Текст книги "От/чёт"

Пятница Утро

Проспал. Вот и сбылся кошмар преподавателя, впору на занятия без штанов бежать. Так, щетина как раз на трехдневную тянет, бриться не обязательно. Водолазку можно не гладить, галстук к ней не нужен. Жвачка вместо зубной щетки. О завтраке речи нет. Машину у подъезда схвачу и пятнадцать минут не опоздание. Ну, двадцать.

По программе вторая лекция должна быть посвящена первобытному обществу. Первые годы, я ее всерьез читал: петроглифы, мустьер, рисс-вюрмский интергляциал. А потом экспериментальным путем выяснил: как приходят они ко мне со школьным знанием о палке-копалке, так с той палкой-копалкой и уходят. Поэтому теперь я эту лекцию и следующую – про Египет – посвящаю доказательству одной спорной, но увлекательной гипотезы. Формулируется она так: подобно тому, как человеческий зародыш, в своем утробном развитии, проходит все стадии эволюции живого мира, так и сознание человека проходит и, главное, сохраняет в себе все стадии пройденные обществом в своем развитии, от палеолита до наших дней.

С Египтом, кстати, проще. Мумия-то в пирамиде у нас на Красной площади до сих пор лежит. Тут достаточно сопоставить характер и целеполагание труда двух эпох, чтобы Египет из всех пор советской власти попер.

С первобытностью чуть сложнее. Но выручает возраст слушателей. По моей теории, сознание тинейджеров очень точно отражает культурные достижения эпохи неолита. Почти всем подросткам от двенадцати до восемнадцати примерно лет – свойственны такие его черты, как стадное поведение, с элементами вождества; сексуальная доминанта в общении, и соответственно в искусстве; тотемистическое сознание; ритуализированный быт; магия надписей. И все это на контрастном эмоциональном фоне и при крайне слабо выраженной индивидуальности каждого из членов неолитического сообщества.

Подростки собираются в уличные банды или фанатские объединения, исписывают себя татуировками, а стены – надписями и рисунками, связанными с сексуальной магией. Они подражают вожакам и жаждут инициации, переводящей их во взрослую жизнь. Кстати, примеры подростковой магической практики я беру из надписей на стенах и партах этой же аудитории. Каждый год примеры свежие.

По мере взросления, говорил я, каждый человек, потенциально способен перерасти рамки неолитического сознания, но большинство людей эту возможность не реализуют, отказываясь от индивидуальности и заменяя мышление суждением. При снижении контрастности эмоционального фона, стадно-ритуальная культура приводит к консервации нескольких вариантов жизненной позиции, именуемых семьей, дружбой, карьерой, увлечениями. Каждая из этих позиций соответствует «норме», то есть закрепленным культурным образцам.

И лишь небольшая часть людей оказываются готовыми к индивидуальной судьбе, непременные признаки которой – самостоятельное мышление и творчество, то есть создание новых культурных форм, а в особых случаях – нового коммуникативного пространства. Но для того, чтобы культурные новации вошли сознание большинства людей, они должны быть перевоплощены в формы мифологические и ритуальные, то есть максимально упрощенные и введенные в практику высшим авторитетом, в качестве которого (поочередно или вместе) выступают: религия, всеобщее мнение, власть и «фигуры успеха», то есть те из людей, чья жизнь позиция служит образцом для многих. В каждую эпоху «фигуры успеха» свои, но ориентиры едины для всех времен. Это условные социокультурные роли эпохи неолита: «вождя», «шамана», «старейшины», «лучшего охотника».

Тут пришла записка: «То, что Вы говорите, придумали полтораста лет назад. Ведь это ни что иное, как теория героев и толпы».

Да, отвечал я. Она может и так называться. А в модифицированном варианте – еще и теорией элит, столь модной в современной политологии. От того, что ей много лет, не полтора столетия, а значительно больше, он не стала ни лучше, ни хуже. Это одна из возможных моделей, пригодная для описания человеческого сообщества, наравне с другими. И поскольку она многое объясняет, то может считаться, на данный момент, достаточно точной и работающей.

