Текст книги "Белая обитель"

– Виктор, покажи молодому человеку свою мастерскую.

Мы встаем из-за стола и переходим в мастерскую. В углу мастерской стоит кресло. Перед ним – мольберт.

– Виктор Михайлович сейчас не пишет, он перенес две операции по поводу катаракты. Одна операция была неудачна, а вторая прошла лучше, и он приобрел возможность рисовать, но только в период белых ночей.

– Вторая операция на глазах вернула мне жизнь.

– А что для художника-творца главное, – спросил я, – руки или глаза?

– Глаза. Художник должен иметь, прежде всего, острый взгляд.

– Виктор, обязательно нарисуй молодого человека, – Вы ему будете позировать? У него много женских портретов.

– Женское лицо, вероятно, больше дает вдохновения, чем мужское, – заметил я.

– Непременно начнем, когда наступят белые ночи, – так условились мы при прощании.

Белые ночи художник в этот год не увидел. В мастерской на мольберте лежало полотно. Оно ждало своего хозяина. Ни гости, ни хозяин так и не пришли.

Цивилизацию составляют наука и искусство.

«Великий Гэтсби» Фрэнсис Скотт Фицджеральд высказал смутно-меланхолические мысли о символе дороги в жизни человека, и дорога сделала поворот: поезд теперь уходил от солнца, а солнце, клонясь к закату, словно бы простиралось в благословении над полураскрывшимся городом, воздухом, которым дышала она. В отчаянии он протянул в окно руку, точно хотел захватить пригоршню воздуха. Увезти с собой кусочек этого места, освященного его присутствием. Но поезд шел полным ходом, все мелькало и расплывалось перед глазами, и он понял, что этот кусок его жизни – самый прекрасный и благоуханный, и утрачен навсегда.

Дорога жизни, дорога любви, дорога встреч и дорога расставания.

Род приходит и проходит, а земля пребывает вовеки.

В лаборатории перерыв. За обедом в столовой завязался разговор.

– Читали статью о проститутках?

– Только теперь стали называть кое-что своими именами, – заметил Сергей Юрьевич.

– Вы по поводу того, что финский водопроводчик лучше нашего инженера? – заметила Анна.

– Не знаю, но тот получает больше нашего брата.

Потом последовал анекдот. Так прошел обед.

На следующий день она заметила вскользь, что хотела вчера пригласить на чашку кофе и продолжить разговор. Вечером, по дороге домой, они зашли в кафе.

– Так в чем вы со мной не согласны? – спросил он.

– Вы плохо знаете женщин.

– Хотите сказать, что мужчина тут ни при чем.

– Конечно, это женщина сама предрешает события, а мужчина помогает привести в исполнение желание женщины.

– Вот как? – удивленно протянул он, – а я не смог бы взять на себя такую ответственность. В этом есть что-то аморальное.

– Может быть, но упрекать себя за это не надо, особенно, если вас просит женщина.

– Почему тогда женщина не заводит любовного друга?

– Тогда возникают другие проблемы, – мягко улыбнулась она в ответ, – от них легче не становится.

Они поняли, что разговор зашел в тупик, который разрешит только ближайшее свидание.

Есть у Эштанюэля Роблес в «Венеции зимой» размышления счастливой женщины:

«Элен вспоминала, как ответила на желание Ласснера, и как с первого же дня его желание чудесно возбудило ее женщиной, открыл ее настоящее предназначение – любить и быть счастливой в любви. Это он пробудил жажду жизни, до сих пор дремавшую в Элен».

Из дневника: я возвращаюсь под утро домой.

Мимо мчатся редкие машины с одинокими пассажирам. Туман навис над головой молочной пеленой. Птицы поют, как и триста лет назад. Каменные джунгли обступают меня.

Я ощущаю на себе тепло ее губ, ласку ее рук. Это утро в моей жизни не похоже на вчерашнее. Мне хочется остановить прохожего и поговорить с ним по душам. Но никого нет. Я поднимаю голову, а надо мной зависла паутина электропроводов, где, покачиваясь, сидят птички-невелички. Вдали видна гавань с подъемными кранами. Они похожи на журавлей, и слышно, как кричат голодные чайки на болоте. Они не хотят лететь к морю. В теплых и уютных квартирах зажигается свет. Граждане просыпаются, но не хотят вставать. И мне хочется крикнуть всем: «Просыпайтесь и идите сюда». Но я не кричу. Зачем? Граждане меня не поймут. Кто я для них сейчас – ошалелый чудак, утренний бродяга. Бездомный влюбленный, которого на ночь приютила и согрела какая-то женщина. Но я был счастлив. Счастлив, что чувствую и переживаю это утро.

Время идет, начинают хлопать двери парадных подъездов. Появляются люди. Остановись, прохожий, только на мгновение оглянись, а потом беги, спеши.

Да, завтра этой дорогой пойдут другие, и ты поймешь, что счастье есть, что оно бывает мгновенно и мимолетно, но это счастье, которое может не повториться никогда.

Благодарный читатель чтит писателя за то, что он помогает воспринять мир сквозь хрусталик человеческого глаза, переведенный на язык разумной мысли и переведенный в слово. Это слово греет человека, дает ему способность жить: кому прошлым, кому настоящим, кому будущим.

Я нахожу у Анатолия Генатулина в повести «Туннель» знакомые чувства и слова и повторяю их вслух: «Подростком ему стало тесно на этой земле, где он родился среди полей и лесов, ограниченных океанами, стало казаться, что счастье там, за горизонтом, куда, стуча колесами, убегали поезда. Потом он побывал за многими горизонтами, но нигде не нашел счастья… И теперь, лежа на больничной койке, с разбитой головой, все больше и больше думал о давно утраченном, безвозвратном детстве, которое вспоминалось ему как счастье».

