Текст книги "Раскрыть ладони"

– Я не смогу.

– Не хватит сил перемахнуть через ограду?

Еще находит повод посмеяться? Ну-ну. А вот мне не до смеха. Хотя и плакать тоже нет времени.

– Я не смогу пройти по саду.

Он удивленно встряхивает головой:

– Не сможешь? Что за бред! А ну, идем!

Сильная рука цепляет меня и тянет к окну, а заодно и поближе к Тени, от которого… Опять этот запах! Правда, смешанный с потом и чем-то еще, но все так же отчетливо напоминающий о трупе.

– Чем от тебя несет?

– А?

– Воняешь говорю, гадостно!

– Ах, это… Мазь. Чтобы всякие жучки-паучки не кусались.

– И лозянки – тоже?

– И лозя… – Глаза Тени досадливо расширяются. – Забыл! Тут же они кишмя кишат… А запасного флакона у меня при себе нет.

– Именно. Так что… Иди, пока можешь уйти спокойно.

И всем будет лучше. Кроме меня. Но если шпилька в самом деле была отравлена, я мог бы утверждать, что защищался и… Свернул женщине шею. Восхитительно. Тем более по отметинам от ожерелья и самый тупой дознаватель сразу поймет: душили сзади. А как можно обороняться и одновременно находиться за спиной у противника? Мне не поверят. Но попробовать можно. Чтобы хоть ненадолго продлить свое существование. И сохранить жизнь кому-то еще.

– Нет, это нехорошо. – Он сдвигает брови, перебирая в уме возможности сделать из тупика перекресток. – Но даже если… Надо попробовать. Я тебя вытащу.

– Не дури! Я вешу едва ли не больше, чем ты, а двойной вес тебе точно не поднять. Да и… Мало выбраться за пределы сада, верно?

– Верно…

Черты лица убийцы вдруг потяжелели, словно за минуту он стал старше на многие годы.

– Проваливай! А то знаешь, как тихо ходит здешняя стража? И заметить не успеешь, как…

Занавеси снова приходят в движение, и это может означать лишь одно. Дверь открывается, пропуская в комнату… Да какая разница кого?!

Толкаю Тень в окно, но то ли промахиваюсь, то ли он ловко изворачивается, делает мне подсечку, и мы катимся по полу, вминая друг друга в мраморную плитку паркета.

Краем глаза успеваю заметить в дверном проеме растерянного замершего Амиели, потом не вижу уже больше ничего, кроме леса ног, обутых в крепкие сапоги, носки которых увесисто и больно впиваются в бока, заставляя остановиться и разжать… Хотя мне разжимать нечего, потому что вдруг с удивлением понимаю: мышц у меня нет. Совсем. Есть только студень, каким-то чудом удерживающийся на костях. Тело отказывается подчиняться хоть каким-либо приказам. И просьб не слушается. Меня вздергивают вверх, как тряпичную куклу, внимательно вглядываются в мое лицо, переводят взгляд ниже, на шею и грудь в растерзанном вороте рубашки, брезгливо сплевывают и разжимают пальцы.

Падаю, больно ударяясь об пол. На костях непременно будут шишки, а по всему остальному телу – синяки. Но это все потом. Позже. Завтра. В другой жизни. А в той, что пока не рассталась со мной, есть только отчаянная ярость.

Не убежал. Кретин. Идиот. Мерзавец. Подставил меня и подставился сам. Зачем?! Я ему сейчас устрою… Я все скажу. Даже то, о чем спрашивать не будут. Скажу, если…

Если смогу.

* * *

– Только молчи!

Он успел-таки шепнуть, успел за миг до того, как стражники разорвали наши объятия. Успел и этим еще больше разжег мою злость. Но своего добился, не мытьем, так катаньем, потому что чувства прорвали с таким трудом поддерживаемую мной плотину, и начался обычный кошмар.

Молчать, значит?! Да я и так не могу связно сейчас произнести ни единого слова! Получится рычание, мычание, сопение, пыхтение – что угодно, кроме слов! Комок, большую часть времени мирно спящий в щеке у нижней челюсти, радостно встрепенулся, почувствовав мою злобу, и растекся под кожей лужицей онемения, прихватив заодно и язык. Все, что мне теперь остается, только смотреть и слушать, как… Да что за дурости он творит?!