И все же, то о чем я здесь говорю, отличается о теории героев и толпы, в изложении позитивистов и русских народников второй половины девятнадцатого века, той теории, против которой всем своим творчеством выступал Федор Михайлович Достоевский. Там «герой» – фигура мощная, сильная и однозначно положительная. Он является «критически мыслящей личностью», знающей, где и в чем благо народа, и куда его, то есть народ, нужно звать. А может и вести. А может и гнать. Я же думаю, что существует три типа культурной деятельности, сложившихся до начала неолитической революции, то есть той эпохи, когда человеческие сообщества субтропического пояса Земли, стали переходить от собирательства и охоты к производству материальных благ, от родоплеменной организации протогосударственным объединениям, от матриархата к патриархату.

Первый тип, самый распространенный – потребители культуры. Это те, кто не вносит в коммуниктивное пространство ничего своего. Именно они живут в мифологическом и ритуальном культурном пространстве. И к тому же стремятся его максимально упростить, дабы в нем лучше ориентироваться. Например, свести все богатство речи к набору табуированных слов и выражений, музыку – к ритму, науку – к магии, многообразие социальных отношений к двуединству «свой-чужой», в котором ориентирами выступают раса, религия, тусовка, банда и т. п.

Второй тип – те, кто творит новое коммуникативное пространство. Это люди индивидуальной, но отнюдь не всегда успешной судьбы. Люди с сознанием, не совпадающим с принятыми в обществе ритуально-массовыми формами поведения. «Творцы» воспринимаются большинством, не как герои, а как чудаки, аутсайдеры, маргиналы не по обстоятельствам жизни, а по странному нежеланию быть как все, например, не писать на парте и не писать в подъезде.

А вот третий тип – это «люди успеха», в качестве которых в современном обществе выступают: публичные политики (ролевая функция – «вождь»), поп-звезды (ролевая функция – «шаман»), бизнесмены-олигархи (ролевая функция – «лучший охотник)». Их также можно назвать «адаптерами» – то есть теми, кто приспосабливает существующие и появляющиеся культурные формы к сознанию простых потребителей, упрощая их до возможного предела. «Люди успеха», выполняют важнейшую культурную функцию. Они личным примером указывают людям толпы: это новшество должно быть отвергнуто, а этим можно пользоваться, оно не опасно, а если взять вот так и сделать вот эдак, то может быть даже полезно.

«Адаптером» может быть и «творец». В этом случае он выступает в роли «старейшины племени». Таковы знаменитые писатели и художники, нобелевские и прочие лауреаты. Присутствие в племени «старейшины», «мудреца», не отменяет, но освящает действующие в племени крайне примитивные ритуалы, поддерживаемые «людьми успеха». И только длительной и неблагодарной работой исподволь и незаметно для остальных, «творцам-адаптерам» удается чуть-чуть изменить сложившиеся мифы и ритуалы, сделать их чуть сложнее и гуманнее. Хотя последнее высказывание сомнительно и нуждается в более тщательном доказательстве.

Быть «адаптером», «человеком успеха» и приятно, и трудно. Те из них, кто не обладает способностями «творца», должны всю жизнь выступать против собственных устремлений к примитивности и делать вид, что их культурное пространство сложно и многообразно. (Правда современная поп-культура значительно облегчила их жизнь). Те же из «адаптеров», кто остается творцом, вынужден резко сужать свои интересы, для того, чтобы быть признанным и понятым (а значит не съеденным) людьми своего племени.

Почитание «людей успеха», тотемистическое и фетишистское по своему происхождению, в той или иной степени свойственно всем обществам. И это подчеркивает, на мой взгляд, правоту той мысли, что большинство людей живет с неолитическим сознанием, вынужденно приспосабливаясь к сложности культурного пространства, созданного «творцами» и поддерживаемого «адаптерами».

Еще одна записка: «Кто же тогда бунтари? Ведь теория героев и толпы была создана специально для них»?

