Текст книги "Раскрыть ладони"

– Непоправимо, верно?

– О чем вы, господин?

– О своем здоровье, конечно же!

Когда-то он был темноволосым, но теперь память о прежнем цвете осталась только в бровях. И короткой щетине постриженной бороды. Забавно… И почему волосы не седеют равномерно? Хотя белая борода и черные локоны смотрелись бы еще страннее.

А лицо волевое. С таким лицом долго спорить не будешь, если вообще решишься. Чувствуется, держит прислугу в кулаке. А возможно, и не ее одну. Если этот человек богат, то непременно влиятелен, а влияние без характера не существует.

– Я не лекарь.

– Знаю. И поэтому ты здесь. Келли говорила, ты кое-что умеешь.

– Госпожа Каэлен слишком добра ко мне.

– Хочешь сказать, она солгала?

– Нет. Но, возможно, переоценила мои таланты.

– А вот это я проверю уже сам.

Сказано спокойно, но с явственно ощущаемой угрозой. Мол, не ты здесь решаешь, парень. Хотя сомневаюсь, чтобы игра голосом была устроена нарочно ради меня. Просто иначе этот мужчина говорить разучился. Или никогда не умел.

– Чем я могу помочь?

Суровые брови сдвинулись, словно их обладатель не ожидал подобного обращения. Но что я еще мог сказать? Меня просили о помощи, верно? Про плату же разговор вообще не заходил, стало быть, я тоже имею право немножко позадирать нос.

– Хех, а ты с норовом, как я погляжу… Но твоя правда, мне нужна помощь, а не услуга. Услуг я уже навидался и напробовался, только все они на вкус хуже дерьма.

А у него что, большой опыт по поеданию означенного яства?

Наверное, мое удивление слишком ясно читалось, потому что мужчина снова хохотнул:

– Да ты и сам должен знать. Неужто ни разу не пробовал?

– Простите, господин, я не понимаю.

– Ни единого слова? Ой, не верится! Ну ладно, не хочешь болтать, не надо. Я тебя не на беседу и приглашал.

Он отвел полу мантии в сторону и снова откинулся на спинку кресла:

– Что скажешь об этом?

Набрякшие вены, небольшая припухлость. Обычное дело для стариков. Немощные ноги. Но поправить можно. Конечно, бегать, как олень, не станет, но ходить без особой боли – вполне. Правда, не знаю, сколько мне понадобится времени.

– Ничего страшного.

– Так-таки и ничего?

– Вы могли бы обратиться к лекарю из тех, что промышляют магическим лечением. Он бы справился быстрее меня. И лучше.

– Нет, магия мне ни к чему. Не люблю я магов.

– Но я тоже внесен в Регистр.

Ясные, несмотря на возраст, глаза снова прищурились.

– Знаю. И знаю кое-что еще.

Я напрягся, ожидая худшего, и оно не преминуло последовать:

– Ты маг только наполовину, если не меньше. И сам толком не магичишь. То ли не умеешь, то ли не можешь. Другое важно, совсем другое.

Моего вопроса для продолжения беседы вовсе не требовалось, но, прежде чем это сообразить, я спросил:

– Что же?

– Ты – изгой, не прибившийся ни к одной из сторон. А значит, у тебя нет хозяина. Ты как приблудный пес, ожидающий на задворках трактира, когда вынесут помои, и готовый драться за пару обглоданных костей с такими же неудачниками.

– И вы…

– А я могу кинуть тебе кость с остатками мяса. За совсем небольшую службу. Послужишь?

Стою, борясь с желанием отряхнуться, отчиститься, стереть с лица хоть часть той грязи, которую на меня только что вылили. Всего лишь несколько слов, но лучше бы меня оплевали по-настоящему!

– Я заплачу. Разумеется, сколько сочту нужным, а моя щедрость зависит уже от твоего усердия. Будешь стараться, получишь косточку пожирнее.

Он имеет право так со мной говорить. Я имею право гордо повернуться и уйти. Если мне позволят, разумеется. Но не уверен, что смогу сделать и шага вон из комнаты: люди, подобные избраннику Келли, не оставляют в живых дерзких и непокорных. Или купить, или подчинить силой, третьего не дано. Свободный дух им не нужен. Что ж, если я хочу сохранить свою честь, мне нужно всего лишь плюнуть богачу в лицо. Но если я хочу выжить и отомстить за унижения… Сначала придется унизиться. До «ниже пола».