– Признаться, не ожидал увидеть в своем доме в столь поздний час неприглашенного гостя.

Дьен Райт медленно прошелся мимо Тени взад и вперед. Вывернутые назад и вверх руки никому вроде бы никогда не доставляли удовольствия, но на лице убийцы явственно заметна ухмылка. Заметна одному мне, потому что я смотрю с пола. Ухмылка и… Он подмигивает? Все ясно. Безумец. Сумасшедший. Таких в приюте держат обычно. На цепи. И как меня угораздило с ним связаться?

– Так от вас я бы приглашения и не дождался.

– Что-что? Не слышу!

Один из стражников запускает пятерню в волосы Тени, заставляя поднять голову. Теперь я даже не вижу, остается лишь слух. И он меня не радует. Нисколечко.

– К вам бы я и не заглянул.

– А к кому?

– Что ищет каждый мужчина? Женщину, конечно.

Зря дерзит. Не знает, на что способен Райт. Или, напротив, знает слишком хорошо и потому… Старается перевести весь гнев на себя?

– В этом доме есть только одна женщина. Была… Ты искал ее?

– И нашел, как видите.

Шарканье домашних тапочек по мрамору. Полы мантии задевают мое лицо, обдавая пылью. Хочется чихнуть, но сейчас даже такая малость мне не под силу.

– Зачем она была тебе нужна?

– Ни за чем. Я и пришел сказать ей об этом. Да должок забрать.

– Какой еще должок?

– Звонкие монеты. Дураком был, когда одалживал. А она, стерва, все твердила, что ссуду за подарок приняла…

Врет ведь. Нагло и азартно. И чем дольше его будут допрашивать, тем развесистее раскинется дерево лжи. Правда, если хорошенько помнить, кому сказал какую неправду, тебя будет трудно поймать за хвост. А поскольку Келли мертва… Тень может спокойно нести околесицу. Потому что даже самый строгий присмотр не может исключить случайностей.

– И много монет?

– Да вам, глядишь, покажется, что мало, а для меня – целое сокровище.

– Что-то не вижу при тебе денег.

– А откуда им взяться? – Могу поспорить, убийца в этот момент еще и невинно округлил глаза. – Я ж за ними и пришел. Только девица делиться не захотела. Мол, без твоей помощи богатства добилась, без тебя и тратить буду.

Откуда он знает? Хотя… Наверняка в городе ходят сплетни про невиданный взлет бедняжки из Дома радости на недосягаемые высоты.

– Стало быть, отказалась? – задумчиво переспросил Райт.

– Еще и угрожать начала! Позову, мол, сейчас стражу, тебе бока намнут да за ворота выбросят, а то и похуже поплатишься.

– И ты, чтобы не попасться, решил..?

– Да, решил крикунью охолонуть слегка. Только вот силы не рассчитал…

– Свернуть шею – это называется не рассчитать силы?

– А зачем она царапалкой своей начала размахивать? Я хоть и не девица, а лицо порченое носить не хочу, вот и…

Амиели снова сделал несколько шагов, остановился прямо надо мной, слегка нагнулся и заглянул мне в глаза.

– Нрав моей… несостоявшейся супруги был далеко не кротким, согласен. И прошлое таково, что я склонен верить твоим словам. Но оставим мертвым их проступки и слабости, а поговорим о живых и с живыми. При тебе, совсем рядом, убивали женщину, а ты просто стоял и смотрел?

Я бы ответил. С превеликим удовольствием. Хотя вряд ли мои слова обрадовали бы хозяина Виноградного дома, потому что… Я действительно просто смотрел. Ни сожаление, ни сострадание не посетили меня даже в те мгновения, когда Келли задыхалась, пытаясь ослабить натяжение янтарной удавки. Мне было все равно. И мне было немного страшно. Страшно от собственного равнодушия. Я сам не стал бы ни убивать ее, ни уродовать, но лишь потому, что не хотел марать руки о плоть женщины, пропахшую гниением. И если принять на веру рассуждения Райта, вовсе не обязательно, что приторный аромат был порожден средством, защищающим обитателей дома от укусов лозянок.

– Молчишь?