Ответ: социокультурная роль «бунтарь» рассчитана на человека, столь же первобытного и стадного, что и социокультурная роль «вождь». Просто бунтарь – герой резерва. Когда все позиции «адаптеров» заняты, следовать правилам сообщества для достижения лидерства бесполезно. Нарушение правил, во имя их последующего закрепления на новой личностной позиции – вот суть бунтарства. Кстати, замена вождя племени, путем «поколенческой (молодежной) революции», для первобытности дело обычное. Чтобы понять это, достаточно вспомнить мифы о низвержении первых богов их сыновьями. «Бунтари» свергают «шаманов», «старейшин» и занимают их места. А совмещение социокультурных ролей «творца» и «бунтаря» (что бывает, и нередко) вызвано только и исключительно тем, что «творец» стремиться стать «адаптером» и получать свою долю поклонений от соплеменников.

После лекции зашел на кафедру. Лаборантка Маша, напоила меня чаем с печеньем. Я не отнекивался. Позавтракать-то не удалось. Маше сняли брекеты, и она теперь все время улыбается. Улыбка у нее, прежде чуть стеснительная теперь… задорная, что ли. Зубы ровные. И вообще она симпатичная. Держится очень прямо. И говорит правильно. Узнал, что учится на вечернем, на втором курсе экономического.

Сидя за чаем, подумал: а не попросить сейчас Машу выйти за меня замуж? Вот съезжу в Испанию, и свадьбу сыграем. Или нет, не поеду никуда. Сразу свадьбу. Колокольчики на антресоль закину, будет в той комнате детская. Маша будет учиться, я – зарабатывать. Перейду в альмаматерь, возьму пять учеников, к вступительным экзаменам готовить. А, черт, экзамены-то отменяют. Ну не пойду в альмамтерь, мне и здесь хорошо, гранты нам тут обещают. Лишь бы вот так каждый день за чаем сидеть и на улыбку ее смотреть. Хорошая улыбка, добрая.

С такими мыслями я чуть не пропустил семинар. Провел его бегом. Не помню ни слова из того, что на нем говорили я сам или студенты. А когда семинар закончился, вышел из института, с мыслью о том, что если Маше чего и не хватало в жизни, так это мужа за сорок лет с полным набором холостяцких привычек, ревматическими болями в пояснице и постоянной тягой превращать любую беседу в лекцию по культурологии. Нет, сегодня у нее дважды удачный день. Брекеты сняла – раз. Я вовремя вспомнил о семинаре – два.

К тому же, мне надо было кое-что обсудить с самим собой. Прежде всего: как вести себя с этим самым Сергеевым А.М.? Вспоминая Машину улыбку, я решил, что если уж мне придется с ним, как он это называет, сотрудничать, то все, что он узнает от меня, будут знать и другие заинтересованные стороны, все трое: академик, испанец, библиофил. Прямо сегодня расскажу Керберу все, что знаю.

Так сразу полегчало от этой мысли, что захотелось даже выйти из метро пораньше и пройтись до «Исторички», подставив лицо ветру, а зонт тому мелкому безобразию, что в осенней Москве почтительно именуют дождем.

Не люблю осень. Лето люблю. Оригинального в этом мало, но давным-давно любовь к лету и к поэзии, сблизили нас с Аленой. И я никак не могу вспомнить, было ли еще что-то, что мы любили оба. А между тем, мы продержались десять лет. Хотя… На свете существует такое количество вещей, которые можно любить или не любить, что десять лет не кажется таким уж большим сроком, чтобы установить: все, что нравится мне, Алене отвратительно; все, что нравится ей, вызывает у меня либо скуку, либо смех.

Поэзия интересует меня теперь, только как один из источников по истории быта. Я могу прочитать мини-лекцию, минут на двадцать, комментируя строчку: «Однозвучно звенит колокольчик». А для комментария к строке: «И колокольчик, дар Валдая», – мне и часа будет мало. А лето… оно кончилось.

