Текст книги "Раскрыть ладони"

– Дьеси, вы совершенно ни в чем не…

– Ой, только не жалейте глупую старуху! Надо было мне думать хорошенько да не забывать, кто из нас кто. Вот всего на минутку вообразила невесть что, и сразу…

– Вы вовсе не старуха, дьеси Карин. А виной вашего воображения стало мое недостойное поведение.

Она выслушала внимательно, но после все равно упрямо качнула головой:

– Недостойное? Да тот же Харти мне такие мерзости на ушко шептал, аж тошно становилось!

Любопытное открытие. Мой скромный приятель, оказывается, был не таким уж стеснительным.

– Оттом с вами заигрывал?

– Да это уж не заигрыш был, – призналась купчиха. – Все после началось. Когда он вас страже сдал. Пришел и прямо с порога заявил, мол, я для тебя все сделал, чтобы свою любовь доказать, теперь и ты докажи.

Брр… Могу себе представить. Мерзостное зрелище. Судя по рассказам Келли, в Доме радости с Харти брали больше монет, чем с любого другого посетителя, потому что ни одна девица не соглашалась ублажать худосочного уродца за обычную плату.

А ведь он наверняка и в этом мне завидовал, если случайно прознал про мое знакомство с подопечной Науты. Да, причин мстить у Оттома имелось в избытке.

– Не продолжайте, дьеси, не нужно.

– А продолжать и не о чем. Я ведь не смогла. Отговорилась чем-то, попросила подождать. Сказала, что пока не увижу, как вас… осудят, не смогу успокоиться.

Откуда столько горечи в голосе? Неужели переживает по-настоящему? Было бы из-за чего!

– Хорошо, что вам не пришлось…

– Да уж хорошо, слов нет! А когда он там, перед судьей, во всем сознался, меня такая злость взяла, что если бы его стражник не добил, я бы сама, своими руками…

– И все равно простите.

– Да полно вам виниться-то! Вы мужчина видный, красивый и обходительный, силой никого в свои объятья не тянете, а что женщины рядом с вами голову теряют, так за то судить нельзя.

– Мне следовало бы почтительнее относиться к вам и не устраивать в вашей лавке…

– Я же сказала, полно вам! – Толстые пальчики Карин легли на мои губы, запрещая продолжать. – Вы ведь достойно себя вели и даму ту в свидетели не позвали, хотя могли бы. И не оправдывались, как тот же Харти, когда случаем хрусталинку разбил. Ох, он и плакался тогда, на коленях вокруг меня ползал, весь паркет штанами до блеска натер… Нет чтобы честно сказать, мол, виноват, исправлюсь. А вы…

Я сжал ее ладошку в своих, чуть отстраняя от губ, но совсем ненамного.

– Рад, что вы не сердитесь.

– Сердиться? С чего бы? Я ведь с вами говорить хотела, и когда тут увидела, сразу и подошла.

– Говорить? О чем?

Щеки Карин зарделись, возвращая бледному лицу прежние краски:

– Я сказать хотела, что… Вы уж не брезгуйте только, хорошо? Знаю, что грешно вам такую службу предлагать, но если надумаете… Я пока на место Харти никого брать не буду. Людей подходящих поблизости нет, да и… Боюсь я теперь кого-то к себе приближать. Был вроде безобидный человечек, а на поверку каким оказался? Страшнее демона в сотню раз! Я так думаю, что он бы меня со свету сжил, а все мое хозяйство под себя подобрал. И ведь замечала, что жадный, а даже помыслить не могла, на что способен. А вот вы… Вас бы я с радостью до хозяйства допустила. Вы человек честный.

Куда уж честнее! Неужели она не поняла?

– Любезная дьеси, мне лестно слышать от вас такие слова, но они не про меня. Я мало чем отличаюсь от Харти и, признаться, желал бы добиться того же, что и он.

– Но ведь не добивались?

Просто не успел. Будь у меня побольше времени и поспокойнее жизнь, обязательно попробовал бы поймать купчиху в сети любви. Хотя бы ради развлечения.

