Текст книги "Неотразимая"

Глава 13

– Просто позвольте этому случиться, – сказал Луис. – Ждите, что это случится, желайте этого.

Элизабет послушно кивнула.

Они находились в гостиной у Хелен, где все дышало покоем и изяществом. Луису требовалась доверительная атмосфера, и эта небольшая комната с опущенными шторами подходила для этой цели как нельзя лучше.

Начавшийся сразу после полудня дождь мягко стучал по террасе и шелестел в кустах за окнами. Здесь все неуловимо напоминало о Хелен, собравшей в этой восьмиугольной комнате все истинные сокровища Мальборо.

Элизабет опустилась в обитое бледно-фисташковым шелком кресло времен Людовика XVI. Дэв, придвинув к себе точно такое же, уселся рядом с ней. Луис расположился напротив, поставив маленький магнитофон на инкрустированный столик розового дерева. Стены гостиной были искусно расписаны изображениями птиц, деревьев и водопадов, на темно-бирюзовом ковре был выткан тот же узор. Повсюду благоухали цветы: розы, гвоздики, огромные махровые маргаритки с золотистой серединкой. В лаковых шкафчиках хранилась коллекция нефритовых зверюшек и безделушки Фаберже, а на бюро из золоченой бронзы стояла коллекция миниатюр с изображениями членов семьи. На маленьких столиках красовались статуэтки из мейсенского и дрезденского фарфора, в тусклом свете, проникавшем через шторы, мерцали хрустальные подвески люстры.

– Вам удобно в этом кресле? – непринужденно спросил Луис.

Элизабет утвердительно кивнула, но держалась слишком прямо.

– Так. Я уже объяснил, что собираюсь делать… вам понятна суть процедуры? Есть вопросы?

Она покачала головой.

– Хорошо, – сказал Луис. – Теперь попрошу вас посмотреть на эту прекрасную люстру у вас над головой. Так… голову откиньте назад, не отрывайте взгляда. Когда люстра начнет расплываться, закройте глаза.

Элизабет пристально глядела на водопад хрусталя, льющийся с лепного потолка, в ее широко открытых глазах застыла тревога.

– Не получается? – спросил через некоторое время Луис. Она покачала головой. – Вы не можете расслабиться. – Он наклонился, дотронулся до нее и вздохнул. – Мышцы как каменные…

– Простите… это из-за того, что я нервничаю… – призналась она.

– Конечно, нервничаете. Но если вы не расслабитесь, у нас ничего не выйдет.

– У меня есть идея, – сказал Дэв. – Я сейчас. – Он поднялся с места и вышел.

– Чего вы боитесь? – спросил без обиняков Луис. – Вы сами только что сказали, что суть процедуры вам ясна.

– Все так, – она судорожно сглотнула, – но я боюсь потерять над собой контроль… оказаться в чужих руках.

– Вы боитесь того, что можете сказать и сделать?

Как тогда, когда Дэв расчесывал вам волосы?

Она снова кивнула.

– Но в этом и состоит наша цель. Найти ваше истинное «я». Возможно, именно этого вы и боитесь, – проницательно заметил он.

Ответ можно было прочесть в ее испуганных, ставших темно-зелеными глазах.

– Я хочу этого, – сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал, – но боюсь.

– Ваш страх не помогает, а мешает нам. – Луис придвинул свой стул поближе и взял ее за руку.

– Поймите, вы воздвигли этот барьер, чтобы избежать боли и страданий. Вместо того чтобы противостоять им, вы бежали с поля битвы. Похоже, вся ваша жизнь была посвящена тому, чтобы избежать ситуаций, способных принести страдание. Вы от всего отгородились, ни во что не вмешивались, ничто не могло вас затронуть. Вы облеклись в броню, потому что в душе были чувствительны, даже слишком. И с детских лет всеми силами старались это скрыть. Теперь ваше подсознание бьет тревогу. Вам кажется, что после этой процедуры вы станете еще более уязвимой и вам придется страдать, как вы однажды уже страдали. Но в жизни всегда настает момент, когда отступать дальше некуда.

Вы в тупике, перед вами глухая стена. Единственный выход – перелезть через нее, а для этого вам нужна помощь.

Элизабет молчала. Луис так точно описал ее страхи, что теперь, ясно представив их, она почувствовала себя уверенней.

– Взглянуть на себя со стороны всегда трудно.

