками; позванивали хрустальные бокалы.

Обняв тетку, Артур жадными глазами смотрел на нее, как на вещь на своем пальце. Но тетка сообразила, что соперницу наживать в лице жены просто ни к чему. Это ведь были для нее просто обычные деловые и нужные люди. Не больше.

Гости ели, выходили курить, снова садились за стол, в общем хорошо проводили вечерок по-знойному, по-южному. Чего желать в этой жизни, если желать больше нечего.

– Артур отдал другу машину, а тот ее раскурочил. Мы сейчас покатили бы по ночному Сочи.

– Друзей не трогай, – бросил, не поворачивая голову, Артур своей жене. Артуру завидовали, несмотря на то что у него это была вторая жена, второй ребенок, но для сытой жизни у него было все, и даже «птичье молоко».

– Счастливый вы, дядя Артур, – произнес вслух, примостившийся сын тетки. – Все есть и ничего больше не надо. Дом, машина, жена, семья, работа. Не отказываете себе ни в чем.

В ответ Артур жалко улыбнулся, погладил несмышленыша по голове, с грустью в голосе произнес:

– Все это отдал бы, малыш, за тот рюкзак за плечами, за ту бродячую шальную, молодую жизнь, чтобы идти по горам-по долам Тянь-Шаня.

– Ты был на Алтае?

– Нет, не был, а где это, дядя Артур?

– Видишь, малыш, ты даже не знаешь, где это находится. Я был там последний раз лет десять назад.

– И что, больше не покоряли вершины?

– Поднялся и опустился в городскую суету нашей жизни.

Он встал и вышел во двор. Гости стали перешептываться, и я узнал, что его первая жена уехала за границу во Францию, точнее сбежала с каким-то Львом Семеновичем.

– Иди, погуляй лучше, чего за столом торчишь, когда взрослые кругом, – наградив малыша подзатыльником, продолжала, обращаясь к гостям, – угощайтесь, пожалуйста.

– Перехватил лишнего, – заметила жена о муже.

– Зажрался, – буркнул его компаньон.

– Да, напекло. Жарко-то как здесь.

– Ничего – это для него не тепловой удар, оправится, – отпарировала жена.

– Игорь, – попросила подруга компаньона, – иди, верни его, чего он удрал, всем настроение, что ли, хочет испортить, пусть споет свою песню. Мы просим и разрешаем ему, так и скажи, – она кокетливо протянула губки для поцелуя.

Артура вернули в компанию и заставили выпить еще ко всему прочему штрафную. После он и впрямь пел с хрипотцой, подражая вьюге, треску огня костра и шелесту леса.

Была южная ночь.

– И когда только они разъедутся, – вздыхал сын тетки, засыпая на раскладушке, – а сезон только-только начался. Теперь покоя от гостей не жди, – и он перевернулся на другой бок.

За год до смерти А. Куприн вернулся в Россию из эмиграции. Больше двух миллионов человек покинуло Россию в период трех русских революций.

Так было суждено Куприну испытать на себе колесо времени. Он всегда мечтал о той единственной и сильной любви: быть любимым и любящим.

Он вернулся в Россию. И где-то там или когда-то давным-давно, или совсем недавно произошло, было, случилось.

В романе «Колесо времени» был такой безутешный исход.

«Вот так-то все кончилось, мой старый дружище… Ничего… Я покорен велением судьбы… Колеса времени не повернешь обратно… Живу по инерции».

Как часто случается, не всегда человек правильно может оценить свое счастье, увидеть свою звезду, угадать свою судьбу.

С возрастом мелкие события становятся огромными и значимыми в человеческой судьбе, дешевые вещи становятся дорогими для нашей памяти.

И на чужбине Куприну вспоминалась Олеся.

«Со стесненным, переполненным слезами сердцем я хотел уже выйти из хаты, как вдруг мое внимание привлек яркий предмет, очевидно нарочно подвешенный на угол оконной рамы. Это была нитка дешевых красных бус, известных в Полесье под названием “кораллов ” – единственная вещь, которая осталась мне на память об Олесе и об ее нежной, великодушной любви».

Они весело, беззаботно и громко говорили, ничуть не смущаясь прохожих.

– Было бы ужасно, если бы мы все рождались в один месяц, – заметил он, а она подхватила его слова и продолжила разговор.

– По гороскопу мы с мужем разные люди и наш брак неудачен. Он родился под созвездием Девы, а я…

– Гороскопы – это глупость, – прервал он ее, – есть любовь, которой не страшны предрассудки.