– Я не сделал этого только потому, что…

– Потому что не хотели смеяться над бедной женщиной. Я ведь тогда, пока этот наглец с вашей сумкой орудовал, все ждала, что вы меня охмурять начнете. Ой, как ждала! И если бы слово ласковое хоть одно услышала, не было бы ничего этого. Совсем ничего. А вы спокойно так разговаривали, мол, даже если что и было между нами, то закончилось, не начавшись. Я ведь и поэтому еще разозлилась. Целую ночь в подушку плакала, все думала, почему с другими можете миловаться, а со мной никак? А потом поняла.

Интересно, что она могла понять? Я свои поступки вообще не разбирал по косточкам, а Карин над ними, оказывается, упорно размышляла. Наверняка навоображала такого…

– Не обманщик вы. И никогда им не будете. Если с какой женщиной дружбу-любовь водите, то на других не заглядываетесь. Потому что не хотите, чтобы и ей, и другим больно было. Ох, и почему мне в юности такой мужчина не встретился? Уж я бы за него руками и ногами держалась!

– Может быть, еще встретится. Откуда вам знать?

– Может, и встретится, – согласилась Карин, вздыхая. – Да только теперь, хочу не хочу, каждого по вам мерить буду.

– Не нужно! – Я успокаивающе поцеловал кончики дрожащих от волнения пальцев. – Все люди разные. И у каждого должна быть своя мерка. Я ведь тоже не во многом хорош.

– А и пусть! Только в том, что мне видно, лучше и быть не нужно!

Вот как? А ведь мне впору гордиться услышанным. Но почему-то радость уступила свое законное место горьковатому сожалению. Не от того человека я хотел бы получить похвалу, не от того… Но быть неблагодарным не собираюсь.

– Вы очень добрая женщина, дьеси. И очень щедрая.

Она помолчала, потом с легкой обидой заглянула мне в глаза:

– Но вы все равно не придете?

– Почему же, приду. Между нами и так есть договоренность, я не собираюсь ее разрывать. А если смогу помочь еще чем, только скажите. Но согласиться на ваше предложение… Не могу. Сейчас не могу. Простите.

– Если сейчас не говорите «да», то и потом не скажете, – сделала верный вывод купчиха. – А и ладно. Только теперь душенька моя стала спокойна. К тому же… «Нет» вы тоже пока не сказали!

Она вдруг лукаво подмигнула мне, становясь похожей на шаловливую девчонку, с заметной неохотой высвободила свои пальчики из моих и отправилась к служке требовать отрез то ли синего шелка, то ли зеленого, я уже не прислушивался. Я стоял, разглядывая свою ладонь, и почему-то думал о ней как об осиротевшей.

Конечно, предложение Карин не для меня. Помогать в лавке? Довольно постыдное занятие для мага. Но объяснять это женщине не буду. Никогда. Потому что она не поймет.

Чтобы выжить, можно пойти на любые сделки с совестью и гордостью, это верно. Но мне мало выжить. Я хочу ЖИТЬ. И жить именно так, как мне видится правильным. Продолжить свой род, к примеру. И сделать так, чтобы имя Нивьери произносили с уважением, а не презрительно сплевывая.

Проклятие, пальцы пахнут все тем же, хотя оттирал их с утра в мыльном растворе со всей возможной старательностью! Странный запах. Словно я вчера покойничка щупал. Долго и настойчиво.

* * *

– Ты никогда не опаздываешь?

К сожалению. И на встречу с собственной смертью наверняка явлюсь заранее. Чтобы не заставлять достойную дьеси ждать.

– Я пришел в назначенное время. Это предосудительно?

Последний из рода Амиели, тяжеловесный седовласый Райт, будущий супруг моей бывшей возлюбленной и просто не слишком приятный в обхождении человек, на мгновение остановил взгляд на моем лице, от чего мне стало весьма неуютно. Поэтически говоря, сырость, витавшая вокруг, нашла лазейку к моим внутренностям, а чувствовать себя заиндевевшим камнем… Не то ощущение, к которому я стремлюсь. Совсем не то.

– Предосудительно? Пожалуй, нет. Всего лишь немного странно.

– Я всегда соблюдаю условия договоренностей.

– Похвально. Но говоря о странности, я имел в виду как раз твое согласие.

– Согласие на что?

– На столь поздний час.