Большинство людей избегают этого всю жизнь. Вы сделали свой выбор еще ребенком и, повзрослев, никогда в нем не раскаивались, напротив, были довольны. Я понимаю, очень больно, когда то, что казалось вам прочным зданием, оказывается бутафорским фасадом. Но мы здесь для того, чтобы вам помочь. Вы больше не одна. Вот моя рука, – он сжал ее холодные пальцы. – С вами мой опыт, мое искреннее желание вам помочь.

И любовь Дэва…

Ее щеки порозовели.

Он сухо продолжал:

– Я знаю Дэва. Он по уши в вас влюблен… Это правда. – Луис улыбнулся. – Но он сказал, что вы не верите ему, потому что считаете, что вас нельзя любить.

Хотите знать причину? Воздвигнутые вами барьеры мешают людям к вам приблизиться и вас любить.

Она беспокойно заерзала, как на иголках.

– Это так сложно…

– Как и отношения между людьми. Мы все эгоисты. Вы думаете, для чего вам понадобилась ваша неуязвимость? Чтобы ваше «эго» чувствовало себя в безопасности.

– Теперь это в прошлом, – горько заметила она.

– Вот здесь вы ошибаетесь. Вам ничто не угрожает.

Впервые в жизни с тех пор, как вы потеряли мать. Потому что с вами люди, которые заботятся о вас, вас любят, желают вам добра… А это самое надежное. Ведь большинство людей всю жизнь ищут любви. А вы окружены любовью и не хотите этого замечать. – Он вздохнул. – Некоторые люди родятся и удачливыми, и красивыми.

– Дэв тоже так говорит.

– И он прав – как всегда. Дорогая моя, многие женщины отдали бы все на свете, лишь бы оказаться на вашем месте. Не совершите ошибки, один неверный шаг, и вас сметут толпы желающих. Дэв совершенно неотразим.

– Я знаю, – произнесла она сдержанно, но гордо.

– А к концу сеанса мы все будем знать еще больше.

Она молчала.

– Это единственный способ? – спросила она наконец.

– Если честно, то да.

– И это решит все вопросы?

– Нет. Мы лишь в самом начале. Здесь и теперь мы попытаемся узнать, где вы были, с кем, и была ли с вами, как утверждает Дан Годфри, ваша мать, Хелен Темнеет. От этого зависит все остальное.

Она кивнула. Луис видел: ответив на вопросы, он не развеял ее сомнений, но прежде чем он успел что-нибудь добавить, дверь распахнулась, и на пороге появились Дэв и Серафина. Она несла поднос, на котором стояли чайник и чашка с блюдцем.

– Мне кажется, Серафина сможет нам помочь, – уверенно объявил Дэв.

– Я приготовила еще один отвар, – произнесла она, входя в комнату. – Моя госпожа считает, что он прекрасно успокаивает нервы.

Она налила отвар в чашку. Он был бледно-зеленым и слабо пах мятой и чем-то еще.

– Вот увидите, он поможет вам расслабиться, – сказала Серафина, протягивая чашку Элизабет. Та, поглядев в черное бесстрастное лицо, взяла ее. – Отвар состоит из разных трав, – вежливо пояснила Серафина. – Он вас не одурманит, а только успокоит. – Она ободряюще улыбнулась. – Он всегда помогал моей госпоже.

Поверив этому свидетельству, Элизабет принялась потягивать обжигающий напиток. Она не могла определить его состав, но вкус и запах были чудесные. Один его аромат приносил облегчение. Она выпила все до последней капли. Взяв пустую чашку, Серафина поставила ее обратно на поднос, затем сказала:

– Есть еще один способ.

Встав за спиной у Элизабет, она положила руки с длинными, сильными пальцами ей на шею и принялась водить по ней легкими круговыми движениями.

– Вы слишком напряжены, – заметила она.

Руки Серафины спустились к плечам, поглаживая, разминая каждую мышцу. Элизабет закрыла глаза. От шеи к плечам и рукам распространилось приятное тепло. Когда Серафина сняла руки, напряжение исчезло, все узелки были развязаны.

– Спасибо, – благодарно сказала Элизабет, понимая, что приобрела еще одного союзника. Привычно поклонившись, Серафина унесла поднос.

– Ну как, тебе лучше? – спросил Дэв, блеснув улыбкой.

– Гораздо… Она и вправду ведьма.