Словно желая помочь мне принять решение, мужчина небрежно замечает:

– Ты ведь видел лозы, когда шел сюда, и наверняка подумал, что в такой густой зелени может спрятаться кто угодно? Там и в самом деле кое-кто играет в прятки. Стражи, более верные, чем люди. Ты слышал что-нибудь о лозянках? Они малы, почти незаметны, даже когда касаются кожи, и не могут убивать сами, но от их «поцелуев» человек теряет способность двигаться и становится легкой добычей…

Невольно сглатываю и переспрашиваю:

– Добычей для кого?

– Для того, кто пожелает открыть охоту.

Предупреждение принято. Больше нет смысла раздумывать.

Опускаюсь на колени и кладу ладонь поверх фиолетовых змеек надувшихся вен.

Разве мне трудно? Ни капельки. Главное, не дать злому азарту разгореться раньше времени. Успеется. Спешат только храбрецы, а трусы никогда и никуда не торопятся, но, как ни странно, везде успевают.

А соломинки еще и перекручены… Придется повозиться. И за один раз не справлюсь. Но пока хотя бы ослаблю напряжение натянутых струн сосудов.

Это просто работа. Никаких чувств. Никаких сожалений. Все будет потом.

* * *

– Маллет – зл… грх… ш-ш-ш!..

Сжимаю мохнатую мордочку пальцами, сдавливая узкие челюсти и останавливая шипящие слова на полпути к выходу. Феечка хлопает крыльями, стараясь вырваться на свободу, злобно царапает коготками мою руку, но в конце концов, осознав безнадежность сопротивления, повисает безвольной тряпицей.

– Со слабыми справляться всегда легче, верно?

Он покидает густую тень, выходя на островок мостовой, освещенный бледным огнем давно не мытого фонаря. Спокойный и будто бы менее самодовольный, чем обычно, почти участливый, и такая смена настроения немного пугает. Что ж, господин старший распорядитель, вы добились своего, и не угрозами, а сменив маску вершителя судеб на личину доброго приятеля. Раньше нужно было начинать, глядишь, и сломали бы меня об колено.

– Еще бы. Иначе бы и не взялся.

Ослабляю хватку. Феечка, терпеливо дожидавшаяся возможности сбежать, тут же отлетает в сторону, но не спешит присесть на плечо Трэммину, предпочитая холодную незыблемость каменной ограды, а не живую плоть под коготками.

– И часто вы гуляете по ночам?

Он рассеянно поднимает голову, вглядывается в черное небо с редкими искрами звезд:

– Когда есть повод.

– А сейчас он есть?

– Да. И предлагаю разделить его на двоих.

Приглашение пройтись рядом? Прогуляться? Странновато. Но дядя в кои-то веки не язвителен и насмешлив, а похож на человека, так почему бы и нет? От меня не убудет, а вдвоем идти по ночным улицам сподручнее, нежели в одиночку, лихие люди трижды подумают перед тем, как напасть.

– Хотите поговорить?

– И ты хочешь не меньше меня. Угадал?

Да, тема для беседы у меня имеется. Правда, она будет малоинтересна кому-либо, но говорить я могу много, долго и цветисто. Только не совсем связно ввиду большого количества ругательств, так и рвущихся наружу.

– Что вам нужно?

– Ох, и когда же ты научишься быть любезным, племянничек? – вздохнул Трэммин, пристраиваясь сбоку и задавая ритм шагов. – Правда, в твои годы я тоже любил повздорить и подерзить, но всегда знал меру, заметь! Всегда.

– Хотите сказать, нужно тщательнее выбирать, кого приветить, а кому отказать?

– Ну хоть что-то ты понял! Начинаю тобой гордиться. Не смейся, я говорю совершенно серьезно. Верить или нет, выбирай сам, но сейчас… Разговор пойдет вовсе не о вере.

– А о чем? О надежде? Или, может быть, о любви?