Полы мантии вздрагивают, когда Амиели делает знак кому-то из стражников и носок здоровенного сапога тычется мне в живот. Больно. В другое время я бы согнулся пополам, но сейчас всего лишь покорно принимаю удар. А что мне остается?

– Не желаешь отвечать?

Желаю! Изо всех ничтожных сил, которыми располагаю! Но не могу, будь оно все проклято! Если бы руки меня хоть немножко слушались, можно было бы написать, объяснить и… Отомстить этому наглецу!

Наказать. За то, что не послушался единственного разумного довода, позволяющего уменьшить потери.

Уничтожить. За то, что не дал мне действовать самому.

Развеять прахом. За то, что раз за разом влезает в мою жизнь, принося с собой только беды.

Ненавижу!

– Умм…

Еще один удар. Сильнее или слабее? Впрочем, сейчас разницу мне не прочувствовать.

– Так и будешь молчать?

Стражник подходит к Райту и, судя по звукам, что-то вполголоса говорит тому на ухо.

– Думаете? Что ж, такое вполне возможно. Жаль… Значит, придется вернуться к разговору с другим преступником.

Амиели поворачивается, перекрывая обзор и оставляя мне возможность только злобно пялиться в залоснившиеся складки мантии.

– Поскольку твой подельник не может говорить, рассказывай сам.

– О чем?

– Как оказался здесь? Или меня обманули и охранные чары не действуют?

Убийца не отвечал почти минуту, потом, скорее всего, после болезненного напоминания, выплюнул:

– Действуют. Все из-за них, клятых, и случилось…

– Так-так-так, каким же образом? – оживился Амиели.

– А таким. Мне говорили, что к вам простому человеку не попасть, а девица без охраны на улицу не шастала, вот я и стал за домом приглядывать. Смотрю вчера, знакомое лицо! Я этого мага часто встречал, как-никак почти соседи. И он так запросто через ворота вдруг проходит… Ну, я его и подловил после, дождался да поприжал. Он ведь чары убирать умеет, о том все знают.

Ну, не все, а только те, кому я оказывал подобные услуги. Регистровая служба. И большинство магов, конечно же. Врал бы, да не завирался! Если хочешь, чтобы верили, нельзя грешить в мелочах. Впрочем, Райт может и не заметить. Он же стоит на другом конце лестницы и может узнать все, что пожелает. Так с чего ему сомневаться в осведомленности других? Особенно тех, кому нужны ценные сведения?

– Я ему и предложил: охрану ослабь, помоги в дом залезть, хорошо заплачу. Да не вышло, как виделось…

– Что «не вышло»?

– Чары-то он убрал, да сами знаете, чем мой разговор с девицей закончился. Денег нету, а маг этот и взвился, мол, давай плати, а не то сдам с потрохами. Я сбежать хотел, да не успел – он помешал. А то только б вы меня и видели!

Ну, совсем уж невероятно! Всему городу известно, что Маллет Нивьери ни по доброй, ни по злой воле в драку не полезет, потому что трус изрядный, а из рассказа выходит, что поступил я прямо-таки героически… Бред. Вот сейчас Амиели возьмет и спросит, а каким чудесным образом простой бродяга пробрался через сад, наводненный лозянками, горсточки которых, зацепившихся за одежду, хватило, чтобы полностью лишить меня движения, и все. Конец.

– Вот как…

Неужели он поверил?! Быть не может.

Разворот в мою сторону.

– Значит, все же воспользовался случаем, чтобы отплатить бывшей подружке? А я ведь думал, что ты простил ее. И хотел помочь, как честный и благородный человек… Ошибся. Ну что ж, хоть и стыдно признавать, но в моем возрасте уже можно. Мелкий пакостник, значит… Только на сей раз пакость, хоть и не совсем твоими руками, получилась крупная. Нет, я тебя судить не собираюсь. Не за что и судить-то. И ноги ты мне поправил. Жаль, что не окончательно, но уж не обессудь, больше я тебя на порог своего дома не пущу. Вместо платы обвинять не буду, идет? Вот только что же мне с тобой делать?