– Помню, как одна подруга сказала о первой любви, что она нужна для того, чтобы наступила вторая.

– А вот есть человек, мой муж, который вообще не умеет никого любить.

– Тогда его надо отправить на курорт, – заметил мужчина.

– Нет, он флиртует, но не любит. В нем постоянно присутствует самовлюбленность. Я не могу с ним жить.

Она посмотрела в глаза своему собеседнику. Они были полны душевного тепла, тут она спохватилась.

– На меня будет сердиться мой муж за поздний приход домой. Но ничего ведь нет преступного в том, что мы разговариваем с вами.

– Да, но представьте себе на минуту, как это будет выглядеть со стороны, если сюда войдет ваш муж, а мы в этой комнате одни, вдвоем.

– У вас буйная фантазия, – подивилась она.

– Обычная комната с казенной мебелью, и здесь ничто не может навести на тяжкие подозрения в неверности. И мы задержались на работе.

– Испугались! – воскликнул он.

– А почему вам не дать мне свой номер телефона?

– А твой голос?

– А что мой голос? Может шокировать кого-нибудь или вызвать подозрения?

– И поэтому вы не хотите мне давать свой телефон.

– У меня устоялась жизнь, и я ничего не хочу менять.

– Это мелочи.

– Поддаться какому-то мимолетному чувству, а потом бить посуду и жить на чемоданах. Я не могу это позволить себе, а потом жалеть тебя всю жизнь. Ты осуждаешь? – спросил он ее.

– Что ты! Я думаю, что ты правильно живешь, так и нужно. Мы действительно поддаемся мелочам и потом жалеем. Разрушаем. А на обломках несчастья ничего не создается.

В дверях они приблизились друг к другу, и так получилось, что он поцеловал ее. Обняв, он ощутил дрожание ее тела. Он еще раз поцеловал ее. Посмотрел ей в глаза. Он не знал, что творилось у нее в душе.

В коридоре кто-то прошел, простучав каблучками.

Поцеловав еще раз, он попытался этим отдалить ее от себя. Это были пустые поцелуи. Скука утомила их. Это была игра, а не знаки любви. Он еще раз ее поцеловал.

– Зачем это? Ведь это несерьезно.

– Да, несерьезно. Но, может, я вам облегчу вашу участь одинокой женщины. Как подсказывает мне сердце, я так и сделал.

Он чувствовал, что молчание невыносимо, а говорить еще невыносимее.

Ее глаза удивленно смотрели на него и все понимали.

– Ты сможешь забыть эту встречу? Просто забыть?

– Нет, не хочу. Я ко всему отношусь серьезно. Не надо ничего говорить.

– Да, у тебя дети, муж, но что из того.

Она с отчаянием в глазах посмотрела на него.

На остановке они расстались. Что же все-таки произошло?

А была ли вообще встреча?

В.В. Вересаев провел смелый в свое время своеобразный анализ творчества Л.H. Толстого в книге «Живой жизни», где он говорит об Анне Карениной.

«Анна пытается стать только матерью – единственное, что для нее осталось. Но мать и жена неразделимо слиты в женщине. Жажда любви не может быть возмещена материнством». И далее Вересаев приводит отзыв Достоевского о романе Толстого: «А чтоб не погибнуть в отчаянии от непонимания путей и судеб своих, от убеждения в таинственной и роковой неизбежности зла, человеку именно указан исход».

Сам Лев Толстой пишет эпиграф к книге «Анна Каренина», который становится ее стержнем: «мне отмщения и аз воздам». Жизнь по-своему светла и радостна и ведет человека к счастью и гармонии.

Брак, скорее всего, дает женщине счастье материнства.

Ему было в этот вечер одному просто скучно.

Закончилась суматошная неделя, и в итоге он почувствовал усталость и опустошенность. Он решил поехать к своей знакомой. Правда, он сомневался, застанет ли ее дома. Поехал наугад, а вдруг повезет.

Он сел в красный трамвай. За окном мелькали многоэтажные дома новостройки. Однообразие застройки домов вскоре утомило его. Он стал озираться по сторонам и увидел, как в трамвай села девушка. Он посмотрел на нее с легкомысленным любопытством. Она поймала его изучающий взгляд.

Глаза у нее были грустные и усталые. На следующей остановке она вышла. Он вышел следом за ней и пошел рядом. Девушка на него не обращала никакого внимания. Он не находил нужных слов, но наконец решился:

– У вас такой вид, как будто вы идете на дело. Может, меня возьмете в долю?