Дядя качнул головой, пряча улыбку:

– Любовь – очень полезное чувство. Она делает людей уязвимыми и слабыми, превращая самую неприступную крепость в жалкий заборчик. В моих надеждах именно любовь сыграла главную роль… Но я опять отвлекся. Лучше скажи, как тебе понравился дьен Райт? Молчишь? Тогда позволь ответить вместо тебя. Позволишь? Это ужасный человек, лишенный способности уважать хоть кого-либо. Только деньги и сила, вот что имеет для него значение.

Можно подумать, господин старший распорядитель ценит другие вещи! Но в одном он прав. Чувствую я себя просто чудовищно, и виной моего плачевного состояния является именно человек с больными ногами. Зато рассудок у хозяина Виноградного дома здоровее, чем у многих. Во сто крат.

– Полагаю, ему все равно, кто и что о нем думает.

– Разумеется! Его мало заботят чужие чувства. А вот меня очень даже беспокоят. Зачем ты ходил в его дом?

Ага, вот мы и добрались до сути! Но правду я ведь все равно не скажу. И потому, что не имею права раскрывать не принадлежащие мне секреты, и потому, что одну извинительную подать уже уплатил, а на вторую денег еще не накопил.

– Вам хорошо известно, зачем меня обычно зовут.

– Избавиться от заклинаний, конечно же… Часом не от охранных?

В дядином голосе слышны любопытствующие нотки. Не к добру это, ох не к добру.

– Нет, дело гораздо проще. К охране отношения не имеет.

– Жаль, – вздохнул Трэммин. – Но, возможно, оно и к лучшему, никто не заподозрит…

– Не заподозрит что?

Мой интерес оставили без внимания, заставляя от следующего вопроса насторожиться еще больше:

– И ты придешь сюда снова?

Приду. Возможно, не один десяток раз. Хотя сомневаюсь, что меня допустят до лечения той части тела, которую желает видеть во всеоружии Келли.

Приду, конечно. Но зачем это нужно знать господину старшему распорядителю?

– Какая разница?

– Ты не ответил.

А врать ведь бессмысленно, легко проследит и проверит. Стало быть, нужно говорить правду:

– Да.

– Через какое время?

– Вы задаете странные вопросы.

– Разве? Просто любопытствую.

Да уж, простенькое такое любопытничанье… Но у меня нет желания играть словами, особенно на ночь глядя. Если ему что-то нужно, пусть говорит прямо.

– Какое значение для вас имеют мои ответы, если вы так настойчиво их добиваетесь?

Трэммин усмехнулся злее, чем полагалось для приятельской беседы, но справился с голосом, удержав чувства в узде:

– Сейчас я расскажу то, что известно лишь избранным и крайне неболтливым людям. Это дорогая тайна, но тебе… Тебе, пожалуй, можно ее доверить. По-родственному. Ты же не предашь своего любимого дядюшку?

С превеликим удовольствием, если бы мог. Если бы было, кому и за что предавать. И если бы меня стали слушать.

– Мне не нужны ваши тайны.

– О, ошибаешься! Очень нужны. Просто ты пока не понимаешь, как сильно в них нуждаешься!

Неподходящее время, неподходящее место, собеседник, от которого следовало бы держаться подальше, так теперь еще и какие-то тайны… Определенно, удача отвернулась от меня окончательно. Придется лицезреть филейную часть капризной госпожи, но надеюсь, не слишком долго.

– Если желаете, говорите поскорее. Уже поздно, я устал и хочу спать.

– А много времени и не понадобится, – уверил меня дядя. – Сейчас свернем вон в тот проулочек и поговорим. Быстренько и по делу.

В узком коридоре глухих стен Трэммин остановился и, отослав феечку стеречь покой и неприкосновенность нашей беседы, сменил тон с приятельского на бесстрастный.

– Думаю, тебе известно, что Анклав располагает достаточными средствами, чтобы не чувствовать уязвимости перед всем прочим миром? Да, я говорю о золоте, именно о нем. Но золото, к сожалению, нельзя есть… Еще два столетия назад верховный маг, понимавший сию простую истину, начал беспокоиться о будущем Анклава и, зная, с каким недоверием простой люд относится к одаренным, решил действовать через посредников. После долгих размышлений были выбраны несколько благонадежных, но, разумеется, не слишком заносчивых семей, и им было предложено поспособствовать благополучию Саэнны. Конечно же, с учетом их собственной выгоды! На деньги Анклава были куплены пастбища и рудники, леса и посевные угодья, но, поскольку Анклав не мог открыто признать свои владения, для всего мира хозяевами были названы эти семьи.