А действительно, что? Я даже на своих ногах уйти не могу. Вынесут меня за ворота и оставят на улице? Сколько будет длиться действие отравы? Час? День? Еще дольше? Я ведь и сдохнуть могу, если никто не подберет. Но смерть за оградой – совсем не то, что смерть в пределах ограды, и совесть хозяина Виноградного дома будет чиста. К тому же Келли погибла по моей вине.

Если бы я знал, что никакой кражи не должно быть и в помине! Дядюшка здорово меня обманул. Обвел вокруг пальца. Нет, вокруг всех, на руках и на ногах по очереди. Сволочь…

– Ах да, как я мог забыть? Ты же все-таки маг. Оставлять тебя здесь я не хочу и не собираюсь, лучше сдам твоим соплеменникам. Посыльный из Анклава еще внизу? Сейчас спущусь и вручу ему послание от своего имени. А ты… – смешок, похожий на кудахтанье, – пока никуда не уходи.

– Господин, а что делать со вторым?

– Тащите вниз. Я еще кое о чем его расспрошу. Позже. Когда усопшей буду оказаны… И отправьте кого-нибудь за похоронным мастером!

Шаги. Шелест мантии. Тяжелое отрывистое дыхание. Проходит минута, и все затихает. В комнате остаемся только я и Келли. Она лежит неподалеку, но в ее лицо мне не заглянуть. К счастью. Зато хорошо видны пальцы, так и не выпустившие шпильку.

Неужели меня собирались убить? И за что? За несколько слов правды? За нелепое подозрение? Да, мне не было жаль женщину, чьи мечты в мгновение ока рухнули в пропасть и разбились о далекое дно. Не было жаль, потому что она не приняла поражение с достоинством. Могла ведь промолчать и гордо отвернуться, как, возможно, поступила бы настоящая благородная дьеси. Думаю, та же Иннели не стала бы кидаться на обидчика с кулаками. Или я представлялся Келли настолько безобидным, что она дала волю чувствам?

Скорее всего. В ее глазах я всегда был ничтожеством, как оказалось. И, конечно, когда жалкий раб не выполнил приказа, царственная госпожа удивилась. И разозлилась, чтобы даже в смерти ударить меня побольнее.

Что сказал Райт? Отправит посыльного обратно с новым поручением? Боюсь представить с каким. Участие в убийстве, совершенным Тенью… Меня убьют сразу или чуть погодя? Ах, забыл: меня сдадут Гильдии. Предварительно или вырвав язык, или учинив еще какое-нибудь насилие. Хотя мне и рвать ничего не надо, потому что от страха и боли речь отнимается сама собой. И надолго. Позволь только лужице немоты растечься, она будет доставлять неудобства не меньше суток. Если успокоиться сразу. А если продолжать волноваться…

– Ай-яй-яй, кого я вижу? Любезный племянничек делает все, чтобы бросить тень на честное имя своей семьи… Благодарю вас, дьен, что не стали выносить сор далеко, а сразу сообщили именно мне… Сейчас я его заберу, избавив вас от хлопот. Сейчас-сейчас!

Нет. Только не он. Приди хоть кто-нибудь из Надзорного совета, и у меня был бы шанс умереть легко и весело, рассказав всем любопытствующим о дядиных проделках. Но мне снова не повезло. К дьеси удача обернулась, лишь чтобы помахать на прощание, прежде чем уйти. Навсегда.

* * *

– Мне следовало предполагать, что ты и на сей раз все испортишь.

Петля веревки захлестнула мою шею, приподнимая голову и заставляя смотреть прямо.

– Но я верил в лучшее. Зря, как оказалось. Во всем случившемся радует только одно…

Запястья тоже связаны вместе. Где-то за спинкой стула. Все равно не могу двигаться, так хоть падать не буду. Потому что падать все-таки больно. Да и пока меня тащили прочь из Виноградного дома, со мной не особо церемонились. Думать не хочу, на что похожа одежда. А уж тело должно выглядеть еще хуже!

– Радует лишь одного меня. Меня, а не тех, кто еще спросит за неудачу… Но радость придаст мне сил. Я уже чувствую, как она наполняет мое сердце!

Темный закуток на чердаке дома в одном из малолюдных кварталов. Личное жилище господина старшего распорядителя? Похоже на то. Личное и тайное. Зачем меня приволокли сюда? Вижу единственный вариант развития событий. Причем наполняющий мое сердце, в отличие от дядиного, усталой печалью.