Она посмотрела на него, но ничего не сказала в ответ.

– Будем гулять! Пир на весь мир, – подытожил он, похлопывая ладонью по бутылке. – Меня зовут Алексеем, а вас – Оля?

– Нет, вы ошиблись, меня зовут Юля.

Он почувствовал, что карты идут сами в руки.

Они остановились у девятиэтажного дома.

– Раз вы такой навязчивый, пойдемте ко мне в гости, а то тут стоять неприлично.

– А у вас дома кто-нибудь есть? – спросил он, стараясь эти вопросом вызвать у нее смущение.

– Мама, – она выжидательно смотрела на него.

– Это хорошо, но удобен ли будет мой визит с этим? – он показал на бутылку.

– Нечего говорить по этому поводу, мне не шестнадцать лет.

– А сколько?

– Двадцать два, а что?

– В таком случае я спокоен. Не люблю быть обязанным. Это меня сковывает по рукам и ногам.

Он отмахнулся от мелькнувшей мысли, что ему надо ехать в другое место. Возможно, там его еще ждут. Она, будто читая его мысли, спросила:

– Тебя ждут?

– Меня? Кому же я нужен? Пошли.

Через полчаса они сидели у нее в комнате. Магнитофон с каким-то шипением прокручивал кассету.

– Помешались все на этой поп-группе «Машина времени», мне не нравится манера исполнения.

– А ты послушай, о чем они поют.

– Это сейчас актуально и душещипательно, а лет через пять пройдет и на них мода. По себе знаю. В свое время я был королем твиста, тогда нас ругали, а теперь мое поколение устарело. Так было и так будет, почему-то сложилось такое мнение, что преемственность должна быть только в такой последовательности, от старшего поколения к младшему, а не наоборот. Проблема должна звучать так: не отцы и дети, а дети и отцы.

Они целый час сидели в ее комнате. За стеной слышались нетерпеливые шаги ее матери. Им вдруг стало невесело в этот серый вечер.

Разговор складывался нелегко.

Он забыл, что ехал совсем по другому поводу и в другой конец города, а вместо той встречи произошла эта.

– Я пойду, а то твоя мамочка растерзает меня за мой непрошеный визит, – повторился он снова.

Он встал и поцеловал ее в щечку.

– Я тебя провожу, – сказала она.

– Не надо. Зачем? Поздно. Я дойду до дома сам.

Она упрямо стала надевать черные туфли.

Он вышел в коридор и услышал голос ее матери.

– Юля, ты куда – время позднее.

– Ма-ма, – по слогам произнесла она, – я знаю что делаю.

Она хлопнула дверью и пошла по лестнице вниз.

– Вот завтра приедет отец из командировки, я ему все расскажу, – выговаривала дочери вслед мать, стоя на пороге квартиры.

– Можешь говорить все что угодно.

– Юля, будь умницей, зачем тебе ссора с предками. Иди домой. А то я тебя совсем не отпущу.

– Так и не отпустишь? – насмешливо произнесла девушка.

– Не отпущу.

– А может, я не хочу от тебя уходить. Что ты на это скажешь?

– Ничего не скажу…

Он поцеловал ее, потом еще раз. Они стояли у подъезда. Время было позднее. Им никто не мешал. Он ничего не почувствовал, кроме привкуса земляничной помады. Он прижал ее ближе к себе.

– Ох, и влетит тебе за самовольную отлучку.

– Мне все равно, – безразличным голосом сказала она.

Через неделю, в субботу, Алексей, приняв душ, уплетал гренки, запивая горячим чаем.

– Слушай, Леша, к тебе какая-то девушка приходила, такая симпатичная, черненькая, в красном плаще. Я что-то раньше не видела ее с тобой, – сказала ему мать.

– Когда, мама?

– Да она раза два уже приходила.

– Как? И ты ни разу мне не сказала об этом?

– Да когда ты дома-то бываешь? Утром рано уходишь, а вечером поздно приходишь.

– Ничего, мама, вот женюсь, тогда буду домоседом.

– Где уж там. Ты хотя бы с хорошей девушкой познакомился. Женить тебя надо, а то избалуешься.

Последние слова она сказала уже для себя, а сама подумала: как это ее сын будет принадлежать не ей, а другой. Сможет ли она понять его и полюбить вот так, как мать любит его? Жена должна любить мужа, как мать своего ребенка, а он ее. Сколько лет, а путного что-то она в нем не видит и помочь ему не может. Не понимает она его – и все тут. А жизнь идет своим чередом и преподносит свои сюрпризы.