– Почему же не мог? Ведь глупо и опасно отдавать деньги кому-то постороннему.

– Разумеется, но… – Дядя скорбно поджал губы. – Со времен окончания Долгой войны Анклаву запрещено обзаводиться собственными владениями, кроме Обители. Иначе королевства снова выступят против нас, и тогда…

Никакое количество магов не сможет сдержать натиск разъяренных людей. Хотя бы потому, что силенок не хватит. Понятно, что же тут не понять?

Полагаю, жители королевств не догадываются о том, что всесильный и гордый Анклав вынужден зависеть от горстки самых обычных людей. Правителям сия тайна, конечно, известна, но думаю, они берегут свои знания не менее свято, чем маги. Иначе подобие мира исчезнет, обрушивая все заинтересованные стороны в бездну очередной войны…

И все же дядя лукавит. Хорошо, теперь я знаю кое-что важное. Но никаких доказательств у меня нет и быть не может. Так что проку в секрете, открытом господином старшим распорядителем? Хочет заставить гордиться оказанным доверием? Не-е-е-ет. Мне ни жарко, ни холодно от такой любезности. Хотя расспросить поподробнее все же не повредит:

– А с этими семьями хотя бы заключили договоренность?

– Заключили. И соглашения исправно выполнялись обеими сторонами. Но песок времени не прекращает свое движение, стирая память о прошлом. Кто-то умирал, кто-то рождался, кто-то уставал, кто-то норовил избавиться от обязательств, не желая служить… И совсем недавно единственным хозяином всех угодий Анклава за пределами Саэнны стал один человек. Дьен Райт Амиели.

– Значит, он несметно богат!

– Не он, а Анклав, – не преминули с назиданием поправить меня. – Он всего лишь распоряжается имуществом. И в последнее время…

– Почувствовал свою силу?

Невинное предположение оказалось верным, потому что в ответ Трэммин зло фыркнул:

– Он не посмеет нарушить договор!

Хм. Если все вокруг безоблачно, то откуда взялись грозовые тучки в голосе дяди?

– Так в чем же беда? И зачем вы мне все это рассказываете?

– Есть причина. Вернее, бумага, подписанием которой дьен Райт после своей смерти передает все владения другому человеку.

– Что-то вроде наследственного назначения?

– Да, оно самое. И имя пока не вписано.

– А Анклаву, разумеется, нужно, чтобы следующим прислужником стал верный человек? Разочаровались в семействе Амиели?

По лицу дяди даже в слабых отсветах фонарей было видно, как тяжело дается честное признание в собственной слабости. Но оно все-таки состоялось:

– Люди из этого рода чересчур своенравны и в любой миг могут начать играть в свою игру. А мы можем лишиться всех денег.

– Веская причина, не спорю. Но причина для чего?

– Я уже упомянул о бумаге. Она хранится в Виноградном доме и недоступна никому из магов. Потому что дьен Райт не пускает их на порог.

– Но меня же пустил?!

Снисходительный вздох обжег мою щеку:

– Ты не маг, мой мальчик. И никогда им не станешь. Но твоя обделенность способна оказать Анклаву услугу, за которую… Будет заплачено более чем щедро. Тебе не придется ни в чем нуждаться, поверь!

Верю, и с превеликой охотой. Потому что знаю, в каком состоянии действительно перестану испытывать малейшие нужды. В мертвом. Дядя только что прямо и четко заявил мне о веселенькой участи помочь Анклаву и сгинуть без следа в одной из могил для бродяг. Интересно, и он всерьез уверен, что я соглашусь? Но я же не круглый дурак, чтобы покупаться на такую уловку!

– Знаете, я и сейчас не особо нуждаюсь… Как-нибудь без меня, хорошо?

Трэммин постучал пальцами по задумчиво оттопыренной нижней губе:

– Я предполагал, что ты ответишь именно так.