– И еще многое другое, – сухо заметил Луис. – Несколько раз она помогала мне утихомирить беспокойных больных. Порой мне казалось, что они подчиняются ей из страха.

– Я готова, – решительно произнесла Элизабет.

– Отлично. Тогда приступим.

И снова Луис попросил ее смотреть на люстру, но на этот раз она с легкостью повиновалась его монотонному голосу.

– Дышите глубоко… хорошо, еще глубже… кислород, проникая в ваши ткани, вызывает расслабление… голова становится тяжелой… скоро она начнет клониться вниз… когда это произойдет, не сопротивляйтесь… ваше внимание рассеивается… не пытайтесь сосредоточиться… вы спокойны… напряжение ушло… веки стали тяжелыми… закройте глаза… хорошо… как приятно расслабиться, нежиться в теплой, мягкой кровати… вы свободны от всех тревог…

Элизабет спала.

– Так… мизинец на вашей левой руке стал дрожать и подергиваться. – Как только Луис произнес эти слова, мизинец и впрямь задрожал. – Вам хочется поднять руку… поднести к лицу. – Рука поднялась. – Когда ваша рука коснется щеки, вы полностью расслабитесь..

Ее рука взметнулась к щеке, затем бессильно упала.

Сознание Элизабет перешло в другое состояние.

Когда Элизабет открыла глаза, она чувствовала себя совершенно отдохнувшей, словно крепко и долго спала.

Она потянулась, ощущая силу и гибкость своих мышц, словно ей сделали еще один массаж.

– Как вы себя чувствуете?

– Превосходно Все кончилось? – удивленно спросила она.

– Да.

– Но…

– Вы прекрасно отвечали.

– Что я сказала?

– Все записано на пленку.

Элизабет перевела глаза на магнитофон. Луис включил перемотку, раздался шипящий звук.

– Это было… полезно?

– Слушайте сами.

– Я собираюсь задать вам несколько вопросов, – послышался властный, с железными нотками голос Луиса. – Они имеют отношение к вашему прошлому, поэтому мы вернемся туда. Я буду медленно отсчитывать годы в обратном порядке от вашего теперешнего возраста. Когда вам захочется что-нибудь мне сообщить, то ваш мизинец сам поднимется и даст мне знак.

Двадцать семь… двадцать шесть… двадцать пять…

Луис считал медленно, четко, пока не дошел до двадцати двух.

– Отлично. Вам двадцать два года. Расскажите мне, что происходит.

– Сегодня хоронят миссис Келлер.

Услышав свои напряженный, сдавленный голос, Элизабет замерла. Дэв наклонился к ней и взял ее за руку.

– Вы пойдете на похороны?

– Я… не могу.

– Почему?

– Я… боюсь.

– Чего вы боитесь?

– Я… не могу… идти… ноги… – в голосе зазвучала паника, послышалось частое дыхание.

– Почему вы не можете ходить?

– Ноги… отнимаются, я не могу… идти на кладбище… мне нужно скорей уйти прочь… – сдавленный, задыхающийся голос с трудом вырывался из груди.

– Почему?

– Я боюсь… стать посмешищем… мне нельзя плакать…

– Почему?

– Боюсь устроить сцену…

Голос звучал как у астматика. Хрипы сменились всхлипываниями.

– Хорошо… мы уходим с кладбища… двадцать один… двенадцать… одиннадцать…

Элизабет в ужасе глядела на магнитофон, но оттуда звучал только голос Луиса. Он медленно считал, пока не дошел до пяти.

– Мамочка… хочу к маме… где моя мамочка?

Это был голос ребенка – тонкий, жалобный.

– Почему ты не можешь найти маму?

– Я не знаю… она ушла… мне здесь плохо… пожалуйста, я буду хорошо себя вести… я хочу к маме… я не буду плакать, только отведите меня к маме.

В глазах Элизабет блеснули слезы. Она прикусила нижнюю губу и крепко вцепилась побелевшими пальцами в руку Дэва.

– Расскажи мне, где ты находишься? Что произошло?

– Я в большом доме… это не мой дом… здесь много детей и взрослых, но я никого не знаю… я хочу к маме… пожалуйста… – Голос стих. Когда он раздался снова, в нем звучали радость и облегчение. – Вы отведете меня к маме?! Смотрите, я уже не плачу… я буду хорошо себя вести… обещаю… – затем снова ничего не было слышно, и вдруг раздался дикий, пронзительный детский крик, полный ужаса и отчаяния.