Между прочим, в пяти-шести метрах позади меня покорно мок без зонтика какой-то молодой человек в кожаной куртке и джинсах. Не тот, конечно, что столкнул меня с платформы в понедельник. Но в Москве сейчас каждый второй одевается так, как будто служит в специальных частях народного ополчения против здравого смысла и им формой предписан кожаный верх и синий низ.

Значит, у меня появился официальный филер. Я его еще на Никольской заметил. И вот привел на Маросейку. Тут к нему подъехал джип. Парень забрался туда, и они на пару с водителем уставились мне в спину, медленно (а на Маросейке иначе и не бывает) двигаясь следом. Ну ладно. Сыграем в казаки-разбойники. Я дошел до Бульварного кольца, повернул направо и вскоре вошел в дверь издательства. Охранник, хорошо помнивший меня по недавним временам, когда я чуть не ежедневно шмыгал туда-сюда, со своими статейками для энциклопедии, спокойно пропустил вовнутрь, едва лишь я начал хлопать себя по карманам, в поисках якобы завалившегося куда-то пропуска.

Черный ход из издательства (идти на второй этаж, там пройти несколько коридоров, спуститься на первый, идти в обратном направлении, снова на второй, но уже в другом здании, пять поворотов, спуститься и нажать на кнопку) выводит во двор. Тот двор – в следующий и так почти до самой «Исторички». А эти в джипе могут купить себе хот-догов с кока-колой и играть в полицейских до одурения.

Да, так вот «Историчка». Всего-то и нужно было минут сорок, чтобы выяснить, то, что я собирался. Еще полчаса на похлебку и блин с бужениной все на той же Маросейке и я готов к встрече с библиофилом. Печенья вот еще куплю к чаю.

Дома, пока Кербер не пришел, я включил Acer, положил перед собой карту и литорею, полученные у академика. Я обещал ему начать думать. Значит «Glenfiddih» откладывается. Да и кончился он.

Итак.

Значит.

Следовательно.

Pues.

Asi.

Вот.

[файл: И-2]

Лилия, изображенная на карте, по своим очертаниям совпадает с буквой «ПСИ» кириллицы. Именно эта буква помещена в первые квадраты обеих литорей, меняясь местами с буквой «А». Но в заклинании (если CETDESUNT – это заклинание), буквы «А» нет.

Надо же, я и не заметил, что написал набор букв не русским шрифтом, а на латыни. Что ж, возможность такого написания предоставляется совпадением начертания почти всех используемых в нем букв. Разве что букву «Д» надо писать иначе – как «D» и «Н» как «N».

Но вернемся к букве «ПСИ». В пояснениях к первому и двум последним квадратам хвостининской литореи есть слов «число». Кроме того, это же слово стоит в квадратах, где «В» меняется на «И», «S» на «В», «Р» на «А». В славянской числовой записи «А» равно единице, а «пси» означает семьсот. Получаем «один меняется на семьсот». Семь веков жизни человечества: от Адама до потопа, от потопа, до Авраама, от Авраама, до Давида, от Давида до Вавилонского пленения, от пленения, до рождения Христа, от Христа до начала второго пришествия Христа предсказанного «Откровением» Иоанна Богослова. Седьмой век – время Апокалипсиса.

Первый раз всерьез ждали начала седьмого века в 1492 году, когда заканчивалась седьмая тысяча лет человеческой истории. (1422 года от рождества Христова да плюс 5508 лет, от сотворения мира до Его рождества, вот и получается ровным счетом 7000). На Руси даже таблицы расчета Пасхи были составлены только до этого года. В 1492 году кружок Федора Курицына, уже существовал. И ни кто иной, как митрополит Зосима, покровитель еретиков, должен был составлять и вводить в обиход новую «Пасхалию», на восьмое тысячелетие.