Ну да. Другого варианта не было. Прислуживать Попечительскому совету в лице дяди? Не собираюсь. По доброй воле, имею в виду. А воля господина старшего распорядителя как раз наоборот, злая.

– Разрешите откланяться?

– Не торопись.

Все, из голоса Трэммина исчезли последние доверительные нотки. Осталась только сталь, острая и напитанная ядом.

– Не хотелось действовать грубо, но ты сам виноват. Скажи, известно ли тебе, что маги имеют право вступать в договорные отношения с членами гильдии Убийц только при подписании определенных бумаг?

О-о-о, запахло жареным. Я бы даже сказал, паленым. Хуже, чем от феечки.

– Да.

– Хорошо. А теперь поговорим о двух странных случаях, совсем разных, но связанных между собой участием одного и того же человека.

– Что за случаи? И что за человек?

– Ты, разумеется, ты, мой любимый племянничек! Хоть на суде и не было представителей Анклава, поскольку проступок выходил за пределы магического влияния, не думай, что я остался в полнейшем неведении относительно безобразия, происшедшего… – Он остановил словоизвержение, успокаивая чувства, и продолжил только после небольшой паузы: – Заявитель снял обвинение, но все присутствующие ясно видели причину, по которой он это сделал. Не надо ходить к гадалкам, чтобы понять: кто-то из Теней оказал тебе дорогую услугу.

– И что с того? Это могло быть просто дружеским участием.

– Дружеским, говоришь? Ну-ну, пусть так. Тогда объясни, каким образом зачарованное тобой оружие оказалось на месте убийства одного не слишком достойного, но влиятельного человека?

– Оружие?

– Арбалетные стрелы.

– И я их чаровал?

Ничего не понимаю. Совсем ничего.

– Чарователем был именно Маллет Нивьери, как подтвердили дознаватели Регистровой службы. Или ты забыл, что когда-то сдавал экзамен на право быть занесенным в Регистр?

Нет, помню довольно хорошо, ведь прошло не так уж много времени. Но почему… На стрелах не должно было остаться никаких следов чар! Особенно после использования. Собственно, я и согласился на чарование именно по этой причине. Дядя лжет? Подкупил дознавателей? Нет, быть того не может. Если находят зачарованную вещь, ее помещают в особое хранилище, дабы сберечь в неприкосновенности любые остатки заклинаний. Кто-то подделал мое плетение? Невозможно. Сравнение с образцами экзамена сразу же раскусит фальшивку. Но тогда…

– Не нужно было сообщать чарам так много Силы, любезный племянничек.

Много?! Да откуда мне было ее взять? Разве только…

Будь я проклят! Незакрытая «шкатулка». Обрывки Нитей, разлетевшиеся по чердаку. Они парили в воздухе, пока… Не нашли местечко, к которому можно прилипнуть. Татуировка Тени. Сколько убийца унес на себе? Не один десяток моих заготовок. А когда приступил к исполнению заказа и спрятал черный узор в глубине плоти, капельки Силы снялись с насиженного места и устремились туда, где чары чувствовались явственнее. К оружию.

Мне конец? Очень похоже.

– Но почему я не могу поработать с оружием, пусть и для Тени? Это не запрещено.

– Если подписана соответствующая бумага. А дьен Сагинн утверждает, что не выдавал тебе виграмму на чарование оружия. Следовательно…

Он даже не стал продолжать. Невинно поднял взгляд к узкой полоске черного неба, скрестил руки на груди и сделал вид, что совершенно равнодушен к выводам, которые должны последовать из всего сказанного.

– Я должен заплатить еще одну подать?

– Если бы все было так просто, любезный племянничек, если бы все было так просто…

– А разве есть сложности?

– То, что ты утаил пару монет от бдительного ока Анклава, еще полбеды. Но то, что ты завел дружеские отношения с Гильдией… Ты хоть понимаешь, как это опасно?

Нет, не понимаю.

– Опасно?

Дядя сменил тон с сочувствующего на хорошо выверенный наставнический:

– Анклав дает приют Теням в пределах Саэнны, за сие благодеяние ни один из убийц не поднимет руку на мага. В городских стенах, разумеется. Понимаешь? Этот город – единственное место в мире, где и мы, и они можем чувствовать себя в полной безопасности. Единственное! Но между нами не должно возникать отношений, хоть сколько-нибудь выходящих за рамки договоренностей. Только то, что укладывается в строчках виграммы.