Да, поздний вечер – не самое удобное и безопасное время для прогулок по городу. И хотя по Верхним кварталам стражники ходят охотнее и чаще, чем по Нижним, да и смотрят за порядком усерднее, и тут, и там есть возможность нарваться на любителя чужих кошельков и чужих душ. Потому что, несмотря на все строгости законов, отчаянные люди находятся везде. Вот как те двое в квартале Медных Голов. Убивать меня, конечно, не собирались, но покалечили бы изрядно.

– Право выбора принадлежало вам, а не мне.

– Но ты мог возразить.

Чего он пытается добиться этим разговором? Просто коротает время? Так пусть позволит мне уйти, а сам позовет Келли, с которой можно заняться чем-то куда более приятным, нежели…

– Зачем? Если вы назначили именно такой час, значит, вам это важно. И другой стороне остается только принять поставленные условия.

– Тут ты прав. Мне – важно. Кому-то еще, вполне возможно, наплевать… А из тебя вышел бы хороший слуга. Послушный.

В последнем слове послышалось нечто, похожее на злорадство. Или на удовлетворение. Но мне не захотелось углубляться в тщательный разбор впечатлений:

– Вы пригласили меня для беседы?

– Разумеется, нет. Делай свое дело.

Он и в этот раз не соизволил принимать меня лежа, чтобы хоть немного облегчить доступ к больным ногам. Пришлось снова опускаться на колени, подкладывая под задницу собственные пятки – сиденье не особенно удобное, но единственное из доступных.

Сегодня вены выпирали поменьше, и мне вовсе не мерещилось в рассеянном свете свечных огоньков: пальцы сообщали со всей уверенностью, что мое вмешательство принесло плоды. Пока еще небольшие, совершенно незрелые, хрупкие, но тем не менее обнадеживающие. Ноги я старику поправлю, сомнений нет. А вот что делать с просьбой Келли?

– У тебя хорошие руки.

– Ммм?..

Поднимаю голову и встречаю внимательный, почти изучающий взгляд.

– Любопытно, а все прочее как? Настолько же отменно работает или наоборот?

– Я не совсем понимаю…

Райт положил затылок на подушку подголовника:

– Мудрецы учат, что плоть не может быть хороша равномерно и что если в каком-то своем месте она обладает удивительными качествами, это значит, что существует уголок, обделенный малейшими достоинствами.

– Мудрецам виднее.

Стараюсь не смотреть ни на что, кроме опухших голеней под своими ладонями.

– Они тоже так утверждают, – насмешливо заметил хозяин Виноградного дома. – И кое в чем я с ними вполне согласен. Я давно уже живу на свете и много раз встречал людей, с виду и красивых, и здоровых, вот только внутри у каждого из них непременно скрывалась гнильца…

– Очень интересно.

– Можешь не поддакивать, не нужно. Я знаю, что ты меня слушаешь. Зачем? Вот это вопрос. Из почтения к моим сединам? Тогда довольно лишь делать вид. А ты все слышишь, каждое слово. Хотя при этом с удовольствием заткнул бы мне глотку… Что, угадал?

Продолжаю поглаживания после небольшой, но заметной запинки. Да, заткнуть хочется. И я даже мог бы это сделать, но… Не дозволено. Сегодня у меня есть важное поручение, от которого будет зависеть очень многое.

– Вам нужен мой ответ?

Райт довольно похохатывает:

– Я его знаю и без подсказок! А вот почему ты поступаешь так, а не иначе, все равно не признаешься честно, поэтому… Мне интересно совсем другое. Где прячется твоя гнильца?

Молчу. Хочет поиграть в загадки? На здоровье. Только пусть развлекается самостоятельно.

– И нечего строить из себя оскорбленную невинность! Скажешь, безгрешен? Нет. Не сможешь. Да и кто из нас чист перед людьми и небесами? Думаю, на всем свете не найдется ни одного живого существа. Даже младенец и тот виноват тем, что раздирает чрево матери, стремясь выйти наружу… В самый красивый сосуд с давних времен и до наших дней наливают самое дрянное вино.