Итак, предположим, число 1492 означает некую отправную точку, обозначенную в первом квадрате литореи «обменной» буквой «ПСИ». А в последнем квадрате та же «ПСИ» находится в верхнем регистре. Она подлежит обмену на букву из нижнего регистра «Х», с двойным указанием на то, что должно получиться «сложенное число». Такое же указание в соседнем квадрате, где «КСИ» меняется сразу на две буквы – «КСИ» же и «S», причем «S» единственная буква, использованная в нижнем регистре дважды. Это настолько выбивается из общего ряда, что пройти мимо невозможно. «КСИ» менять на «КСИ» нет смысла, но «КСИ», в сочетании с «S» дает цифровое значение шестьдесят шесть. Переставленные в самый конец верхнего регистра литореи две буквы «КСИ» и «ПСИ» (здесь должны бы стоять «ФИТА» и «ИЖИЦА», помещенные строчкой выше) – дополнительное указание на важность этого «сложенного числа».

Итак: «Кси» меняем на «КСИ+S», то есть – на 66. «ПСИ», в свою очередь меняем на «Х», то есть 700 – на 600. Получается «сложеное число» – 666. Именно столько стихов в полной поэме Хвостинина. Не говоря уже о всем известном его значении.

Продолжаем игру в нумерологию. 1492+666=2168. Если это дата конца света, то время у человечества еще есть. Но лично я, думая, что эти цифры нужно опять обратить в буквы. 2 1 6 8 становятся буквами «В», «Р», «S», «И» верхнего регистра. «Обменные» буквы нижнего регистра: «И», «ПСИ», «В», «Т». Если следовать православной традиции сокращений, в которой буквы ХСВС, помещаемые на нательных крестах, означают «Христос воскрес», то, развернув аббревиатуру «И ВТ», мы получаем: «Иуда воскреснет». Для «Пси» же в первом квадрате литореи, там, где эта буква занимает место «А», есть специальное пояснение: «Число, имени свершение». То есть «Пси» вообще нельзя воспринимать как начальную букву какого-то слова. Она означает только число, дату, когда предсказанное сбудется. Число это: 700. Значит, в полном своем виде аббревиатура должна быть расшифрована так: «По скончании Седьмого века Иуда воскреснет».

По привычке направился в кухню, но вспомнил, что вечером у меня гость и совершил исторический разворот на 180 градусов, как некогда один наш премьер. Дурные примеры заразительны. Ладно, продолжаем.

[файл: И-2. Продолжение]

Если в «курицинской» литорее слова, как верхнего, так и нижнего регистров («душа», «приклад», «столп», «плоть»), скорее всего, соотносятся с буквами, обозначающими, гласные и согласные звуки, то в литорее «хвостининской», «столпами» обозначены согласные, а «прикладами» – гласные только верхнего регистра. В нижнем регистре использованы, главным образом, четыре слова-определения: «плоть», «сила», «душа», «вервь» Причем, без видимого порядка. Если выписать первые буквы строк Лаодикийского послания в варианте Хвостинина и обменять их на буквы нижнего регистра, то получиться следующее:

«Д» меняется на «С» – «плоть и душу».

«М» меняется на «Е» – «душу и силу» причем, «трое на одно».

«И» на «Т» – «плоть и силу» – «двое на одно».

«Ч» на «Д» – «плоть и душу».

«М» – опять на «Е» – «душу и силу».

«П» – на «S» – «вервь и душу».

«Н» – на «У» – «плоть и душу».

«С» – на «Н» – «вервь и душу».

«И» – опять на «Т» – «плоть и силу».

Получается, что сочетание «плоть и душа», встречается три раза, а «плоть и сила», «душа и сила» и «вервь и душа» – по два. Итого – девять. Но в литорее сочетание «вервь и душа» встречается еще один раз, там, где «Р» меняется на «А». И один раз, при замене «У» на «Р», встречается «плоть и сила». Если к этому добавить, что «душа и сила» обозначается как «трое на одно», а в заклинании «Е», использована лишь дважды, то можно предположить, что эта буква должна быть использована еще один раз.