– Слушай, Алеша, она не замужем?

– Не знаю, а что это разве важно знать?

– О Господи! А кем она работает?

– В системе торговли. У нее престижная профессия – она продавец.

– У нас с отцом другие понятия.

– Чего ты, мама, задумалась. Она умная женщина, и я ей нравлюсь.

– Еще бы, а почему ты ей не должен нравиться?

– Ну хотя бы за скверный характер.

– Но о нем знаю только я. Упрямство – это главный твой недостаток, если что взбрело в голову, не вышибешь из тебя.

Он спустился к почтовому ящику за газетой, и оттуда выпала записка: «Очень, очень жду. Юля».

Когда он подошел к ее квартире, за дверью громко разговаривали. Он услышал ее голос.

– Только не напоминай мне о нем. Он был плохим мужем. Мы с ним чужие. Сама ты тоже хотела, чтобы мы расстались. Только теперь меня не терзай, прошу тебя.

– А этот-то чем лучше? Тоже хорош гусь.

Он стоял у двери, раздумывая, что лучше он позвонит по телефону. Спор за дверью продолжался.

– Ладно, папа, не надо лишних слов.

– Чего не надо? – он удивился ее отпору.

– Морали читать. Лучше за мамой смотри, да и сам не делай глупости.

– Что? – взревел отец.

– А то, что сам часто ездишь в командировки, а ее оставляешь одну.

– Не болтай, соплячка. Не лезь, куда не следует. Поживи век, а потом рассуждай. Извини. Нервы в последнее время что-то сдают.

Они услышали звонок в дверь.

– Это, по-моему, к тебе, – произнес он.

Девушка открыла дверь, перед ней стоял Алексей. Она неожиданно для себя бросилась ему на шею. Потом они прошли в ее комнату.

– Я поехал, – произнес отец через дверь, – до свидания, – сказал он им обоим.

– Ты не дождешься маму?

– Не люблю опаздывать. Лучше в аэропорту подожду, поскучаю.

– А почему вы его не провожаете? – спросил ее Алексей.

– Он не любит.

Они недолго сидели одни. Вдруг хлопнула входная дверь в квартиру. Пришла ее мать.

– Послушай Юля, – они услышали ее голос.

– Что, мама, у тебя случилось?

– Выйди сюда на минутку, – позвала она дочь.

– Ну что надо, – с нотками раздражения в голосе откликнулась она, но встала и вышла в коридор.

– Папа уехал? – спросила ее мать.

– Да, мама.

– Он очки забыл. Я отвезу ему в аэропорт, еще успею.

– Зачем, мама? Если не взял, значит, они ему не нужны. Делай что хочешь. Но больше не вмешивайся в мою жизнь.

Она хлопнула дверью перед ней.

За двадцать минут она доехала до аэропорта «Пулково». Запыхавшись, поднялась на второй этаж. Она нескоро отыскала его глазами среди людей и увидела рядом с ним женщину, которую он через минуту поцеловал, потом взял в левую руку чемодан и пошел вниз к эскалатору.

Две женщины стояли в диаметрально противоположных сторонах. Одна, оглушенная увиденным, с очками в руках, а другая, счастливая, с букетом гвоздик. Жену душили слезы от чувства одиночества. Ей захотелось таких же гвоздик. Его поцелуя, в общем того, чего не было давным-давно. Она присела у окна и смотрела, как самолеты совершали посадки и взлеты. И это было где-то там, далеко-далеко. Жизнь ее протекала мимо этой жизни.

Целый час Алексей находился с Юлией в комнате. Ему захотелось к себе домой.

– Слушай, Алексей, ты куда собираешься? Я тебя не отпущу. Оставайся у меня, – она встала перед ним в дверном проеме.

– Прямо с этой минуты, а что твоя мама скажет?

– Ничего, – хмыкнула она.

– Ты шутишь, – удивился Алексей.

– Я хочу, чтобы ты был рядом со мной.

– Я буду рядом, только ты не торопи события. Дай подумать. Я пошел.

– Прости меня, останься, – жалобно произнесла она.

– Нет. До свидания.

Он шел и думал. Надо разобраться в себе. Без любви человек не имеет права жить на этом свете. А тут ему было ничего не понятно. Может, это не любовь, а случайная встреча?

Трамвай катил по ночному городу. За окном не было ничего видно. Лица людей были усталые, и они все думали о своем.