Непонятный разговор. Унизить меня больше, чем в прошлый раз, уже нельзя, так зачем ведутся эти глубокомысленные размышления вслух? Он что-то хочет выудить у меня? Или, напротив, что-то мне доказать или объяснить? Есть еще возможность, что хозяин Виноградного дома попросту кичится своим непревзойденным умом и, за неимением других слушателей, мучает философскими беседами меня. Какой вариант верный? Не могу понять. Но то, что у разговора есть цель, чувствую очень ясно. Яснее, чем горящие соломинки под пальцами.

– Да и зачем далеко ходить? Вот взять мою будущую жену. Красива ведь, негодяйка? Красива. Но внутри черна, как головешка.

Черна ли? Я могу понять стремление Келли добиться лучшей жизни. И сам бы так поступал, если бы… Если бы родился женщиной? Наверное. Или если бы другого пути не осталось. Что же предосудительного нашел Райт в поступках своей будущей супруги?

– Она любит вас.

– Любит? – Хозяин Виноградного дома невольно дернулся, словно мое прикосновение причинило боль. – Она любит деньги. И чем больше денег, тем сильнее любовь, конечно же.

– Дьеси Каелен позвала меня сюда, чтобы вылечить вас.

– Эх, парень… Вот скажи, только честно: зачем ты пытаешься ее защищать? Она ведь тебя и видеть не захочет, как только добьется желаемого. Будет нос воротить и стороной обходить.

Уже воротит. И обходит. Только мне все равно. Женщины, которую я любил, больше нет, а холодность незнакомки меня не трогает и уж тем более не оскорбляет.

– Это ее право.

– Право забыть об оказанной помощи? Считай, как хочешь, только я соглашаться не буду. Думаешь, я не догадываюсь, о чем она тебя просила на самом деле? Ноги ногами, но куда важнее… Рассказать или сам сознаешься?

Оставляю в покое ноги Райта и выпрямляю спину, поднимая взгляд.

– Расскажите.

Он напряженно всматривается в мои глаза больше минуты, потом одобрительно кивает:

– А ты молодец! Не струсил. Хотя и бьешься не за того сюзерена… Но то твой выбор, не мой. А секрет пустячный: Келли просила вернуть мне мужскую силу.

Конечно, пустячный. Испокон веков женщины не находили лучшего способа привязать к себе мужчину, нежели родить ему наследника. Подозреваю, что моя матушка вовсе не хотела портить свою безупречную фигуру родами, но потеря мужа вызывала куда больший страх. И кроме того, многие из нас мечтают о детях. Особенно находясь на пороге старости.

– Хотите попробовать? Вдруг получится?

Хозяин Виноградного дома нахмурился, с виду грозно и сурово, но в голосе довольных ноток стало только больше:

– И снова молодец! Неужели она тебе была так дорога, что честь и гордость воды в рот набрали?

– Дьеси Каелен попросила. Я согласился исполнить ее просьбу.

Усмехается:

– Еще бы меня следовало спросить, так, для порядка.

– Будете утверждать, что не хотите наслаждаться жизнью вместе с красивой молодой женой?

Губы Райта несколько раз дрогнули, но старик все же заставил плоть подчиниться духу и вернул на лицо спокойную уверенность:

– Хотел бы. Ой, как хотел… Только не могу. Потому что мое счастье грозит бедами моим… Нет, детей у меня не будет. Ни с Келли, ни с кем-то еще.

Странное утверждение.

– Но почему? Считаете это невозможным?

– После встречи с тобой? Нет. Вчера, когда ты ушел, я первый раз за много лет по дому без боли прошелся. Не на раскаленных спицах, а на ногах. Прежних, таких, на которых молодым бегал. Поэтому верю, что и все остальное ты сможешь поправить, но… Мне это не нужно.

– А вашей супруге? Она ведь хочет родить для вас наследника.

– Наследника… – Он оперся о подлокотники и напряг спину. – Наследника… Знаешь, почему я пустил тебя в свой дом? Потому что мы с тобой очень похожи в одной вещи.

– В какой же?

– Мы оба ненавидим магов. Причем по одной и той же причине. Назвать ее? Или сам скажешь?

– С чего вы взяли? Я тоже маг, и в скором времени…

Райт горестно покачал головой:

– Только не ври сам себе. А мне твоя ложь и подавно не нужна. Ненавидишь ведь? Ненавидишь. А можешь сказать, почему?