– Нет, не в земле! Вы же обещали отвести меня к маме… она не в земле! Нет! – Из магнитофона несся безумный, истеричный, безудержный детский крик. На самой высокой ноте он вдруг оборвался.

– Четыре, – торопливо произнес Луис и добавил:

– Что теперь происходит?

– У меня день рождения! – Голос был счастливый, гордый, возбужденный. – Сегодня мне четыре года, и миссис Хокс испекла торт, в него воткнут свечки, а мама сшила мне красивое платье.

– Где ты находишься?

– Дома.

– Ты знаешь адрес?

– Номер двадцать три, Макинтош-роуд, Камден-Таун, – нараспев повторил восторженный детский голос.

– А кто там живет?

– Я.

– А кто еще?

– Мама.

– А кто такая миссис Хокс?

– Это ее дом. Мы живем вместе с ней и мистером Хоксом. Миссис Хокс приглядывает за мной, когда мама уходит на работу, а мистер Хокс – на стройку.

– На какую стройку?

– Я не знаю. Так говорит миссис Хокс.

– Расскажи мне о доме. Какой он?

– Мама называет его кукольным домиком. Две комнаты наверху и две внизу и сзади кухня, а еще там есть маленький садик, и мистер Хокс разрешает мне ему помогать.

– А в гостиной есть окно с цветными стеклами?

– Да… там большой корабль. Когда светит солнце, то пол становится очень красивым.

– А что делает твоя мама?

– Она шьет для богатых дам… она мне тоже сшила платье… а тетя Мэрион купила мне ленты.

– Кто такая тетя Мэрион?

– Мамина подруга.

– Она к вам приходит?

– Да. Она купила мне ко дню рождения куклу с длинными светлыми волосами, как у меня. И я смогу их расчесывать, как мама расчесывает мне.

– Она часто это делает?

– Каждое утро и каждый вечер. Мама меня причесывает и рассказывает сказку про принцессу, у нее были такие длинные волосы, что она спускала их из окна и по ним поднимался принц.

– А у тебя волосы такие же длинные?

– Пока нет… но мама говорит, что они вырастут.

– Ты ходить в школу?

– Нет. Я пойду, когда мне будет пять лет. Но мама научила меня писать свое имя.

– Ты можешь написать его для меня?

Настала тишина, и, пока кассета крутилась, Луис взял со столика лист бумаги и протянул Элизабет. Там большими печатными буквами было криво написано:

ЭЛИЗАБЕТ ШЕРИДАН.

– Так тебя зовут?

– Да.

– А как зовут твою маму?

– Мама.

– Нет, я хочу узнать ее имя. Тебя зовут Элизабет, а ее?

– А… Хелен Виктория. Мама говорит, что была такая королева, которую звали Виктория. Она водила меня смотреть дворец, где та жила, и сказала, что когда она была маленькой, то сама жила во дворце за морем.

– А где твой папа?

– Он погиб на войне.

– А как его звали?

– Руперт, – ответил детский голос.

– Расскажи мне о миссис Хокс. Как она выглядит?

– Она толстая и говорит, что ступеньки загонят ее в гроб.

– А мистер Хокс?

– Он лысый, но он часто дает мне шестипенсовик.

– У тебя есть друзья, с которыми ты играешь?

– Нет. Я должна оставаться дома с миссис Хокс. Но она берет меня в магазин, а иногда мы ходим в Хит и едем наверху в автобусе, когда у миссис Хокс не болят ноги.

– А сегодня у вас праздник и будет торт?

– Да. Его испекла миссис Хокс, он весь розовый, и на нем мое имя. Когда миссис Хокс все кончила, она дала мне облизать миску.

– Она добрая?

– Да, она называет меня «маленькая принцесса»…

Как мама. Мы пойдем с ней встречать автобус.

– Какой автобус?

– На котором мама приезжает с работы. К нам придет тетя Мэрион, мы зажжем свечи, а потом я их задую и загадаю желание.

– Какое желание?

– Чтобы мама купила мне коляску для куклы.

– Ты думаешь, она купит?

– Она говорит, что купит, если сможет… Но она не обещает. Мама говорит, что нельзя давать обещаний, если не можешь их выполнить.

– А твоя мама выполняет обещания?

– Всегда.

– Ты любишь маму?