Антон Павлович Чехов заметил: у больших или маленьких людей в любви одни и те же страдания, потому что в любви может быть и великим, и ничтожно маленьким. И это от того, как любишь ты, как любят тебя, и вообще когда пришли именно чувства, а ничто другое.

В рассказе «О любви»: «Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе».

Или в рассказе «Дом с мезонином», когда не сумел отстоять свою любовь, и все прошло мимо. «Я уже начинаю забывать про дом с мезонином, и лишь изредка, когда пишу или читаю, вдруг ни с того ни сего припомнится мне то зеленый огонь в окне, то звук моих шагов, раздававшихся в поле ночью, когда я влюбленный возвращался домой, потирая руки от холода. А еще реже, в минуты, когда меня томит одиночество и мне грустно, я вспоминаю смутно, и мало-помалу мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут, и что мы встретимся…».

И чисто Чеховское: «Мисюсь, где ты?»

Другая гамма чувств у другого Чеховского героя «Ионыча»:

«Когда вошли в дом, и Старцев увидел при вечернем освещении ее лицо и грустные, благодарные, испытующие глаза, обращенные на него, то почувствовал беспокойство и подумал опять: “А хорошо, что я тогда не женился”».

Зазвонил будильник. Он проснулся, провел рукой по небритому подбородку. Лежа в кровати, зевнул и немного потянулся. «Что же мне снилось?» – стал он припоминать свои цветные сновидения.

Он вспомнил, что видел детские веселые глаза девочки, которая была похожа на него. Потом это куда-то исчезло, и вот он проснулся. Пора было вставать и идти на работу.

Жил он в коммунальной квартире. Когда он вышел на кухню, увидел, как соседи собирали своих детей, чтобы отвезти их в детский сад. Они с заспанными глазами плакали, после воскресенья им никак не хотелось идти в сад. Но родители, не обращая внимания на открытый протест, подталкивали их к выходу.

– Скорее, скорее, а то мама из-за вас опоздает на работу.

– Не хочу идти, не хочу, – бубнили два мальчика.

Они ушли. Александр привел себя в порядок. Помылся, побрился, и у него не было никакого желания идти на улицу. Потом он надел белую выглаженную рубашку, которую ему выстирала подруга Наташа. Так он называл старую знакомую. У нее свое горе, с которым она делилась с ним.

– Да, мать с ребенком – это не семья, – вздыхала она, вспоминая, что у нее сын с бабушкой одни остались.

– Почему? – удивился он. – Наоборот свобода действий.

– Всегда должен быть мужчина рядом с женщиной, сам подумай, что я со своим парнем делать буду в четырнадцать лет. Ему нужен старший, а так от рук отобьется, да еще с компанией наркоманов свяжется.

– Странно, а зачем ты разводилась с мужем. Чтобы снова выйти замуж. Ну и логика.

– Какое там замуж, разве я мечтаю. Мне ребят бы на ноги поставить. А Славка, так тот был горький пьяница. Неисправимый он был. Я его спрашиваю, что ты с этими хануриками общего нашел, а он заявляет мне, что они его уважают, и среди них он человеком себя чувствует, а в семье не чувствует себя таким. Да если бы он не был запойным мужиком, то жили бы и не тужили.

Она рассказывала о себе, а он молчал.

Солнце впервые за всю прошедшую дождливую неделю показалось из-за облаков. Стало веселее. Он посмотрел на себя в зеркало и увидел свое лицо, еще молодое и красивое. Он поиграл мускулами рук. Ухмыльнулся. Интерес женщин к себе он еще не потерял, о чем свидетельствовала исписанная номерами телефонная книжка. Но звонить он никому не хотел. Он сел к столу.

На столе лежала фотография, на которой он был с дочерью. Глаза дочери смотрели на него. На губах веселенькая улыбка. Оба счастливые. Тогда еще семейной бури не было. Из-за чего только не разводятся люди! Многие сами не знают, а может, устают друг от друга или ищут что-то лучшее в жизни. Может быть, порой, даже уходят от лучшего. А время жестоко. Оно показывает, что счастливым дважды человек не бывает.

Зазвонил телефон. Он нехотя поднял трубку.

– Да, слушаю, – тихо сказал он.

– Это я, Лена, давай встретимся. У меня свободное время с двух часов до четырех.

– Плохо слышно, погромче, – сказал он, чтобы оттянуть время и вспомнить, наконец, какая это Лена. Но он никак не мог ее вспомнить.