Конечно. И очень сильно. Потому что они успешнее меня. Потому что умелее. Потому что сильнее. Потому что…

– Потому что они могут делать то, чего не могу я.

– Верно! Но зато и ты, и я можем делать что-то, недоступное для них. Никогда об этом не задумывался?

И что толку в моих умениях? Разбирать заклинания на кусочки? А зачем это нужно и кому? Убирать наскучившие иллюзии? С этим справится любой маг, но они предпочитают не тратить время попусту, если есть такое ничтожество, как я, живущее объедками с чужого стола. Помогать ворам, снимая охранные заклинания? Можно. Но мерзко и противно. Поправлять больную плоть? Мне никогда не разрешат это делать свободно и открыто. Да я и сам не всегда и не на все решусь, а учиться не у кого. Мы все владеем несметными сокровищами, так выходит по словам господина Амиели? Может быть. Но содержимое моего сундука давно затерялось в густой паутине.

– И что можете сделать вы?

– Оставить с носом весь Анклав.

И я даже знаю, каким образом. Без подробностей, конечно, лишь в общих чертах… Но мне нельзя показывать своей осведомленности, верно?

– Весь? Это как же?

– А так. – Он довольно потер руки. – Мой род уже несколько столетий служит Анклаву. И я бы много крепких слов сказал тому из своих предков, который заключил договор Крови.

Так вот в чем дело… Дядя рассказал мне кучу интересностей, но о главном умолчал. Договор Крови, значит? Подписывающая его сторона обрекает весь свой род на вечное служение нанимателю. Вечное и беспрекословное. Те члены семьи, которые захотят избежать исполнения обязанностей, быстро и просто уйдут за Порог, причем без вмешательства кого-то стороннего. Попросту наложат на себя руки. Древняя магия, страшная и непреодолимая, растворенная в живой крови: давным-давно эти чары были запрещены, и, если верить легенде, запрет исходил от драконов, в те времена свободно разгуливавших по земле. И ослушников предавали жуткой смерти, потому желающих нарушать запрет не находилось… Пока не начала тускнеть память об ужасе наказаний за означенные проступки.

Значит, именно так Анклав добился подчинения от рода Амиели? А я было удивился, как же за столько лет договоренность ни разу не нарушалась!

– И вы…

– Я нашел способ разорвать договор.

– Вы хотите…

Глаза Райта, ясные и блестящие, вспыхнули еще ярче.

– Умереть. Разумеется, не сегодня и не завтра, хотя мой час не так уж далек… Но оставлять наследников моей крови я не хочу. Хватит рабства! И как бы Келли ни злилась, от меня она ребенка не получит. Никогда.

И когда ему стал виден выход из тупика? Наверняка довольно давно. Многие годы последний из рода Амиели следил за тем, чтобы оставаться таковым. Именно последним. На это требовалось много душевных и телесных сил. Я бы не смог. Я бы продал будущее своих детей, если бы мне пообещали, что они будут одарены в полной мере.

– Вы очень сильный человек.

Седая голова качнулась:

– Вовсе нет. Слабый и трусливый. Заперся от всего света в этом доме, отказался от борьбы.

– Но вы же сами сказали, что хотите уберечь своих наследников от незавидной участи.

– Да. Тем, что не позволю им родиться. А что скажут мне их души, когда я сам отправлюсь за Порог? Будут благодарить или проклянут?

И кто ответит? Я не слишком-то верю, что где-то там, в Серых Землях рука об руку бродят нерожденные и уже закончившие свой путь. Но Райт верит. Будет верить, несмотря на все возражения. И я ему завидую. До шипастого комка в горле. Потому что сам не верю ни во что, а только делаю вид.

– Они поймут.

– Думаешь?

– Им не останется ничего другого.

– И то верно… Хотя у меня еще есть одна надежда. Появилась намедни. Крохотная такая… Но о ней слишком рано говорить.

Дверь распахнулась. Могу поклясться, стражник, вошедший в комнату, был вовсе не тем, что оставался на посту, охраняя покой своего хозяина, а поднялся снизу, но приближающихся шагов слышно не было. Или местные наемники умеют ходить бесшумно, или среди заклинаний, опутывающих дом, имеются и чары, влияющие на звуки. Не удивлюсь, если ночью все происходит наоборот: малейший шорох звучит громче небесного грома.