Таким образом, мы имеем 12 букв: СЕТДЕSУНТ плюс три отдельно стоящие «А», «Е», «Р». При этом в двенадцати словосочетаниях, поясняющих эти буквы слово «душа» встречается 9 раз, «вервь» и «сила» – по 6 раз, а «плоть» – лишь 3 раза. Получается ряд 3–6 – 6–9. Или три раза повторенное 1–2 – 2–3. Что это значит, пока непонятно. Да и некогда уже разбираться. Домофон верещит с такой душой и силой, что моя плоть.

Пятница. День и вечер

Семен Сигизмундович был точен. Мы договорились на семь часов, и он нажал кнопку домофона в одну минуту восьмого. Все тот же серый костюм. С синей рубашкой на этот раз но снова без галстука. Те же шикарные ботинки. От чая сегодня он оказываться не стал. Попросил разбавить водой. Положил в чашку три ложки сахарного песка. Пил осторожно, мелкими глотками. Печенье брал двумя пальцами. На мою чашку, черного неразбавленного чая смотрел с неодобрением. Терпеливо ждал, когда же я начну о деле.

Я не стал его томить, сообщил, что книги у меня по-прежнему нет, а колокольчик, оставленный им – похищен. Тем не менее, я высказал предположение, что смогу дать ему то, что он на самом деле ищет. С этими словами я передал ему полный текст поэмы, выделенную из него «Молитву Иуды» и распечатку рисунка с последней страницы, утерянной книги.

Выслушав мои пояснения, Кербер спросил лишь, почему я так уверен в том, что ему нужно именно это, а не сама книга.

– Сказать по правде, мне об этом сообщили.

– И кто же, позвольте спросить?

– Сразу несколько человек. Один, сеньор Куард, сколько мне известно, встречался с вами неделю назад. И еще один господин чрезвычайно вами интересуется. Он просит называть его Сергеем Сергеевичем, хотя на самом деле Сергеев – его фамилия.

Кербер внимательно прочитал «Молитву Иуды», потом положил ее и другие бумаги рядом со своей чашкой на журнальный столик.

– Я бы хотел рассказать вам одну историю, – сказал он так тихо, что я едва расслышал. – Отчасти, потому, что благодарен вам, за предоставленные мне материалы. Отчасти же потому, что мне давно хочется ее рассказать, но не было человека, кому она могла показаться интересной. А в вашем нынешнем положении, она, пожалуй, может быть даже полезна.

Говорил он тихо и как бы преодолевая желание встать и уйти. В коротком пересказе его история выглядит примерно так. Кербер родился в Москве, в семье инженера-строителя. Однако в 1939 году отец его был отправлен строить какой-то завод-дублер в Кургане. Как выразился сам Семен Сигизмундович, в то время альтернатива была проста, ехать на строительство главным инженером или, отказавшись, попасть туда же, но простым зека.

В 1952 году Кербер окончил школу в Кургане и поступил на первый курс медицинского института. В школе же, в последних классах, он посещал историко-литературный кружок, занятия в котором вел удивительный, по его словам, человек – Илларион Павлович Сафонов. Было ему в то время около шестидесяти лет, может даже больше. Жил он в Кургане на положении ссыльнопоселенца, после освобождения из лагеря в 1949 году. В молодости он был толстовцем, не признавал насилия ни в каком виде. В годы Первой мировой войны, окончив филологический факультет Московского университета и получив белый билет, служил преподавателем словесности в одной из московских гимназий. Учителем он оставался все годы революции и Гражданской войны. Первый же свой срок получил в 1929 году, в период первых гонений на толстовцев.

Каким образом этот человек, более двадцати лет проведший в лагерях, оставивший там все зубы и пальцы на левой руке, стал руководителем школьного кружка, Семен Сигизмундович не знал. Официально он числился сторожем той же школы. Но регулярно, раз в неделю, с разрешения директора и завуча, в одном из классов собирались старшеклассники, обсуждали одну из книг рекомендованную, а чаще принесенную «дедом Ларионом», спорили о каких-нибудь забытых «нестяжателях».