Иван Петрович посмотрел на себя в зеркало, наверное, единственное во всей квартире. Он увидел в зеркале глаза старика. Тут же подумал, что это и есть кривое зеркало, которое показало ему его будущее. Волосы, поредевшие и с сединой, лицо смятое, холодное, с дряблыми обрюзгшими мышцами. Дальше ему расхотелось себя рассматривать анатомическим взглядом.

Он лег, завернувшись в простыню, и постарался заснуть. Ему снился странный сон. Снились его сын, его жена.

Вот они вместе гуляют по парку. Ребенок куда-то исчезает. Он остается наедине с женой. Она что-то ему говорит. Он не слышит ее слов. Они ссорятся. В какой-то миг они стали на всю жизнь чужими. Чужими и непонятными друг другу, забывая о былых днях любви, той юной, мучавшей, тревожащей, ласкающей, целующей любви. А теперь, когда все кануло в вечность, она сказала, что никогда его не любила. Они стояли друг против друга и бросали жесткие беспощадные убивающие душу слова. Входят судьи и выносят приговор… Потом замелькали другие лица. Каждый приносит соболезнования по поводу его горя на склоне лет. Тут подходит мальчик и протягивает ему свои ручки, а рядом опять его жена. Они бросились в объятия новой, охватившей их любви. Когда-то они предали первый поцелуй, первые цветы, слова, чувства, а теперь пытаются построить семейное счастье, но гордость не дает возможности им быть вместе. И полюбить снова друг друга они не могут, потому что они отлюбили свое прошлое, без которого будущего не построишь. В ссоре они забыли о ребенке, а он все слышал. Он, плача, убегает от них. Они ищут его и никак не могут найти. Они ищут его в дремучем лесу, но ребенок не откликается. Страшно… Горько… от бессилия.

Тут другая картина. Двадцатилетний сын идет по дорожке парка. Он с ними спускается к берегу моря. Садятся в лодку и плывут как можно дальше от берега…

Иван Петрович просыпается. Часы показывают шесть. Он оглядывается. Рядом, свернувшись калачиком, спит жена. В другой комнате спит сын. Он встает, подходит к окну. Метет пурга. Иван Петрович думает: зачем человеку в старости снятся сны. Они только лишают человеческого покоя. И не дают спокойно доживать до бессмертия. Он присел на край дивана, потом прошел в ванную комнату. Теплая вода обливала его тучное тело. Он почувствовал легкость. Завернулся в огромное полотенце, вернулся в комнату, оделся, потом позавтракал. Подъехала к дому служебная машина, он на лифте спустился вниз. Взял газеты из почтового ящика, сунул их в портфель, сел в машину.

– Куда едем? – спрашивает его шофер.

– В учреждение. Но сначала заедем в аптеку, надо купить снотворное, а то кошмары стали сниться.

Эпилог

Я взобрался на гору, где стоит старая крепость. И с высоты птичьего полета увидел, как на ладони, город детства.

Неузнаваемо изменился за последние тридцать лет облик города. Нет тех деревянных домов, пыльных дорог, нет моей школы, старой церкви. Все снесли и застроили семи-, девяти-, двенадцатиэтажными домами. На месте бывшей школы – пустырь, а вот вместо старой церкви старухи-богомолки отстроили новую, кирпичную.

Где стоял дом, теперь – пятиэтажка.

Когда-то вилась песчаная дорожка, а теперь асфальтированная дорога издалека отливает серебряным цветом – как она далеко меня увела из моего города детства.

Скитался по дорогам и вот вернулся назад, а здесь все по-другому. По адресному столу я узнаю своих друзей детства.

Город наполнен шумом машин, перестуком колес дальних поездов, гулом самолетов.

Часто люди идут по одной дороге, а мысли у всех разные.

Человеческая память хранит нашу историю для построения будущего.

В десять лет я узнал историю семьи, дома, города, в двадцать лет – страны, тридцать – мира, а в сорок – вселенной. В пятьдесят лет человек возвращается к прежним истокам, чтобы суметь передать ключ истории своего Я, человеческого мира.

Мои сверстники родились после Второй мировой войны.

Отгремели залпы революций, канонады войн, и пришел на землю долгожданный мир, хотя горячие точки на планете Земля сохраняются.

Чего человек боится в жизни? Смерти? Нет, это явление подобно рождению, от него уже никуда не денешься. Скорее пройти мимо своего счастья в этой жизни.

От того и дороги нас зовут в неизвестные дали за счастьем.

В древности говорили: «Если ты не знаешь, что ищешь, то что же ты ищешь, а если ты знаешь, то зачем же ты ищешь?»

Есть еще поучительные слова отца своему сыну: «Я тебе отвечу афоризмом: “Историю цивилизации можно выразить в шести словах – чем больше знаешь, тем больше можешь”».

Человеку во все времена, во все лихолетия дается испытать свое счастье, но главное – правильно выбрать дорогу к своему счастью. Чтобы потом не было ни больно, ни горько. Оно не покупается и не продается. Чтобы поймать птицу счастья, нужно идти долго.

Я спускаюсь к той дороге, которая когда-то увела меня из родного дома.

И сказал пророк в своем послании:

«Если мы живет духом, то по духу и поступать должны. Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать.

Плод же духа: любовь, радость, мир, долголетие, благость, милосердие, вера».

И сказал другой пророк: «Каждый остается в убытке, кроме тех, кто поддерживает друг друга в истине».

И сказал третий пророк: «Для вечного рода человеческого живет человек».