– Господин, вас ожидают внизу.

– Кто?

– Посыльный Анклава.

– Как интересно… – Райт подозрительно сощурился. – И зачем понадобился я? Если он доставил послание, почему не уберется восвояси?

– Он желает передать его лично в руки.

– Сколько лишних церемоний… – Хозяин Виноградного дома крякнул, поднимаясь из кресла. – Придется ублажить господина посыльного. А ты пока побудь здесь, мы ведь больше чесали языки, чем занимались делом, а платить за сотрясание воздуха я не стану.

Кто бы усомнился! Есть у старика кому передать наследство или нет, но лишней монетки он все равно из рук не выпустит. До самой смерти.

Меня снова не удостоили и взглядом, а когда дверь закрылась за Райтом и его охранником, в комнате стало тихо и совсем безжизненно. Ой, ноги-то я отсидел! Теперь главное – не торопиться их выпрямлять, чтобы не натрудить растянутые связки ненужным усилием, а то могут и порваться. Так, осторожненько, медленно, затаив дыхание… Есть! Еще пара минут, и кровь вернет своему бегу привычный ритм, а я пока осмотрюсь. Мне же надо исполнить поручение?

Надо. Но… Получается, и Анклав, и Амиели правы в своих притязаниях и решениях. Но один из них определенно правее. Вот только кто?

А хотя зачем мне это знать? Мое дело маленькое, всего лишь попортить заклинание, и то ненадолго. Нет, правильно говорят, чем больше знаешь, тем неспокойнее спишь! Еще сегодня утром я с легким сердцем отомстил бы старику за вчерашние унижения, а сейчас стою и, растерянно проводя пальцами по горячему шелку охранных чар, думаю, а стоит ли действовать против хозяина Виноградного дома.

Почему я принял сторону Анклава? Причислял себя к магам. Наивно и глупо, но мне хотелось и хочется стать одним из них полноправно, а не с горой оговорок. И если меня оставят в покое, а господин старший распорядитель вполне может это устроить, я рано или поздно найду способ научиться плести заклинания, ни в чем не уступая своим соперникам. Ну, почти ни в чем, потому что мне все равно понадобятся чужие объедки.

Значит, Райт был прав: я так и останусь посередине. Чуть ближе к одной из сторон, чем к другой, но все же недостаточно близко. И никакие жертвы, никакие услуги не помогут стать «одним из». Мне нужно что-то решать, и быстрее, потому что время только и знает, что уходить прочь. И я решу. Но сначала… Попробую в последний раз убедиться в своей невезучести. Уберу «охранку». И если после всего этого дядя не исполнит свое слово, выбор будет ясен.

Как же туго натянуты невидимые струны! Нехорошо. Чем больше натяжение, тем меньше свободы, а свобода необходима для главной вещи на свете – жизни. Ослабим узелки, подвинем налево, направо, вверх и вниз, позволим Нитям вольготно колыхаться на ветру, раздвинем Занавеси… Готово. Не знаю, кто и как будет пытаться сюда залезть, но проход открыт. И останется таковым еще в течение двух-трех часов, а потом… Потом не моя печаль. Сказано – сделано. Теперь ход за вами, господин старший распорядитель! Вернее, за вашим наемным вором.

* * *

– Ну как?

Вопрос звучит жадно, почти неистово, но тихо, словно задающая его боится быть услышанной за пределами комнаты.

Не хочется огорчать тебя, Келли, совсем не хочется. Может, соврать? В самом деле, какие у меня обязательства перед богатой благородной дамой? Никаких. Только желание и честное слово. Но договоренность тем и хороша, что должна выполняться обеими сторонами, а мне даже не намекнули на размер оплаты.

Оборачиваюсь.

Кружево, кружево, кружево. Затейливое, плотно охватывающее фигуру, но позволяющее заметить, что под ним нет ничего, кроме голой плоти. Цвета масла, сбитого из самых лучших сливок, шелковистое, поблескивающее при каждом колыхании свечных огоньков. И ожерелье на сей раз не жемчужное, а янтарное, но могу поспорить, надетое все тем же образом.

– Ну?

Темное золото локонов поднято вверх и сколото добрым десятком шпилек. Черты лица безупречно оттенены краской. Картина, а не женщина. Любовался бы неделями напролет… Но дотрагиваться почему-то не хочется.