– Больше всех на свете.

И снова кассета беззвучно крутилась, пока голос Луиса не сказал:

– Хорошо. После того, как мы побывали в прошлом, вернемся в настоящее, но быстро… шесть… восемь… десять… двенадцать… Через несколько секунд и досчитаю до пяти и скажу: «Откройте глаза». Вы легко перейдете от состояния расслабленности к состоянию бодрствования, при этом вы будете чувствовать себя бодрой и отдохнувшей, и это чувство сохранится… раз, два…

Луис потянулся, чтобы нажать кнопку.

Настала напряженная тишина. Наконец Элизабет едва слышно произнесла:

– Теперь я понимаю, почему боюсь кладбищ.

– У вас есть на то веские основания, – сказал Луис. – Какая-то услужливая дура отвела вас на кладбище, чтобы вы перестали все время плакать – за это вас ругали, а может, и наказывали, отсюда ваша боязнь устроить сцену, – и показала вам могилу. Она надеялась вас успокоить, но лишь вселила в вас дикий страх, который мозг отказывался принять и потому вычеркнул из памяти. На основании того, что мы слышали, можно с уверенностью сказать, что вы горячо любили свою мать. Вы жили с чужими людьми, и поэтому были друг для друга абсолютно всем. Я думаю, все ваши чувства были обращены на нее, и когда она «умерла», вы похоронили их вместе с ней. Похоронили в буквальном смысле слова, ведь если бы вы помнили ее жизнь, то вам пришлось бы помнить ее смерть. Поэтому ваше подсознание стерло эти пять лет из вашей памяти, а вместо этого навязало вам новое правило: избегать всего, что связано с чувствами. И вы строго следовали ему, не понимая, что этот путь ведет к изоляции. Но, как я уже говорил, мозг никогда ничего не забывает.

Элизабет молчала, пытаясь осмыслить услышанное.

Она была бледна, но чувство покоя, внушенное ей Луисом, помогало ей справиться с потрясением.

– Ваш мозг хранит все воспоминания, – продолжал Луис спокойным мягким голосом. – Нужно только вытащить их на свет.

– Это ведь не все воспоминания?

– Нет. Но сейчас не время копаться в подробностях. Нам известно самое необходимое: где, когда и кто.

– Вы имеете в виду Хоксов?

– И номер двадцать три на Макинтош-роуд в Камден-Тауне.

– Я живу совсем недалеко оттуда… – в ее глазах промелькнула догадка, и она взволнованно спросила:

– Может быть, потому я и выбрала это место?

– Может быть, – ответил Луис рассудительно. – А почему вы решили там жить?

– Не знаю. Мне просто захотелось.

– Что ж…

Но она снова погрузилась в собственные мысли, ее затуманенный взгляд был обращен внутрь и в прошлое.

– Я должна их найти, – сказала она наконец. – Хоксов.

Дэв, до этого не сказавший ни слова, заметил:

– Прошло больше двадцати лет. Может, они уже там не живут. – Он замолчал. – А может, умерли.

– Все равно я должна это выяснить. – Было видно, что она приняла решение.

– Что ж, – сказал Дэв, – будем выяснять. – Впервые за все время она посмотрела на него. – Я еду с тобой, – сказал он.

Она кивнула.

– Прекрасная идея, – согласился Луис. – Только не ломитесь в закрытую дверь. – Он улыбнулся. – Сначала откройте ее.

– Она открыта, – возразила Элизабет, – и я уже вошла внутрь. Теперь, когда я знаю, я хочу увидеть. – Она задумалась. – Смогу ли я теперь, – она указала на магнитофон, – вспоминать сознательно?

– Вполне возможно. Это в природе вещей, вслед за одной картой падает вся колода.

Она кивнула.

– Когда вы едете?

– Сейчас же, – ответила Элизабет.

Луис посмотрел на Дэва, и тот примирительно сказал:

– Почему бы и нет? Чем скорей мы узнаем правду, тем скорей все уладится.

Элизабет поднялась с места. Мужчины тоже встали.

– Можно мне забрать эту пленку? – спросила Элизабет.

– Если хотите.

– Хочу.

– Хорошо, – Луис взял кассету и протянул ее Элизабет.

– Спасибо. – Она прижала кассету к себе.

– Она оказалась не такой уж плохой, – заметил Луис.

Элизабет покачала головой.

– Нет, совсем не плохой.