Ага, можно подумать, один я волшебствую в обход правил! Каждый второй занимается этим вместе с каждым первым. Что же такого страшного узрел дядя в моем проступке?

– Я просто не успел…

– Не успел, не захотел, не смог… Разница небольшая, Маллет. Ты завел дружбу с Тенью, а сие недопустимо.

– Дружбу?! Да с чего вы взяли?

– С твоих же слов. Помнишь? Ты назвал «дружеским участием» вмешательство убийцы в ход недавнего суда. Думаю, ты догадываешься, что и Тени обязаны сообщать главе Гильдии о своих действиях против других людей? Более того, принятие заказа сопровождается… Хотя откуда тебе знать эти тонкости? Но так и быть, расскажу.

Трэммин скучающе вздохнул и продолжил:

– Убийства из корысти запрещены законами людскими и божьими, а потому причинение намеренного смертельного вреда карается в любом уголке Четырех Шемов. Саэнна не исключение. Человек, чья вина в совершении убийства установлена дознанием или подтверждена хотя бы тремя свидетелями, подлежит немедленной казни. Без пощады. При этом имущество убийцы изымается в пользу… Поэтому горожане даже не помышляют собственными руками мстить своим обидчикам, а нанимают тех, кому это дозволено.

– Разве Тени точно так же не преследуются и не казнятся?

– А за что? Они ведь всего лишь выполняют заказ. Оказывают услугу, не более.

– Но убийство все равно остается…

– Убийством. – Дядя согласно кивнул. – И любой гильдиец может понести заслуженное наказание, если… Будет пойман, пока длится tann’ami.

– Что это такое?

– Обычай, сохранившийся с незапамятных времен. Многие до сих пор верят, что в наемного убийцу на это время даже вселяется душа заказчика… Но интереснее другое. В течение tann’ami Тень будто лишается всех и всяческих прав, становясь добычей для первого встречного. Видел рисунок, каким помечаются все, состоящие в Гильдии? Так вот, после заключения договоренности, а оно проходит сложнее, чем подписание виграммы, уж будь уверен, татуировка на время исчезает, снимая с убийцы неприкосновенность. И если он не будет достаточно расторопен, чтобы сбежать и укрыться… Более того, на мертвом теле рисунок будет указывать, как погиб его хозяин. К примеру, если Тень убьют спустя хоть вдох после окончания tann’ami, убивший заслужит казнь.

Запутанно. Но хитро и выгодно.

– И кто же даровал Теням такие странные права? Какой глупец?

Трэммин фыркнул:

– Ты бы на его месте поступил точно так же, если бы стены твоего дома были окружены тысячами убийц! Но оставим в покое прошлое, потому что настоящее… Приятели вы или нет, мне неважно. Но и ты, и он нарушили правила, действуя… По-дружески, да?

– Почему мы не можем быть друзьями?

– Можете. Только очень недолго. До того мига, как об этом узнают в Анклаве и в Гильдии. Война, конечно, не разгорится, но лишь в одном-единственном случае.

– Каком же?

– Если тебя выдадут Теням, а твоего приятеля заполучит Надзорный совет. Правда, есть одна загвоздка…

Дядя ласково провел кончиками пальцев по моей щеке:

– Ни их сторона, ни наша не позволит, чтобы ее секреты стали известны, следовательно, с вами обоими проделают все надлежащее, чтобы… Обезопаситься. Но это не отменит попыток проникнуть в чужие тайны. И пыток не отменит. Хочешь узнать на своей шкуре, как искусны Тени в развязывании языков? Думаю, нет.

И хотелось бы отшатнуться, да не получается, потому что смятение мыслей оставляет тело без присмотра.

– Какие еще секреты?! Мне же ничего не…

– А вот это уже неважно, любезный племянничек. Тебе – нет, кому-то другому, до кого можно добраться с твоей помощью, – да.

– Известно «что»?

– К примеру, как уменьшить продолжительность tann’ami. Так, чтобы татуировка возвращалась на место сразу же после исполнения заказа.