– Ты будешь отвечать?

Наверное. Работа окончена, теперь можно и поболтать. Вот только о чем?

А от открытого окна дует. И хотя воздух снаружи дома гораздо теплее, чем внутри, стоять на пути этого потока неприятно. Лучше пройду в глубь комнаты. Навстречу Келли.

– Разве он не порадовал тебя вчера сам? Ноги постепенно поправятся. Не за пару дней, конечно, но довольно скоро.

– При чем тут ноги?! А другое? Как с ним?

– Никак.

– Ты уверен?

– Я даже не буду пробовать.

Карие глаза угрожающе сощурились:

– Это еще почему?

– Потому. Ты давно знакома с господином Амиели?

Она даже не заметила, что я нарушил требование обращаться к бывшей возлюбленной со всем почтением.

– Немного меньше, чем с тобой. Но при чем здесь…

– Ты могла бы догадаться, что он умный человек. Должна была догадаться.

Щеки Келли, и без того не особо пылающие румянцем, побледнели еще сильнее.

– Хочешь сказать, я дура?

Не то чтобы… Просто не слишком наблюдательная и одновременно чрезмерно увлеченная исполнением своих желаний особа.

– Ты много раз была с ним? Не прошу называть, сколько именно, просто скажи – много?

Она нехотя процедила сквозь зубы:

– Да.

– И он хотя бы однажды позволил завершить близость… тем, от чего появляются дети?

Молчание. Тишина напряженных воспоминаний. Ошеломленное признание:

– Нет…

– А ведь ему, как человеку богатому, было бы все равно, верно? Такой, как дьен Райт, может признать и прокормить хоть сотню бастардов.

– К чему ты клонишь?

– Он не дал свободы своему семени, потому что не хотел.

– Но теперь все иначе! Я скоро стану его законной супругой и…

– Ничего не изменится, Келли. Мне очень жаль. Правда.

– Он… Он сам тебе так сказал?

– Сам.

И все же, хоть убей, не понимаю, зачем хозяин Виноградного дома так поступил. Я не настаивал на откровенности, даже давал понять, что не желаю вникать в семейные тайны. И все же оказался допущенным к чужим секретам. Зачем? Не люблю испытывать подобное недоумение, потому что вслед за ним приходит страх неизвестности.

– А почему он вообще завел об этом разговор? Уж не потому ли, что ты… Ты разболтал о моей просьбе?!

– Келли, поверь, он и так все знал. Говорю же, дьен Райт – умный человек, и он не мог не…

– Разболтал! Сколько он заплатил тебе за предательство? Сколько?

Тоненькие пальчики стискивают мою рубашку.

– Сколько?! Как дорого ты продаешься?

– Келли, я вовсе ничего не говорил. Ни словечка.

– Сколько?!

Неловко сжатый кулак ударяет мне в грудь. Больно? Не знаю. Не задумываюсь. Потому что с удивлением пытаюсь понять, почему из гневно искривленного рта Келли пахнет несвежим трупом.

– Келли, успокойся. Тебе просто не повезло… Но ведь дети – это еще не все. Ты сможешь жить, как хотела…

Хотя как только бумага будет выкрадена, Райт, скорее всего, потеряет свое состояние. Правда, и в этом случае девица ничего не потеряет. Просто уйдет восвояси. Найдет себе нового покровителя. Или даже вернется ко мне… Не-е-е-ет, только не это!

– Ты ничего не понимаешь! Если детей не будет, он…

– Он не изменит к тебе отношения, не бойся.

Да и куда менять-то? Если верить тому, что я слышал, хозяин Виноградного дома и так невысоко ценит прелести своей избранницы. Но зачем тогда все затеял? Вопросов становится больше и больше, а неумелый кулачок бьет все ощутимее и ощутимее.

– Это ты, все ты! Ты рассказал ему о нас, да?!

– И словом не обмолвился. Он все знал заранее.

Занавеси всколыхнулись, коротко и осторожно. Кто-то пришел? Неужели вор не потерпел до наступления ночи? Рвение, конечно же, заслуживает уважения, но не во всяких делах.

– Небось опорочил меня, как только мог?