– Как вы себя чувствуете?

– На редкость спокойно. – Ее голос звучал удивленно.

– Отлично. Так и должно быть. – Он замялся. – Но… ваша эйфория может пройти. Вот почему я считаю, что Дэву лучше поехать с вами. Вам может понадобиться помощь.

Однако Касс мгновенно решила, что помощь должна оказать она.

– Совсем не обязательно брать Дэва, – заявила она, не желая быть третьим лишним.

– Так посоветовал Луис Бастедо.

– С каких это пор ты стала следовать его советам?

– Он знает, что говорит.

– Конечно. А о чем говорила ты?

– Я же тебе уже сказала. Я вспомнила, где я жила и с кем… Теперь этих людей нужно отыскать.

Но это ни в малейшей мере не удовлетворило любопытства Касс. Она хотела точно знать, что происходило в течение того часа, который Элизабет провела в гостиной с Луисом Бастедо, Дэвом Локлином и магнитофоном. На ее вопрос: «И это все?» – Элизабет лаконично ответила: «Да». Но сказала это таким тоном, что Касс оставалось прикусить язык. Даже Дан не сумел вытянуть из нее ничего, кроме того, что сеанс прошел успешно и она намерена воспользоваться полученной информацией. Даже Харви не смог выпытать у нее ничего о Хелен. Дав тоже молчал. Все понимали, что Луиса нечего и спрашивать.

– Чем скорей мы будем на месте, тем скорей все узнаем, – повторяла Элизабет. – Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы мы трое вылетели как можно скорее.

– И все же я не понимаю, зачем брать с собой Дэва.

– Потому что я так хочу. Если тебе это не нравится, можешь оставаться здесь.

– Не имею права! Как один из душеприказчиков я обязана быть там.

– Именно поэтому я и беру тебя с собой. Давай не будем терять времени, Касс.

Касс хорошо знала этот тон. Он означал, что предмет исчерпан.

Когда Элизабет вышла на третьем терминале, шел мелкий холодный дождь, предвещавший плохое лето.

Она подставила лицо крошечным каплям, которые покрыли ее бисером. Коварная тропическая роскошь Темпест-Кей осталась более чем в трех тысячах миль отсюда, и дождь казался ей отрезвляющим душем. Он возвращал ее из мира грез в холодную серую действительность. Взяв небольшой чемодан, она направилась к стоянке такси.

Мокрое шоссе было забито машинами, но только она опустилась на заднее сиденье, как сразу ощутила прилив сил и возвращение спасительного здравого смысла.

Она открыла окно. Даже запах дизельного топлива и выхлопных газов, к которым стал примешиваться легкий запах пивных дрожжей, когда они проезжали пивоварню, напоминал о доме. Привычная действительность разогнала густой туман новых чувств, проясняя и обнажая цель.

В «Уэверли-Кот» портье вышел взять ее багаж.

– С возвращением, мисс Шеридан. Хорошо отдохнули?

– Спасибо, хорошо. Но дома лучше.

Он поднес чемодан к лифту. В холле привычно пахло мастикой и освежителем воздуха. Она с наслаждением вдохнула этот запах, не столь густой, как аромат тропических цветов. Этот запах не одурманивал, не бередил душу. Она была рада вернуться домой. Знала, что приняла верное решение. Что бы ее ни ждало впереди, ей нужно было знать, что она действует на основе полученной информации, а не по чужой указке.

Квартира была точно такой, какой она оставила ее шесть недель назад, если не считать чуть спертого воздуха. Она широко распахнула окна, впуская свежий воздух не только в комнаты, но и в свою душу.

На столе лежало несколько писем, в основном счета и рекламные проспекты. Она поставила чайник. Приятно выпить чашку чая, подумала она. Отхлебывая чай, она просматривала письма, и тут зазвонил телефон. Это была Касс.

– Привет! Только что приехала?

– Примерно десять минут назад.

– Как долетела?

– Хорошо, спасибо. А вы?

– Без осложнений.

Они летели отдельно. Харви, как всегда, пекущийся о статус-кво, решил, что если Касс с Элизабет появятся вместе, это может вызвать кривотолки. Дэв мог лететь вместе с Касс. К этому раскладу уже привыкли. Цель путешествия Элизабет должна оставаться такой же, как прежде. Туризм.

– Мерзкая погода, – сказала Касс. – Но приятно снова оказаться в Лондоне. Какие у нас планы?