Убьет? Так пусть делает это, пока яд лозянок еще остается в теле и боль чувствуется меньше, чем обычно.

– Но почему же ничего не получилось? Почему? Я все рассчитал и проверил, разъяснил задание до мельчайших подробностей…

Какое еще задание? Мое? Так я его выполнил. Именно так, как мне и велели. Охранные чары снял? Снял. Убийцу в дом впустил? Впустил. А уж дальнейшее… Я, между прочим, старался быть убедительным!

– Совсем ведь просто, верно? Молодой человек. Высокий. Темноволосый. Со смазливым личиком. Бедно одетый. Ну как тут можно промахнуться?! Тем более подходящим изо всех в комнате мог быть только один!

Что-то я не совсем понимаю. Он описывает меня?! Мишенью для Тени был выбран именно я?

– И всего-то было нужно, что выполнить заказ и тихо уйти… И не трогать девицу. Даже пальцем. Хотя и ей поделом. Зазналась, решила, что теперь под крылышком Амиели спрячется от прошлых обязательств? Нет уж, Анклав не оставляет долг неоплаченным, и теперь тому имеется лишнее подтверждение, весьма яркое!

Келли была связана с Анклавом? Как? Почему? Зачем?

Дядя, закончив пристраивать меня на стуле, отряхнул ладони, накинул на плечи разумно убранную на время физической работы мантию и встал так, чтобы позволить себя видеть.

– Удивлен, да? По глазам вижу, что удивлен! Жаль, что сказать ничего не можешь… Мне было бы весьма интересно знать, почему Тень не исполнил поручения. И что там произошло на самом деле. Словам Амиели я не доверял и доверять не буду, а единственный оставшийся свидетель – ты. Впрочем… И хорошо, что молчишь. Очень хорошо!

Что значит единственный? Неужели Тень… Его убили? Вот ведь идиот! Доигрался! Говорил же ему по-хорошему: уходи. Ну конечно, зачем меня слушать? Я же дурак. И трус.

– Иначе, не приведи боги, ляпнул бы мое имя, и… Нет, не будем вспоминать то, что не случилось, а лучше вознесем хвалу небесам за день минувший, не ставший днем последним!

Да, дядюшке не поздоровилось бы. Хоть дьен Райт и не жаловал свою будущую супругу, но прощать убийство Келли господину старшему распорядителю не стал бы. Как и любой другой человек на его месте, располагающий властью и деньгами.

– Она сослужила свою службу. Не так, как было задумано, но все же. Жаль, не удалось довести дело до лучшего окончания… Жаль. Но теперь Амиели знает, что его можно достать из-за любых стен и замков. Наконец-то он почувствует свою уязвимость! Останется только чуть-чуть надавить, и все получится!

Что получится? Зачем давить? И зачем было уверять меня в необходимости кражи? Если теперь выясняется, что бумага была вовсе никому не нужна, то…

– Все еще не понимаешь? – склонился надо мной Трэммин. – Но это же так просто! Хотя я все время забываю о твоей тупости… Сторона, подписавшая договор Крови, передает свои права и обязанности по наследству. А когда кровных наследников не остается, нужно заключать новый договор! Иначе последний из рода вправе передать все, чем владеет, любому человеку, хоть первому попавшемуся под руку. Амиели вполне мог так поступить… Но теперь уже точно не поступит. Побоится. Только бы он не собрался распродать имущество и вернуть в Анклав золото, вот тогда мы многое потеряем!

Конечно, потеряете. Потому что продавать дьен Райт будет задешево, ведь ему нужно всего лишь собрать некую сумму, означенную в договоре. А выкупать поля и прочие угодья придется вдвое, а то и втрое дороже. Что ж, когда старику удастся это проделать, я первым посмеюсь над Анклавом!

Если доживу.

– А все из-за тебя! Ты и в самом деле водишь за собой по пятам беду. Даже умереть спокойно и то не можешь!

Умереть? Не хочет ли дядя сказать, что…

– И ведь все было бы просто замечательно! Смерть мага в Виноградном доме, чего еще можно желать? Злоумышление одной из сторон договора против другой, и договор расторгается с выгодой для потерпевших! Просто, не так ли? Но ты ухитрился испортить и такую простую вещь.