Действительно, заманчиво. Получить возможность безнаказанно убивать, при этом не нарушая ни малейшей буквы договоренностей. За подобные знания можно заплатить очень дорого. По крайней мере, жизнью. И не одной.

Жаль, что я при всем желании не смогу проникнуть в таинство tann’ami. Теперь, хотя бы назло дяде, постарался бы разобраться и… Нет. Страдать-то будут по-прежнему невинные люди, а Анклав в лучшем случае поморщится, поворчит, да придумает новую пакость. Но в одном дядя прав. По дружбе можно совершить всякое разное. Даже глупость. Если бы меня с Тенью и впрямь связывали дружеские отношения, я бы, пожалуй, попробовал облегчить жизнь своего друга. Эх… Вот еще один повод обходиться без друзей.

– Вы всерьез думаете, что кто-то из магов пойдет на выдачу секретов?

– Дай им волю? Да. Непременно. С жаждой превеликой выгоды. Поэтому вот уже несколько столетий подряд Анклав примерно наказывает тех, кто оказывается замечен в недозволенных отношениях.

Мне подписали смертный приговор? Похоже. И что остается?

– К чему, на самом деле, вы все это рассказали?

– Ты же умный мальчик, Маллет, и не совершишь дурацкой ошибки, верно?

– Я пока не знаю, в чем она может заключаться. Объясните?

– Ну наконец-то! – Трэммин довольно хлопнул в ладоши. – Так бы сразу… Все, что от тебя требуется, это помочь выкрасть бумагу, о которой я рассказывал.

Предсказуемо. Бумагу выкрадем, нужное имя впишем, и дьен Райт будет разом не нужен и не опасен.

– Но как?

– Ослабь охранное заклинание на окне той комнаты, где будешь находиться, только и всего.

– Вы понимаете, о чем просите?

– Прошу? – Голос дяди заледенел. – Время просьб закончилось, Маллет. Теперь будут только приказы.

Вот это я хорошо понимаю. Да и не особенно сопротивляюсь. Поздно трепыхаться.

– Простите, неудачно выбрал слово. Я ведь не могу действовать при свидетелях, потому что мне нужно… э-э-э… двигаться. И если кто-то увидит, то…

– У тебя будет несколько минут. Если, разумеется, ты назовешь точное время своего визита в Виноградный дом. Итак, когда тебя ждет дьен Райт?

– Завтра вечером, сразу после десятого удара колокола.

– Отлично! Поздновато, но… Сойдет.

– Сделаете так, чтобы я остался один?

– Да. Но ты должен будешь работать быстро.

– И что потом?

Трэммин, уже повернувшийся, чтобы уйти, недоуменно оглянулся:

– Потом?

– Я смогу жить так, как захочу? Без вашего участия?

Он что-то прикинул и улыбнулся. Во весь рот, довольно оскалив зубы.

– Разумеется, любезный племянничек! Именно так, как захочешь.

Интересно, меня убьют или все-таки помилуют? Просьба, ой, простите, приказ дяди выглядит вполне безобидным, и хочется верить… Впрочем, а что мешает господину старшему распорядителю и в самом деле подарить мне свободу? Я же ничем не опасен. Во всем нашем разговоре не было ничего из ряда вон выходящего и стоящего. Да и подтвердить его содержание некому, потому что свидетелей не было. Феечка не в счет, хотя точно запомнила каждое слово, – ручная зверушка, и только. Результат размышлений? Очень простой. Никакой угрозы для Трэммина я не представляю. Так стоит ли изыскивать средства, чтобы меня убивать, тем более непонятно чьими руками, если Тени не могут причинить вред магам? Конечно, услуга, оказанная дяде, запрет меня в стенах Саэнны на веки вечные, но… Этот город ничем не хуже других. И я даже люблю его. Хотя следовало бы ненавидеть.

* * *

– А попробуйте этот шелк: он на ощупь нежен и мягок, словно…

– Словно ваши губки, любезная дьеси!

Служка ткацкой лавки зарделась ярче алого шнура, который я уже с минуту теребил в пальцах, а паренек, отвесивший неуклюжий комплимент, ко всему прочему еще и глупо хихикнул.