А некоторые ученики, время от времени, навещали школьного сторожа в его комнатке на первом этаже школы, у черного входа. Кербер был в числе пяти-шести мальчишек, помогавших «деду» носить воду из колонки, бегавших в магазин за хлебом и папиросами, и таскавших из городской библиотеки целые связки книг. Вечерами, они собирались под роскошным довоенным абажуром в «сторожке» и слушали рассказы старого толстовца.

Среди прочего, старик рассказывал и не раз, вспоминая все новые подробности, о том, как незадолго до революции, он вступил в одно общество, ставящее свой целью искоренить насилие по всей земле. О существовании этого общества сообщил ему дядя Иван Илларионович Сафонов, имевший в той организации звание «Хранителя Топоса». Он же и ввел молодого толстовца в кружок весьма почтенных и уважаемых людей, общим числом 23 человека. От них Илларион Павлович узнал, что из глубины веков, во многих странах Европы существуют общества, хранящие тайное знание о том, как прекратить страдания и вражду людей между собой.

В чем состоит это знание, ему обещали открыть позднее. В то время лишь довелось ему узнать, что многие века из поколение в поколение передаются Четыре Истины. Каждую из Четырех Истин сохраняют по двадцать четыре Избранных, оберегая ее от профанов. Во главе каждой группы посвященных стоит Хранитель. Только ему доступна одна из Истин в полном ее величии. В России – Хранитель Места. В Германии – Хранитель Поступка. В Румынии, Сербии или Болгарии – Хранитель Звука. Во Франции или Испании – Хранитель Духа. Наступит время, говорили ему, когда все Хранители соберутся вместе и положат начало новой эре, в которой не будет места вражде и насилию.

Кроме, того, говорил старый каторжник, довелось ему, как-то познакомится с поэмой, именуемый в кружке «Молитвой Иуды». Поэму эту, якобы написал в начале XIX века человек, получивший доступ к знанию Четырех Хранителей. Что в той поэме ведет к особому знанию, Илларион Павлович не сказал. По тогдашним временам, все эти рассказы волновали воображение, но не воспринимались учениками всерьез. Всеми, кроме одного.

И вот, когда сам Семен Кербер уже учился на первом курсе медицинского института, один из участников исторического кружка, ученик выпускного класса, попал в милицию. По дурости попал, цветы рвал с клумбы напротив горкома. А вот там его взял в оборот один молодой лейтенант МГБ. Как звали юношу Кербер, за давностью лет, не помнит, а вот фамилия следователя – Сергеев.

К несчастью, Илларион Павлович, в минуту откровенности, рассказал двоим своим ученикам о том, что эра добра и справедливости должна начаться воскресением человека, отдавшего за Христа душу. И сделать это можно только в Советском Союзе.

– Может, он сказал «в России»?

– То-то и оно. Он сказал, «в Советском Союзе». Тогда у меня это не вызвало удивления. А потом, при зрелом размышлении, я понял, что, говоря о Советском Союзе, он видимо имел в виду какое-то место вне тогдашней и современной России.

Одним из тех, кому Сафонов намекнул о тайне воскресения Иуды, был сам Кербер, а другим – тот самый школьник, попавший руки молодого, стремившегося сделать скорую карьеру лейтенанта. Так было организовано дело «Антисоветской сионистской организации Иудины братья». Поздней осенью 1952 года сам Илларион Павлович Сафонов и все участники кружка, кроме того школьника, чьи показания стали основой делу, были арестованы. Вместе с ними и исключенный из мединститута Кербер. Затем два месяца допросов. Признательные показания всех участников, кроме Сафонова. Еще три месяца тупого ожидания в камере. И вдруг, в апреле 1953 года – дело закрыто, все обвиняемые освобождены. Лейтенанта Сергеева куда-то перевели. В институте Семен Сигизмундович восстановиться не сумел, пошел учиться на зубного техника. И только через десять лет ему удалось вернуться в Москву в родительскую квартиру. А вот дед Ларион из тюрьмы не вышел. Умер 10 марта 1953 года.