Так убить должны были меня?! Будь я проклят… Умно придумано, ничего не скажешь.

Мое имя вписано в Регистр по праву сданного экзамена. В дом Амиели меня пригласили, а не привели силой. Охранные чары снимал я сам, но всегда можно утверждать, что хозяин дома сделал это, дабы впустить убийцу. Выбор меня как жертвы тоже вполне обоснован: не окажу сопротивления. Вернее, считается, что не смогу оказать. Не совсем понятно только, с какой стати Райту вдруг понадобилось бы меня убивать… А, понял! Заказчицей можно было назвать Келли, будущую супругу, которая захотела избавиться от бывшего любовника и свидетеля постыдного прошлого одновременно. И вина все равно задела бы старика. Так сильно, что договор Крови подлежал бы насильственному расторжению.

Ну дядя…

Какая же ты тварь!

– Вижу, тебе не слишком нравится то, что я говорю? – хихикнул Трэммин. – Знаю-знаю, можешь не стараться напрягать лицо! Все равно, пока яд не покинет кровь, ты не сможешь и пальцем двинуть. А это мне нравится больше всего… Да-да, гораздо больше!

Сволочь. Что же он собирается делать? Убивать? Так почему тянет?

– Ты ведь догадываешься, что я не испытываю к тебе теплых чувств, племянничек? Конечно, догадываешься! Могу даже сказать больше: я тебя ненавижу. Как ненавидел твоего отца. Или даже сильнее, потому что ты все же сумел попасть в Регистр… Даже со своей увечностью. Лучше бы сидел и не высовывался, тогда я, возможно, совсем забыл бы о твоем существовании, но ты… Такой же гордый, как Карлин? По наследству норов передался?

Не помню, чтобы мой отец задирал нос перед кем-то. Или чтобы гордился собой и своими делами. Хотя… Он никогда не говорил мне, что жалеет о моем появлении на свет. Никогда не позволял разочарованию появиться во взгляде. Никогда не упрекал ни меня, ни мою мать. Может быть, именно потому, что гордился?

– Я был согласен терпеть тебя. Согласен, понимаешь? Но ты не довольствовался занятым местом, тебе понадобилось подняться выше… В тот день, когда ты сдал экзамен на занесение в Регистр, я поклялся, что уничтожу тебя. И теперь как никогда близок к исполнению клятвы!

Сколько страсти… Видели бы господина старшего распорядителя сейчас его подопечные и члены Совета! И откуда только что взялось? Помолодел на добрый десяток лет. И почему говорят, что ненависть убивает? Мой дядюшка только расцветает, всем на зависть!

– Надо было прижать тебя сразу, разумеется, а не ждать, пока ты начнешь срывать мои планы, ну да ладно. Меня всегда останавливало твое умение рушить чары. Что-то шептало мне: подожди, Трэммин, придет еще миг твоего торжества… И он пришел! Никто не знает, что ты сейчас здесь, со мной. Никто не увидит. Никто не поможет. А сам себе ты сейчас не сможешь помочь!

Студень мышц леденеет. Что собирается делать этот озлобленный безумец? Неизвестность пугает больше, чем возможная боль. Намного больше.

– Иди-ка сюда, моя копотная радость!

Феечка, опасливо косясь в мою сторону, садится на дядину ладонь и послушно складывает крылья.

– Ты давно мечтала о свободе, не так ли? Ты получишь ее. Совсем скоро. Но сначала еще немножко послужишь. Этот человек причинял тебе вред, верно? Сейчас ты сможешь ему отплатить. Сторицей!

Наверняка Занавеси взметнулись вихрем, когда дядя начал развоплощение феечки. Я ничего не чувствовал. Только с ужасом и восхищением смотрел, как частички дыма, составляющие плоть зверька, расцепляют свои объятия, превращаясь в полупрозрачное облако вдвое больших размеров, чем прежний черный уродец.

Губы Трэммина сложились в трубочку, подули на закопченный туман над ладонью, сотворили из бесформенного пятна вихрь, закрутили тугими кольцами, переплавляя в…

Я не верил собственным глазам.