Интересно, что я мог бы рассказать Райту, чтобы принизить в его глазах девицу из Дома радости? Ума не приложу. Воображение пасует и сдается. А Келли-то заигралась… Почувствовала себя знатной дамой? Заговорила о чести? Эх… Как быстро. Неужели, я, получив от дяди обещанные блага, тоже начну задирать нос, забывая о прежней жизни? И буду выглядеть столь же мерзостно?

– Келли…

Замах проходит чуть шире, чем предыдущие, пальцы разжимаются и смыкаются снова, приглушая золотистый блеск. А мгновение спустя я понимаю, что именно мимолетно блеснуло в кулаке. Шпилька, выдернутая из причудливой прически. Поговаривают, аристократки используют украшения для волос в качестве оружия. Что ж, сейчас проверю на собственном опыте. Уйти от удара будет сложновато, но возможно. Вот только боюсь, этот выпад я уже не оставлю без ответа, и придется напомнить Келли, что она пока еще стоит со мной на одной ступени, а то и чуть пониже…

Резкий рывок, заставляющий женщину остановить занесенную руку. Звенья ожерелья, впившиеся в плоть над кружевным воротником. Удивление в карих глазах, быстро сменяющееся ужасом, потому что янтарная нить, затянувшись, не позволяет вдохнуть. Глухой хруст ломающихся позвонков на следующем шаге внезапно замедлившегося времени. Выпущенная из затянутых в перчатки ладоней голова Келли безвольно и слишком свободно для живого человека склоняется на сторону, а тело, лишенное последней поддержки, остается стоящим менее вдоха. Моего, конечно же, потому что грудь под нежно-желтым кружевом вздыматься больше не будет. Никогда.

– Думаешь, я не могу постоять за себя?

Тень пожимает плечами, стягивает правую перчатку, опускаясь на корточки рядом с неподвижным телом, и кончиками пальцев дотрагивается до сломанной шеи.

– Ты с большей охотой за себя обычно сидишь.

– Она не причинила бы мне вреда. Поцарапала бы, не больше.

– А большего иногда и не требуется. – Убийца задумчиво посмотрел на острие шпильки, все еще зажатой в кулаке Келли, и тряхнул вороной челкой. – Достаточно и царапины. Уверен, что там не было яда?

– Она же была в волосах…

– И что? Колпачка-то не видно, а штуку с таким острым концом в прическу запихивать не будут.

Наверное, он прав. Только мне все равно.

– Ты убиваешь за такую мелочь?

– Я убиваю за деньги. Обычно за деньги.

Странная оговорка. Тем более если учесть, что…

А какого рожна он вообще здесь делает?!

– Зачем ты пришел?

Темно-серые глаза, в неярком свете свечей кажущиеся почти черными, насмешливо сузились.

– Уж не чтобы тебе сопли вытирать, не надейся!

Так, меня хотят оскорбить? Пусть. Сейчас я готов многое пропустить мимо ушей, лишь бы понять причину сошедших с ума событий.

– Догадываюсь. Ты – убийца. Стало быть, пришел сюда убивать. Ее?

Тень поднимается на ноги, отводя взгляд, словно нуждается в осмотре комнаты.

– Не могу сказать.

– И не надо! Сделал свое дело? Убирайся поскорее!

– Я так и хотел поступить. Но возникло одно препятствие…

– Какое?

– Ты.

Он снова смотрит на меня и почему-то выглядит виноватым.

– Я?

– Тебе нельзя здесь оставаться.

– Это еще почему?

– Наедине с трупом? Как думаешь, что случится, когда сюда кто-нибудь войдет?

Даже не нужно гадать. Решат, что я убил Келли. Потому что у меня были причины. Могли быть.

– Тебе-то что за дело?

– Хочешь быть обвиненным в убийстве? Учти, это посерьезнее мелкой кражи. И наказывается совсем иначе.

Знаю. Но мне все равно не избежать обвинения. Как бы я ни хотел.

– Уходи, пока есть время. А я закрою за тобой «охранку».

– Шутишь?

– Нет.

Губы Тени настороженно сжались:

– Глупо.

– Почему?

– Можно уйти вместе.

– Через сад?

– Ну да.

Хорошо быть уверенным в своих возможностях, верно?