– А что стало с доносчиком?

– Он тоже оказался в Москве, но гораздо раньше меня. По комсомольской путевке приехал учиться в пединституте, да так и остался. Я его потом видел, раз-другой в букинистических магазинах, но меня он, похоже, не узнал.

– Так вы не состоите в тайном обществе поклонников Иуды?

– Нет, что вы. Я и отцу Куарду об этом сказал. Мне кажется, что дед Ларион был последним членом этого общества, и то не вполне информированном о его задачах, и способах деятельности. Так что беспокоится не о чем. Тайна воскресения Иуды укрыта более чем прочно.

– Но почему же тогда…

– Почему я до сих пор что-то ищу? Вы знаете, один раз в жизни мне довелось соприкоснуться с настоящей тайной. Не знаю, поймете ли Вы меня. Если бы не арест, не вполне реальная смерть деда Лариона, за несколько слов об Иуде, я, может быть, и не придал бы всем его историям никакого значения. А так… Ведь он стоял насмерть и ничего не подписал. Спас нас всех, дал дожить до 5 марта. И мне всю жизнь хотелось понять, есть в той тайне хоть капля истины… Я собирал книги, масонские, колдовские, я пытался выяснить, что значат эти его слова: «Иуду можно воскресить только в СССР». Да и не один я. Следователь тот, Сергеев, одним глазом в землю косит, а туда же. Вас вот зацепил.

Он попросил прощения за то, что втянул мня в эту историю, поблагодарил за поэму, за чай и собрался уходить. Я остановил его и предложил послушать мою историю.

История такая. Вчера я получил карту, на которой обозначены четыре составляющие Иудина Воскресенья. Первая – узел веревки, на которой должен повеситься тот, кто решит отдать свою душу в обмен на душу Иуды. Вторая – чаша, назначение которой мне пока непонятно. Третья – заклинание, необходимое при обряде. Возможно, заклинание содержится в поэме. При помощи цифр, изображенных на рисунке и ключа к шифру – литореи – его можно будет распознать. Я передал Керберу копию литореи и продолжил.

Четвертая составляющая – тело. Тело Иуды, которого не принимала земля. Только его сохранность обеспечивает саму возможность воскресения. И я готов предположить, где это тело находилось с XI века и возможно находится до сих пор.

На той же карте птица Феникс – символ воскресения – изображена в районе Борисфена-Днепра. Там в Киеве в X и XI веках, согласно сведениям Куарда существовала община иудаитов. Их деятельность была известна Владимиру Святому и возможно его потомкам. Вчера же я потратил полдня, выявляя возможный случай воскресения сына Владимира, князя Бориса. Если оно состоялось, то одним из участников обряда был Моисей Угрин. Он был пленен поляками, испытал много несчастий из-за приверженности монашескому образу жизни и даже был оскоплен.

Но вот что интересно. После освобождения из плена Моисей не пошел на родину в Венгрию, он не остался в Польше. Он пришел в Киево-Печерский монастырь и жил там до смерти. Причем здесь большая неувязка. Освободился он в год смерти польского короля Болеслава в 1030 году. Об этом написано в его житии. Но официально монастырь ведет свою историю от 1051 года, когда пресвитер Иларион, живший под Киевом в пещере, занял место митрополита, а в его пещере поселился святой Антоний. Где же был Моисей Угрин целых 20 лет? Ответ: в Киево-Печерском монастыре, который якобы еще не существовал.

Я могу лишь предположить, что кому-то нужно было отодвинуть реальную историю монастыря, на вторую половину XI века. Возможно для того, чтобы его связь с эпохой князя Владимира киевской общиной иудаитов забылась. Поэтому в его официальной истории поставлена дата 1051 год. Поэтому нестыковка с житием Моисея Угрина. Как это часто бывает, все «подчистить» не удалось и намеки на раннюю историю Киево-Печерского монастыря остались не только в Житии Моисея Угрина.