Веселятся, дети. Играют во взрослых. Ему не больше девятнадцати, а она, похоже, только-только отметила шестнадцатилетие. Оба юные, забавные, милые, но отнюдь не наивные. Я в их годы был не в пример тупее. По крайней мере, увидев прелестную девицу, не подумал бы, что нужно тащить ее в постель или хотя бы в укромный уголок. Да и сейчас не думаю, что уж там. У меня мысли сегодня о работе. Только о ней. Поэтому, едва поймав мой взгляд, служка остановилась на полпути, заменив игривую улыбку безразлично-услужливой, а с этим безусым любезничает… Сколько уже? Четверть часа, не меньше. Впрочем, оно мне на руку.

Да, пожалуй, именно этот шнур и возьму. Чего желал Тень? «Веселую вдову»? Будет такая, что обхохочешься. Обтяну рукоять, а если настроение позволит, вывяжу на ней узелками что-нибудь заковыристое. Или обидное. Ну уж непристойное, это точно! Благо настроение соответствующее.

Почему все внутри дрожит? Я ведь не боюсь на этот раз. Чего бояться-то? Все, что требуется, – снять охранное заклинание с окна. Конечно, само по себе дело непростое, но и не слишком хитрое, было бы время. Кстати, если дядя обманет и не отвлечет слуг и домочадцев Райта на нужное количество минут, могу с чистой совестью ничего не делать. И упрекнуть меня будет не в чем. Правда, с большим удовольствием я бы выполнил все порученное в точности.

Нехорошо красть или помогать ворам? Наверное. Но у меня с хозяином Виноградного дома личные счеты. Да, силенок, чтобы отомстить за унижение, немного, но удобный случай подвернулся, и теперь грешно сомневаться и отступать. Только вперед! Да и риска нет никакого: сниму чары, спокойненько уйду, а уж кто полезет в окно и когда, меня не волнует. Скорее всего, кража намечена на позднюю ночь, чтобы большая часть обитателей дома в это время крепко спала. Нет, волноваться мне совершенно не о чем.

Кроме одного. Как именно дядя сдержит свое слово? Забудет о моем существовании? Было бы замечательно. На большее рассчитывать не буду. А чтобы не возникло даже возможности обвинения, сделаю все так, чтобы охранное заклинание снова вернулось на свое место после того как ограбление будет совершено. Скажем, к утру. Все равно ведь раньше не хватятся пропажи? Да и потом вряд ли. Вот только если Райт догадается, что я причастен к воровским делам… Постарается отплатить сторицей. Но там мы уже посмотрим, кто кого! Ведь если верить словам господина старшего распорядителя, Амиели станет совершенно безобиден, как только в руки Анклава вернется давний договор.

– Какая неожиданная встреча… Как поживаете, дьен Маллет?

Увлеченный азартными размышлениями, я и не заметил, как она вошла в лавку и оказалась совсем рядом со мной. Все такая же дородная и расплывшаяся, только лицо кажется изможденным и оттого словно похудевшим. А под глазами пролегли сероватые тени, совсем не свойственные прежнему пышущему здоровьем облику.

– Как и всегда, любезная дьеси. Как и всегда.

Карин перевела взгляд на развешанные на стене отрезы тканей. Да, и по профилю заметно, как женщина осунулась. Такое бывает либо после долгой болезни, либо… После болезненных переживаний. Первой взяться было неоткуда, зато вторые возникли не без моего участия. И очень возможно, только по моей вине.

– А как поживаете вы, дьеси? С торговлей все хорошо?

– Да уж какая тут торговля… Хотя врать не буду, люди стали чаще захаживать. Всем охота посмотреть, где служил человек, так страшно закончивший свои дни.

– Мне очень жаль, дьеси. Правда жаль. И я хотел бы извиниться перед вами.

– За что же? – всплеснула руками купчиха. – Это я, я должна во всем виниться! Это же только из-за меня все случилось!

Ну уж, так-таки и из-за нее… Глупо взваливать ответственность за смерть Харти на бедную женщину, ослепленную ревностью. Хотя разве я давал повод? Разве уверял, что влюблен? Обещал хранить верность? Ни разу. Ни полусловом. Ни полувзглядом.