– Я позвоню тебе, – ответила Элизабет. – Какой у тебя номер? – Она записала.

– С чего начнем? – не унималась Касс.

– Я подумаю, а потом позвоню. – Элизабет повесила трубку.

Касс нахмурилась. До сидящего неподалеку на диване Дэва донеслись частые гудки. Связав их с нахмуренными бровями Касс, он спросил:

– Надвигается холодный фронт?

– И порывистый ветер.

– Что ж, сейчас мы на ее территории.

А это, подумала Касс, ставит их в невыгодное положение. На острове они были своими. Касс с огорчением почувствовала, что Элизабет отделена от них не только расстоянием. Ее голос звучал с холодной сдержанностью прежних дней. Она поставила их на место. Но если Касс устраивало, чтобы Дэв соблюдал дистанцию, то сама она не желала с этим мириться.

– Она сказала, что сама нам позвонит. Похоже, она выполнила все указания Харви. И пресса не заметила нашего приезда.

Касс откинулась на спинку дивана. Дэв протянул ей стакан с выпивкой. Она через силу улыбнулась.

– Нам остается только ждать, – заметил Дэв.

– И гадать… К примеру, что за игру затеял Ричард?

– Ты умеешь отгадывать не хуже меня.

– Здесь нужно не гадать, а знать наверняка. В этом весь смысл игры. – Она криво улыбнулась. – «Ищите женщину».

– Двух женщин.

Да, и я знаю, которая из них тебе нужна, подумала Касс, но вслух сказала:

– Ты думаешь, Элизабет сможет признать Хелен своей матерью? По-настоящему, всем сердцем?

– На острове она признала. Но Хелен была там.

А здесь… – Дэв покачал головой. – Здесь ее территория.

– А как прошел сеанс истин и разоблачений?

– Прекрасно.

– Она дала правильные ответы?

– Она сообщала то, что было нужно.

– Например, о Хоксах?

– Да.

– Мне бы хотелось как-нибудь послушать пленку.

– Попроси у Элизабет.

Не я должна ее просить, подумала Касс удрученно, а она должна предложить мне ее послушать… Я думала, мы подруги.

– Господи, как я ненавижу ждать, – сказала она раздраженно.

– Тогда подумай, каково сейчас Элизабет.

Касс почувствовала угрызения совести.

– А эти Хоксы… что Элизабет про них сказала?

– Не так уж много. Миссис Хокс приглядывала за ней, пока Хелен работала. Они с Элизабет жили у них в доме.

– Старые или молодые?

– Судя по словам Элизабет, среднего возраста.

– Ненавижу все эти тайны, – ревниво посетовала Касс. – Но ей, наверное, еще тяжелей. Она всегда любила, чтобы все было разложено по полочкам.

– На этот раз так не получится. У нас в руках конец длинной, запутанной нити. Мы можем только развязывать один узел за другим.

Касс тяжело вздохнула.

– Похоже, что некоторые из этих узлов гордиевы.

Хмурая сотрудница камденского жилищного департамента нехотя подошла к Элизабет, которая ждала уже несколько минут.

– Да?

– Я только что с Макинтош-роуд. Я искала родственников, но их дом снесен. Не можете ли вы сказать, куда их переселили?

– Имя и фамилия ваших родственников и номер дома?

– Хокс. Мистер и миссис Джордж Генри Хокс… – Еще на кончив фразы, Элизабет вздрогнула. Имя само слетело с губ, как имя старых друзей.

– Я посмотрю, – девушка ушла.

Элизабет нетерпеливо ждала. С того момента, как она приземлилась в Лондоне, ей все время казалось, что она висит на краю, словно качели, взлетев, никак не опустятся вниз.

– Все жители Макинтош-роуд переселены в Хитвью-эстейт.

– А где живут Хоксы?

Девушка поглядела на нее с сомнением.

– Мы не сообщаем подобных сведений чужим людям.

– Я не чужая. Я жила с Хоксами на Макинтош-роуд еще ребенком.

– Улицу снесли десять лет назад.

– Я была за границей.

Она заколебалась.

– Вы говорите, вы жили с ними? Они ваши родственники?

– Да. Дядя и тетя, – ответила Элизабет, с изумлением отметив, что выплыла на свет еще одна деталь.

Она звала миссис Хокс «тетя Хокс».

– Мне нужно спросить начальника.