Гибкое длинное тело, сверкающее всеми оттенками золота, опушенное алыми искрами и увенчанное подобием головы с жадно раскрытой пастью, в глубине которой багрянец переходит в черноту. Не думал, что дядя способен призвать саламандру из останков мелкого духа. Мне следовало оценивать господина старшего распорядителя гораздо выше. И обходить стороной. Самыми дальними задворками.

– Нравится?

Он поднес обвившуюся вокруг ладони змейку поближе к моему лицу.

Горячо. Безумно горячо. Но этот жар не из тех, что обжигает плоть. Хаос не прекращающих движение, раскаленных, шершавых, ощетинившихся острыми кончиками Нитей. До такого и дотрагиваться страшновато. Дяде хорошо, он не способен ощущать Силу как тепло. Но я-то – другое дело. Я…

– Помнится, ты говорил, что не можешь видеть чары, а только способен прикасаться к ним. Для тебя они как ниточки, верно? Какие-то теплее, какие-то горячее… Я не забыл. Ничего не забыл, любезный племянничек. Любопытно, как именно ты ощутишь эту красавицу?

Нет. Не надо. Все, что угодно, только не это!

– Молчишь? А знаешь, я бы пощадил тебя. Если бы услышал, как ты молишь о пощаде. Но чего не дано, того не дано.

Онемение мгновенно захватывает остатки челюстей и подбирается к горлу, из которого все, что удается выдавить, звучит лишь тихим хрипом.

– Как печально… Я столько лет мечтал услышать твои мольбы, а теперь вынужден обойтись без них. Ну ничего, зато мне достанется кое-что другое. Увидеть, как ты теперь уже окончательно перестанешь быть магом!

Он заходит мне за спину. Наверное, наклоняется, отпуская огненную змейку. Ручейки раскаленного масла начинают свой бег по моим пальцам. Все быстрее и быстрее. Все больнее и больнее.

Отпугнуть? Не удастся. Если только собрать все, что есть, но тогда придется наполнить руки огнем и изнутри. Еще. Еще. Еще… Я же ничего не теряю?

Кровь закипает, наполняя сосуды так туго, что они едва ли не лопаются. Чувств нет. Одна только боль. Снаружи, внутри, везде. Боль с лицом дядюшки, заботливо и пытливо глядящим мне прямо в глаза.

Даже слезы похожи на кипяток. Или мне только кажется? Они испаряются, даже не успев добраться до уголков глаз, не то что сползти на щеки.

Саламандра не останавливается, скользя по беспомощным пальцам, и огонь внутри меня тоже прибывает. С каждым вдохом, разрывающим пересохшие от непонятной жажды легкие.

Волна с трудом накопленного жара прокатывается по всему телу, сталкивается с пламенем саламандры и… рассыпается тысячами капель. Каплями ночной росы. Холодными и безжизненными.

Я ничего не теряю. Я уже все потерял.

* * *

– Тебе вовсе не нужно все время сидеть со мной.

Тай обиженно хлопает светлыми ресницами:

– Мне не трудно. А ты не хочешь? Почему?

Почему… Что мне ответить?

Сослаться на собственную мужскую гордость, заходящуюся в плаксивой истерике? Укорить кузину в никчемной трате времени, когда за порогом чердака взывают о внимании сотни куда более важных и нужных дел? Выставить вон вовсе без объяснений?

Можно. Вот только…

У кровати толпится множество лживых и крайне услужливых причин, зато одной-единственной, настоящей правды я сказать не смогу. Язык не повернется. Потому что вслед за признанием… А что придет за ним? Что стоит за дверью, терпеливо ожидая своей очереди? Не знаю. Не могу угадать. И до смерти боюсь проверять. Боюсь приоткрыть створку и встретится лицом к лицу… с пустотой.

Странно, я ведь никогда раньше не боялся неизвестности. Наверное, потому что у меня была цель. Научиться заклинать. Жениться. Обзавестись наследниками. Сохранить память об искусстве, которым испокон веков славен род Нивьери. Целей было много. Или одна, но большая. Огромная, вместившая в себя все, что только нужно человеку, чтобы… Продолжать жить, а не торопиться сбежать за Порог. Но мой великан оказался уязвимее карлика и теперь корчится в судорогах, поверженный и растоптанный.

Почему мне не нравится твое присутствие, Тай? Причина очень проста.