– Телефон опять барахлит, ничего не разобрать.

– Это я, Лена.

– Ах, Леночка, миленькая моя, умница, что ты позвонила. Обязательно встретимся, о чем разговор. Я подъеду к тебе. Жди. У метро «Маяковская». Он положил трубку.

Случайный звонок оживил его холостяцкий ритм жизни. Он был рад этим звонкам. Он мог на какое-то время забыться в суете случайных встреч. Но их становилось с каждым днем все меньше и меньше.

Потянуло его к семейному уюту, которого уже два года не было. Он еще раз посмотрел на фотографию. Вспомнил тот день, как обняла дочь его ручонками, приговаривая: «папа, папа». А теперь ему память безжалостно мстила. Отчасти где-то и он был виноват в разводе. Он тяжело переносил разлуку с дочерью, с его Вероникой, в которой и его частица.

Он вздохнул и вспомнил тот день, когда они долго бродили в первомайский праздник, а она сидела верхом на нем и кричала тоненьким голосом «ура», а потом вдвоем сидели в кафе-мороженое и праздновали семейный праздник. Он поймал себя на мысли, чертыхнулся на себя, на наваждение: волосы у нее соломенные. Она его кровь и плоть, его память. А теперь ничего не осталось.

Он был расстроен наплывшими воспоминаниями и на свидание не явился.

Был прожит еще один бесполезный день. Он задыхался от тоски и одиночества. Наступил вечер, он лег на диван. Постель для него была холодной и жесткой.

Он взял записную книжку и позвонил по знакомым адресам. Кто был занят, а кого не было дома.

Он снова посмотрел на фотографию и горько по-мужски заплакал. Никто не видел этих слез, никто не слышал его. Он был один в этой квартире, в этом доме, в этом мире.

В эту ночь он так и не мог заснуть. Только после двух таблеток снотворного он провалился в беспамятный сон.

Осень. Я иду по аллее Павловского парка, и на память приходят строки Сергея Есенина:

 
«Листья падают, листья падают,
Стонет ветер, протяжен и глух.
Кто же сердце порадует?
Кто его успокоит, мой друг?»
 

В ответ листья падают и падают на мокрую песчаную дорогу.

От Вадима ушла жена. Свободную комнату он сдал студенту.

– Выпить хочешь? – спросил он своего жильца, который поселился три дня назад.

– Нет.

– Пива? Пойдем за компанию.

Они вышли из квартиры и пошли к пивточке.

– Купи мне кружечку в долг, – попросил он своего жильца.

Отпив глоток, Вадим повеселел. Его тут знали, как бича – бывшего интеллигентного человека. В долг ему уже давно не давали. А этот молодой человек – студент, новичок в этих местах – дал.

– Ты где живешь? – спросил он у Славика.

– У тебя, запамятовал что ли, – ответил тот.

– Вот именно, и тебе, считай, малыш, в жизни крупно повезло. Ты холостяк и я тоже холостяк. Я думал, что один такой, от которого жена ушла. Ну и черт с ними. Мы с тобой не пропадем. Ты жить будешь у меня, а жене скажу, что ты мой родственник. Только ты ничего не говори, что я тебе за деньги комнату сдаю. Лучше потратим их с тобой. Вечером сходим в бар на дискотеку.

Вечером они проскочили мимо очереди и оказались в баре. Они тянули винные коктейли.

– Можно было бы снять вон тех двух курочек, но не хочется, – допив стакан, произнес он.

Они возвращались в квартиру вдвоем.

– А может, моя жена вернется ко мне? – спросил он у Славы, – дура, что она ищет в жизни, я не пойму. Кому она нужна с двумя детьми.

– А вы из-за чего развелись? – спросил Слава без всякой тени любопытства.

– Залеты у меня были. В белой горячке лежал на Пряжке.

– А я думал, измены.

– Не-е. Она мне не изменяла.

– А я в верность не верю. Женщина, да и без греха. Без греха, что без горя, без печали, человеку века не прожить.

– Моя нет, – твердо произнес Вадим.

Слава подумал, что и для пьяницы существует мораль.

Прожил он у него месяц. Запоев у Вадима не было. Он решил с этим делом завязать, как он выразился.

Однажды на два дня Слава уезжал из города. Вернувшись, он увидел ужасную картину. Вадим, грязный, опухший сидел за столом, заставленным пустыми бутылками. За это время он пропил синий плащ Славы, но все равно ему было жаль Вадима.