Девушка опять ушла. На этот раз появился мужчина.

– В наши правила не входит предоставлять случайным людям информацию о наших съемщиках, – сказал он раздраженно.

– Я не случайный человек.

– Вы можете это доказать?

Элизабет вынула из сумки паспорт.

– Я говорила девушке, что недавно вернулась из-за границы. Но в детстве я вместе с матерью жила у Хоксов.

Мужчина изучил паспорт, немного смягчился, увидав, что она англичанка, но все же колебался.

– В наши правила не входит… – начал он.

– Речь идет о крупной сумме денег, – перебила его Элизабет и тут же заметила в его глазах живой интерес.

Вынув из бумажника визитную карточку Харви Грэма, она протянула и ее. – Это карточка юрисконсульта, который занимается данным делом. – Дорогая визитная карточка и адрес на ней произвели впечатление.

– Что ж, в таком случае… Если вы нам оставите свой адрес и номер телефона, я свяжусь с миссис Хокс и сообщу ей о вас. Все зависит от нее.

– Хорошо. – Элизабет написала свое имя, адрес и телефон на карточке, которую дал ей мужчина. – Когда мне ждать звонка? – спросила она.

– Не могу точно сказать. Возможно, сегодня, а возможно, завтра.

Бюрократические колеса отказывались быстро вертеться.

Сев в машину, Элизабет почувствовала досаду и разочарование. Она примчалась сюда, воображая, что с ходу преодолеет все препятствия, но споткнулась на первом же барьере. Оставалось ехать домой и ждать.

Когда она вошла в вестибюль «Уэверли-Кот», Касс и Дэв поднялись с кожаного дивана.

– Ты не позвонила, – с упреком сказала Касс.

– Для этого не было причин.

Стараясь не глядеть на Дэва, Элизабет прошла к лифту. Пока они молча поднимались, Касс за спиной Элизабет скорчила недовольную гримасу. Но в квартире она шумно принялась выражать свое восхищение.

– Так вот где ты живешь… Прекрасный вид на Хит и окрестности. – Касс отошла от окна. – Ты не могла бы угостить нас кофе или чем-нибудь еще?

– Чего бы тебе хотелось?

– Пожалуй, кофе.

Дэв прошел за Элизабет в сверкавшую больничной чистотой кухню и, облокотившись на стол, стал смотреть, как она засыпает в кофеварку свежие кофейные зерна. Через минуту он тихо спросил:

– Что-нибудь не так?

– Я ходила на Макинтош-роуд. Ее снесли. А в жилищном департаменте мне не дали адрес Хоксов. Сказали, что попросят ее позвонить.

– Но это хорошие новости, – воскликнул Дэв. – Значит, она жива.

Элизабет слегка опешила. Она об этом даже не подумала. Дэв, как обычно, ухитрился извлечь из навозной кучи жемчужину.

– Тебе это не приходило в голову? – спросил Дэв, заметив, что ее руки перестали беспокойно двигаться.

– Нет, не приходило. – Элизабет почувствовала раздражение. На себя – за собственную недогадливость, и на него – за то, что он ее заметил.

Она поставила на поднос чашки с блюдцами и коробку шоколадных бисквитов для Касс. Но Дэв, схватив бисквит, вонзил в него острые белые зубы.

– Ммм… Вкусно. Мои любимые! Как ты узнала?

Элизабет молча посмотрела в его голубые глаза.

Красивые глаза. Выразительные. Глаза, которые все замечают, но не судят – не выносят приговор. Они улыбались ей, но в них она прочла отражение собственных сомнений.

– Что с тобой? – спросил он. – Дурные мысли? – Его голос звучал ласково, и вдруг ей почему-то сделалось легко.

Она кивнула головой.

– Наверное, я просто ненавижу ждать, – сказала она так, словно это могло все объяснить.

– Я знаю. Ты любишь, чтобы все было разобрано, снабжено ярлыками и разложено по полочкам.

– Я такая, какая есть, – ответила она с вызовом. – Все это потому, что я, – она нервно повела плечами, – ненавижу неопределенность. – Не желая вдаваться в подробности, она взяла поднос и направилась в гостиную.

Касс набросилась на бисквиты.

– Ммм… какая прелесть! Так что нового?

– Ничего, кроме того, что я тебе уже сказала.

– Хочешь, я подключусь? Я знаю несколько влиятельных людей…