Мне стыдно смотреть тебе в глаза. Потому что, пожалуй, впервые за всю свою жизнь, за все двадцать восемь лет то беспечного, то горестного существования на свете я чувствую себя по-настоящему бесполезным…

Когда невидимый, зато осязаемый огонь саламандры разбил в пух и прах мою оборону, прорвал плотину и ринулся в глубь плоти, я на какое-то время перестал понимать, что происходит. Наверное, испугался. Хотя… За мгновение до поражения уже было понятно: проиграл. Проиграл все, что имел и что надеялся заполучить. Поэтому о страхе речи не шло, просто дыхание остановилось. Совершенно. Последний вдохнутый глоток воздуха забился в груди, как пичуга, попавшая в когти коршуну, а я будто вмиг разучился дышать. Если кто и испугался, то, наверное, дядя. Если, разумеется, не желал видеть мою смерть так скоро. Жаль, что не помню выражение его лица, да и вообще как и когда был вытащен наружу и брошен на заднем дворе необитаемого домика где-то в Подметных кварталах.

В чувство меня привела роса. Липкая, холодная, похожая на пот. Ее капельки на моем лбу слились в одно большое озерцо, струйками новорожденных ручьев стекли по переносице прямо в глаза, и я понял, что все еще жив. Но вместе с этим пониманием пришло и другое, более мерзкое и отвратительное.

Дядя не собирался меня убивать. И правда, зачем? Если ненависть, наконец-то явленная им, правдива, то я могу не волноваться за свою жизнь. Нисколечко. Ведь что всего приятнее мстителю? Наслаждаться своим деянием. А какой прок от трупа? Закопают, и никакой памяти не останется. Зато когда итог мщения продолжает топтать землю… Наверное, это восхитительное чувство. Не знаю. Не хочу даже думать.

– Тебе стало получше?

Забота и искренняя надежда в голосе Тай приносит мучений больше, чем злобные выпады дяди. Как несправедливо!

– Да.

Вру. Снова вру. Лучше мне стать не сможет уже никогда. Потому что со дна пропасти можно подняться, только отрастив крылья. Но кому дано быть крылатым? Только не Маллету Нивьери, из спины которого выжгли остатки мечты. Хотя нет. Не из спины, конечно. Из рук…

Я тогда еще долго лежал, глядя в розовеющее рассветное небо, но не потому, что сил подняться не было, а потому что надеялся: все происходящее мне только снится, и если не буду двигаться еще какое-то время, глаза снова закроются, чтобы распахнуться уже в Серых Землях. Но потом вспомнил, что не верю в посмертие, а значит, пока еще жив.

Садиться было трудно, ведь я не мог помогать себе руками. Пришлось напрягать спину, изворачиваться, лишь бы не допустить ни малейшего касания. Потому что каждая случайная встреча ладоней с землей, одеждой, да даже с воздухом оборачивалась вспышкой. Если, разумеется, их вообще можно различить среди беспощадно пылающего пламени.

Рук не было. Были перчатки, наполненные огнем. Набитые под завязку. И пугающе странным было то, что у самых запястий жар заканчивался, как обрубленный, а дальше… Дальше простирался лед. От пяток до кончиков волос. Огромная ледяная равнина, красоты и ужаса которой я не мог видеть, зато великолепно чувствовал.

– Тогда почему лежишь? Выйди на улицу, там весело! Уже и ярмарка началась, а ты собираешься все проспать?

Да, начался праздник. Середина Лета. Еще год назад я бы радовался этим дням, приносящим непременный и, если повезет, отличный доход. Всего год назад… А теперь? Даже плакать нет сил. И веселящаяся толпа не развеет мою печаль, как бы ни старалась. Если же вспомнить о стыде…

Я именно потому и валяюсь в постели. Чтобы не спускаться вниз и не встречаться с Туверигом и кузенами. Чтобы лишний раз не прятать глаза. Понимаю, дядюшка не станет ни ругать, ни сочувствовать, он и два дня назад, когда я все же доплелся до дома, только пожал плечами. Мол, мое дело, как проводить время, под родной крышей или нет, и раз уж взял на себя смелость отправиться в дебри города, не скули потом, что вернулся побитой собакой.